Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

МАТУСЕВИЧ И.

ЗАПИСНАЯ КНИГА

Сельский священник во второй половине XVIII века.

В настоящее время мы еще слишком мало знаем экономическую и домашнюю жизнь русского народа в прошлом столетии. Более всего данных, благодаря мемуарам современников, мы имеем о быте дворянства; но что нам известно о жизни купцов и мещан; достаточно ли мы изучили экономическое положение крестьян; много ли сведений имеем мы о домашней жизни и нравах сельского духовенства? Правда, относительно последнего сословия в нашей литературе есть прекрасное сочинение г. Знаменского 1, в котором он, воспользовавшись почти всеми печатными данными по этому предмету и, между прочим, сведениями, разбросанными в разных провинциальных изданиях, рассмотрел приходские выборы членов клира, развитие наследственности духовного звания и выход из него, гражданские права духовенства, отношения его к духовной власти и, наконец, способы содержания приходского духовенства; но домашняя жизнь сельского священника осталась совершенно не затронутою, да и об экономическом его положении более подробные сведения мы находим лишь относительно южной России. В этом никак нельзя винить автора: он сделал все, что от него зависело, и неполнота эта объясняется крайнею скудостию, или, лучше сказать, почти полным отсутствием изданных по этому предмету материалов. Можно думать, что едва ли и в будущем найдутся такие превосходные источники для характеристики жизни и нравов сельского духовенства, какие для изучения быта высшего сословия представляют записки Данилова, Державина, Болотова и мног. др.: сельскому священнику, находившемуся в незавидном [502] экономическом положении, подавленному разными поборами в пользу своего начальства, подвергавшемуся (по крайней мере до Екатерины II) самым суровым наказаниям, совершенно зависевшему, наконец, от местных помещиков, было не до того, чтобы вести подробные мемуары; для этого у него не хватало необходимого развития, не было и достаточно свободного времени, так как ему наравне с крестьянами приходилось заниматься земледельческими работами.

В виду этого недостатка источников для характеристики быта сельского духовенства в прошлом столетии, значительный интерес представляет неизданная «Записная книга священника Иоанна Матусевича», веденная им с 1774 по 1780 г. в лежащем неподалеку (в 8-ми верстах) от Ярославля селе Иванькове. Эта записная книга есть нечто среднее между дневником и приходо-расходною книгою; от времени до времени поденная записка прерывается списками родившихся, умерших и бракосочетавшихся или перечнями полученных указов; главное же содержание ее составляют отметки: сколько вознаграждения получено за требы, какие приношения натурою сделали прихожане, что истрачено для домашнего обихода. Отмечается также прибытие духовных властей и разные события, интересующие тот деревенский мир, в котором живет священник. Матусевич заносит все это исключительно для себя, без всяких претензий на какие либо литературные достоинства; но его книга, заключающая в себе более 400 страниц, дает не мало интересных фактов не только для характеристики быта сельского духовенства во вторую половину XVIII века, но и вообще знакомит нас с некоторыми сторонами жизни деревенского захолустья. Нужно помнить, что духовные лица были сплошь и рядом единственными грамотными людьми в наших деревнях, и потому сельский священник, занося для памяти все его интересующее, делался летописцем незамысловатой деревенской жизни.

Воспользовавшись преимущественно дневником Матусевича, а также и некоторыми другими источниками, мы остановимся на следующих вопросах: рассмотрим, во-первых, материальное положение священника, при чем всего подробнее придется сказать о том, как велика была плата за требы, — и так как в сельских приходах, за исключением немногих помещиков, прихожанами были только крестьяне, то обзор натуральных и денежных поборов в пользу приходского духовенства познакомит нас с некоторыми любопытными сторонами жизни народа; во вторых, мы разберем отношения священника к местному духовному начальству и, наконец, в третьих, познакомимся с домашнею жизнию духовенства. [503]

I.

Предписания правительства об исповеди, крещении и бракосочетании. — Плата за требы, установленная правительством. — Действительная плата за произнесение молитвы, свадьбу, погребение, исповедь, молебны, панихиды и проч. — Обходы духовенства по деревням в праздники. — Раздел доходов между членами причта — Годовой доход священника деньгами. — Сбор натурою. — Сборы на церковь. — Сколько в год падает сборов на каждого крестьянина. — Земля, находящаяся во владении причта.

Обязанности, налагаемые религиею, исполнялись русскими крестьянами в прошлом столетии не по одному только внутреннему побуждению; в силу правительственных указов, он был точно также обязан посещать церковную службу, являться на исповедь, как обязан был исправно платить подати. В указе, изданном в царствование Петра Великого в 1722 г., были даже перечислены все те праздники, в которые прихожане должны были непременно являться во храм на вечерню, утреню, литургию. Что касается воскресных дней, то большинство жителей также должны были приходить в церковь, за исключением тех, которым приходилось оставаться для охранения домов 2. В царствование Екатерины II сотским было вменено в обязанность наблюдать, чтобы крестьяне по воскресеньям, праздникам и царским дням не работали и ходили в церковь 3. Особенно ревниво правительство следило за тем, чтобы весь народ ходил на исповедь; это объясняется, главным образом, опасениями распространения раскола, а кроме того правительство преследовало при этом и цели финансовые: упорно неходивший на исповедь признавался раскольником и должен был, следовательно, платить двойной подушный оклад. В 1718 г. имянным указом было предписано всем ежегодно исповедываться; за аккуратным исполнением этой религиозной обязанности должны были следить священники и с неисправных брать штраф, а именно с крестьян в следующем размере: в 1-й раз — 5 коп., во 2-й — по гривне и в 3-й — по 15 коп.; да кроме того было приказано о тех, «которые в таковых противностях явятся,... подавать ведомости в губерниях губернаторам и ландратам, и им, по тем ведомостям, таковым чинить наказания». Небывание на исповеди влекло за собою также ограничение некоторых прав, а именно: таких [504] людей нельзя было избирать ни в какие должности. Для оброчных крестьян, занимавшихся торговлею, штраф был скоро значительно повышен: они должны были платить половину того, что платят купцы, т. е. 50 к. в первый раз, 1 р. во второй и полтора рубля в третий 4. В указе 1718 г. не совсем ясно: следовало ли неявившихся на исповедь отсылать для наказания к гражданскому начальству уже при первой неявке? Через 4 года это было разъяснено таким образом, что для наказания следовало присылать к начальству только в третий раз, но и тут не определено, каково должно быть это наказание 5.

Не менее усердия в этом направлении обнаружила и императрица Анна. Имянным указом 1737 г. она подтвердила, чтобы все православные от семилетнего возраста ежегодно исповедывались и причащались в Великом посту, в противном случае велела брать штрафы без послабления. Тогда синод предписал приходскому духовенству составить росписи прихожан и отмечать в них всех бывших на исповеди, а потом сообщать эти сведения своему духовному начальству. На основании всех этих росписей доставлялись генеральные ведомости в синод для составления экстракта, который должен был подноситься государыне 6. Во избежание укрывательства от исповеди и причащения, давались самые мелочные предписания: так, например, исповедаться еще можно было в другом приходе, но причащаться следовало непременно в своем, представив свидетельство о бытии на исповеди от того священника, у которого исповедывался 7. Все эти правила вызывали громадную канцелярскую переписку: подавал священник росписи о бывших у него на исповеди в Великом посту, а потом являлись исповедники в другое время и он должен был подавать дополнительные росписи; духовные власти сличали их с прежними и затем о неявившихся ни в Великий, ни в Петров, ни в Успенский посты [505] сообщали светскому начальству для взыскания штрафов с виновных. Штрафные деньги отсылались потом в военную коллегию. Священники, оказывавшие послабление своим прихожанам, сами подвергались денежным штрафам 8.

В начале царствования императрицы Екатерины II явились некоторые недоумения по вопросу о взыскании штрафных денег с небывших у исповеди. Оказывалось, во 1-х, что некоторые не могли заплатить штрафа; в таком случае деньги велено было взыскивать за помещичьих крестьян с их владельцев или, в их отсутствие, с прикащиков и старост, а за дворцовых и экономических — с управителей, казначеев и старост. Были и такие, что не являлись на исповедь лет по 15-ти, а иные и во всю жизнь, и вовсе не потому, чтоб они были раскольники, а вследствие отлучек из домов или даже по своей «простоте». Вот и являлись из губерний запросы в сенат: какие штрафы брать с них, или не подвергать ли их телесному наказанию. Сенат решил, что за небытие у исповеди более 3-х лет телесного наказания не чинить, а «наказывать их публичным церковным покаянием — молитвою и постом», а если кто и после того не исправится, тех сажать на некоторое время в тюрьму на хлеб и на воду, а потом заставлять публично в церквах приносить покаяние и давать присягу в правоверии, указанную духовным регламентом 9.

Несмотря на все эти подтвердительные указы, в некоторых губерниях множество людей не приходило на исповедь. Так, архангельский архиерей сообщил ярославскому и вологодскому генерал-губернатору Мельгунову ведомость о неявившихся в 1783 г. на исповедь по его епархии, из которой оказалось, что, при населении епархии в 215,762 души обоего пола, на исповедь не пришло 79,243 души, т. е. более 1/3, между тем, из них записанных в раскол было лишь около полуторы тысячи. Архиерей требовал, чтобы со всех неявившихся на исповедь не только взяты были штрафы, но, кроме того, чтобы они были подвергнуты публичному покаянию, между тем как в указе 1765 г., приведенном нами выше, публичное покаяние назначалось только тем, которые не были на исповеди более 3-х лет. Мельгунов приказал взыскать с них штрафу по 5 к., но отсылать на покаяние такое огромное число людей находил не только крайне затруднительным и убыточным [506] для народа, так как это отвлекло бы его от обычных промыслов, но даже и опасным, потому что вследствие этого распоряжения могло бы усилиться обращение в раскол. Это «удаление от церкви» Мельгунов приписывал недостатку ученых священников, которые могли бы иметь влияние на народ, и в подтверждение своей мысли ссылался на то, что и среди самих духовных лиц Архангельской губернии нашлось 67 человек, неявившихся к исповеди. Сенат согласился с тем, что отсылать к покаянию более 70,000 человек невозможно и предоставил синоду подумать о том, какими средствами можно предотвратить подобное явление, а особенно рекомендовал ему позаботиться об увеличении числа образованных священников. Нужно, впрочем, заметить, что такое огромное количество неявившихся на исповедь было, вероятно, в весьма немногих губерниях: так, например, в то же время в вологодской епархии не было на исповеди только 225 человек. В Архангельской же губернии это явление объясняется, вероятно, разбросанностию селений и затруднительностию посещения церквей, а также, быть может, и распространением тайного раскола 10.

Таинство крещения также было обязательно; священники должны были заносить имена крещаемых в метрические книги, как это было им предписано в духовном регламенте. Крещение должно было совершаться в церкви, а не на дому, за исключением случаев крайней нужды 11.

При совершении брака до первых годов царствования Екатерины II взималась особенная пошлина за венечные памяти, которые были отменены только в 1765 г. Венчаться должно было непременно в своем приходе 12, а следовательно, до установления таксы за требы при Екатерине II приходилось платить за совершение брака столько, сколько потребует свой приходский священник: конкуренции в этом случае не существовало.

Мы остановились на всех этих постановлениях правительства прежде, чем перейти к изучению материального положения сельского священника, для того, чтобы показать, что ежегодный денежный доход причта, состоявший главным образом в плате за требы, был до некоторой степени гарантирован правительственными указами, обязывавшими прихожан исполнять те или другие духовные требы. Правда, норма вознаграждения не была определена до начала [507] 1760-х годов, но это было выгодно для духовенства: оно могло назначать плату, какую ему вздумается. Исполнение других треб, например панихиды, не предписывалось прямо законом, но оно и без того обусловливалось народными верованиями.

Правительство уже давно сознавало необходимость установить законом размер вознаграждения за требы, но это было сделано только при Екатерине II. В 1765 г. явился сенатский указ, которым предписывалось, чтобы священно и церковно-служители брали с крестьян за молитву родильнице 2 к., крещение младенца 3 к., за свадьбу 10 к., за погребение взрослых 10 к., за погребение младенцев 3 к., за исповедь же и причащение отнюдь ничего не брали; а за молебны и поминовение родителей каждый мог давать по своему желанию и средствам. Правительство сделало, впрочем, оговорку, что правила эти устанавливаются в интересах крестьян и людей неимущих, людям же достаточным не запрещается давать и более, лишь бы только «священно и церковно-служители ни под каким видом большего себе за оные требы не домогались, а довольны бы были таковым указным и доброхотным подаянием». Правила эти приказано было вывесить во всех церквах для всеобщего сведения 13.

Указ этот не остался мертвою буквою. Мы знаем, что в Малороссии прихожане во многих местах перестали давать духовенству прежде установленную плату, и потому малороссийские архиереи просили синод, чтобы он требовал от коммисии нового уложения отмены правил, изданных в 1765 г. 14 Однакоже не везде прихожане воспользовались этим указом. Посмотрим, какая плата за требы существовала в Ярославской губернии в приходе Иоанна Матусевича.

За молитву родильнице давали священнику от 1–6 к.; всего чаще, впрочем, платили по 2, 3 и по 5 к. Эта плата шла одному священнику. Сверх денег иногда давали каких-нибудь припасов натурою; так, однажды священник получил 3 к. и 8 редек, в другой раз 2 к. и пол-решета гороху; в третий 3 к. и мешечек репы; был, наконец, такой случай, что в вознаграждение за произнесение молитвы дали чашку клюквы и ячный каравай. Кроме того, в баню, где всего чаще разрешалась от бремени родильница, [508] приносили иногда пива и тут же угощали священника. И так, в большинстве случаев, за молитву священник получал более, чем было назначено правилами 1765 года. 15

За крестины, по закону, следовало платить 3 коп., но всегда давали более, от 5–10 коп., всего же чаще по 8 коп. Только в одном, совершенно особенном, случае за крестины у выборного, человека богатого, было дано священнику 1 рубль и причетникам 25 коп. Деньги за крестины делились между всем причтом.

Чрез 40 дней после разрешения от бремени, родильница приходит в храм со своим младенцем для совершения обряда воцерковления. За произносимую при этом так называемую «сороковую» молитву священник села Иванькова, в большинстве случаев, получал по 2 коп. и лишь изредка по 1 коп. В законе же о плате за эту молитву ничего не упоминается. Эти деньги шли исключительно в пользу священника. Когда понадобилось дать «сороковую» молитву для жены самого Матусевича, то вместо вознаграждения приглашенному для этого священнику было поднесено вина на 10 коп.

Священник произносил своим прихожанам еще одну молитву, так-называемую «страшную», о которой также не упоминается в указе 1765 года. Всего чаще ее читали над младенцем; иногда для одной и той же женщины одновременно произносились «сороковая» и «страшная» молитвы; однажды священник причащал мальчика и в то-же время прочел ему «страшную»; наконец, раз он читал эту молитву взрослой девушке. Сопоставив все места дневника Матусевича, где упоминается об этой молитве, мы полагаем, что «страшная», вероятно, читалась в случае болезни; платили за нее от 2 до 6 коп. Вознаграждение это шло исключительно священнику.

За свадьбу, по закону, назначено было платить 10 коп. Платилось же на деле от 10 до 50 коп., всего чаще 20 и 25 коп. Однажды, впрочем, женившийся мещанин заплатил 1 рубль. Свадьбы всего чаще происходили в октябре месяце, так как в это время, по окончании полевых работ, крестьяне бывают всего свободнее и зажиточнее; напротив, в июле и августе — самое рабочее время — мы не встретили ни одной свадьбы. Иногда весь причт участвовал в крестьянском свадебном пиру.

За погребение взрослых следовало платить 10 коп., а за [509] младенцев 3 к. В Ярославской губернии платили за детей от 5 до 10 коп., за взрослых от 10 до 30 коп. Вознаграждение делилось между всем причтом. Любопытно, что священник считал себя в праве получить вознаграждение даже и тогда, если, вовремя его отсутствия, погребение совершал священник какого-либо соседнего прихода: покойники были, так сказать, «мертвые души», с которых он получал оброк. Однажды Матусевич замечает: «домой приехали, а без нас Иван Тарасов умре сельский, погребал Норский поп... ему дано от них 10 коп., а нам еще ничего». В других местностях России мертвого провожали из дома с хлебом и солью, гроб его покрывали кусками полотна; эти предметы, по окончании обряда, доставались причту (Знаменский). Что касается Ярославской губернии, то в записках Матусевича мы не нашли указаний на такое обыкновение; только однажды он упоминает, что при погребении «сестра покойницы дарила всех по плату».

За исповедь и причащение сенатский указ 1765 года вовсе запрещал брать вознаграждение; но это запрещение не повело ни к чему. Не получая определенного жалованья, священники, чтобы иметь возможность существовать, не могли отказаться от вознаграждения за эту обязательную требу. За исповедь почти всегда платилось 2 или 3 коп.; в редких случаях плата доходила до 5 к., а когда один крестьянин дал 13 к., то Матусевич отмечает это как исключительный случай. В приходе Матусевича крестьяне исповедывались всегда в Великом посту; в остальное время встречаются только отдельные случаи исповеди и причащения больных. За причащение отдельной платы не брали. Плата, получаемая за причащение и исповедь больного, шла нераздельно одному священнику, и это совершенно естественно, так как ему для этого сплошь и рядом приходилось ехать в другую деревню. Что же касается денег, собираемых в Великом посту от исповедников, то, сопоставив все записи об исповеди в дневнике Матусевича, мы приходим к заключению, что деньги за эту исповедь также шли священнику, а причетники, быть может, получали, как и в настоящее время, особую плату за записку исповедников в исповедальные росписи или за «теплоту» — запивание после причастия.

Размеры вознаграждения за молебны и поминовение родителей не были вовсе определены законом и совершенно зависели от желания прихожан. За простой молебен платили от 3 до 5 коп.; за молебен с акафистом — от 10 до 25 коп. При закладке новой [510] избы крестьяне всегда звали священника отслужить молебен, иногда с водоосвящением, за что платили от 5 до 20 коп.

Требы, связанные с воспоминанием об умерших, весьма разнообразны: сюда относятся, во-первых, простое поминовение во время службы и затем панихида и заупокойная обедня. Служба в третий день по смерти навивалась третинами, в 9-й — девятинами, в 20-й — полусорочинами, в 40-й — сорочинами. Заказывали иногда сорокоуст, т. е. 40 обеден по усопшему, наконец, просили занести в синодик. Обер-прокурор синода Мелисино, отличавшийся, как известно, весьма свободным образом мыслей в вопросах религиозных, предлагал уничтожить поминовение. В числе предложений, сделанных им синоду во время составления последним наказа своему депутату в коммисии нового уложения, Мелисино писал: «очистилища, так как у римлян, по нашему закону нет, но чрез введение от греческих духовных в народное мнение мытарств, бываемые поминовения попам подают повод в вымогательствам для своего интереса, а слабоверным открывается чрез то путь к заблуждению; то не надлежит ли оного поминовения оставить?» 16. Но синод не обратил внимания на это предложение. На поминовение разных лиц и поминовение «родителей» крестьяне давали от 1 до 50 коп., всего чаще от 2 до 10 коп. Вместе с деньгами подавали иногда калачи, блюдо киселя. Деньги за поминовение шли всему причту. Особенно обильны были денежные приношения в родительские субботы, которых несколько в году; за один раз в эти дни получалось на поминовение более рубля да калачей всем на 50, на 60 коп. Бывали, впрочем, случаи, что в родительскую субботу «на родителях» никого не было: но это случилось в начале июня, в рабочую пору. За запись в синодик давали 25, 50 коп. За большую панихиду платилось всем от 6 до 10 коп., чаще всего 6 коп. За заупокойные обедни и, между прочим, за третины, девятины, полусорочины и сорочины платилось, от 8 до 20 коп., но самою обычною платою было 10 коп. Деньги эти делились между всем причтом 17. Кроме денег, при заупокойных обеднях приносили калачи. За сорокоуст низшая плата, какую мы встретили, была 1 рубль, но брали с крестьян и по 3 рубля. За полсорокоуста даже с пономаря своего причта взяли полтора рубля. У крестьян не было обычая давать деньги на поминовение о их здравии и спасении, как это делали некоторые [511] помещики, но литургии они заказывали нередко и платили за них от 8 до 20 коп., а чаще всего по 10 коп. За соборование маслом больных давали обыкновенно 20 к. всем 18.

Мы упоминали уже, что плата за требы вносилась отчасти натурою; давали горох, репу, редьку, клюкву, кисель, калачи, ячный каравай. За соборование маслом, сверх 20 коп., было однажды дано еще всем 2 арш. холста и немного ячменя. За поминовение родителей, сверх 3 к., был дан однажды «ставчик волженицы и на дом». Раз даже после обедни один крестьянин в церкви преподнес поросенка. В некоторых московских приходах причты получали хлеб и пирог при отправлении в праздничные дни молебнов на дому.

Не довольствуясь доходами с церкви и вообще платою за исполнение треб, сельское духовенство пополняло свой бюджет обходами по селу и всем деревням известного прихода в большие праздники. Синод, в пунктах, данных своему депутату в коммисии для составления нового уложения, предлагал «запретить священникам бродить по разным приходам для славленья и со святою водою без позыву; а только позволить для славленья ходить в день Рождества Христова в своем приходе и других приходах к вкладчикам, детям духовным и к прочим знакомым, а во Святую неделю со крестом и в день Богоявления Господня и в храмовые праздники со святою водою в одних только своих приходах» 19. Причт села Иванькова, при обходах по домам, ограничивался своим приходом 20 и лишь в Рождество и Пасху ездил славить в соседний город Ярославль. Всего более доходу приносили славленья в Рождество и Пасху. В Рождество священнику обыкновенно удавалось выславить от 2 р. до 2 р. 50 к., а в Пасху даже до 4 р., да столько же двум причетникам. Духовенство от себя платило крестьянам, помогавшим носить иконы; так, однажды за славленье было дано одному крестьянину 1 к., другому 2 к.; ребятишкам, очевидно также игравшим при этом какую нибудь роль, 1 к.; столь же скромные затраты делались на покупку свечей к образам. Начинали славить с первого дня Пасхи или Рождества и продолжали [512] целую неделю; но в 1776 году был получен указ, чтоб в первый день Пасхи «молебнов не петь, по домам с св. иконами не ходить», «а в прочие не запрещено», — радостно прибавляет в своем дневнике отец Иоанн. В Пасху, кроме приношения деньгами, духовенство получало много яиц 21, которые священник иногда в тот же день раздавал крестьянам взаймы. Даже в случае болезни поп не прекращал славленья: это было бы слишком невыгодно.

Кроме того, духовенство ходило по селу и деревням еще несколько раз в году с крестом и святою водою, или какою выбудь чтимою иконою: именно, 6-го января в Крещенье, 23-го июня в канун Иванова дня, 16-го августа по случаю престольного праздника в местном храме и т. п. Доходы в такие праздники были меньше, чем в Рождество и Пасху, а именно — всем доставалось каждый раз от 80 к. до 1 р. 60 к., а священнику шла половина этого сбора. 23-го июня, кроме денег, духовенству давали еще яйца; так, в 1779 году в этот день одному священнику досталось 180 яиц. Обычай этот весьма любопытен; он наверное имеет связь с языческим почитанием дня Купалы. В дни Николая Чудотворца, 6-го декабря и 9-го мая, причт ходил по домам и пел молебны; так, например, 9-го мая 1775 года, в церкви и на домах было отпето 35 молебнов; за них платили не более чем по 3 коп.; 6-го декабря от молебнов причту досталось однажды 1 р. 80 к. Кроме того, в первые дни Великого поста ездили по деревням «с постною молитвою». Деньги, собираемые во время всех этих обходов, которые обыкновенно продолжались несколько дней, делились между причтом.

Из подробного разбора всех треб мы видим, что плата за крестины, свадьбу, погребение, молебны, поминовение, панихиды, заупокойные обедни и за сорокоуст, а также деньги, собираемые во время славленья и обходов в праздники по деревням, делились между членами причта. Плата за молитвы: родильнице, сороковую и страшную шли одному священнику; что касается платы за исповедь, то она шла одному священнику, но, вероятно, причетники получали особое вознаграждение за записку бывших у исповеди или за «теплоту».

Теперь является вопрос: каким образом производился раздел тех денег, которые должны были делиться? Относительно этого не существовало общих постановлений, и в различных [513] епархиях установлялись различные обычаи. Способ раздела зависел, главным образом, от числа членов причта. В приходе священника Матусевича причт состоял только из 3-х человек: его самого, дьячка и пономаря. Московский архиепископ Платон издал в 1776 году подробное учреждение о разделе церковных доходов и предписал в тех приходах, где были только священник, дьячек и пономарь, священнику брать 6 частей дохода, а дьячку и пономарю по 2 части 22. Но в приходе, где служил о. Матусевич, был обычай, более выгодный для низших членов клира: именно священник получал 1/2, а не 6/10, как в московской епархии, а остальное делили пополам дьячек и пономарь 23.

Один раз в год священник получал также особенный доход вследствие обычая приходить в воскресенье на Масляной, накануне Великого поста, «прощаться», т. е. просить прощения во грехах. При этом обыкновенно крестьяне дарили священника деньгами, всего от 70 к. до 1 р. 40 к., и кроме того подносили ему несколько саек, пряников, калачей; один раз подарили даже немецкие чулки, новины на рубахи и фунтов 30 соли, а в другой раз поднесли пол-осьмухи вина. Само собою разумеется, что все эти деньги и припасы шли одному священнику; ходили ли прихожане прощаться с другими членами причта, мы не знаем. Иногда священник не сразу давал прощенье: приказывал кланяться себе в ноги, заставлял за провинившегося просить других и только тогда отпускал его «погрешность».

Как же велик был весь годовой доход священника? Прежде всего тут важно знать величину прихода. В одном месте Матусевич отмечает: «нововыбранный закащик, поп Степан Пажицкий, был и взял подможных денег 37 к. по 10 к. со ста, а у нас 368 душ». Таким образом, в приходе было 368 душ мужеского пола. Такой приход в XVIII в. был не велик. По штатам 1722 года, один причт (из священника и 2-х причетников) полагался на 100–200 дворов, а так как в прошлом столетии во дворе обыкновенно считали по 4 души, то тогда в приходе было от 400 до 800 душ. В 1778 году синод постановил, чтобы один священник был на 150 и 200 дворов 24. Но на деле приходы [514] заключали в себе нередко не «более 400 душ. В Малороссии, в тех приходах, где было более 100 дворов, было обыкновенно уже 2 священника 25. В Архангельской епархии, в 80-х годах прошлого столетия, также каждый приход средним числом имел по 400 душ 26. Итак, приход в 368 душ был не из больших; но за то он лежал вблизи города Ярославля, среди населения, уже в то время в значительном числе уходившего на отхожие промыслы и, следовательно, более зажиточного. И так, какой же денежный доход получал священник такого прихода? Для определения этого мы воспользовались итогами, подведенными священником Матусевичем за многие месяцы, а за остальные подвели сами, и оказалось, что 40 рублей можно принять за maximum годового денежного дохода священника с треб. Следовательно, причетники должны были получать от 15 до 20 рублей каждый. Если мы примем, что оба они получали 35 р., то доход всего причта за требы равнялся 75 рублям, что с 368 душ составит денежный налог более, чем по 20 к. с души.

Кроме того бывали денежные приношения в некоторых экстраординарных случаях, которых мы поэтому и не вводим в расчет. Так, когда 12-го октября 1774 года была освящена каменная церковь 27, то прихожане приходили к священнику «с гостинцами» и надавали ему деньгами 4 р. 25 к.

Важною статьею в бюджете священника была «новь», т. е. новый хлеб, который он собирал с крестьян осенью, с конца сентября по конец ноября. В 1779 году, относительно которого мы находим более подробные сведения о сборе нови, с села Иванькова и 4-х деревень он получил 6 четвертей разного хлеба, а в его приходе было еще 10 деревень. В настоящее время в пяти селениях, названных при сборе нови в 1779 году, было 162 души мужского пола, а в остальных 10-ти деревнях более 370 душ; следовательно, если в первых было собрано 6 четвертей, то с остальных священник мог получить еще 12, а всего 18 четвертей, но так как из некоторых отметок в дневнике видно, что сбор нови в 1779 году был более обильный, чем в другие годы, то мы примем, что, в среднем, священник получал нови 12 четвертей в год. Предположим, что тут, было поровну — ржи, ячменя и овса (о пшенице не упоминается при собирании нови) и [515] выразим ценность этого хлеба в деньгах, воспользовавшись подробною таблицею цен хлеба в Ярославской губернии за вторую половину прошлого столетия, помещенною в одном неизданном описании этой губернии. Средняя цена четверти ржи в 1775–1779 годах была 2 р. 20 к» овса — 1 р. 40 к., ячменя 1 р. 70 к., следовательно ценность 12-ти четвертей всего хлеба — 21 руб. 20 коп. Таким образом сбор нови увеличивал доход священника на 20 р. ежегодно 28.

Кроме обычного сбора нови, который делал священник, сами прихожане от времени до времени приносили ему каких нибудь припасов. Матусевич довольно аккуратно отмечает все эти приношения: «подали кувшин молока», «подано соли мешок фунтов 10 или более», «приехал Василий Кувалда и привез мне 2 четверика муки оржаной, да солоду фунтов с 10», «выборный подал 2 головки, грудину, да бочек бараньи», «бурачек волженок подали», «Ефим Серяков кулечик рыбы принес не очень крупной, фунта с 3» (в благодарность за то, что поп не взял с него денег за исповедь), «дали мне каравай яшный», «подали киселя блюдо, да не очень удашен (удачен)», подали бурак (в другой раз ведро) сулою, «от Васютки Егорьева имянинника пирог прислали». Все эти припасы приносили священнику к окошку; раз он отметил: «под окошком мало кто был, да забыл записать»; о приношении саек, калачей и пряников в воскресенье накануне Великого поста и наделении духовенства яйцами в Пасху и накануне Иванова дня (23-го июня) мы уже упоминали. Приносили не только съестные припасы: раз записано, что принесли «соломы вязаницу». Понятно, что все эти приношения должны были уменьшать расходы священника.

Нередко крестьяне радушно угощали своего попа. Все это также аккуратно отмечено в дневнике. «Андрей Ильин пришел ко мне и послал с дядей Федором на вино 10 к.: он имянинник. Я одну выпил, ему свое поднес; они с дядей по две выпили и тако пошли домой». «После вечерни ходил было пивца испить на 2 копейки, да, спаси Бог, Никита Нестерыч купил». Нередко священник заходит обедать или ужинать к крестьянину. «У выборного обедали, и вина по стаканчику поднес». — «У Егорья Иванова был в гостях, вино пил, клюкву с медом ел». — «В вечеру у Родивона ужинал, куплено вина про меня на 15 к.» — «После обедни у имянинницы обедали, у тетки Ульяны, вина с 3 рюмки выпил, жена [516] моя одну; в гостинцы снесла ей 5 к.». Обращаясь с какою нибудь просьбою к священнику, крестьяне обыкновенно угощали его вином. Мы упоминали уже, что за некоторые требы священник получал плату отчасти натурою. Точно так же его нередко угощали после исполнения требы. Так однажды, после того как он произнес в бане молитву ребенку, поставили четверть ведра пива. В другой раз, когда священник давал молитву в бане, «вина и пива было довольно», пива и на дом кувшин дали. Приглашали духовенство также на поминки, иногда и с семьями. Нужно думать, что священника звали также на смотрины и подносили ему там подарки. На эту мысль наводят следующие слова: «Федор Ласкин приходил и просил, чтобы обвенчал племянника его в самый праздник и подарил 20 к. за смотровые дары, понеже я не был, да пол-осьмухи вина про всех принес».

Некоторый доход натурою священник мог получать еще вследствие следующего обычая. Русский крестьянин считал необходимым освятить молитвою вновь добытые припасы, прежде чем употреблять их в пищу; вновь сделанные вещи, прежде чем пользоваться ими; наконец, вновь отстроенный дом, прежде чем жить в нем. Вознаграждение за такую молитву священник получал или натурою, или деньгами, а иногда и тем, и другим вместе; во всяком случае денежное вознаграждение было всегда весьма не велико. Из припасов, которым давалась молитва, в дневнике Матусевича упоминаются: рыба, клюква, мясо и молоко. Если платят за это священнику деньгами, то дают обыкновенно 1 и 2 копейки; например, «после вечерни приходила Матвеевна Гончина с молоком, молитву давал, дано 2 к.», — отмечает в своем дневнике о. Матусевич, — а иначе отделяют часть припасов: «У Ивана Репина», — записывает он в другой день, — «клюкве молитву давал; за то чашку клюквы наклали, да каравай яшной дали». Или: «мясу молитву давал; дано за то 2 к., да полгрудины мяса». Освящали молитвой и новые вещи, например: «от Василья Борисова приносила Катерина сито новое, молитву давать, и посулилась на св. Пасху избу мыть; за молитву — 1 к.» Мы уже знаем, что при закладке нового дома звали священника отслужить молебен; точно также он давал молитву и новому колодезю.

Крестьяне не ограничивали свою помощь священнику платою за требы и единовременными приношениями деньгами или натурою; они иногда помогали ему, кроме того, своим личным трудом: так, мы видим, что одна женщина обещает вымыть пол, другая помогает мыть белье; несколько крестьян возят попу бревна. Наконец, для [517] некоторых земледельческих работ священник сзывает крестьян на «помочь», и они довольствуются при этом весьма скромным угощением. Так, однажды летом, в воскресенье, были приглашены крестьяне на сенокос; собралось 11 человек, и на угощенье всех их было куплено только на четвертак вина да задок баранины в 17 к. Таким образом, 42-мя копейками было заплачено за дневной труд 11-ти человек в самое рабочее время.

Нужно заметить, что вообще в приходе Матусевича существовали, повидимому, довольно хорошие отношения между прихожанами и священником 29; такое согласие существовало не везде. Так, например, в 1767 г. в Москве один фельдшер жаловался консистории, что его приходский причт, во время пасхального хождения во приходу, не довольствуясь 14-ю коп., данными попу на всех, требовал еще 10 к., печеного хлеба и пирога, а когда он не дал, то бранили его скверными словами, потом били смертно, а поп едва не откусил ему палец 30. В начале 70-х годов прошлого столетия один священник в Каргопольском уезде сильно притеснял крестьян: с одной крестьянки за погребение ее брата требовал резной складень ценою в 2 р. 50 к., а с другой за погребение мужа 50 к., и, не получив требуемой платы, целую неделю не хоронил мертвых, так что в церковной трапезе, где лежали трупы, на лавках и по полу текла пересадная кровь; на телах показались черви и по всей церкви было страшное зловоние. Свидетели (103 человека, в том числе приходский дьячек) приложили к своим показаниям длинный реестр незаконных поборов священника при крещении, венчании и погребении. Синод лишил его священства 31.

Чтобы покончить со всеми поборами с крестьян, связанными с их обязанностями по отношению к религии, нужно упомянуть, что им приходилось исполнять некоторые работы и давать денежные поборы на самую церковь. Так, однажды, их сзывают возить церковный кирпич; в другой раз священник со старостою (вероятно, церковным) ходит по селу «сбирать в церковь по окладу по 10 к. с души, и тех денег по селу набрали 18 р. 26 к. да [518] в починку риз я собрал», пишет Матусевич, 1 руб. 54 к. 32 Наконец, были сборы при составлении священником каких-то росписей: «ходили переписывать по деревням, выходили 60 к.». Подведем теперь итог всему, что уплачивал крестьянин на содержание церкви и причта. Со всего прихода: 75 р. деньгами причту за исполнение разных треб, 20 р. хлебом при сборе «нови», одному священнику да, вероятно, столько же причту; наконец, положим, что разных мелких приношений натурою и помощи трудом на 15 р. Итого на причт 130 р., т. е. при 368 душах в приходе — по 35 к. с души, да еще на содержание церкви по 10 к. Итого по 45 к. с души, а с семьи в 4 души м. п. 1 р. 80 к., т. е. цена почти целой четверти ржи. Вот во что обходилось каждый год крестьянской семье спасение души!

Мы перечислили все поборы с крестьян на поддержание культа, существовавшие в рассматриваемой нами местности, но еще не исчерпали средств содержания сельского священника. Кроме платы за требы, сельское духовенство имело 2 источника дохода: определенное содержание (так называемая руга), получаемое деньгами или хлебом от прихода или местных помещиков 33, и земля. В некоторых местностях приходская община особым договором со священником точно определяла размеры ежегодной руги. Так было в югозападной России и Сибири 34. Но в великорусских епархиях, если и были определенные руги, то довольно незначительные; так, например, при Петре Великом в Рыбной слободе (в последствии гор. Рыбинск) существовала денежная руга с прихожан по алтыну с венца. В приходе священника Матусевича прежде не было никакой руги от прихожан; с 1777 г. священник стал получать по 15 р. в год, но эта сумма отпускалась, как увидим ниже, по всей вероятности, за землю, недоданную до количества, определенного законом при производившемся в это время межевании. [519]

Что касается обеспечения причта землею, то земли у сельского духовенства могли быть двоякого рода: или отведенные правительством, или данные прихожанами. В XVII в. правительство предписывало отводить к церквам дачи из поместных и порожних земель по 10, 15 и 20 четвертей в поле (т.е. всего от 15 до 30 десятин). Что касается земель, отводимых прихожанами, то причт не был совершенно обеспечен в беспрепятственном пользовании ими, так как иногда помещики вновь отбирали земли, данные церкви: на это жалуется Арсений Мацеевич в своем известном донесении синоду от 6-го марта 1763 г. В инструкции землемерам 1766 г. было предписано в помещичьих приходах отводить земли к церквам по указанию самих владельцев не более 30 дес. пашни и 3 дес. покосу 35.

Однако во многих местах приведение в действие этих постановлений встретило противодействие со стороны помещиков, и их не раз приходилось подтверждать 36. Ко времени вступления на престол Павла, отвод земли к церквам был произведен только в 20-ти губерниях и между прочим в Тульской и Ярославской. Из одного неизданного описания Тульской губернии, составленного в 1805 году, мы знаем, что штатного белого духовенства в ней было 3,315 душ м. п., а земли церковной 21,612 десятин, т. е. по 7 десятин на душу; так как в большинстве приходов причт, вероятно, состоял из 3-х лиц и притом семейства духовных лиц бывают вообще весьма многочисленны, то можно думать, что здесь количество церковной земли непременно равнялось, если еще не превосходило, установленный законом наибольший надел по 30 дес. для каждой церкви. И действительно, например, в Одоевском уезде было 3,313 десятин церковной земли и 76 церквей и, следовательно, на каждую церковь приходится по 43 десятины. В Белевском уезде 3,154 дес. земли и 44 церкви, следовательно, на каждую церковь по 71 дес. В том приходе Ярославской губернии, где жил священник Матусевич, земли для причта было прежде, по всей вероятности, менее, чем было назначено межевою инструкциею 37. Во время [520] составления дневника, в этом крае производилось межевание и результатом его должно было быть увеличение земли, отведенной к церкви, но крестьяне, повидимому, предпочли заменить отрезку земли от их полей уплатой ежегодно определенной денежной суммы. Мы заключаем это из следующих мест дневника: В янв. 1777 г.: «о земле договорился с крестьянами: по 10 р. в год, а деньги получать на Петров день все сполна». В июле того же года: «у выборного взял 6 р. за положенную землю», а в августе: «взято у выборного 4 р. за землю». Эта ежегодная плата была таким образом лишь заменою известного участка земли, который должен был отойти в пользование священника. В мае 1777 г. приехала владетельница села Иванькова, в котором был священником Матусевич, госпожа Нарышкина, и приказала к 10 руб., договоренным прежде, прибавить еще 5 рублей.

Мы ознакомились теперь со всеми источниками доходов сельского духовенства; посмотрим, какие поборы приходилось ему самому уплачивать своему начальству.


Комментарии

1. «Приходское духовенство в России со времени реформ Петра». Казань, 1873 г.

2. П. С. З., т. VI, № 4052. Кроме воскресений, в этом указе было перечислено 28 праздничных дней. Срав. т. VIIІ, № 5518.

3. П. С. З., т. XIX, 14231, п. I.

4. П. С. З., т. V, № 3169; т. VI, № 3854. Резол. на п. 15.

5. П. С. З., т. VI, № 3963. Резол. на доклад. п. синода 12-го апр. 1722 г., п. 24.

6. В 1742 г. синод приказал присылать ему только генеральные экстракты, а подлинные имянные ведомости хранить в архиерейских домах. П. С. З., т. XI, № 8553. В 1764 г. было велено такие же «перечневые ведомости», как присылали в синод, отправлять и в главный кригс-коммисариат. П. С. З., т. XX, № 15096.

7. Если кто находился в отлучке в течении нескольких месяцев и в это время исповедывался у местного священника, то, по Возвращении домой, даже представив свидетельство о бытии на исповеди, он должен был, «дабы в правоверии не был сомнителен», вновь исповедываться у своего священника. Если же, по случаю таких отъездов, кто либо 3 года не будет исповедываться в своем приходе, такого записывать в раскол.

8. П. С. З., т. X., № 7226, 16-го апр. 1737 г.

9. П. С. З., т. XVII, № 12483, ук. 30-го сентября 1765 г. Сотские по инструкции, данной им в 1774 г., должны были наблюдать за тем, чтобы крестьяне ходила на исповедь. П. С. З., т. XIX, № 14231, п. I.

10. Арх. Мин. Юст. Дела правит. сен. 1784 г. № 787/4358, л. 487–489.

11. П. С. З., т. VI, № 3718. Дух. регл., ч. II о мирск. особ., п. 9; № 4022, приб. к дух. регл. п. 29.

12. П. С. З., т. III, № 1612, ст. 61, 66; т. ХVII, № 12433; т. VIIІ, № 5892 л. 4.

13. П. С. З., т. XVII, № 12378. Этот указ есть почти дословное повторение доклада, представленного императрице коммисиею о церковных имениях, а коммисия занялась этим вопросом по приказанию государыни. Доклад этот напечатан во «Влад. Губ. Вед.» 1868 г., № 19.

14. «Христ. Чтен.» 1876 г., т. II, стр. 238.

15. Когда у самого Матусевича родился ребенок, он заплатил другому священнику за молитву 3 коп.

16. Чтение в Общ. Ист. и Др. Росс. 1871 г., кн. 3-я, смесь, стр. 118.

17. Так как в то время говорили не «заказать» обедню, а «нарядить» обедню, то заказная обедня называлась также короче: «наряд».

18. Для сравнения, приводим платы за требы в Москве во второй половине XVIII в. За славление 5–25 к. Крестины 25 к. — 1 р. За венчание 1–2 р. Погребение 50 к. — 2 р. Сорокоуст 1–5 р. (Розанов, Истор. Моск. епарх. упр.) Понятно, что в столичных городах плата должна была быть выше чем в деревнях.

19. «Христ. Чт.» 1876 г., т. II, стр. 252.

20. К приходу села Иваньково, где был священником Матусевич, принадлежало еще 14 деревень.

21. Однажды причт в течение Пасхи собрал 400 штук.

22. Розанов Ист. Моск. епарх. управл., ч. IIІ, кн. I, стр. 127– 28.

23. В вологодской епархии с 1793 года был установлен такой же порядок для тех приходов, где были только священник и 2 причетника. «Вологод. Епарх. Ведом.» 1867 г., № 21.

24. Беликов. Отношение госуд. власти к церкви при Екатерине ІІ-й. «Чтен. Общ. любит. дух. просв.» 1875 г., т. III, стр. 248, 255–256.

25. Крыжановский, Очерки быта малоросс. духовенства в ХVІII в. «Руков. для сельск. пастырей» 1861 г. № 39, стр. 135.

26. Арх. Мин. Юст., дела сената №№ 787/4358, лист. 487.

27. С этого дня и начинается дневник.

28. Кроме «нови», священник собирал также «мякину»; об этом упоминается только один раз и то вскользь, в ноябре 1779 года. Не означает ли это сбор хлеба после совершенного окончания молотьбы?

29. Матусевич, до некоторой степени, входил в положение своих прихожан и иногда не брал с них платы за требу. Так, однажды, он отмечает: «За свадьбу не брал: не богати, так Бог простит»; в другой раз он не взял за исповедь с 4-х человек.

30. Розанов. Ист. Моск. епарх. управ.; ч. II, кн. 2, прим. 345.

31. П. С. З., т. XIX, № 13910.

32. Иногда сельский сход отводил участок земли, нужный не для причта, а для поддержания самой церкви: крепостные крестьяне помещика князя Белосельского (Суздальского уезда) уступили в 1742 г., на 2 года, 1 десятину земли для добывания глины на постройку церкви. См. «Влад. Губерн. Вед.» 1867 г. № 7.

33. Ружных церквей, получающих ругу из казны, было в это время уже весьма мало. По сведениям, собранным синодом, в начале 80-х годов, в 21-й епархии было всего 164 ружных церкви. П. С. З., т. XXII, № 16448.

34. В одной из частных коммисий для составления проекта нового уложения рассуждали о том, что духовенство должно получать определенное жалованье от прихожан. См. Пекарский. Дополн. к истор. масонства в России, стр. 17, 19.

35. П. С. З., т. XVII, № 12570, п. 69. В межевой инструкции были даны более подробные определения. К построенным в владельческих селениях церквам должно было отводить от 15 до 30 десятин пашни и несколько покосу, смотря по величине прихода. См. Межев. инстр. № 12659, гл. X, п. 3-й и 4-й. Священно и церковно-служители имели также право въезда в леса, принадлежащие селениям их прихода. См. Ibid., п. 8.

36. Срав. П. С. З., т. XVIII № 12925; т. XX, №№ 14377, 14750.

37. Что причт села Иванькова нуждался в земле, и именно покосах, видно из того, что он брал на аренду у одного соседнего помещика пустошь с платою по 5 р. в год.

Текст воспроизведен по изданию: Сельский священник во второй половине XVIII века // Русская старина, № 8. 1877

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.