ОБ «ИСТОРИИ РУССОВ» ГЕОРГИЯ КОНИСКОГО.

История Руссов, Архиепископа Белорусского Георгия Кониского, содержит в себе историю Малой России от времен основания Киева до 1769 года. В Предисловии к Истории Руссов, писанном, вероятно, самим Кониским, о ее происхождении говорится: «взята сия история из летописей и записок Белорусских»; а ниже: «известный ученостью и знатностью Депутат Шляхетства Малороссийского, господин Полетыка, отправляясь по должности Депутатства в великую оную Имперскую Коммиссию для сочинения проекта нового уложения, имел надобность необходимую отъискать отечественную историю. Он относился о сем к первоначальному учителю своему, Архиепископу Белорусскому Григорию Конискому, который был природный Малороссиянин и долголетию находился в Киевской Академии Префектом и Ректором. И сей-то Архиерей сообщил господину Полетыке летопись или историю сию, уверяя архипастырски, что она ведена с давных лет в кафедральном Могилевском монастыре искусными людьми, сносившимися о нужных сведениях с учеными мужами Киевской Академии и разных знатнейших Малороссийских монастырей, а паче тех, в коих проживал монахом Юрий Хмельницкий, прежде бывший Гетман Малороссийский, оставивший в них многие записки и бумаги отца своего Гетмана Зиновия [56] Хмельницкого и самые журналы достопамятностей и деяний национальных и что она притом вновь им пересмотрена и исправлена».

Начало Истории Руссов до рассказа о милостях, оказанных Козакам Королем Польским Стефаном Баторием, — ниже всякой критики: это беспрерывная цепь басней и несправедливых мнений; так напр. можно ли без улыбки читать, что Преподоб. Нестор и продолжатели его летописи: «все были Академики или члены того главного училища, которое во Славянах заведено было в городе Киеве Кириллом Философом Греческим скоро по введении туда религии христианской». Известия о баснословных походах Козаков на Меченосцев и о их битвах с ними суть пустые сказки; всего забавнее то, что рассказывается о них с такою подробностью, как бы автор был их свидетелем.

В первой части своего труда Кониский постоянно старается доказать, что Южная Русь никогда не была покорена Литовцами; он беспрестанно возвращается к этой мысли: Гедимин у него является освободителем жителей Южной Руси от Татар; в благодарность за то, жители Ю. Руси признают над собою его владычество (стр. 5): «по самим трактатам, привилегиям и пактам, соединяющим Русский народ с Литвою и Польшею, видимо есть, что он соединялся и договаривался, яко вольный и свободный, отнюдь не завоеванный». В доказательство этого Кониский приводит места из большею частью подложных грамот Великих Князей Литовских и Королей Польских. Первым Гетманом Русским Кониский называет Пренцлава Лянцкоронского (1506 г.), вторым Дмитрия Вишневецкого, третьим Князя Евстафия Ружинского (избран в 1514 г.); всем им он приписывает блестящие походы и сообщает нам все подробности о битвах, в коих они находились, ни на чем неоснованные. Четвертым Гетманом по Конискому был Венжик Хмельницкий (избран в 1534 г.); пятым Князь Михайло Вишневецкий: «он, в 1569 году, имел [57] повеление от Короля Сигизмунда Августа идти с войском Малороссийским на оборону от Турков и Татар осажденного ими города Астрахани, в помощь войскам Царя Московского, Ивана Васильевича Грозного, которому Король одолжен был возвращением Польше завоеванного Царем города Полоцка с его окрестностями». Все это совершенно ложно; но всего хуже, что далее весьма подробно рассказывается поражение Турецко-Татарских войск Князем Вишневецким, где нет ни одного слова правды. За Князем М. Вишневецким, по Конискому, следует Гетман Свирговский (в 1674 году) за ним (в 1576 г.) Феодор Богдан. Много рассказывает об их подвигах Кониский; но то, что он приписывает Феодору Богдану, до такой степени нелепо, что трудно поверить, как Кониский мог внести столь явную сказку в свою историю: Богдан с Козацким войском прошел как неприятель от берегов Днепра, чрез Дон, Кавказский перешеек, в Малую Азию, чрез всю Анатолию, дошел до Мраморного моря; переправившись, чрез пролив, сжег предместия Константинополя, и чрез Булгарию спокойно возвратился во-свояси. Рассказывать подобные нелепости значит или самому быть черезчур легковерным, или во зло употреблять внимание читателя. Не будем говорить о Гетманах Подкове, Шахе и Скалозубе, которые у Кониского были все люди необыкновенные, и остановимся на Косниском, избранном в 1592 году; в правление этого Гетмана учреждение Унии в 1595 г. приготовило позднейшие волнения Малороссии, которая от того самого времени уже находилась в состоянии то тайного, то явного восстания против Польши. Все, что говорит Кониский об Унии, основательно; но он, представив ее единственною причиною последовавших волнений Козацких, уклонился от истины. Посягательство на свободу совести Русских, задуманное Польским духовенством, было в тесной связи с планами Панов Польских, которые разделили всю Малороссию на поместья себе; так Князья [58] Вишневецкие присвоили в свое собственное владение почти всю нынешнюю Черниговскую губернию; другие Паны также не забыли о себе, и вообще заодно с католич. духовенством домогались совершенного порабощения Малороссии. Они встретили сопротивление в Козаках и всячески старались их уничтожить, потому что поселяне безоружные не могли бы оказать им существенного сопротивления. Сначала все попытки Козаков были неудачны; на причину указывает Хмельницкий в своем Универсале. Извиняясь пред всею Малороссиею в том, что он как бы своевольно начал войну с Поляками, Хмельницкий говорит, что он действовал осторожно и втихомолку, наученный опытности гибельным примером прежних Гетманов, защитников независимости Малороссии, которые, повестив Универсалами всей Украйне о своих замыслах, открывали Полякам все свои намерения. Бедствия, которые терпела Малороссия в первой половине ХVІІ-го века, бесспорно самом тяжелом ее времени, изображены у Кониского живо и даже слишком живо; особенно ожесточение его против Жидов не знает пределов.

Описывая войны Кониского, Наливайки и других с Поляками, Кониский везде выставляет их победителями и жертвами коварства Поляков; на деле было не так; до восстания Хмельницкого, Поляки постоянно торжествовали над Козаками, и не удивительно: то было самое цветущее время Польши, когда язвы ее внутренних неустройств еще не приняли опасного характера. Заметим огромную ошибку Кониского: читателю, без сомнения, памятна, из Истории Карамзина, геройская защита Новогорода Северского Басмановым от войск Лжедимитрия; Кониский с великого важностью рассказывает, как Отрепьев с Поляками и Козаками разбил под стенами Новагорода Северского Московское войско, часть которого бежала, и другая была впущена в город его жителями, градоначальник коих, Березуйский, дал возможность Русским безопасно переправиться на другой [50] берег Десны и спастися. Отрепьев взял тогда же город, и в отмщение жителям, их изрубил; а в городе не оставил камня на камне.... Удивительно, как далеко простер свой вымысл Кониский! В его рассказе не только нет ни одного слова правды, но он явно противоречит истине; о походах и действиях Сагайдачного Кониский говорит с такою же неосновательностью. — Положение Малороссиян под правлением Польских Панов становилось день это дня невыносимее; они сами не жили в своих владениях, а управляли им чрез арендаторов, большею частью Жидов, которые, подобно пиявицам, высасывали с имуществом кровь несчастного народа. Кто мог, уходил на острова, которые Днепр образовал в своем течении у порогов и ниже их; мало по малу здесь образовалась целая Малороссийская колония, сюда стекались все недовольные, и можно было предвидеть, что отсюда-то ударит гроза на Поляков. Последние старались основанием крепости Кодака разобщить Малороссиян с Запорожскими Козаками. Но в то самое время, когда владычество Поляков, повидимому, было утверждено уже в Малороссии самым прочным образом, великий человек задумал освобождение отечества.

Конечно, всего менее Поляки могли предполагать врага своим замыслам в Хмельницком, осыпанном милостями Короля Сигизмунда и сына его Владислава. В самой Польше власть королевская, бывшая долгое время в споре с притязаниями Панов, унижена была наконец до того, что естественно видела в них своих врагов. Владиславу IV и особенно его Канцлеру Оссолинскому приписывали современники замысел, опираясь на Козаков и вообще на простой народ, дать короне более существенной власти. Существовал ли этот замысел действительно — трудно решить; как бы то ни было, но антагония между властью королевскою и Панов существовала, и Хмельницкий не без основания старался прикрыть свое восстание и в глазах Поляков предлогом законности, говоря, [60] что он хочет Королю возвратить следующую ему власть и воюет не с Королем, а с Панами. Может быть, Хмельницкий и не подумал бы освободить отечество, если бы личная обида, нанесенная ему Чаплинским, на которого он тщетно искал управы у Польских властей, не принудила его прибегнуть к самоуправству. Хмельницкий бежал в Сечу Запорожскую; здесь около него собралась скоро значительная толпа смельчаков; однако с ними только осторожный Хмельницкий не решался вступить в борьбу с Поляками, и прибегнул к помощи Татар. Хан Крымский охотно согласился на союз с Хмельницким. Действуя с чрезвычайною поспешностью, Хмельницкий воротился в Запорожье, прежде нежели туда прибыли войска, шедшие под начальством Стефана Потоцкого. Разбив их при урочище Желтых Вод, Хмельницкий умножил свое войско перешедшими на его сторону Малороссиянами, и не давая отдыха неприятелю, настиг у Корсуня обоих Гетманов, отступавших с своим войском в беспорядке. Польские войска были разбиты на голову; почти все Поляки, спасшиеся от убийства, с обоими своими военачальниками, попали в плен Хмельницкому. С торжеством вошел он в Киев. По всей Малороссии взволновались жители, слыша об успехах Хмельницкого, поселяне поднялись и становились Козаками; скоро их стало столько же, сколько в Малороссии было людей, способных носить оружие. Чем угнетение Малороссии было сильнее, тем скорее озлобление жителей не знало меры. Свирепый Князь Иеремия. Вишневецкий спешил оставить свои владения на В. берегу Днепра, и скоро Малороссия на З. по р. Горынь была уже снова независимою: самые следы панских поместьев исчезли вместе с своими владельцами. Переворот был совершенной. Между Малороссиею и Польшею началась борьба смертельная; при безначалии, господствовавшем в Польше, не скоро приняли в ней деятельные меры к утушению восстания, которое, не ограничиваясь уже более пределами собственно Малороссии, вспыхнуло в значительной части [61] Литвы. Владислав IV, не любимый Панами и духовенством, слышал, как необузданные, своевольные магнаты с угрозами называли его тайным виновником Козацкого восстания, и скоро сошел в могилу, преждевременно и не своею смертью, как думали тогда на Украйне. Во все время от смерти Владислава IV-го до избрания Королем Польским брата его Казимира, Хмельницкий не предпринимал против Польши ничего решительного; он занимался внутренним устройством Малороссии и переговорами с Польшею; посредником в этом случае служил ему бывший воевода Киевский, Адам Кисель. Переговоры эти не кончились ничем, благодаря взаимному ожесточению; оно было так велико, что военные действия не прекращались и во все время ведения переговоров. Князь Иеремия Вишневецкий с одной стороны, разные Козацкие полковники с другой, опустошали страну и как бы спорили друг перед другом в свирепости. Призвав на помощь Татарского Хана, Хмельницкий с огромным войском двинулся на Польшу чрез Галицию, страшно опустошил страну; но укрепленные города Каменец, Львов, Люблин, Замостье не сдавались. Хмельницкий дошел до берегов р. Вислы, но не мог сделать никаких прочных завоеваний. Вообще, во все продолжение Козацких войн, жители городов держали сторону Поляков, между тем как сельское народонаселение и в чисто Польских областях было более расположено в пользу Малороссиян. Новоизбранный Король Польский Казимир, вероятно, чтобы выиграть время, завязал мирные переговоры с Хмельницким и утвердил его в Гетманском достоинстве; однако требования с обеих сторон были так несовместны, что война началась с новою силою. Действуя с поспешностью, Хмельницкий с огромным войском Козаков и Татар осадил в Збараже Князя Иеремию Вишневецкого с Польскою армиею, и сильно теснил их. Король Казимир должен был с небольшим войском поспешить на выручку осажденных, доведенных до последней крайности. Хмельницкий не только не [62] допустил Короля соединиться с осажденными, но и окружил его самого со всем его войском. Положение Короля было отчаянное; он непременно должен был сдаться; во избежание этой гибельной крайности, Король вступил в переговоры с Хмельницким и Ханом и вынужден был подписать предложенные ими условия, известные под именем Зборовских. Эти условия, весьма благоприятные для Козаков, возбудили всеобщее негодование Поляков на Короля и не были утверждены сеймом. С обеих сторон готовились к войне более упорной. На этот раз военное счастие оставило Хмельницкого; Татары, дотоле верные его союзники, изменили ему. Двумя многочисленными армиями Поляки двинулись на Украйну; первою начальствовал сам Король, второю Литовский Гетман Радзивил. Хмельницкий с Ханом двинулся на встречу Королю и сошелся с ним у Берестечка; при первом нападении Поляков Татары, вероятно ими подкупленные, обратились в бегство. Козаки, оставленные при собственных силах, были разбиты Польским войском, превосходившим их числом. Казимир двинулся к Киеву. Радзивил действовал успешно, и, разбив противуставленные ему Козацкие войска, взял и сжег Киев. Хмельницкий собрал войско, но не мог сопротивляться соединенным Польско-литовским силам, и вынужден был под Белою Церковью заключить условия, столь же невыгодные для Козаков, сколь выгодны были для них Зборовские: число Козаков ограничено 20,000; они могут жить только на коронной земле; все же поместья возвращаются прежним владельцам. Войско Польское вступило в Украйну и расположилось в ней на квартирах. Тяжко было состояние бедной Украйны; надменные своею удачею, Поляки обходились с ее жителями как с народом завоеванным. Не терпя их насильств, последние толпами бежали в пограничные места Великороссии. Нет сомнения, что вследствие Бело-церковской кампании Хмельницкий решился отдаться в подданство Великороссии; он узнал наконец совершенно, что с [63] Поляками прочного мира иметь невозможно, и что на Татар полагаться крайне опасно, если не безрассудно. Хмельницкий с своей стороны исполнил свято все условия Бело-церковского договора; но Поляки явно старались их сделать более тяжкими, и привести Украйну в то положение, в каком она была до восстания Хмельницкого. Этот великий человек мог всего опасаться не только за участь отечества, но и за участь себя и своего семейства. Так как Государь Московский до времени не решался явно заступиться за Украйну, то Хмельницкий вступил в тесный союз с Портою, которая очень рада была случаю унизить Польшу. Обольщенный надеждою видеть всю Украйну в своем подданстве, Турецкий Султан велел не только Татарскому Хану, но и Паше Силистрийскому, всеми силами помогать Хмельницкому. Желая вступить в непосредственные сношения с Портою, а также заботясь и о возвышении собственного своего дома, Хмельницкий задумал женить старшего сына своего Тимофея на дочери Молдавского господаря Лупулы. Тимофей отправился в Молдавию с небольшим отрядом; за ним следом пошел и Хмельницкий с Козацким и Татарским войсками, зная, что Поляки не преминут помешать его замыслу. Действительно, Гетман Калиновский заступил дорогу Тимофею; но дорого за то поплатился: при урочище Батоге ударил на него Хмельницкий и разбил на голову; сам Калиновский погиб. Батогская победа была сигналом нового восстания на Поляков; Паны и шляхта были частью изгнаны, частью побиты. Примирение стало решительно невозможным; ожесточенная борьба возобновилась: Казимир вступил со многочисленным войском в Украйну; но при селении Жванцах полки Татар и Козаков облегли со всех сторон Польский стан. Доведенный до крайности, Казимир должен был вступить в переговоры; они были ведены с Ханом; Хмельницкий не принимал в них никакого участия, как бы показывая тем, что не полагается более на [64] клятвы Поляков, изведав столько раз их вероломство. Впрочем Хан выговорил в договоре в пользу Козаков возобновление Зборовских условий. Воюющие стороны разошлись, недовольные одна другою; Татары опустошили Польские области, не получив следовавшей им по Жванецкому договору суммы, и на пути в Крым свирепствовали, как неприятели, в Украинских селах. Ясно, что Хан и Хмельницкий не были уже более друзьями между собою. Последний решился на важный шаг; он со всею Малороссиею отдался в подданство Царю Алексею Михайловичу, который и утвердил клятвенно за Малороссиею статьи несравненно выгоднее и самых Зборовских. Великороссия не усомнилась начать войну с Польшею; она была в высшей степени счастлива; в короткое время вся Белоруссия и значительная часть Литвы подпала под власть Царя Алексея Михайловича, не столько вследствие успеха оружия, сколько по внутреннему благорасположению жителей. Хмельницкий с Русскими войсками, под начальством Шереметева, проник во глубину Ралиции. Присоединением к России, Гетман нажил себе смертельного врага в Хане. Вообще действия Хмельницкого, после его решительного шага, лишены прежней энергии; последние годы его жизни были отравлены с одной стороны неудовольствиями с Русскими воеводами, а с другой, криками еще многочисленной Польской партии между Козацкими старшинами. Впрочем Хмельницкий скончался (15-го Авг. 1657 года) верным подданным Русского Государя, предвидя на смертном одре бедственную судьбу Украйны, вследствие притязаний держав соседственных, которые сделают из нее, по крайней мере на некоторое время, поприще своих войн.

Представив здесь, на основании достоверных источников, беглый очерк событий борьбы Козаков с Поляками до смерти Хмельницкого, посмотрим, как они изложены у Кониского. Он, излагая подробно неважные события, приводя анекдоты, вставляя вымышленные речи, о многих важных происшествиях говорит вскользь; [65] так у Боннского Жванецкая победа следует тотчас за поражением при Берестечке; хотя последнее случилось 28 Сентября 1651 года, а первая в 1653 году. Этого мало: пользуясь, вероятно, источниками недостоверными, Боннский рассказывает многое, чего вовсе не бывало; так он заставляет Хмельницкого взять укрепленный город Каменец-Подольский и под стенами его разбить Поляков, а Короля Казимира отнять у Козаков Каменец после несчастной для них Берестенской битвы. Что касается до речей Хмельницкого и других лиц, которые Кониский вставляет в свой рассказ, то они столько же подлинны, как такого же рода речи у Фукидида или Тита Ливия. Вообще с точки зрения своего ложного местного патриотизма Кониский везде слишком и против истины выхваляет Козаков, а по тогдашним понятиям об истории, жертвует истиною интересу рассказа или слога. Вообще История Руссов никак не может быть источником для историка Малой России; автор ее слишком дал ей характер полемический, и потом допустилось в нее много неосновательного. Конечно, сочинение Боннского читается охотно; но сухой и безъискуственный рассказ Величка или Ригельмана несравненно драгоценнее для желающего узнать любопытные события истории Малой России так, как они были, а не так, как они расположились под пером писателя, желавшего сочинить панегирик своему отечеству и его героям.

Смерть Хмельницкого была сигналом беспокойств в южной России. Своевольные охотно смотрели, что Великороссия старается о том, чтобы слово: подданство

не было с их стороны термином без значения: одни оставались верными России, другие клонились на сторону Полыни, которой анархия была им более по вкусу. Вообще Малороссия на В. стороне Днепра считала в себе более первых, а Малороссия на З. стороне — вторых: весьма естественно, что при таком разделении умов, должно было явиться и двум Гетманам. По смерти Богдана [66] Хмельницкого, Гетманом сделался Виговский, устранив притязания юного Богданова сына Юрия; однако полки восточной Малороссии отказались признать Виговского, зная его благорасположение к Полякам, и под начальством Полтавского полковника Пушкаря упорствовали в сопротивлении Виговскому, хотя тот успел личиною смирения исходатайствовать свое утверждение в Гетманском достоинстве. Сносясь с Москвою, Виговский в то же время заключил в г. Гадяче с Польскими уполномоченными условия крайне-выгодные для Малороссии, а еще более для фамилии Виговских и их сообщников. Со вспомогательным Татарским войском Виговский разбил Пушкаря, потерявшего жизнь в бою, опустошил Полтаву и многие другие города. Но в то самое время, когда Виговский считал себя на верху своих желаний, все Малороссияне оставили его сторону и признали Гетманом Юрия Хмельницкого. Новый Гетман признал над собою власть России; он заключил с нею Переяславские статьи, где было много прибавлено против таковых жестатей Богдана Хмельницкого. Многие Козаки питали за то тайное неудовольствие, которое не замедлило высказаться. Гетман Юрий с Русским войском, состоявшим под начальством Шереметева, двинулся в глубь Польши: у Любартова (17-го Сент. 1660 г.) соединенные силы Русские и козацкие были разбиты. Юрий по договору в Чуднове передался Полякам на основании Гадяцких статей, а Шереметев отведен в Крым пленником. Впрочем следствия этих событий не были так важны, как можно бы ожидать; все попытки Юрия овладеть Киевом и восточною Малороссиею были тщетны; последняя под начальством храбрых полковников Самка и Васюты оставалась верною Великой России.

Когда Юрий Хмельницкий, вследствие обета, удалился в монастырь, Гетманом западной Малороссия, под верховною властью Польши, сделался Павел Тетеря. В восточной Малороссии получили силу Запорожские Козаки; один из них, Иван Брюховецкий, был признан [67] Россиею в достоинстве Гетмана. Первым делом его было погубить соискателей булавы — Самка и Васюту. Желая утвердить прочнее свою власть в Малороссии, Русское Правительство воспользовалось прибытием в Москву Гетмана Ивана Брюховецкого, и склонило его на значительные уступки, как на то, чтобы каждый Малороссийский город иметь Русского воеводу, и т. п. Узнав об атом, своевольные Козаки начали роптать и не скрывали своего неудовольствия. Брюховецкий, осыпанный в Москве Царскими милостями и возвышенный в сан Русского боярина, заплатил за все это самого черною неблагодарностью. Павел Тетеря, Гетман западной Малороссии, лишился своего достоинства, за то, что без суда казнил смертью бывшего Гетмана Виговского. Место Тетери занял Дорошенко, человек весьма замечательный. Обладая великим умом, Дорошенко был до крайности честолюбив; первою и любимою его мыслью было стать Гетманом всей Малороссии; чтобы осуществить ее, он не отступал ни перед каким средством; главными союзниками его были Татары. Пользуясь смутами восточной Малороссии, вследствие прибытия в нее Русских воевод, Дорошенко хитро умел подвинуть Брюховецкого восстать против России, и когда тот дерзнул на это, Дорошенко с своими Татарами лишил его Гетманства и жизни, а сам сделался Гетманом всей Малороссии, но не надолго. Полковник Демьян Многогрешный, которому Дорошенко вверил на время управление Малороссиею на В. берегу Днепра, воспользовавшись удалением Дорошенка на З. его берег, поддался России и за то был сделан Гетманом. Дорошенко, не довольствуясь союзом с Запорожскими Козаками и Крымскими Татарами, убеждал Турецкого Султана Магомета ІV овладеть Украйною. В то время Турки домогались завоевания острова Кандии и пока не овладели им, не хотели принять деятельного участия в делах Украинских. Предоставленный собственным силам, Дорошенко с трудом набивался от Польских войск. Овладев Кандиею, [68] Магомет IV с многочисленным войском, к коему присоединился и Дорошенко с своими Козаками, вошел в Подолию, овладел Каменцом и проник в Галицию. Устрашенный Король Польский Михаил, сын Князя Иеремии Вишневецкого, заключил с Турками постыдный договор, но которому уступил им Подолию. Могущество Турков в то время было так велико, что вмешательство их в дела Украйны заставило Россию и Польшу, забыв давнишнюю вражду, соединиться между собою тесным союзом против общих врагов христианства. Порта несколько раз возобновляла нападение на Украйну, овладела почти всею ее частью, лежащею на З. берегу Днепра, и пыталась даже проникнуть в восточную. Возобновляя беспрестанно свои вторжения, Турки не прежде отказались от всяких притязании на Украйну, как по Карловицкому договору (в 1699 г.). Мужественный Король Польский Иоанн, из роду Собеских, не допустивший, Турков овладеть Веною, не мох отразить их от собственных пределов, и по договору в Журавно, скоро впрочем прерванному, уступил было формально Украйну Туркам. Видя невозможность собственными силами совладать с страшным врагом, Король Иоанн, 6-го Мая 1686 года, подписал договор вечного оборонительного и наступательного союза с Россиею; по этому договору Польша отказалась в пользу России от всех пряв на всю Украйну, лежащую по обеим берегам Днепра. Соединенные силы России и Полыни противуставили прочный оплот разрушительному потоку Турецкого завоевания. Впрочем Турки образом своих действий сами себе приготовили неуспех; они не довольствовались только тем, чтобы управлять страною сначала чрез Дорошенку, потом чрез Юрия Хмельницкого, но старались совершенно утвердиться в Подолии и Украйне, сажали по городам и селам своих чиновников, отнимали у жителей церкви под мечети и делали всякого рода насильства. Несчастные жители западной Украйны, проклиная своих Гетманов, личное честолюбие которых открыло [69] неверным путь в христианские области, бросали все и толпами стремились в восточную Украйну, наслаждавшуюся спокойствием под владычеством Московским: западная Украйна почти совершенно обезлюдела. Кроме нелюбви жителей, замыслам Турков на Украйну много противудействовало и двусмысленное в отношении к ним поведение Татар Крымских, которые, дорожа своею независимостью, не хотели дать Туркам возможность утвердиться прочною ногою в их соседстве, и потому всячески старались тайно вредить Туркам. Изо всех жителей Украйны наиболее к Туркам благорасположения оказывали Запорожские Козаки; в земле их Турки заложили несколько укреплений. Многогрешный был Гетманом не более 4-х лет; собственная его Малороссийская старшина, обвинив его в каких-то замыслах, лишила сана и отослала в Москву. Место Многогрешного заступил Иван Самуйловичь; он был родом из духовного звания, и происходил из г. Зинькова. Конец Самуйловича был также неблагополучный. Исполняя союзный договор с Польшею, Россия, которою тогда правила от имени своих братьев, Иоанна и Петра, Царевна София Алексеевна, решилась предпринять решительный поход на Крымских Татар, которых считали верными союзниками Порты. Князь Василий Голицын, правая рука Царевны, предводительствовал Русским войском; приготовления были сделаны огромные. Гетман Самуйловичь соединил с Русскими войсками Козацкие полки; огромная армия двинулась к Крыму, но, но достигши его, вынуждена была воротиться, потеряв множество людей от голода и жажды. Главною причиною неудачи похода было то обстоятельство, что Татары выжгли степь. Князь Голицын сложил всю вину на несчастного Самуйловича, подозревая его в тайном единомыслии е Татарами. Летописи Малороссии говорят, что Гетман Самуйловичь и его братья навлекли на себя всеобщее негодование неприличною их происхождению гордостью, и что гибели Самуйловичей не мало содействовали происки старшин Малороссийских, между которыми летописи [70] именуют и Ивана Мазепу. Этот человек, опозоривший свое имя гнусным предательством, успел происками приобресть для себя Гетманское место; он снискал милость Князя Голицына и сопровождал его с Малороссийскими полками во второй Крымский поход, окончившийся удачнее прежнего, хотя равно бесполезный. Между тем как Князь Голицын тщеславно гонялся в степях за славою полководца, в Москве совершился переворот: Царевна София, благодетельница Князя Голицына, удалилась от дел; Великий Петр твердою и искусною рукою взялся за кормило правления. Князь Василий Голицын отправлен был в Сибирь, но создание его хитрый Мазепа, не только ничего не потерпел, но умел снискать благорасположение Петра Великого. Этот Государь замыслил овладеть Азовом, передовым постом Турков, из которого они беспрестанно грозили Астрахани и Казани, волновали наших Татар и Козаков и пр. В этом-то отношении, и как ключ к господству на Азовском море, Азов обратил на себя внимание Петра Великого и силы России. Мазепа и Малороссийские полки оказывали деятельную помощь во время двукратной осады Азова и содействовали его покорению. Кроме того, разные крепостцы, основанные Турками на островах реки Днепра, впали во власть России и Козаков; все усилия Турков возвратить себе как их, так и Азов, были тщетны, и можно смело сказать, что успехи Петра Великого в войне с Турциею наиболее содействовали к заключению Карловичского договора, которым могуществу Порты нанесен был первый значительный ущерб.

Период времени от смерти Богдана Хмельницкого до Карловичского мира описан в истории Боннского не так подробно, как действия самого Хмельницкого. И здесь о многом рассказ Боннского не сходствует с сведениями, какие мы имеем из более достоверных источников. Если верить Конискому, то события в Малороссии после смерти Гетмана Богдана следовали таким порядком: Виговский коварно склонил юного Юрия Хмельницкого, [71] которого он был опекуном, сблизиться с Польшей, и когда тот заключением с нею Заславских (иначе Гадяцких) условий оттолкнул от себя сердца Малороссиян, то Виговский уверил Царя Московского в преданности своей к России и был от него сделан Гетманом, с явным нарушением Козацких прав и обещаний, данных Хмельницкому. Это совершенно несправедливо: не Царь, но сами Козаки избрали себе Виговского, а Царь только утвердил его. В описании борьбы Виговского, с Пушкарем, Полтавским полковником, Кониский говорит, что полки Нежинский и Стародубский, посланные Виговским для усмирения Пушкаря, были этим последним разбиты, а по достовернейшим сведениям, эти полки отказались сражаться за Виговского. Юрий Хмельницкий, сделавшись Гетманом при помощи России, с воеводою Русским Шереметевым, двинулся во глубину Польши; поход этот, как выше было видно, окончился весьма несчастливо; по свидетельству достоверных источников, Юрий Хмельницкий и Шереметев шли разными дорогами; у Любартова вождь Польский Ян Собеский окружил первого превосходными силами и заставил перейдти на сторону Польши; тогда Собеский у Чуднова заставил Шереметева положить оружие. Кониский же рассказывает так: Шереметев и солдаты, которыми он начальствовал, обходились с Малороссиянами очень дурно, не щадили для них ни насмешек только, но и насильств. Хмельницкий жаловался Царю на поведение Шереметева, не получил удовлетворения, злобился на Русских и ждал только случая отомстить своему личному врагу Шереметеву. Случай этот представился во время общего похода в Польшу; Хмельницкий соединился заодно с Поляками и содействовал взятию в плен Шереметева со всем его войском. Кониский часто вставляет в свой рассказ яко бы выписки из подлинных документов, но эти выписки или просто сочинены им самим, или изменены до того, что нет возможности их узнать. Возможно ли, чтобы боярин Хлопов доносил в рапорте своем к [72] Царю о Гетмане Брюховецком так: «Иван Мартынович есть честный человек и годится быть Гетманом, понеже он хотя неучен, да умен и ужасть как вороват и исправен. Посадя его на границах, можно спать в Москве без торопливости». Заметим, что у Боннского заметно постоянно усилие острить, во многих местах крайне неуместное. Представление, которое Брюховецкий сделал будто бы Царю, явно сочинено Кониским. В жестокую ошибку впал Кониский говоря о Гетмане Многогрешном; вот слова его; «в 1672 году, Февраля 7-го дня, Гетман Многогрешный от ран своих умер и с великими почестьми, военными и церковными, в Батурыне погребен. Все чины и народ с чистосердечным сокрушением оплакивали сего достойного их начальника и пр». Послушаем теперь Ригельмана: «в сие же время в половину Великого Поста, то есть в Марте месяце, по недоверке на Гетмана Многогрешного, войсковый генеральный писарь Карп Мокриевичь, согласясь с прочею генеральною старшиною, за примеченную яко бы от Гетмана противу Царя измену, вдруг и нечаянно ночью, напав тайно в замке Батуринском, спящего с постели его взяли, и связав в сани положили, и накрыв кожею, поспешно в Москву повезли.... с чем и Хетманство его окончилось». Ригельмана известие подтверждается современными актами.

При Петре Великом Малороссия окончательно вошла в состав России, и хотя Гетманское достоинство и разделение на полки оставалось в Украйне до половины XVIII века; однако смут уже не было более в Малороссии, вследствие решительных и умных мер Петра Великого С самого начала своего царствования, он старался мало по малу подчинить Малороссию одинаким с Великороссиею постановлениям; Петр Великий не хотел, чтобы Малороссия, по имени состоя под покровительством России, на деле была бы ей совершенно бесполезна; но требовал, чтобы она делила все труды и издержки с прочими областями Русского государства. Хитрый Мазепа понял план Великого Государя — без войны, мирными мерами [73] уничтожить особенности правления Малороссии, по которым она была status in statu, и сделать ее интегральною провинциею Империи; весьма много, при настоящей степени исторических сведений об этом вопросе, для нас необъяснимого в поведении Мазепы. Измена его походит более на действие, внушенное отчаянием, опасностью подвергнуться участи Самойловича, чем следствием заранее и глубоко обдуманного плана. Переход Мазепы к Шведскому Королю Карлу XII походит более на бегство от гнева Петра Великого, чем на свободное присоединение Малороссийского Гетмана к войску неприятеля. Мазепа, не смотря на любовь к духовенству, не пользовался расположением народа; могущественная партия в старшине Малороссийской искала уже давно его гибели. Хотя Кочубей и Искра были принесены в жертву Мазепе, однако Скоропадский, полковник Стародубский, не скрывал своего зложелательства Мазепе. Последний усомнился в силе России, полагал, что она будет побеждена в борьбе с Карлом XII, слава которого уже пронеслась по всей Европе, и потому заранее передался той стороне, которую считал сильнейшею. Провидение судило иначе, чем предполагал Мазепа: Карл XII, потеряв у Полтавы и Переволочны все свое войско, вынужден был искать убежища у Турков. Судьба Малороссии решилась; пример Мазепы ясно показал, как опасна может быть власть Гетманская в руках хитрого и скрытного человека. Петр Великий не вдруг ее уничтожил, но, сделав Гетманом Скоропадского, оставил ему только тень власти; Малороссия была занята Русскими войсками; при выборе Скоропадского в Гетманы, Петр Великий начал распоряжаться в Малороссии также независимо, как и в древних областях своего государства. Народ Малороссийский охотно покорился воле Государя. Правда, было еще и после Мазепы три Гетмана: Скоропадский, Апостол и Разумовский; но в их особе Гетманское достоинство было более почетным; власть же равнялась власти воевод и губернаторов в прочих областях Империи. [74]

Любопытен взгляд Кониского на изложенные выше события; не только скорбь, но и досада ясно видна в его словах. Правда, он поносит Мазепу, но и на действия Петра Великого смотрит очень неблагосклонно. Вообще конец истории Кониского анекдотический; он собирает неважные анекдоты; он прошел молчанием те выгоды, какие произошли для нее от соединения с могущественною Великою Русью, сердцем Российской державы; для беспристрастного же исследователя, желающего познакомиться с событиями Малороссийской истории с истинной точки зрения, История Руссов представит очень мало основательных сведений. Конечно, любопытно познакомиться и со взглядом Кониского; но кто хочет иметь истинное понятие о Малороссийской истории, пусть обратится лучше к летописи Велички, к истории Ригельмана, к актам, изданным Киевскою Коммиссиею. Amicus Plato, sed. magis arnica veritas.

Текст воспроизведен по изданию: Об "Истории руссов" Георгия Кониского // Москвитянин, № 20. 1849