ШАРЛЬ МАССОН

СЕКРЕТНЫЕ ЗАПИСКИ О РОССИИ

ВРЕМЕНИ ЦАРСТВОВАНИЯ ЕКАТЕРИНЫ II И ПАВЛА I

MEMOIRS SECRETS SUR LA RUSSIE, ET PARTICULIEREMENT SUR LA FIN DU REGNE DE CATHERINE II ET LE COMMENCEMENT DE CELUI DE PAUL I

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ФАВОРИТЫ

Екатерина возводит их обязанности в придворную должность. — Ее темперамент и великодушие в любви. — Ее бесстыдство. — Водворение Зубова. — Перечень двенадцати главных фаворитов. — Последние беспутства Екатерины. — Малый эрмитаж, маленькое общество. — Умолчание.

У Елизаветы английской ¹, Марии шотландской ², Христины шведской ³, у всех русских императриц и большей части тех женщин, которые были вольны в своих действиях, имелись фавориты или любовники. Вменять им это в преступление было бы делом малоучтивого ригориста. Но одна Екатерина II, воплощая легенды о царице Савской ⁴ и подчиняя любовь, чувство и стыдливость, присущую ее полу, властным физиологическим потребностям, воспользовалась своей властью, чтобы явить миру единственный в своем роде скандальный пример. Дабы удовлетворить свой темперамент, она имела бесстыдство учредить придворную должность с полагавшимися при ней: помещением, жалованием, почестями, привилегиями и, самое главное, с четко предписанными обязанностями. Из всех должностей именно эта исполнялась наиболее добросовестно: краткого отсутствия, легкого недомогания того, кто ее занимал, было порой достаточно для того, чтобы его заместить. Кроме того, это было такое место, по отношению к которому августейшая государыня обнаруживала больше всего разборчивости. Думаю, не случалось такого, чтобы она определила к нему неспособного субъекта, и, если не считать периода междуцарствия (между Ланским и Ермоловым ⁵), она ни разу не оставила этого поста вакантным даже на двадцать четыре часа.

Двенадцать фаворитов по званию и обязанностям сменяли друг друга на этом месте, сделавшемся первым в государстве. Многие из них, ограничиваясь несением основной службы и не имея никаких других достоинств, кроме умения хорошо ее выполнять, не пользовались влиянием за пределами спальни, ванной [62] комнаты и будуара. Другие обнаруживали честолюбие, смелость и в особенности самонадеянность, приобретали громадный вес в государстве и сохраняли власть над умом Екатерины после того, как потеряли ее сердце или отказались от ее интимных милостей. Третьи, утомив свою любовницу или растратив юность и здоровье на любовь к ней, не теряли ни ее благодарности, ни дружбы и, признанные неспособными обслуживать лично государыню, считались еще достойными служить империи.

Поистине замечательной чертой характера Екатерины является то, что ни один из фаворитов не навлек на себя ее ненависти или мщения: между тем многие оскорбляли ее, и не всегда она покидала их первой. Ни одного из них не наказывали, не преследовали: те, кого она лишала своего расположения, уезжали за границу и там выставляли напоказ ее благосклонность, проматывали ее сокровища, а потом возвращались в отечество, чтобы спокойно наслаждаться ее благодеяниями. Между тем их ужасная любовница могла бы их уничтожить. Безусловно, Екатерина оказалась в этом случае выше всех распутных женщин, которые когда-либо существовали. Чем это объяснить: величием души или недостатком страсти? Быть может, она имела одну лишь плотскую потребность и никогда не любила по-настоящему; быть может, она еще уважала в своих любовниках ту благосклонность, которой сама их удостоила. Думается все же, что мужчина часто был для нее лишь орудием сладострастия, казавшимся ей более удобным, чем те фаллосы, которыми пользовались некогда жрицы Цереры ⁶, Кибелы ⁷, Изиды и даже пресвятой девы Марии. Далекая от того, чтобы истреблять их после того, как они отслужили свое, она предпочитала видеть в них трофеи своих подвигов и удовольствий.

Салтыков ⁸, Орлов и Ланской были единственными, которых отняла у нее смерть. Другие, пережив ее любовь и имея возможность из досады раскрыть ее слабости или гнусности, мирно владели должностями или богатствами, которые делали их предметом зависти для целого государства. Она довольствовалась всего-навсего отставкой Корсакова ⁹, которого застала на собственной постели в объятиях своей фрейлины, и уступкой Мамонова юной сопернице ¹⁰. Несомненно, такие черты необычайно редки в женщине, любовнице и императрице. Далеко до этого великодушного и благородного поведения Елизавете английской, которая приказывала обезглавливать своих фаворитов и соперниц, и Христине шведской, которая повелела казнить одного из своих любовников у себя на глазах.

И все же Екатерина при всем выказанном ею гении, при всем том, что она старалась соблюдать хотя бы внешнюю благопристойность, должна была хорошо знать и сильно презирать русских, чтобы осмелиться так часто возвышать до себя молодых людей, выхваченных из толпы, и предоставлять им уважение и славословие [63] целой нации, не наделяя их никакими иными званиями, кроме тех, от которых ей следовало бы краснеть. Как могла она вообразить, что способность ей нравиться означает вместе с тем уменье управлять? Ее любовнику довольно было провести с ней одну ночь, чтобы на следующий день восседать подле нее на троне.

Достаточно будет в подробностях рассказать, как был определен к должности фаворита Зубов, последний любимец Екатерины, чтобы познакомить моих негодующих читателей с тем, каким образом это происходило и как Екатерина позорила свой возраст, пол и сан.

Платон (это имя давало придворным повод говорить, что Екатерина кончила платонической любовью.) Зубов был молодым поручиком конной гвардии; ему покровительствовал Николай Салтыков, которому он приходился дальним родственником; один из моих друзей, снабдивший меня некоторыми материалами для этих записок, состоял тогда адъютантом Салтыкова. В этом качестве он часто оказывался по разным поводам рядом с Зубовым и даже стремился сидеть поближе к нему за обеденным столом. Зубов очень хорошо говорил по-французски; он получил некоторое воспитание, обнаруживал гибкий и образованный ум, немного рассуждал о литературе и музицировал. Он был среднего роста, но гибок, нервен и хорошо сложен. У него был высокий и умный лоб, красивые глаза, а его лицо не имело еще того натянутого, холодного и тщеславного выражения, которое не сходило с него впоследствии. Когда весною 1789 года Екатерина переезжала в Царское Село, он ходатайствовал перед своим покровителем о милости быть назначенным командиром сопровождавшего ее отряда и, получив это разрешение, обедал с Екатериной. Как только двор прибыл из Петербурга, разразился скандал с Мамоновым: этот фаворит был обвенчан и выслан. Из молодых офицеров один Зубов был на виду, и кажется, что именно этому счастливому для него стечению обстоятельств, а не обдуманному выбору Екатерины он был обязан своим возвышением. За отсутствием Потемкина, Николай Салтыков, бывший тогда в большом почете, ввел молодого Зубова к императрице и помогал ему с тем большим рвением, что надеялся найти в нем опору для противостояния надменному Потемкину, которому он один недоброжелательствовал при дворе. После ряда тайных бесед в присутствии ментора (он был гувернером великих князей и министром военных дел.), Зубов был испробован и направлен для более тщательного испытания к г-же Протасовой ¹¹ и лейб-медику (фрейлину Протасову по ее обязанностям называли испытательницей. Лейб-медиком был тогда Рожерсон ¹²). Отчет, который они представили, должно быть, оказался для него благоприятен: он был назначен флигель-адъютантом, получил в подарок сто тысяч рублей на шитье сорочек и был помещен в [64] апартаменты фаворитов со всеми полагающимися преимуществами. На следующий день все увидели, как этот молодой человек запросто подавал руку государыне; он был облачен в новый мундир, на голове у него красовалась большая шляпа с плюмажем. Шел он в сопровождении своего покровителя и других вельмож, которые шествовали позади с непокрытыми головами. А ведь накануне он толкался у них в передних.

По вечерам, по окончании карточной игры, Екатерина обычно распускала придворных и входила в спальню в сопровождении фаворита; иногда при этом присутствовали ее сын и внуки. Вот каким образом она безнаказанно оскорбляла свой двор и порождала презрение в душах тех, кто должен был ее уважать.

На следующий день старые генералы и прежние министры роились в приемных нового божка, и все падало перед ним ниц. Это был гений, которого углядел проницательный глаз Екатерины. В его карман рекой потекли сокровища империи, и ничто не могло сравниться с бесстыдством Екатерины, кроме низости и позорной угодливости ее придворных (однажды Зубов охотился и остановился со своей свитой на дороге, ведущей из Петербурга в Царское Село. Придворные, которые ехали ко двору, курьеры, почта, все кареты и крестьяне замерли на месте; никто не смел двинуться до тех пор, пока молодой человек не решил, что пора ехать дальше, и не освободил дорогу. А он оставался там долее часа, дожидаясь зайца.).

Может быть, вам будет любопытно прочитать здесь хронологический перечень главных фаворитов Екатерины, которые в той или иной мере управляли Россией от имени их августейшей любовницы.

СЕРГЕЙ САЛТЫКОВ

открывает этот список, и утверждают даже, что он получил первые ласки Екатерины, еще великой княгини, потому что физиологическое препятствие помешало сорвать их Петру III. Он слывет в России истинным отцом Павла. Любимый и счастливый Салтыков сделался несдержанным и стал ревновать. Елизавета почетным образом удалила его от двора, и он умер в изгнании (Салтыков был умен и обладал всем обаянием и тщеславием, свойственными молодому русскому вельможе. Он был единственным фаворитом, которого Екатерина выбрала из знатной фамилии. Ее политика тогда еще не властвовала над ее сердцем.).

СТАНИСЛАВ ПОНЯТОВСКИЙ

быстро заставил Екатерину забыть о Салтыкове. Он был тогда польским посланником в Петербурге. Красивый, учтивый и умный, он понравился юной Екатерине, которая в скором времени назначила ему свидание, где он и был осчастливлен. Петр III смущал их иной раз, хотя он был мало ревнив и свою трубку, [65] бутылку, любовницу ¹³ и солдат предпочитал своей очаровательной жене. Известно, каким образом Екатерина, сделавшись императрицей, заставила дать польскую корону своему любовнику. Его злополучное царствование доказало, что, когда любовь возводит на трон, она бывает столь же слепа, сколь фавор, распределяя должности и власть. Станислав был любезнейшим из людей и ничтожнейшим из королей. Как столь малодушный человек мог хоть на мгновение снискать уважение Европы? И тем не менее, кто им не восхищался? Как противоречили друг другу его чувства, слова и поведение! На последнем заседании Сейма ¹⁴ генеральный нунций Комар, видя его колебания, при всех сказал ему (этот честный поляк, произнося свою пламенную речь, был прерван на полуслове и выдворен из залы Раутенфельдом ¹⁵ и Пистором ¹⁶, русскими приспешниками, которые достойны сравнения с варварами Кречетниковым ¹⁷ и Каховским ¹⁸. Боже, что за дикие имена! люди, которые их носили, были еще страннее. И вот эти-то два человека в мгновение ока завоевали Польшу и ниспровергли Конституцию 3 мая, на защиту которой, казалось, поднялся весь народ! Костюшко! ¹⁹ где ты был тогда?.): "Как, государь! Разве вы уже не тот человек, который, скрепляя своей подписью Конституцию 3 мая, клялся: "Пусть моя рука отсохнет раньше, чем я подпишу любой противоречащий этому акт?" Вся Европа обвиняет вас в том, что вы ставленник Екатерины. Докажите же ей, по крайней мере, что она не зря дала вам корону, что вы умеете царствовать". И все же недостойный Станислав через несколько дней подписал соглашение, которое во второй раз расчленяло Польшу; этим он формально признавал, что был только крамольником и бунтарем, утверждая разумную конституцию, дававшую ему как королю больше авторитета и обещавшую его подданным больше свободы и благополучия (он подписал его, однако, не без сопротивления. Он ответил Сиверсу ²⁰, который требовал, чтобы он отправился в Гродно и сам стал во главе конфедерации ²¹ "Я никогда не пойду на такую низость. Пусть императрица забирает обратно корону, которую она мне дала, пусть ссылает меня в Сибирь, пусть выгоняет меня из королевства пешего и с посохом в руке, но я не поступлюсь своей честью". Его заперли, лишили пищи, ему угрожали, и тогда он возглавил конфедерацию. Полковник Штакельберг, племянник Игельстрема ²², в конце концов поднес ему для подписания акт о разделе Польши. Читая его, Станислав заплакал: "Милостивый государь, милостивый государь, сжальтесь надо мною! Не заставляйте меня подписываться под своим позором!" Штакельберг сказал ему, что, принеся эту жертву, он сможет наслаждаться счастливой и покойной старостью; он втер слезы и ответил: "Что ж! хотел бы в это верить". Но когда вошла его племянница ²³, он вместе с ней снова стал обливаться горючими слезами.). Если бы в это время он хотя бы сложил с себя королевское достоинство, которое бесчестил, то он мог бы внушить сочувствие к своей участи, но, не сделав этого, он заслуживал только презрения. Он не сумел ни быть королем, ни перестать им быть. Он не имел даже здравомыслия и гордости Арлекина, который, когда у него вырывают берет и он не может больше его защищать, бросает его на землю со [66] словами: "Нате, возьмите!" Он предпочел доживать свои дни опозоренным и приехал в Петербург, чтобы умереть там в унижении (на одной из тех придворных церемоний, где Павлу нравилось чваниться со скипетром в руке, с короной на голове, с императорской маеткей ка плечах (так изображают иудейских царей на старинных картинах), сопровождавший его Станислав, удрученный старостью и усталостью, был вынужден присесть в уголке, покуда к руке Павла подходили триста или четыреста придворных рабов. Тог заметил, что старый король сидел во время этой высочайшей церемонии, и послал к нему флигель-адъютанта с приказанием встать.).

Из всех фаворитов Екатерины одного Станислава ей нравилось унижать после того, как она его возвысила. Чувство собственного достоинства и любви к родине, которое, казалось, на мгновение одержало в сердце короля победу над благодарностью и раболепием, в глазах гордой царицы сделало из него преступника. Она была снисходительна в любви, но неумолима в политике, потому что гордость была самой сильной из ее страстей, и женщина в ней всегда подчинялась императрице.

ГРИГОРИЙ ОРЛОВ,

чей фавор был таким продолжительным и блестящим, чья история столь тесно связана с историей Екатерины, по-видимому, разделял с ней трон, на который сам ее возвел (если в этих мемуарах так мало говорится о перевороте 1762 года, то по единственной причине: Европа достаточно о нем осведомлена из истории, написанной Рюльером ²⁴ и вполне соответствующей тому, что в настоящее время знают и чему верят все. В России я много раз слышал о подробностях этого происшествия от людей, бывших в числе действующих лиц; и они почти совпадали с теми, о которых я потом прочел у Рюльера.). Он один обладал всей властью и почестями, впоследствии украсившими Потемкина и обременившими Зубова. В его характере было много благородства и твердости, которые он первый и обнаружил. Хотя он был молод и крепок, его брат Алексей (этот Алексей Орлов был вместе с Пассеком ²⁵ и Барятинским ²⁶ одним из убийц Петра III. Впоследствии он прославился экспедицией в Архипелаг и в особенности битвой при Чесме, от которой получил свое прозвище Чесменский. Бесчестное похищение дочери императрицы Елизаветы ²⁷, совершенное им в Италии, — девушки, которую Екатерина, по-видимому, принесла в жертву, как и Ивана ²⁸, довершает его портрет, делая его ненавистным и гнусным, несмотря на все завоеванные им лавры Вскоре вы увидите, как Павел отомстил убийце своего отца. В настоящее время он живет в изгнании в Германии, где тщетно пытается роскошью и издержками завоевать расположение окружающих. От него бегут и отворачиваются, как от ужасного чудовища.), силой равный Геркулесу, а телосложением напоминавший Голиафа, был его товарищем в специальных обязанностях у ненасытной Екатерины, находившейся тогда в полном расцвете молодости и сил. Она имела от Григория признанного сына, названного Василием Григорьевичем Бобринским ²⁹ (этот Бобринский очень похож на мать, и тот, кто смотрит на профиль Екатерины, отчеканенный на рубле, видит лицо ее сына. Он отличался разными шалостями и дебошами, хотя был и умен, и образован. Он был выслан в Эстляндию, но его брат Павел по восшествии на престол призвал его в Петербург и произвел в майоры конной гвардии; через некоторое время он оказался в немилости.), [67] которого было велено воспитывать в кадетском корпусе; его гувернером сделался адмирал Рибас, в то время бывший преподавателем в этом учебном заведении. Две хорошенькие фрейлины, которых Протасова, камер-фрейлина императрицы, воспитала как своих племянниц, также слывут дочерьми Екатерины и Орлова. Именно для этого знаменитого фаворита по ее желанию был выстроен печальный Мраморный дворец, на фронтоне которого она с бесстыдством повелела высечь следующую надпись; "В знак благодарной дружбы". По случаю путешествия, совершенного им в Москву для того, чтобы водворить там порядок и изгнать оттуда чуму, была отчеканена большая медаль. Он представлен здесь в образе Курция ³⁰, бросающегося в бездну, с такой подписью: "И Россия рождает таких детей". Но, бросаясь в другую (я видел весьма забавный рисунок. Екатерина Великая, стоя одной ногой в Варшаве, а другой в Константинополе, накрыла всех государей Европы своими широкими юбками, словно шатром. А они, подняв глаза и разинув рты, дивятся лучистой звезде, которая образует центр. Каждый из них произносит слова, соответственные его положению и чувствам. Папа римский восклицает: "Иисусе! какая бездна погибели!" Король польский: "Это я, я содействовал ее увеличению!" и проч.) пропасть, он наилучшим образом служил Екатерине. Гатчинский замок ³¹, в котором обитает теперь Павел, — еще один памятник князю Орлову. Двенадцать лет радостей и величия этого любовника утомили, наконец, его государыню, утвердившуюся на троне, и после долгой борьбы им завладел Потемкин. Торжество соперника и непостоянство Екатерины, которую Орлов вслух называл неблагодарной, произвели на него печальное действие: он потерял и здоровье, и рассудок. Надменный, могущественный, блестящий Орлов умер в ужасном безумии, пачкая лицо собственными испражнениями, которыми он питался, как другой Иезекииль ³² (многие утверждают, что Потемкин отравил Орлова растением, действие которого состоит в помрачении ума; русские называют его "пьяная трава".).

ВАСИЛЬЧИКОВ ³³,

которого провел Панин во время отсутствия Орлова, заполнял время между двумя гордыми соперниками. Он был для Екатерины только орудием наслаждений.

ПОТЕМКИН.

В один прекрасный день он смело завладел апартаментами своего предшественника и засвидетельствовал свою победу, сделавшись таким образом хозяином на поле брани, которое у него долгое время оспаривали. Его страстность, смелость, колоссальная физическая сила очаровали Екатерину. Он был единственным фаворитом, который сам осмелился сделаться ее любовником и тем избавил ее от [68] авансов, которые она всегда вынуждена была делать: по-видимому, он даже истинно и романтически был влюблен в нее (известна песня, которая начинается такими словами: "Как скоро я тебя увидел"; он сочинил ее, влюбившись в Екатерину. Она дышит чувством и заслуживает перевода. Вот что я помню: "Как скоро я тебя увидел, я мыслю только о тебе одной. Твои прекрасные глаза меня пленили, и я трепещу от желания сказать о своей любви. Любовь покоряет все сердца и вместе с цветами заковывает их в одни и те же цепи. Боже! какая мука любить ту, которой я не смею об этом сказать, ту, которая никогда не может быть моей! Жестокое небо! Зачем ты создало ее столь прекрасной? зачем ты создало ее столь великой? Зачем желаешь ты, чтобы ее, одну ее я мог любить? Ее священное имя никогда не сойдет с моих уст, ее прелестный образ никогда не изгладится из моего сердца!" и т. д.). Сначала он обожал свою государыню как любовницу, а впоследствии нежно любил как свою славу. Эти два великих характера казались созданными друг для друга: они любили друг друга и сохранили взаимное уважение, перестав быть любовниками; политика и честолюбие продолжали связывать их тогда, когда страсть уже освободила их от своих уз.

Я предоставлю путешественникам во всех подробностях рассказывать о пышности потемкинских праздников, о варварской роскоши его дома, о ценности его бриллиантов, а немецким писакам — повествовать, сколько в его библиотеке под видом книг было ассигнаций в переплетах, сколько он платил за вишни, блюдо которых он обыкновенно преподносил своей августейшей государыне в первый день нового года, и сколько стоило его любимое блюдо — стерляжья уха, как он посылал курьера за несколько сотен лье, чтобы тот доставил арбуз или букет его любовницам (в свите Потемкина был офицер по фамилии Бауер ³⁴, которого он посылал то в Париж за танцовщиком, то в Астрахань за арбузом, то в Польшу — отвезти приказание арендаторам Потемкина, то в Петербург с донесениями Екатерине, то в Крым для сбора винограда и т.д. Этот офицер, который всю жизнь провел в разъездах на почтовых, попросил написать ему эпитафию — на случай, если он когда-нибудь сломает себе шею. Один из его друзей сочинил такие стихи:

Под этой плитой лежит Бауер: Ямщик, гони скорей!).

Тот, кто захочет увидеть его портрет, найдет его превосходно нарисованным в книге под названием "История Екатерины II". Подробности же политической жизни Потемкина завели бы меня слишком далеко. Один из моих друзей, который сопутствовал ему в его походах, пишет о нем сейчас заметки и лучше меня сможет удовлетворить любопытство, вызываемое этим необычайным человеком.

Он создавал, или разрушал, или все баламутил, но при этом все животворил. Когда его не было поблизости, говорили только о нем, в его присутствии все смотрели только на него. Ненавидевшие его вельможи, которые играли некоторую роль при дворе, когда он был в армии, при виде его, казалось, уходили под землю и совершенно перед ним уничтожались. Принц де Линь ³⁵, который писал ему [69] льстивые (в одном из этих писем, которые принц распространял при дворе из тщеславия, говорилось: "Вы оказываете вашей августейшей и любезной государыне больше любезностей, чем все придворные Людовика XII ³⁶, вместе взятые, могли оказать своему королю". Черт возьми! еще бы! Хотя у Людовика XIV и было много слабостей, но в содомском грехе он неповинен. Если же понимать эту фразу в другом смысле, то принц опять не прав. Известно, что герцог де Фейяд ³⁷ воздвиг на собственные средства великолепный памятник своему господину. Потемкин не сделал для Екатерины ничего, что могло бы сравниться с этой любезностью.) послания, говорил: "В этом характере есть и гигантское, и романтическое, и варварское". И это правда. Его кончина оставила незаполнимую пустоту в Петербурге, и эта смерть была так же необычайна, как и его жизнь. Он провел около года в столице ³⁸, предаваясь всевозможным удовольствиям, даже оргиям, забывая о своей славе, и выставлял напоказ свои богатства и положение с оскорбительным чванством. Он принимал самых знатных сановников как своих лакеев, едва замечал маленького Павла и не один раз появлялся в апартаментах Екатерины с голыми ногами, растрепанными волосами и в халате. Старый Репнин воспользовался его отсутствием ³⁹ для того, чтобы бить турок и принудить их просить мира, и за два месяца сделал больше, нежели Потемкин в три года. Потемкин, желавший затянуть войну, получив такие известия, пробуждается от сна и приезжает (его встреча с Репниным была весьма любопытна: "Как, — сказал он ему, — будучи ничтожным учеником Марина ⁴⁰ (Репнин был ревностным апостолом мартинизма), осмелился ты в мое отсутствие предпринять такие действия? Кто приказывал тебе так поступать?" Репнин, возмущенный, наконец, подобным обращением и расхрабрившийся от своих успехов, посмел на этот раз выказать твердость: "Я служил своей родине, — сказал он, — моя жизнь не в твоей власти, а ты — дьявол, которого я больше не боюсь". Сказав эти слова, он вышел в бешенстве, захлопнув дверь перед носом Потемкина, который следовал за ним с поднятыми кулаками. Еще немного, и два героя России вцепились бы друг другу в волосы.). Но он уже носил смерть в крови. Прибывши в Яссы, которые с давних пор были его штаб-квартирой или, вернее, его столицей и двором, он стал трезв, меланхоличен и весьма беспокоен, нетерпелив по отношению к своему недугу. Он хотел поспорить с ним и победить его своим железным характером. Он смеялся над врачами, ел солонину и сырую репу. Болезнь его усилилась. Он приказал везти себя в Очаков ⁴¹, завоеванный и любимый им. Едва он сделал несколько верст, как воздух в карете, по-видимому, стал его душить. Расстелили его плащ на краю дороги, на плащ положили его, и он испустил дух на руках своей племянницы Браницкой, которая его сопровождала. При известии о его смерти Екатерина трижды падала в обморок; пришлось сделать ей кровопускание, ибо думали, что она умирает: она почти так же скорбела о Потемкине, как и о кончине Ланского. Но в первом она потеряла не любовника: это был друг, гений которого не уступал ее собственному; на него она смотрела как на опору трона и исполнителя ее обширных проектов. Екатерина, восседавшая на захваченном силою престоле, [70] ненавидимая своим сыном, была женщина — и женщина робкая. Она привыкла видеть в Потемкине покровителя, благосостояние и слава которого были тесно связаны с ее собственными. Она вновь ощутила себя иностранкой, начала бояться сына и в это-то именно время оперлась на своего внука Александра, который уже выходил из детского возраста, и стала противопоставлять его Павлу.

Какой контраст, какой урок предлагает смерть трех самых великих людей России! Орлов, который одиннадцать лет царствовал бок о бок с Екатериной, делил с нею трон и постель, кончает тем, что поедает свои экскременты и умирает в жалком сумасшествии. Потемкин, могущественный, великолепный Потемкин, основатель стольких городов и дворцов, завоеватель целых царств, кончает жизнь на большой дороге. И сама Екатерина падает со стульчака и отдает Богу душу на полу, испуская жалобный крик!

Богатства Потемкина преувеличены молвою. Они не приближались к состоянию Меншикова ⁴², и в особенности к тем сокровищам, что скопил недостойный Бирон ⁴³. Даже последний фаворит владеет куда более значительными. Потемкин, правда, заимствовал деньги непосредственно из государственной казны, но он немало расходовал на нужды империи и был не только любовником Екатерины, но и великим правителем России. Зубов тоже черпал из общественных сокровищ, но никогда не истратил и рубля для общества.

Потемкина от всех его коллег отличает одно: потеряв сердце Екатерины, он не утратил ее доверия. Когда честолюбие заменило в его сердце любовь, он сохранил все свое влияние, и именно он доставлял новых любовников своей прежней наложнице. Все последовавшие за ним фавориты были ему подчинены.

ЗАВАДОВСКИЙ

был предоставлен Потемкиным Екатерине для исполнения физиологических обязанностей, когда оба они были утомлены совместными упражнениями в них. Он был молод, силен, хорошо сложен; но склонность, которую императрица к нему питала, скоро прошла. Завадовский был назначен секретарем; его отставка не сопровождалась никаким шумом: он остался при кабинетских делах и был сделан личным советником императрицы. Он еще жив и весьма богат — благодаря первым щедротам своей любовницы.

ЗОРИЧ ⁴⁴

— на него непостоянная Екатерина обратила потом свой взор — единственный иностранец, которого она осмелилась сделать фаворитом за время своего царствования. Это был серб, бежавший из константинопольского острога, где он [71] находился в заключении. При дворе он впервые появился в гусарской форме. Он ослепил всех своей красотой, и старые дамы до сих пор говорят о нем как о втором Адонисе. Покровительствуемый сначала Потемкиным, он вскоре пожелал стряхнуть с себя это ярмо, рассорился с ним и вызвал его на дуэль. Он не имел достаточно развитого интеллекта, чтобы пленить ум Екатерины, и в конце года она отослала его, осыпав подарками: он получил город Шклов, в котором устроил нечто вроде отдельного государства, — единственный в России пример. Он живет здесь как принц, содержа двор и принимая у себя иностранцев. Если он и обогатился за счет грабежа государства, то довольно благородно возвращает ему некоторую часть взятого: он основал в Шклове кадетский корпус ⁴⁵, где по его желанию и на его средства воспитываются двести молодых офицеров. Несмотря на эти занятия, на игры, спектакли и удовольствия, на которые он расходует чрезвычайно много, ему скучно в своем княжестве. Напрасно он в течение многих лет добивался разрешения вновь появиться в Петербурге: ему этого не позволили; однако Павел только что призвал его ко двору.

КОРСАКОВ,

русский петиметр, воспитанник дворцового гвардейского корпуса, где он исполнял службу унтер-офицера и где Екатерина его заметила и допустила до своей постели. Он был неблагодарен или неверен. Екатерина застала его на своей кровати державшим в объятиях красавицу графиню Брюс, ее фрейлину и доверенное лицо. Она удалилась в оцепенении и не пожелала более видеть ни любовника, ни подругу. Другому наказанию она их не подвергла.

ЛАНСКОЙ,

гвардеец-кавалерист, к этому времени уже обратил на себя внимание Екатерины (все офицеры, которые имели или думали, что имеют привлекательную наружность, старались как можно чаще появляться на выходах Екатерины. Даже при дворе, даже вельможи иногда уступали дорогу какому-нибудь красавчику, прекрасно зная, что ничто так не нравилось их августейшей государыне, как шествовать по залам своего дворца между двумя рядами красивых малых. Назначения в такой караул всячески домогались, показывая себя и хорошо сложенные ляжки, и многие семейства основывали свои надежды на каком-нибудь юном родственнике, которого они старались таким образом выдвинуть.). Вскоре он был самым обожаемым из любовников и оказался наиболее достойным этого. Он был красив, полон обаяния и изящества, человечный, благодетельный, он любил искусства, покровительствовал талантам: все, по-видимому, соглашались с предпочтением, которое оказывала ему государыня. Благодаря своему уму он приобрел, может быть, столько же влияния, сколько качества его сердца снискали ему [72] сторонников. Потемкин его боялся и, как говорят, отравил его: он умер в ужасных мучениях. Напрасно Екатерина расточала ему самые нежные заботы: ее поцелуи приняли его последний вздох. Она запиралась у себя в покоях в течение многих дней, которые проводила в отчаянии. Она обвиняла небо, желала умереть, перестать царствовать и клялась никого более не любить. Она действительно обожала Ланского: ее скорбь обратилась в гнев против медика, который не мог его спасти. Он должен был броситься к ногам государыни и умолять ее о пощаде за бессилие своего искусства. Скромная, убитая горем вдова, она носила траур по своему возлюбленному, и, как новая Артемиза ⁴⁶, она воздвигла в его память гордый мавзолей близ Царского Села. Так провела она более года и только по истечении этого срока нашла ему замену. Но, подобно другой эфесской матроне, она избрала ему недостойного преемника. Это был

ЕРМОЛОВ,

наименее любезный и наименее красиво сложенный из всех, на ком она останавливала свой выбор; однако он утешил ее, наконец, в потере милого, нежного Ланского. Но он вызвал раздражение Потемкина прежде, чем перестал нравиться Екатерине, и гордый фаворит потребовал и добился отставки любовника, который, таким образом, не оставался при исполнении обязанностей и двух лет.

МАМОНОВ,

который оспаривал у Ермолова случай, сменил его. Мамонов был приятен, имел совершенной красоты торс, но был дурно сложен в нижней части фигуры. Он был одобрен и любим и оставался бы в фаворе долгое время, но ему опротивели увядшие прелести его шестидесятилетней любовницы. Он влюбился в юную княжну Щербатову и имел мужество сознаться в этом, прося позволения жениться. Екатерина была достаточно великодушна и горда, чтобы согласиться на его просьбу, не делая ему никаких упреков. Она поженила его со своей фрейлиною при дворе и отправила в Москву, щедро одарив их имениями (рассказы об ударах кнутом, которыми она велела наградить новобрачных, — просто-напросто ложь; в России я не слыхал об этом ни слова.).

ЗУБОВ.

В начале этой главы мы видели, как он сделался последним из фаворитов Екатерины. Ему не было и двадцати пяти лет, ей — за шестьдесят (Екатерина на два года старше, чем сообщает календарь. Так как она оказалась старее Петра III, то императрица Елизавета, приказав ей прибыть в Россию, благосклонно вычеркнула эти годы. А есть старые немецкие календари, которые доказывают, что она родилась в 1727 году. Это всего лишь мнение, которое многие отвергают, и я сейчас не могу подтвердить его документами.). В конце концов [73] она обращалась с ним одновременно и как с сыном, и как с любовником, сама занималась его воспитанием и все более привязывалась к своему творению, сделавшемуся ее идолом. Между тем ее похотливые желания еще не угасли, и она на глазах других возобновила те оргии и вакхические празднества, которые некогда справляла с братьями Орловыми. Валериан ⁴⁷, один из братьев Зубова, младший и более сильный, чем Платон, и здоровяк Петр Салтыков, их друг, были товарищами Платона и сменяли его на поприще, столь обширном и нелегком для исполнения. Вот с этими тремя молодыми развратниками (развратниками можно назвать в особенности Валериана Зубова и Петра Салтыкова, которые вскоре безнаказанно предались всем возможным излишествам. Они похищали девушек на улицах, насиловали их, если находили их красивыми, а если нет, оставляли их слугам, которые должны были воспользоваться ими в их присутствии. Одним из увеселений младшего Зубова, который за несколько месяцев перед тем был скромным и застенчивым юношей, было платить молодым парням за то, чтобы они совершали в его присутствии грех Онана. Отсюда видно, как он воспользовался уроками старой Екатерины. Салтыков изнемог от этого образа жизни и умер, оплакиваемый теми, кто знал его еще до того, как он стал фаворитом.) Екатерина, старуха Екатерина проводила дни в то время, когда ее армии били турок, сражались со шведами и опустошали несчастную Польшу, в то время как ее народ вопиял о нищете и голоде и был угнетаем грабителями и тиранами.

Именно в эту пору вокруг нее составилось небольшое интимное общество, в которое входили фавориты, придворные и самые надежные дамы. Этот кружок собирался два или три раза в неделю под названием малого эрмитажа. Сюда часто являлись в масках; здесь царствовала великая вольность в обхождении: танцевали, разыгрывали пословицы, сочиненные Екатериною, играли в салонные игры, в фанты и в колечко. Всякое веселье было дозволено. Лев Нарышкин исполнял здесь ту же роль, что Роклор ⁴⁸ при дворе Людовика XIV, а одна записная юродивая по имени Матрена Даниловна ⁴⁹ ему вторила. Это была старая пустомеля, весь ум которой состоял в том, чтобы упражняться в нелепом сквернословии. Так как она, будучи безумной, имела право говорить все что взбредет ей в голову, то и была завалена подарками от подлых придворных. Иностранные послы, пользовавшиеся благосклонностью государыни, бывали иногда допускаемы в малый эрмитаж: главным образом, Сепор, Кобенцль, Стединг и Нассау ⁵⁰ удостаивались этого отличия. Но впоследствии Екатерина устроила другое собрание, еще более тесное и таинственное, которое называли маленьким обществом. Три фаворита, о которых мы только что говорили, Браницкая, Протасова, несколько доверенных горничных и лакеев были его немногочисленными участниками. Там-то и справляла Кибела Севера свои тайные мистерии. Подробности, которые можно поведать об этих забавах, принадлежат другой книге, куда более непристойной, чем эта, и автор [74] должен был предать огню те записи, которые могли бы ему пригодиться для этой книги или напомнить о некоторых фактах, за коими потянулись бы и другие, еще более нескромные. Впрочем, публика ничего от этого не теряет: на свете довольно похабных книг, и те, кто их читал, без труда поймут, что Екатерина была таким же философом, как и Тереза ⁵¹.

Я мог бы также пополнить эту главу прозвищами, титулами и должностями каждого фаворита, но все это не стоит печатания и не заслуживает даже произнесения. Широко известно, что, после того как Екатерина задаривала своих любимцев всеми должностями, званиями и орденами Российской империи, она обыкновенно писала в Вену, чтобы получить для них патенты на звание графа, а затем князя Священной Римской империи. Польские и прусские ордена пестрели на груди у фаворитов при фаворитах. Потемкин и Зубов походили на торговцев лентами и мелкими скобяными изделиями, когда нацепляли все свои украшения.

Павел в этом отношении — куда более русский, нежели его мать: он утверждает, что быть графом или князем Священной греческой империи почетнее, чем графом или князем Священной Римской империи. При Екатерине из русского князя делали немецкого принца, при Павле немецкого принца возносят до достоинства русского князя. Я не смею быть судьей в этом вопросе.

Не стану я вдаваться и в подробности относительно милостей и подарков, которые достались фаворитам: я мог бы сообщить только о том, что было им пожаловано публично, в качестве награды за труды. Какой бы огромной ни оказалась эта сумма (у меня был довольно точный реестр: сумма в нем по меньшей мере на треть превосходит ту, которая приведена в книге под названием "История Екатерины II".), она не будет равна тем дарам, которыми они были осыпаны втайне от всех. Кто может сосчитать, сколько накопили Орловы, Потемкины и Зубовы? Разве они не черпали из государственных сокровищ, никому не давая в том отчета; разве они и их ставленники не торговали всем без исключения: должностями, чинами, справедливостью, безнаказанностью; даже политическими союзами, и войной, и миром? (Через несколько месяцев после того, как Валериан Зубов начал делить со своим братом тягостные милости Екатерины, он ставил по тридцати тысяч рублей на карту, играя в фараон. И этот молодой человек по нотариальной записи владеет частью громадных поместий герцогов курляндских.)

Комментарии

1. Елизавета I Тюдор (1533-1603) правила Англией и Ирландией с 1558 г. Умная и образованная, она была черства, эгоистична и дорожила своей независимостью, уклоняясь от вступления в брак.

2. Мария Стюарт (1542-1587) получила образование при французском дворе и в 1558 г. вышла замуж за дофина Франциска. После ранней смерти мужа вернулась в Шотландию (1561), где через несколько лет вступила в брак со своим кузеном Генрихом Дарнлеем. Этот союз был несчастен. После гибели ее любовника, итальянца Риччио, благосклонность Марии снискал граф Ботвелл. По обвинению в покушении на королеву Елизавету была приговорена английским судом к смертной казни.

3. Христина Августа (1626-1689) — королева Швеции с 1632 г. Решилась не выходить замуж по примеру Елизаветы английской. Льстецы называли ее (как и Екатерину II) Северной Палладой, Минервой, десятой Музой. Отреклась от престола в 1654 г.

4. Царица Савская — легендарная правительница Сабейского царства в Южной Аравии.

5. Ермолов Александр Петрович (1754-1834/1836?) — в милости с начала 1785 г.; генерал-майор, флигель-адъютант Екатерины и действительный камергер. "Случай" его длился недолго: уже летом 1786 г. Ермолов отправился в Европу, по возвращении поселился в Москве, а в 1800 г. навсегда уехал за границу; умер в Австрии. В. В. Вяземский, в 1808 г. путешествовавший по Европе, записывал в дневнике: "Бывший фаворит Екатерины Ермолов, надутая скотина, щеголяет в лехкоконном мундире, коего давно не существует, в ленте Белого Орла, которой давно не носит никто, в достоинство вменяет, что он был фаворитом" (Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки. Ф. 178. № 9851. Л. 15).

6. Церера — в римской мифологии богиня земледелия и плодородия.

7. Кибела — фригийская богиня, почитавшаяся в Малой Азии, Греции и Риме; праздники в ее честь сопровождались оргиями и неистовствами.

8. Салтыков Сергей Васильевич (1726/1728?-1813) — камергер великого князя Петра Федоровича, дипломат, впоследствии генерал-поручик. "Он был прекрасен как день <...> Он был довольно умен и владел искусством обращения с тою хитрою ловкостью, которая приобретается жизнью в большом свете и особенно при дворе" (Записки императрицы Екатерины II. М., 1990. С. 125-126). При дворе появился в начале 1750-х гг., пользовался расположением как Петра, так и Екатерины. В 1755 г. назначен послом в Гамбург. В 1762 г. переведен в Париж, но в должности посланника там пробыл не долее года, так как вел себя легкомысленно и наделал долгов, заплатить которые не мог, хотя получал от императрицы деньги. Впоследствии был определен в Дрезден.

9. Римский-Корсаков Иван Николаевич (1754-1831) — генерал-майор, генерал-адъютант, фаворит с лета 1778 г.; имел неосторожность сблизиться со статс-дамой Прасковьей Александровной Брюс (1729-1786), сестрой фельдмаршала П. А. Румянцева и женой графа Я. А. Брюса. В октябре 1779 г. они были удалены от двора; Брюс некоторое время жила за границей, Корсаков переехал в Москву.

10. ...уступкой Мамонова юной сопернице. — Дмитриев-Мамонов Александр Матвеевич (1758-1803), состоя адъютантом при князе Потемкине, в 1786 г. был представлен императрице. С августа того же года — флигель-адъютант, с 1788 г. — генерал-адъютант; тогда же был возведен в графское достоинство Римской империи и сделан членом Совета при императрице. Его карьеру погубила связь с фрейлиной Д. Ф. Щербатовой; их бракосочетание состоялось в июне 1789 г., вскоре супруги уехали в Москву с условием никогда не появляться при дворе. По воцарении Павла I Мамонов был пожалован титулом графа Российской империи.

11. Протасова Анна Степановна (1745-1826) — графиня (с 1801), кавалерственная статс-дама; с ранней молодости состояла камер-фрейлиной при Екатерине и пользовалась ее исключительным доверием; со стороны матери находилась в родстве с братьями Орловыми.

12. Рожерсон (Роджерсон) Джон Сэмюэл (1741-1823) в 1765 г. закончил Эдинбургский университет и в следующем году приехал в Россию, где в течение 50 лет занимал должность лейб-медика. Особенно преуспел после смерти А. Д. Ланского, когда Екатерине II было неугодно видеть кого-либо из врачей, неудачно лечивших фаворита. В 1816 г. вернулся на родину, в Шотландию.

13. ...свою... любовницу... — Речь идет о Елизавете Романовне Воронцовой (1739-1792, в замужестве Полянской), сестре Е. Р. Дашковой, которая рассказывала впоследствии о столкновении Петра III с Понятовским (Дашкова Е. Р. Указ. соч. С. 282-283).

14. На последнем заседании Сейма... — Сейм открылся летом 1793 т. в Гродно. Комиссия Сейма после переговоров с русским послом Я. И. Сиверсом, который окружил город войсками и грозил членам Сейма и Понятовскому ссылкой в Сибирь, подписала акты о втором разделе Польши.

15. Раутенфельд — генерал-майор прусской армии, участвовавший в заседаниях гродненского Сейма. «В одно <...> заседание Сейм был окружен 4 баталионами с пушками. Генерал-майор Раутенфельд в мундире введен был в сеймовую залу; близ трона были доставлены ему кресла <...> В течение того времени один из депутатов сказал: "Императрица российская именует патриотов якобинцами <...> Но вот якобин (указав на генерала Раугенфельда), который только что не сидит на троне"» (Энгельгардт. С. 146).

16. Пистор Якоб Иоганн (Яков Матвеевич) — в русской службе с 1771 г. Служил по квартирмейстерской части в Генеральном штабе; во время второй русско-турецкой войны был генерал-квартирмейстером армии Потемкина; генерал-майор (1789).

17. Кречетников Михаил Никитич (1729-1793) — граф (с 1793), генерал-аншеф. В 1772 г. был назначен вместе с М. В. Каховским управлять Псковской и Могилевской губерниями, образованными на бывших польских землях. В 1792 г. армии Кречетникова и Каховского одержали победу над польскими войсками. В марте 1793 г., еще до решения гродненского Сейма, в местечке Лабунь — на главной квартире Кречетникова — было объявлено о присоединении части польских земель к России.

18. Каховский Михаил Васильевич (1734-1800) — граф (с 1797), генерал от инфантерии.

19. Костюшко Тадеуш (1746-1817) — польский военный и политический деятель; участвовал в войне американских колоний за независимость, состоял адъютантом Дж. Вашингтона. В марте 1794 г. огласил в Кракове акт о восстании и был объявлен главнокомандующим национальной армией. Летом союзные русско-прусские войска с разных сторон направились к Варшаве; Костюшко опередил их. Осада города, предпринятая И. Е. Ферзеном и прусскими войсками, была неудачной; тем не менее Костюшко, решив помешать соединению войск Суворова и Ферзена, покинул Варшаву и преградил Ферзену дорогу у местечка Мацейовицы, где его войско было наголову разбито, а он сам ранен и взят в плен. Находился в заключении в Петербурге вплоть до воцарения Павла.

20. Сивере Яков Иоганн (1731-1808) — граф (с 1798г.), дипломат. В 1792г. стал чрезвычайным и полномочным послом в Польше; председательствовал на гродненском Сейме и настоял на втором разделе Польши. Отозван в 1794 г.

21. ...во главе конфедерации... — В мае 1792 г. в городке Тарговицы образовалась конфедерация поляков — противников Конституции 3 мая. Они требовали восстановить прежний порядок правления. Екатерина покровительствовала им; Понятовский вскоре был вынужден присоединиться к конфедерации и тем самым отменить им же провозглашенную конституцию.

22. Игельстрем Осип Андреевич (1734-1817) — барон, генерал от инфантерии. В 1793 г., командуя русскими войсками, расположенными в Польше, предупреждал Екатерину о назревающем восстании и безуспешно просил усилить армию. Вскоре разразилось восстание; Игельстрем, чудом спасшийся от смерти, вернулся в Россию и вышел в отставку.

23. ...его племянница... — Урсула Мария Потоцкая, урожденная Замойская (1760-1816).

24. Рюльер Клод Карломан (1735-1791) — с 1760 по 1762 г. был секретарем французского посольства в Петербурге и стал свидетелем июньского переворота. Вернувшись в Париж, написал об этом книгу (1768), которую, не отдавая в печать, читал в салонах. На предложение Екатерины продать рукопись или смягчить в ней краски ответил отказом, обещав лишь (под нажимом Дидро, который по поручению Екатерины вел с ним переговоры) не печатать ее до смерти императрицы. Книга вышла в 1797 г. под заглавием "История, или Анекдоты о революции в России в 1762 г."; ввоз ее в Россию был сразу же запрещен. Массон мог читать труд Рюльера в рукописной копии.

25. Пассек Петр Богданович (1736-1804) — сослуживец и друг Г. Г. Орлова. 27 июня 1762 г. его арестовали, что встревожило Е. Р. Дашкову, А. Г. Орлова и других сторонников Екатерины, поторопившихся осуществить задуманный переворот. В день коронации был сделан действительным камергером; с 1781 г. — генерал-губернатор Могилевской и Полоцкой губерний. Павел I отставил его от службы и запретил въезд в столицы.

26. Барятинский Федор Сергеевич (1742-1814) — князь; находился вместе с А. Г. Орловым в Ропше при отрекшемся императоре. В записке Орлова к Екатерине от 6 июля 1762 г. (день убийства Петра III) говорилось: "Он [Петр] заспорил за столом с князь Федором; не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни" (Архив князя Воронцова. М., 1872. Кн. 21. С. 430). В день коронации был пожалован в камер-юнкеры. С 1788 г. — гофмаршал, с 1795 г. — обер-гофмаршал. Сразу после похорон императрицы был выслан в деревню.

27. ...похищение дочери императрицы Елизаветы... — Имеется в виду авантюристка, именовавшая себя княжной Таракановой. В 1774 г., находясь в Италии, она объявила себя дочерью Елизаветы Петровны, сестрой Пугачева и претенденткой на русский престол. Екатерина приказала А. Г. Орлову "схватить бродяжку"; он предложил княжне Таракановой свою руку и помощь, та доверилась ему и в Ливорно села на русский корабль, где была арестована и привезена в Петербург. В 1775 г. умерла от чахотки в Петропавловской крепости, так и не открыв тайны своего рождения.

28. ...как и Ивана... — т.е. Иоанна Антоновича.

29. Бобринский Алексей Григорьевич (1762-1813). — Массон ошибочно называет его Василием. В 1774-1782 гг. учился в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе. С 1782 г. — гвардейский офицер; путешествовал по России и Европе. К 1787 г. сумма его карточных долгов достигла нескольких миллионов рублей. В графское достоинство был возведен Павлом в 1796 г.; в ноябре того же года император объявил Бобринского в Сенате своим братом.

30. Курций Марк — римский юноша; согласно легенде, в 362 г. до н.э. принес себя в жертву благополучию сограждан, бросившись в трещину, которая возникла на Форуме. Гнев богов был смягчен, и трещина исчезла. Медаль в честь Г. Г. Орлова была отчеканена в 1771 г. Надпись на ней гласила: "Россия таковых сынов в себе имеет" (Иверсен Ю. Б. Медали в честь русских государственных деятелей и частных лиц. СПб., 1880. Т. 1. С. 296).

31. Гатчинский замок — дворец (центральный корпус с двумя служебными, Кухонным и Конюшенным), выстроенный в 1766-1781 гг. по проекту А. Ринальди.

32. Иезекииль — библейский пророк, предсказавший падение Иудеи, явление Мессии; был убит одним из иудейских князей за обличение его в идолопоклонстве.

33. Васильчиков Александр Семенович (1744-1803) — в фаворе с конца 1772 по 1774 г.

34. ...офицер по фамилии Бауер... — Возможно, речь идет о Карле Федоровиче Бауере (Боуре; 1767 — после 1811). В 1787 г. — подполковник, адъютант Потемкина; впоследствии генерал-лейтенант.

35. Де Линь Шарль Жозеф (1735-1814) — бельгийский принц; австрийский политический деятель и писатель. В 1780 и 1787 гг. приезжал с дипломатическими поручениями в Россию, заслужил расположение императрицы. В 1788 г. прикомандирован к армии Потемкина; участвовал в осаде Очакова.

36. Людовик XII (1462-1515) — французский король с 1498 г.

37. Фейяд Франсуа III (1631-1691) — герцог, маршал Франции (с 1675). Для достижения своих целей не пренебрегал самой грубой лестью в адрес короля. В 1686 г. на парижской площади Побед по его заказу была воздвигнута конная статуя Людовика XIV; под ней он велел приготовить место для собственной могилы. Вплоть до смерти маршала каждый вечер возле памятника зажигались фонари.

38. ...провел около года в столице... — Потемкин находился в Петербурге с марта по июль 1791 г.

39. Старый Репнин воспользовался его отсутствием... — В продолжение второй русско-турецкой войны Н. В. Репнин оставался под началом Потемкина и вынужден был придерживаться строго оборонительной тактики. Во время пребывания Потемкина в Петербурге русские войска одержали победы при Сальчи, Мачине и штурмом взяли Анапу. 31 июля 1791 г. Репнин подписал предварительный вариант мирного договора с Турцией, допустив непростительную ошибку: торопясь присвоить себе честь окончания войны, согласился на слишком мягкие условия. Это вызвало гнев императрицы и Потемкина, так как в тот же день турецкий флот был разгромлен у мыса Калиакрия. Прибывший на юг Потемкин взял переговоры в свои руки. Ср.: "Хотя кн. Репнин слыл за государственного человека и любящего Сбое отечество, но в сем случае предпочел личное свое любочестие пользе государственной, не имев иной побудительной причины поспешить заключить мир, кроме того, чтобы его окончить до приезда светлейшего князя" (Энгельгардт. С. 124).

40. ...учеником Мартэна... — Репнин был масоном (мартинистом), последователем мистического учения, основания которого были сформулированы французским философом Луи Клодом де Сен-Мартэном (1743-1803). Репнин состоял с ним в переписке.

41. ...везти себя в Очаков... — Неточность: накануне решающей стадии переговоров о мире Потемкин приказал везти себя из Ясс в Николаев.

42. Меншиков Александр Данилович (1670/1673?-1729) — светлейший князь (с 1706), сподвижник Петра I, временщик при Екатерине I. Прославился как казнокрад и взяточник. В 1727-1728 гг. все состояние Меншикова было конфисковано, а сам он отправлен в ссылку.

43. Бирон Эрнест Иоганн (1690-1772) — граф, герцог курляндский, обер-камергер императрицы Анны. В октябре 1740 г. в силу ее завещания стал регентом при Иоанне Антоновиче, но через месяц был арестован и предан суду; приговорен к смертной казни, замененной ссылкой на Урал. В 1763 г. Петр III разрешил Бирону жить в Петербурге, возвратил ему ордена, а Екатерина восстановила его на курляндском престоле, от которого он отказался в пользу своего сына Петра в 1769 г.

44. Зорич Семен Гаврилович (ум. 1799) — протеже Потемкина, который весной 1777 г. представил его к назначению командиром лейб-гусарского эскадрона; осенью Зорич был уже генерал-майором, но вскоре решил покончить с зависимостью от покровителя, в результате чего в мае 1778 г. был удален от двора. Поселился в Шклове, где в 1780 г. его посетила императрица.

45. Кадетский корпус — Шкловское благородное училище, впоследствии переведенное в Москву и преобразованное в 1-й Московский кадетский корпус.

46. Артемиза (Артемизия) — жена карийского царя Мавсола (4 в. до н.э.), выстроившая ему пышную гробницу в Галикарнасе — мавзолей, в древности считавшийся одним из чудес света.

47. Зубов Валериан Александрович (1771-1804) — выдвинулся вместе со старшим братом Платоном. В 1793-1794 гг. командовал военным отрядом в Польше, где лишился ноги; прибыв в апреле 1795 г. в Петербург, явился к императрице в кресле на колесах. В 1796 г. был назначен главнокомандующим Персидского похода; по восшествии на престол Павел отозвал корпус Зубова в Россию.

48. Роклор Гастон Жан Батист (1617-1676/1683?) — маркиз, впоследствии герцог; играл при дворе роль шута. Его собственные и приписываемые ему анекдоты и остроты собраны в книге "Aventures diveitissantes du due de Roquelaure" ("Веселые приключения герцога Роклора", Кельн, 1727).

49. Матрена Даниловна Теплицкая, по воспоминаниям современников, "была знакома императрице еще в то время, когда она была великой княгиней; родом из Ярославля. Государыня ее очень любит: она <...> хорошо шутит и ловко говорит. Ныне она богата: имеет каменный дом и много бриллиантов, и ходит все в государынином платье, даваемым ею от нее, и всякий день во дворце <...>" (Болотов А. Т. Записки. Тула, 1988. Т. 2. С. 394-395; см. там же "анекдоты о шутихе" — С. 396). Ср. также: Фон-Геце П. П. Записки // Рус. архив. 1902. Кн. 3. № 9. С. 69.

50. Нассау-Зиген Карл Генрих (1745-1805/1808?) — принц из германского владетельного дома — княжества Нассау. В 1788 г. принят на русскую службу адмиралом флота; уволен Павлом I.

51. ... Екатерина была таким же философом, как и Тереза. — Имеется в виду Тереза-философ, героиня одноименного непристойного романа, впервые вышедшего анонимно в 1749 г. и затем неоднократно переиздававшегося под именем маркиза д'Аржанса.

Текст воспроизведен по изданию: Ш. Массон. Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I. Наблюдения француза, жившего при дворе, о придворных нравах, демонстрирующие незаурядную наблюдательность и осведомленность автора. М. Новое литературное обозрение. 1996