Дневная мемория геодезиста Ф. Елистратова от Тигильской крепости берегом по Пенжинской губе до реки Пенжины в последовании под командою титулярного советника Баженова с 14 сентября по 21-е число 1787 г. ¹

Геодезист Ф. Елистратов вместе с чиновником Баженовым, шихмейстером Гаузом, штурманским учеником Песковым и командою в 20 человек был послан на двух байдарах для описания западного берега Камчатки от Тигиля до р. Пенжины.

От р. Тигиля до р. Лесной в губе Пенжине живут камчадалы (Кинкилский острожек), которые не могли сказать ничего толкового о себе, а думать надобно, что произошли они от тех народов, которые обитание свое имеют по большей части при устьях рек. (В рукописи дела 189 под тем же заглавием читаем на листе 6: ...и речек для того, чтобы к пропитанию себя получать кормы из оных, как-то: рыб, морских зверей и т. д.). До крещения какой имели закон, чему верование и преклонение, какие приносимы были жертвы, с какими обрядами, не знают. Иные еще слепо верят предсказаниям шаманов, и что те прикажут с крайним расчетом, то исполняют. В Подкагирском острожке случилось видеть нечто похожее на жертвоприношение. По неминуемой нужде пропитания как команды, так и самих себя требовано было от тамошнего тойона кормов, который и принес лишь только убитых лавтаков и, урезав по небольшой частице нижней челюсти, на спрос же, на что они ему надобны, сказал, что часть из них бросит в море, чтобы то более таких производило, а остальное положит на тот камень, где они убиты, для того, чтобы более выходили. Сему же подобное жертвоприношение видели на речке Шаманке. На одном очень высоком камне поставлено премножество оленьих и диких баранов рогов, посредине их — медвежьих и собольих голов лобовые части, под которыми и вокруг множество как костяных, так и каменных, и железных стрел — что это значит, для чего, ни от кого узнать не могли.

Одежда, как у русских, и только если кто к ним в гости приедет из россиян, то надевают женщины лучшее свое платье, подобие [167] русскому: холщовые рубахи, юбки и душегрейки камчатые и китайчатые и большей частью цветные, головы повязывают итальянскими штофными платками.

К питью горячих вин склонны, женолюбивы, женский пол к деторождению горяч. Нравы их несколько грубы, мягкосердечны, к добру медлительны, переменчивы, злобны и мстительны. Роста посредственного, по большей части малого и неплотного, но проворного; лицом смуглы, волосом черны, который мало чешут, взгляд потуплен. (В рукописи д. 189, л. 8: нравы их несколько грубы, но кои чаще имеют дело с россиянами — мягкосердечнее, к добродетели посредственны, слово к доброму медлительны, непонятны, а в противном случае весьма поспешны и переменчивы, злобны и мстительны. ...Взгляд имеют потуплен, и, если о какой вещи говорят, на нее не смотрят, обманчивы и несправедливы).

Живут в зимнее время в юртах, несколько углубленных в землю и посыпанных ею, с имеющимся наверху, вместо окна и дверей, отверстием, куда по приставленной внутри лестнице входят и выходят, а подле лестницы раскладывают огонь и тем согревают юрту и как собакам, так и себе варят пищу. Летом живут на балаганах, поставленных на столбах от земли вышиной на 1,5 и на 2 сажени, делая площадь, вымащивая корбасником, которую по самой середине обставляют четверовидно тонкими жердями, сводя их кверху остро, подобно пирамиде; кроют травою, а иногда скалою ²; по краям же той площади подобно делают стропилами, их делают столь часто, чтобы с одного на другой ходить было без нужды можно; а делают их столько, сколько семей находится; когда же случится летом холодней и сырей воздух, забираются в сделанные на земле и осыпанные ею же подобно юрте, с разницей той, что с одной стороны подобно дверям делают лазею, похожую на штольню, в длину сажени 2, а вышиною в аршин, в которой человек проходить может сгорбясь, на коленях, употребляя в помощь руки, и называют оную бараборою; в ней кладут огонь. В зимних юртах и бараборах в ночное время употребляют для света сделанные из камня, похожие на небольшие корытца, налитые китовым, нерпичьим и прочих морских зверей жиром, и к одному краю корытца в ряд кладут мох и зажигают. По семьям имеют полога пестроватые из китаек и китайских платков, и каждый с своим семейством помещается.

Хозяйство же их состоит в промысле зверей и на платеж ясака — соболей и лисиц и на другие потребности. Женщины употребляются в воспитании детей, коих воспитывают очень дурно и неопрятно; в шитье же платья и обуви и выделывании разных звериных кож, в летнее время вообще в заготовлении рыбных кормов и в прочем.

При свадьбах никаких церемоний не имеют, а как с жениховой стороны уведомление будет, что невестины родители пока не [168] препятствуют, то, приходя, берет ее и венчается в церкви или в юрте священником. Когда же оного нет, то приводит домой, и живут, как будто и всегда жили.

Умерших оплакивают немного, и если не при церкви, то при жилье. Летним временем закапывают в землю, а зимой отвозят в лес и заваливают валежником так, чтоб птице достать было не можно.

Болезни их по большей части чирии, от натуги бываемые или от испорченной худою пищею крови; их прорезывают ножом и выдавливают. Когда сего сделать будет не можно, то та материя проходит во внутренность и умирают. Горячки и прочие боли по суеверию своему лечат через шаманство.

Платье как мужской, так и женский пол в зимнее время носит из оленьих, бараньих и собачьих кож, называемые по их парки и кухлянки, которые опушивают росомашьими и собачьими лапами, редко выдрой, но весьма узко. А в летнее время имеют камлей из оленьих дымленых и пареных кож.

За промыслом в лес ходят в зимнее время на лыжах, обтянутых лапками; в отдаленные места ездят на собаках.

Пляски и музыки не имеют; но только бывает, что женщины для собиранья ягод или кореньев ходят на тундры — берут они с собой лучшее из платья, там, наряжаясь, представляют разных или, лучше сказать, передразнивают русских им известных людей, кто как говорит, ходит, какое телодвижение имеет, и многие еще делают кривляния; тем и забавляются.

Для зимы в пропитание собирают ягоды: рябину, морошку, голубицу, бруснику, шикшу, жимолость. В пищу летом употребляют травы: дегильник, шаламайник, кипрей сладкую и припасают оную к зиме для продажи в казну. На курение водки употребляют коренья: кымчиги, сараны и макарши. Во время приезда к ним их родителей и приятелей угощают, во-первых, юколою, обмакивая в китовый или нерпичий жир, и киликилем; делаются оные киликили из ягоды шикши, смешанных с вареной свежей рыбой и с лахтачьим жиром. Для любимых гостей крошат сушеной кипрей очень мелко, положа в посуду и налив несколько воды, толкут, в оное сыпят истолченной мелко икры, смешав, прибавляют воды и лахтачьего жира, толкут до тех пор с подливанием воды и жиру, покуда все оное сделается подобно сметане. Для родителей, нарезав бараньего или оленьего жиру, называемого ими здор, мелко, положа в посуду, толкут, прибавляя к тому мелкого кипрею и сушеной истолченной же икры, все сие, сметав толчением и наливая по пропорции лахтачьего жиру и воды, до тех пор толкут, покуда сделается, как сметана.

Шли от р. Шаманки до р. Подкагирной. Жители Подкагирного острожка пропитание свое по большей части имеют от морских зверей, мясом и жиром, к тому в летнее и осеннее время линными гусями, утками и лесными зверями. В этом острожке одна юрта и несколько балаганов; от устья в одной версте одна юрта с балаганами, в ней [169] жителей коряк при тойоне мужска полу и женска... ³ душ. Оные жители от камчадал во всем отменны ⁴, чрезвычайно уже неопрятны, грубы до крайности, в юртах чистоты не имеют.

Егаекесский острожек в Пенжинской губе. Коряк тут два рода, первые по имению множества оленей называются оленными, а другие сидячими или пешими. Род оленных берет превосходство, почитая себя господствующими; бога на своем законе почитают, именуя его хозяином всего видимого света и в благодарность за все посылаемые блага приносят жертвы. Они умоляют в ниспосланных печалях и болезнях; веруют и в то, что умирающих души и по смерти имеют житие в небе и что будет одним явлена благодать, а другим, кои волшебствуют, отравляя или портя людей, или которые смуты между их делают, или оклеветывают другого, а паче и тем, которые приводят людей в слезы (значит растление девиц и насилование женщин), будет мучение. Учат же миловать и скотова тварей, без нужды не убивать, думая так, что не милуемая ими скотина или тварь будет препятствовать входу в уготованный покой; собака будет его кусать, олень бости рогами и бить копытами. Убитые же оружием, а паче умертвившие сами себя иметь будут блаженнейшую жизнь от прочих. И тамо живут родами, имея множество хороших и белых оленей. О умирающих же само собою мнят, будто бы оные не получат покоя, и по своему зловерию почитают их съеденными дьяволом. О бытии божием говорят, что тот хозяин, ни от кого не зависящ, сотворил все, по своей воле, не имеет ни начала, ни конца, всем управляет, одним словом, он всего добротворитель и все им подает что они ни имеют, и за то должными себя считают делать возблагодарения жертвами чистых скотов. О находящихся в болезнях мнят, что за грехи свои мучатся от дьявола, которых ближние родники дьяволу жертву дают убиванием хороших собак, чтобы он больного мучить перестал, а чтобы не свел, успевают самоубийством. Жертвоприношение бывает ради следующих причин: 1-я — испрашивая хороших промыслов; 2-я — в браках, чтобы имел любовь со своею женою; 3-я — в возблагодарение хорошего промысла; 4-я — о больных. За первые три причины жертвоприношение бывает следующим образом: тот, который приносит жертву, из всех табунов выбирает оленя самого удалого в бегании, станом складного, жирного и шерстью белого, когда же у него нет, покупает от других дорогою ценою и украшает оленя привешиванием к ушам серег и шурупов, обвивая рога разных цветов разных материй лоскутьями и, поставя головой на восток, берет копье и колет под левую лопатку, крича слова сии [170] громко: «Приими, хозяин мой, приносимое самоохотно и лучшее; ты знаешь, что не имею лучшего, и обмануть мне тебя не можно; ты видишь мое сердце, слыши и вопль мой, услыши просьбу мою». Потом отрезывает голову, не вынимая языка, втыкает на кол глазами к востоку, а мясом, с прибавкою к сему другого и разных жиров делая толкуши, чествуют собранных родников, покудова изрыгать не начнут; вместо же вина употребляют грибы красные, называемые мухоморами, с которых бывают пьяны или, лучше сказать, бешены до крайности, кои же не потчеваны мухомором, может, по неимению оных, те стараются пить урину от взбесившихся, и от того еще более бешены, нежели первые.

Первородного человека называют Куй-Кеника или Куй-Кул, а жену — Мит; они были роста большого, так что ни одна гора вышины не превышала, сильные и чрезвычайно тяжелые, и где они ходили и ложились, земля проваливалась вниз, отчего и сделались между гор великие ложбины и буераки. Жили долго и, таскаясь с места на место, в разных местах оставили множество детей своих, между которыми первыми и знаменитейшими были сын Емемхут, которого Куй-Кеника и Мит горячо любили; он был великий красавец, разумен, удал и силен, к тому же великий охотник есть мухоморы; наевшись некогда оных, уснул, жена же его любила больше, нежели самое себя, и по ревности к прочим вымарала ему лицо сажею и углем, но как он проснулся, то пошел на одну чистую и быструю речку напиться и, в ней себя увидя, влюбился, думая, что видит там женщину столь прекрасную, кричал, звал ее к себе, а как голос его по реке и дальше раздавался, то он, почтя, что видимая им красавица ему отвечает, так обрадовался, что от радости и умер. Сестра же его Мигнул также была великой красоты и, любя своего брата, вышила свою рожу; напоследок, пошед на место, где он умер, бросилась в воду и сделалась пеною. Почему пошло у них в обычай вместо вымарывания лиц прошивать оные иглой с ниткой, вымаранною в китовом или нерпичьем жиру и саже, фигурами, а паче у женщин. У них и теперь есть еще поговорка о мужчинах и женщинах: «Ведь ты не так хороша, как Мигнул, дочь Куй-Кеникова». О прочих же детях Куй-Кениковых ничего не упоминают.

Пропитание имели разными ягодами, кореньями, мешая с китовым и нерпичьим жиром или толкли с рыбною юколою и оленьим салом; что и ныне у них за первое и лучшее употребление имеют.

Поминки об умерших творят поставлением на пригорках оленьих рогов с тем, что из оных выйдут умершим олени и расплодят они там великие табуны. К утесам или камням настреливают стрелки для того, чтобы умерший тот утес мог пройти или проехать безвредно. А стреляя, говорят: «Старик, помилуй, не сделай мне вреда, моим оленям и моим собакам».

Празднество отправляют два раза в году. 1-е — когда промышлять начинают китов, то против находящихся в их юртах идолов до самого [171] огнища делают проход шириною до 5 четвертей и по обеим сторонам обставляют решетками подобно балясам, высотой в три четверти аршина, на середину же сего прохода кладут сделанного небольшого кита, обвитого травою — тоншичем (тончичем?). И когда промысел окончен, сидя по обе стороны прохода, едят мясо и жир китовый и потчуют своих родственников до изрыгания и при обжирании своем обливают жиром как своих идолов, так и сделанного кита, мясо ж с жиром втыкают на острые сваи, поставленные против юрт, которое до тех пор там остается, пока жир, истекши, и мясо, высохнув, собаками съедено будет. Это исполняют во весь тот промысел. По прошествии же сего промысла проход тот со всем к нему принадлежащим относят в правую сторону юрты к стене и ставят так же, как он там поставлен был, а кита выбрасывают из юрты, чем торжество и кончается. Напоследок в проходе сем лечат больных, кои страждут горячкою, таким образом: поставя в нем к задней стене юрты идола, обвитого травою из другого конца водят больного по проходу взад и вперед до тех пор пока он сил лишится или, лучше сказать, таскающие его устанут, потом сажают его на того идола и сие повторяют до выздоровления или смерти.

Брак происходит так: жених, полюбя девку, сказывает о том своему отцу, а он, рассмотрев обстоятельства и пользы, идет с женихом в дом невесты, взяв в подарки копье, нож большой и малых несколько, табаку и мухоморов, а иногда и водки, а пришед к родителям девки кладет все оное на колени отцу невесты или перед ним; когда же тот возьмет оные и разделит по своей семье и родникам, то говорит женихов отец: «Я пришел к тебе, моему другу, свататься за сына своего, на такой-то твоей дочери, вот тебе мой сын; я тебе его отдаю; хочешь — держи за сына или за работника, может, на старости будет тебе в замену» — и, оставя сына, уходит, а жених остается у тестя. Отец же невесты и родники его, наевшись мухоморов и взбесясь от оных, поступают с сим бедняком тирански, да и во все время его у них бытия употребляют в презираемые ими и тяжелые работы, ежечасно браня и бив, тем самым искушают его в незлобии, думая так: «Если все оное он от нас снесет, то он ласков и незлобив и никогда впредь на жену свою злобиться не станет». По некотором времени полагают день тот, в который бедено-трудящийся жених получить должен невесту. Ее наряжают во все их платья, а больше стараются о крепких хонбах (штанах), которых надевать две или три пары; потом всю опутывают ременными сетями и в пологе девки хранят опасно. Жених же по утушении в юрте огня усматривает оплошность невесты и ее караульных, стараясь тихо войти к ней в полог, раздрать все прикрывающее ее; но как скоро сего ему учинить не можно, то стерегущие невесту бьют его чем попало, царапают медвежьими лапами и орлиными когтями, не щадя лица и глаз; он, снося все мучения, исполняет свое намерение, а когда оное ему удается, то девка кричит необычным голосом, давая тем знать, что жених получил что ему хотелось, и родственники [172] бить перестают. Поутру на другой день невестин отец и мать берут жениха и его невесту с ласкою за руку и вводят в девкин полог, жених садится в переднее место на невестиной постели, где его и оставляют. Уведав о том, мать женихова приходит и уводит сына своего с его женою в его юрту и также в особливом пологе оставляет наедине. Тут обряд брака кончается. По всем сим обрядам у жениха как своим, так и невестиным родственникам бывает обжорство.

При родах детей у родильницы бывает бабка, которая ей в нужном помогает, и по рождении младенца обтирают оного мохом. Пуповину отрезает также бабка и завязывает далее шести вершков от живота младенца. Имена дают родившимся по совету всего рода на воспоминание прежде бывших в их роде именитых предков, а сие делают для того, чтобы возвратился тот из умерших, и бывает пир, приготовляют все жирное, как-то: олени, киты, белуги, нерпы.

К родителям слепое дети имеют послушание так, чтобы какое ни есть великое имел сын к чему пристрастие, но по запрещении отца тотчас оставляет; у них нет обычая детей бить, и редко случается, чтобы дети не были почтительны и послушны отцу; если же таковое случается, все ими гнушаются и отшатываются. Мужской иол женится по дозволению родителей от 18 лет, а женский отдается по воле родителей в те поры, когда иметь будет женихов, то почитают ее приспевшею к браку.

Комментарии

1. ЦГАВМФ, ф. 913, д. 188, 189. Рукопись дела 188 является заверенной копией рукописи дела 189. В некоторых случаях в рукописи дела 188 нет тех сведений, которые имеются в деле 189. В таких случаях мы эти сведения давали в скобках с указанием листов.

2. Скала (сиб.) — камень (Даль В. И. Указ. раб., т. 4).

3. Пропуск в оригинале.

4. По административному делению конца XVIII в. северная граница Камчатской области проходила по р. Лесной на западном побережье и по р. Караге — на восточном. Все коренное население к югу от этих рек называлось камчадалами. В действительности от р. Лесной на юг до р. Тигиль и от р. Караги до р. Ука жили оседлые коряки, а далее к югу — ительмены. Кроме того, по западную сторону Камчатского хребта в районе pp. Тигиль и Большая кочевали оленные коряки. (Прим. ред.)