ШТРИХИ К БИОГРАФИИ ПЕРВЫХ РУССКИХ АКТРИС

Если быть до конца точным, то данную публикацию нужно было назвать “штрихи к штрихам биографий”, так как, собственно, биографий актрис, о которых пойдет речь, историки театра почти не имеют. Мы обратим внимание на двух замечательных “первых” актрис XVIII в.: Елизавету Федоровну Иванову и Марию Степановну Синявскую. “Первыми” их можно назвать потому, что обе они начинали играть на сцене тогда, когда русский драматический театр только еще завоевывал свои профессиональные вершины, а современники называли их “первыми” потому, что они являлись почти единственными лучшими, ведущими, прежде всего трагическими (а также драматическими и даже комическими) актрисами своего времени сначала в Москве, затем в Петербурге.

Как это ни парадоксально, несмотря на громкую славу и любовь к этим актрисам современников-зрителей, мы не имели о них почти никаких, даже самых элементарных сведений: неизвестны, например, даты жизни Е. Ф. Ивановой и весьма приблизительны у М. С. Синявской; очень туманны даты начала их сценической деятельности и т.д. Сохранились кое-какие высказывания об исполнении отдельных ролей, особенно Марией Синявской, но и то крайне мало для актрисы, бывшей обожаемым кумиром московской публики на протяжении нескольких десятилетий. Что же касается Е. Ф. Ивановой, то ни в одной книге по истории русского театра XVIII в. нет сколько-нибудь собранной, даже малюсенькой ее биографии (единственным изданием, посвятившим ей несколько строк, явился Русский биографический словарь).

Прежде чем предложить вниманию читателей публикацию новых документов о Елизавете Ивановой (см. док. № 1,2), попытаемся, хотя бы пунктиром, прочертить ее жизненный и творческий путь.

Родилась Е. Ф. Иванова около 1750 г. (дату эту можно предположить исходя из того, что на сцене она могла появиться примерно в 1766 г.). На сцену она поступила, вероятно, с открытием в Москве публичного театра под дирекцией Н. С. Титова (т.е. в 1766 г.), документально же нам теперь известно, что в мае 1769 г. она заключила контракт с антрепренерами Московского театра Дж. Бельмонти и И. Чути (к которым с июля 1769 г. официально перешла от Титова московская антреприза), с платою 450 рублей в год, что почти в три раза превышало жалование всех других актеров, даже самых ведущих, таких, как И. И. Калиграф и В. П. Померанцев ¹. На основании этого можно заключить, что в 1769 г. Е. Ф. Иванова была не начинающей, а являлась уже “пер-. вой” актрисой. В январе 1773 г. она была приглашена на петербургскую придворную сцену ², где после смерти (в июне 1774 г.) “первой придворного российского театра актрисы” Т. М. Троепольской Елизавета Федоровна играет все ведущие первые роли в трагедиях, драмах и даже комедиях (“в трагедиях любовниц, в комедиях первые роли и характеры”, причем, она стала одной из первых русских актрис, решившихся “на роли мужчин с переодеванием” — как известно, пьеса В. И. Лукина “Награжденное постоянство”, написанная в середине 1760-х годов, не была поставлена на сцене из-за того, “что те госпожи актрисы, которым Пульхерию и Марью играть надлежало, не хотят в мужское платье наряжаться и, по их словам, безобразиться.” ³).

Нам неизвестно, какое образование получила Е. Ф. Иванова, но скорее всего, никакого, кроме элементарного: выучилась читать и писать, без чего нельзя было обойтись в профессии драматической актрисы. Что же касается сценического образования — то его могло не быть у нее совсем. Все наши первые драматические актрисы XVIII в.: [66] А. М. Дмитревская, M.C. Волкова, О. С. Шуйская, Т. М. Троепольская и затем Е. Ф. Иванова и М. С. Синявская — пришли на сцену не имея никаких профессиональных навыков, уповая только на свои внешние данные, желание и природный актерский дар, развивавшийся по ходу их деятельности, по наитию и, благодаря советам всех, кого придется, кто был близок театру и сцене. В частности, талант Е. Ф. Ивановой (как и всех перечисленных выше актрис) формировался во многом под влиянием А. П. Сумарокова, жившего тогда в Москве и принимавшего весьма горячее участие в постановке своих пьес на московской сцене и в обучении актеров, игравших в них. Но не нужно переоценивать влияния Сумарокова, особенно на такую актрису, как Елизавета Иванова, славившуюся необузданным нравом, буйным темпераментом и невоздержанностью. С другой стороны, девица или женщина с нравственными устоями и хорошим воспитанием не могла бы придти тогда на сцену, особенно Московскую (на придворную сцену в Петербурге, находившуюся под непосредственным влиянием и подчинением двора, смотрели иначе, почти как на придворную службу, кроме того, там при первых актрисах была приставлена “мадам” или гофмейстерина, соблюдавшая нравственность их, причем эта должность сохранялась еще и в начале XIX в.) ⁴.

Публикуемые документы (как это ни прискорбно констатировать) свидетельствуют о том, что в начале существования русского профессионального театра на Московскую публичную сцену могли решиться поступить женщины или девицы в основном с определенной судьбой и репутацией: или же актрисами становились жены актеров. Впоследствии, когда прошло время и выросло уже второе поколение русских профессиональных драматических актеров — появились актерские династии и на сцену стали поступать более естественно, по семейной традиции, а также из воспитательных заведений, где имелись “классы”, обучавшие искусствам, в том числе и театральному, как например, в Воспитательном доме. “Первые” же актрисы должны были быть непременно “рисковые”, с известной смелостью, с желанием эпатажа общества, с чувством некоторой отверженности. Именно такой и была Е. Ф. Иванова (определенным образом повернулась и судьба М. С. Синявской, приведшая ее в театр).

А. П. Сумароков оставил нам несколько строк в своих письмах, характеризующих Елизавету Иванову, как человека и актрису, во время ее московского периода (премьерства). В июле 1769 г., т.е. вскоре же после перехода Московской антрепризы к Бельмонта, первый русский драматург и бывший первый директор Русского театра писал в Петербург: «’’Вышеслав” и “Лихоимец” представлены здесь были. Публика была довольна весьма. Актеры мною научены были и уже не так играли пиесы, как прежде, будучи научаемы Титовым, или паче им во всем порчены, а первая актриса столько во своем поведении испорчена, сколько она ко декламации способности имеет». ⁵

В январе следующего 1770 г. из писем Сумарокова мы узнаем некоторые подробности об Ивановой, которые предшествуют событиям, сообщаемым в публикуемых ниже документах: “Граф П. С. Салтыков (главнокомандующий Москвы. — Л. С.) был до сего времени ко мне благосклонен и дней 10 тому назад приезжал ко мне с сыном и приказывал, чтобы поговорить антрепренерам, чтобы актрису первую воздержали, которая, как я в деревни своей был, отселе сбежала, о чем от здешней полиции Н. Ив. Чичерину (генерал-полицмейстеру Петербурга. — Л. С.) сообщено, почему она оттоле от г. полицеймейстера и выслана. А бегала она с зятем покойного А. Мих. Еропкина (Мих. Фед. Апраксиным. — Л. С.) и который при прочих ее худых поступках, ее с круга споил, так что она ежедневно со своими товарищами бранилась; а Апраксин неоднократно был репримандирован от здешнего обер-полицемейстера, ибо он опасался, дабы сей Апраксин не сделал во пьянстве по знакомству с сею актрисою убийства смертного” ⁶. И далее Сумароков посвящает нас в подробности, раскрывающие другую сторону бытования Московского театра и всю сложность существования в нем в то время “первых” актрис ^- «П. Семенович (Салтыков. — Л. С.) к удивлению всей публики начал оную актрису жаловать, чего я и не знал и не чаял, ибо отличная дружба ко пьяной и негодной девке несходна с состоянием его сиятельства... Осталися одни сутки перед представлением “Синава” и комедии. Актриса на репетицию ехать не может, ибо она пьяна, а на другой день с похмелья. Я представлял о том обер-полицейместеру, ибо назначенной пиесы играть нельзя. Гр. Толстой, человек хороший и исправный, ее (Иванову. — Л. С.) [67] прислать хотел, но не мог, ибо гр. Салтыков и ему сказал, что актерам роли он сам раздирать будет и приказывать, что играть и как декламировать... Я, — говорил он, — назло тебе (т.е. Сумарокову. — Л. С.) велю играть “Синава” послезавтра, — велел объявить, что будет трагедия “Синав” и того же автора комедия..., а сам он (т.е. Салтыков. — Л. С.) вышел с этой девкой во время представления комедии из-за кулисов на театр (сцену. — Л. С.) и все захохотали» ⁷.

Через несколько дней, получив объяснительное письмо от самой “первой” актрисы ⁸, Сумароков уже иначе трактовал поведение Ивановой: “Актриса, за которую дело стало, была больна; ее он (т.е. Салтыков. — Л. С.) приневолил играть, почти держав, яко под караулом при театре. Сама та, за которую дело стало, ко мне при сем приложенное письмо пишет, меня оправляет и пишет то, что играть не может” ⁹.

Предлагаемые читателям документы как раз во многом поясняют нам ситуацию, о которой упоминает Сумароков, и очень живо представляют “первую” московскую актрису. Вместе с тем, несмотря на очень испорченную репутацию, Е. Ф. Иванова через несколько лет была взята на придворную сцену в качестве первой актрисы, что говорит о ее несомненной одаренности, тем более что заменить ей пришлось самую Т. М. Троепольскую. Уже в 1775 г. А. П. Сумароков с гордостью говорит о ней: “первую здешнюю актрису довел я до такого состояния, что она непостыдно пред очами монархини себя представить может” ¹⁰.

Более четверти века Елизавета Федоровна оставалась на первых ролях на Петербургской сцене и уволилась в отставку с 1 января 1802 г. ¹¹ Поддерживая просьбу Ивановой об отставке и назначении ей полной пенсии, директор Императорских театров А. Л. Нарышкин писал в Кабинет ЕИВ, что это “за все время ее при дирекции служения и добропорядочное поведение, а паче за ее талант, коим приобрела похвалу от высочайшего двора и публики...” ¹², и Е. Ф. Иванова получила в качестве пенсиона годовое жалованье в 2000 рублей (такую пенсию имел до того только Дмитриевский).

Марии Степановне Синявской повезло несколько больше, чем Е. Ф. Ивановой, — ей и ее творческой жизни современники уделили гораздо больше внимания (а на этом основании и историки). Но и в ее биографии очень много белых пятен и невыясненных моментов: например, неизвестны даже точные даты ее рождения и смерти. Совершенно туманен момент поступления ее на сцену, по поводу которого можно сделать вполне обоснованные предположения, опираясь на публикуемые ниже документы (см. док. № 3-6).

Ранее считалось, что М. С. Синявская родилась в 1762 г. Однако в найденных нами “Исповедных роспиях” за 1785 г. ¹³ ей 30 лет, стало быть, год ее рождения — 1755-й. Ее мать Ольга Ивановна была женой “малороссиянина” (которые, как известно, со времен Елизаветы Петровны пользовались особым высочайшим покровительством и правами). Мать Марии Синявской рано овдовела и осталась с большой семьей на руках (по сведениям 1785 г. с ней жили 4 дочери, и только одна из них — Мавра была замужем, а три других стали актрисами; известно, что был еще и сын, а может быть, и не один, который к этому времени уже жил отдельно). В 1769-1770 гг. брат и старшая сестра М. С. Синявской играли на сцене Московского театра, руководимого Бельмонти (правда, имена их не указаны в имеющемся у нас контракте, вероятнее всего, что сестра — это Александра, родившаяся в 1752 г.).

Историки театра считают, что Мария Степановна пришла на сцену примерно в 1775 г., по крайней мере, в этом году ее имя впервые упоминается в этой связи. На основании публикуемых документов мы можем [68] предположить, что она поступила в театр вскоре после описываемых в них событий, т.е. к концу 1773 г. В этот момент как раз перешла в Петербург Е. Ф. Иванова, и Московская сцена осталась без первой актрисы, а 18-летняя красавица Синявская смогла ее заменить. Она, судя по тому, что рассказывают документы, обладала пылкой эмоциональной натурой, вероятно, хорошо знала и любила театр, так как там уже играли ее старшие брат и сестра, и вдобавок пережила тяжелую драму: Мария не смогла соединить свою судьбу с любимым человеком, бывшим крепостным музыкантом (по молодости девушка не рассчитала, что, выйдя за него замуж, она станет из “вольной малороссиянки” крепостной); рухнула ее репутация “порядочной девицы” и надеяться на приличное замужество после всего произошедшего не приходилось; нужно было задуматься над тем как и, главное, на что жить — и Мария Степановна пошла по стопам старших, в театр.

Очень скоро М. С. Синявская завоевала положение “первой” актрисы на Московской сцене, где играла почти 30 лет. В начале 1801 г. Мария Степановна с мужем — актером “из купцов” Николаем Даниловичем Сахаровым (за которого она вышла замуж примерно в 1797 г.) перешла на петербургскую придворную сцену “на первые роли вообще, а иногда и благородных матерей в трагедиях, комедиях и драмах”. Когда она оставила сцену пока неизвестно.

Публикуемые документы, кроме очень важных подробностей к биографиям двух актрис, содержат еще разнообразный материал, интересный для историков разных областей данной эпохи. Мы публикуем их в орфографии подлинника, пунктуация приближена к современной.

№ 1 ¹⁴

Из Журнала Присутствия Московской полицмейстерской канцелярии

“1770 году июля 9 дня

Слушав доношения морского флота порутчика графа Михайлы Федорова сына Апраксина, в коем объявлено: жительство он имеет в доме господина генерал порутчика графа Сергея Павловича Ягужинского, в которой принята им для смотрения и управления дому, как над людьми ево, так и над всею ево экономиею девица Елизавета Федорова дочь Иванова на три года с платою по пяти сот рублев на год, по данному от нее за рукою [69] ее контракту, с которого приложа при том копию, просил, чтоб записать в книгу. А в копии с контракта значит: 1770 году марта 20-го девица Елизавета Федорова дочь Иванова заключила сей контракт морского флота с порутчиком графом Михаилом Федоровым сыном Апраксиным в том, что жить ей у его сиятельства в доме в том же, где он сам находиться будит, от того 20 марта впредь на три года и иметь во все то время смотрение и управление как над людьми его сиятельства, так и над всею ево экономиею, и старатца во всем смотерние и надзирание иметь. А за оное договорилась получать жалованья каждой год по пяти сот Рублев да сверх тово пищу, обувь и платье, а не выжив сроку, не отходить. ПРИКАЗАЛИ: как объявленная Иванова на имеющемся здесь русском спектакеле находится актрисою и заключенным с содержателями оного спектакеля Бельмонтием и Чутием в 1769 году майя 20-го контрактом обязалась быть при театре целой год, а естли впредь о нежелании своем договорного сроку за два месяца не объявит — остаться на другой год и жить в данных от них покоях; следовательно она, Иванова, свободною почесться не может. Сего ради оное ево, графа Апраксина, доношение и данной ему от той Ивановой контракт, учиненной сего 770 году марта 20-го, отдать ему обратно с над-писанием на том доношении таковым, что оного контракта к записке принять за вышеописанными резоны не можно, а надлежит ей, Ивановой, по первому своему контракту срочное число при должности ея выжить у объявленных Бельмонтия и Чутия. Что же она, минуя то обязательство, данное Бельмонтию и Чутию, поступила на другое (к) графу Апраксину, в чем таковой же контракт заключить отважилась, за что подвергла себя по законам ответу, а как тот спектакель и при нем все служители в дирекции состоят его высокографского сиятельства господина генерал фельдмаршала сенатора и ковалера графа Петра Семеновича Салтыкова, то о сем на разсмотрение с испрашиванием резолюции представить к его высокографскому сиятельству.

Граф В. Толстой
Иван Киндяков”

№ 2 ¹⁵

Из Журнала Присутствия Московской полицмейстерской канцелярии

“Июля 30 дня 1770 году

Слушав, поданного морского флота от порутчика графа Михайла Федорова сына Апраксина явочного челобитья, в котором показано: в нынешнем 1770 году в марте месяце пошла к нему во услужение, уволенная российскаго театра от директора Бельмонтия актриса Елизавета Иванова, по договору с ним, графом Апраксиным, на три года, о чем подлинно значит в данном от нее, Ивановой, ему, графу Апраксину, контракте, которой от него, графа Апраксина, по знакомству с ним отдан для записи Московской полицы члену надворному советнику господину Шварцу, при котором она и выданный ей от него, Бельмонтия, о учиненной с ним о бытии ей при оном театре актрисой контракту и увольнительное от него, Бельмонтия, письмо, ему, графу Апраксину, отдала; почему и жила она, Иванова, у него, графа Апраксина, в доме июля по 7 число. А того числа в не-бытность ево, графа Апраксина, в доме, имевшиеся у ней на руках бриллиантовые ево вещи, а имянно: перстень в четыре тысячи рублев, бант в восемь тысяч рублев, складень в десять тысяч Рублев, серги в шесть тысяч рублев, разных фигур на четыре тысячи рублев, табакерку золотую з брилиантами осыпную в две тысячи рублев — всего по цене на сорок тысяч рублев, покрав, бежала. И просил (Апраксин. — Л. С.), чтоб во всей Москве по частям (полицейским. — Л. С.) о сыску ее и о поимке послать приказы и на подписку обывателям бумагу представляет с таким при том объявлением: что естли кто оную поймав в полицию приведет, то оному дано будет от него, графа Апраксина, достойное награждение, в противном случае, кто ее за оным в полцию поведением укрывать у себя с вышеписанными покраденными ево, графа Апраксина, на толикую немалую сумму вещьми будет и не объявит, то подвергнет себя ко взысканию по сему указу. ПРИКАЗАЛИ: как он, граф Апраксин, оным своим челобитьем просит, чтоб о сыску ее, Елизаветы, во все части послать с подписками приказы с прописанием в том ево челобитье подтверждением, ведая сам, что она навсегда при всем обществе публично на театре представляет, следовательно, она не в бегах и не укрывается, а только он, граф Апраксин, оным своим челобитьем желает общество беспокоить и тем нанести лишнее затруднение, и для того оное его, графа Апраксина, челобитье отдать ему с надписью обратно с тем, естли он претензии своей на оную актрису Иванову в покраже ею у него означенных вещей искать пожелает, то б ведался формальным судом, где по указам надлежит.

Граф В. Толстой
Иван Киндяков
Максим Шварц”

№ 3 ¹⁶

Из Журнала Присутствия Московской духовной Консистории

“1773 года июля 12 дня

В том Присутствии слушали и определили учинить следующее: 9. Поданное малороссиянина Степана Синявского от дочери ево девицы Марьи прошение, коим она между протчаго, объявляя, во-первых, о напоминании сего года в разные времена помещика Петра Васильева Татищева дворовым человеком музыкантом Иваном Семеновым чрез дворового человека его сиятельства графа Сергея Павловича Ягужинскаго музыканта ж Григорья Загвоскина и жену ево, как ей (Марье Синявской. — Л. С.) так потом чрез других матери ее, ко вступлению ей, Марье, с ним, Семеновым, в [70] законный брак; а наконец, о уговорении ее во время бытности в Воздвиженском монастыре у обедни (по приезде и з означенным сообщником своим с Загвоскиным, да незнаемо с каким человеком в коляске и по вызове ее из церкви, льстивыми своими ласкательствы, как ее, Марью, так и сестру ее по младости лет, обще сесть с ними в коляску и ехать в село Черкизово) в том намерении, чтоб ей, Марье, с ним, Семеновым, без всякого (по незнанию ее) обручения обвенчаться; и что того села Черкизова священник к венчанию их, как без письма приходского священника и бес надлежащаго обыску, отрекся; и о привозе их, ее и сестру ее, обратно к Никицкому монастырю и о уговорении ее к написанию ей к нему, якобы она с ним уже обвенчалась, письма; и что она оное письмо, по лехкомыслию своему написавши, чрез посланного от него, Семенова, к ней показанного Загвоскина к нему отослала. А минувшаго июля 5-го дня объявила матери своей и брату и, узнав явной ево обман, и что он от господина своего отпускной не имеет, итти за него не желает. А что данное от ее ему письмо ложно, то во уверение того и сам помянутой черкизовский священник матери ее, по приходе к ней произвольно, при посторонних, вероятия достойных людях, не только по священству, но и клятвою еще уверял, что она с тем Семеновым точно венчана не была, в чем, как бывшие при том уповательно засвидетельствовать не отрекутца. И просила (т.е. Мария Синявская. — Л. С), дабы сверх чаяния оной Семенов не мог со времянем каким ухищренным образом воспользоваться данным ему от нее письмом (чрез то б не была она приведена к незаконному и насильственному с ним сожитию), благоволено б было онаго черкизовского священника с причетники допросить и надлежащее разсмотрение учинить. А ее, до изыскания о всем том справедливости, в какой ни есть девичий монастырь на собственное ее содержание определить. ПРИКАЗАЛИ; как об отсылке оной девицы Синявской для жительства на собственное ее содержание в Московской Новодевичий монастырь при указе, так и о наследовании показанного черкизовского священника с причетники указным порядком учинить особой протокол.

Архимандрит Никон
Иерей Петр
секретарь Андрей Протопопов”

№ 4 ¹⁷

Из Журнала Присутствия Московской духовной Консистории

“1773 года сентября 2-го дня

В том Присутствии слушали и определили следующее: II. Присланное от полковника и московского обер полицимейстера Архарова сообщение, при котором, по требованию здешней Консистории, по производимому в невенчании малороссиянина Степана Синявского дочери девицы Марьи Синявской дому надворного советника Петра Васильева сына Татищева с дворовым человеком музыкантом Иваном Семеновым села Черкизова священником Федором Федотовым, справедливости изысканию делу; прислана, с произшедшаго в Московской полицимейстерской канцелярии от онаго священника Федотова показания, копия. В коей значит, что в венчании их, означенной девицы Синявской с показанным музыкантом Семеновым, показал то ж, что и в произведенных ему в Консистории допросах. ПРИКАЗАЛИ: оное сообщение и показание сообщить к делу и, учиня к тому делу из приличных к тому правил святых отцов и указов выписку, обще с делом доложить немедленно.

Архимандрит Никон
Игумен Соломон”

№ 5 ¹⁸

Из Журнала Присутствия Московской духовной Консистории

“1773 года сентября 13 дня

В том Присутствии слушали и определили учинить следующее: 18. Производившееся в Консистории, начавшееся сего 773-го года июля 11-го дня, по поданному малороссиянина Степана Синявского от дочери ево девицы Марьи Синявской, о изыскании в невенчании ее дому надворного советника Петра Васильева сына Татищева з дворовым человеком музыкантом Иваном Семеновым села Черкизова священником Федором Федотовым с причетники справедливости, и о учинении ей впредь упреждения, предпринимаемым оным Семеновым к усильному (т.е. насильному. — Л. С.) ее к себе для продолжения с нею беззаконного сожития, захвачению умышленных предприятий, чрез определение ее на время в какой ни есть девичий монастырь, защищения; и боде и сам тот священник по произвольным после того к матери ее при сторонних, вероятия достойных людей, не только по священству, но и с клятвою уверял, что она, Марья, с ним, Семеновым, точно венчана не была, прошению следственное дело, по коему оказалось: что, хотя оная Синявская по произвольному ее желанию и по определению консисторскому и отослана была на собственное ее содержание в московской Новодевичий монастырь при указе, но по тому новопоследовавшему от канторы Святейшаго Синода приказанию по свободе из онаго монастыря отдана на росписку матери ее вдове Ольге Ивановой. А между тем, из произведеннаго как показанным черкизовским священником и оною Синявскою, а потом онаго священника и женою, и явившемся в Консисторию собою вотчины государственной Коллегии Экономиии Московского уезду села Черкизово крестьянином, находившемся при показанной же церкви старостою церковным, Степаном Володимеровым, следствию открылось, что, хотя означенной священник, произведенным ему в Консистории допросом и показал, что он [71] означенную Синявскую с показанным Семеновым того июня 30 дня, так как в часу десятом по полудни, в приходской своей села Черкизова Никольской церкви, по учинении пред тем в доме своем с бывшими с ним поезжанами дому графа Ягужинского служителем Григорьем Загвоскиным и дому лейб гвардии конного полку ротмистра Кара служителем Максимом Федоровым, надлежащаго обыска (т.е. брачного. — Л. С.), которой при том и соощил; а по приходе в церковь и по приводе их без присяжного листа к присяге и бывшими при них перстнями обручения, и з взятья того Семенова денег семи рублев, подлинно обвенчал, в чем и свидетельствовался, сверх тех, приезжавших с ними, Семеновым, бывшими при том старостою церковным того села крестьянином Степаном Володимеровым, да исправляющим дьячковую должность капральским пасынком Иваном Михайловым, с тем, что хотя де он у жительствующаго в доме графа Якужинскаго монетной канторы секретаря Андрея Павлова июля 6-го дня и был, но ее Марьиной матери о том ее невенчании не сказывал, а объявлял, что она, Марья, точно им обвенчана. Но как потом оная Синявская, взятым от нее на тот ево допрос доказательством, пороча все онаго священника показания, не справедливым и с явного с тем Семеновым и с ево сообщниками согласия, не правильно на нее взведенным во обличение той ево несправедливости, показала, что она не только им, священником, с тем Семеновым не венчана, но и обручения между ими чинено не было (да и учинить онаго, за неимением у ней тогда никакого перстня, было нечим), да и после того июля 8 дня не только оной священник, но и жена ево, по произвольному к ее Марьиной матери приходе, при случившемся при том означенном секретаре Карнееве, и при протчих сторонних людях не токмо ту ее мать о невенчании им ее, Марьи, с клятвою уверял, но еще при том и ее, Марью, чтоб она не могла венчанною называться, неоднократно увещевал. Да и после того пред господином полковником и обер полицмейстером Николаем Петровичем Архаровым то ж свое о невенчании им ее показание, неоднократно подтверждал. Сверх же всего того еще и два письма: 1-е — посланное от того Загвоскина ко оному Семенову того июля 12-го дня рукою онаго Загвоскина шурина (онаго ж графа Якужинскаго дому) писанное; 2-е — от онаго Семенова к матери ее, онаго ж июля 20-го дня присланное, в оригинале приобщила. В коих, как оной Загвоскин ее, Марью, тому Семенову еще невестою именует с тем, что жена ль она ему и сам он знать еще не может, так и сам оной Семенов пред тою матерью ее признается единственно только в том скрытом ее, Марью, от той матери ее похищении, а об обвенчании ее с ним нимало не упоминает. Наконец же, того и показуемой оным священником обыск, она, Марья, за правильной не утверждает, потому что в тогдашнее время никто никому не подписывался, да и явствующее при том обыске служителя Загвоскина рукоприкладство сумнительным почитает, потому наипаче, что он едва ль еще сам и писать может. То после того и сам оной священник, во взятом от него на то доказательство оправдании, хотя то их венчание и утверждал за справедливое с тем, что при том их венчании, кроме старосты и капральского пасынка, другой кто был ли, якобы не усмотрел, но что следует до обыска и до бытности ево у оной просительницы матери, то о том он с прежним своим признанием нимало не сходно показал: во-первых, о обыске, что якобы он к написанию ево пред венчанием их время не имел, почему те, бывшие с ним, Семеновым, в том числе и упоминаемой Загвоскин, и подписали к белому листу, на котором он тот обыск своею рукою написал уже того дня ввечеру, да и в бытность ево обще с женою ево у просительницыной матери не только о невенчании их (оной ее дочери) никак не уверял, и ту ее дочь, о неназывании ей себя венчанною, ни мало не увещевал; да и с показуемых оною дочерью ее, бывших при том не точию секретарю Карнеева, но и никого не видал, какое свое показание и на очной со оною просительницею ставке утвердил. А хотя потом и явившейся собою, показуемой с стороны онаго священника во свидетельство, староста церковной того села Черкизова крестьянин Степан Володимеров показал, что оной Семенов со означенною Марьею Синявскою тем священником подлинно обвенчал, и при том несколько и ис приходских того села мужеска и женска полу людей было, но кто они таковы, якобы он, поелику тогда был пьян, не упомнит, но на том ево свидетельстве, как показуемое им в пьяном образе видевшем, и одно ис тех своих показаней за справедливое утверждающем, и от другаго, приключившемся ему от того пьянства, безпамятством отзывающемся и чрез то самого себя опорочивавшем, и утвердиться сумнительно; то в разсуждении сего и несходнаго оным старостою священником, о бывших при том венчании сторонних людях, показания оной священник при напоминании ему всех показанных, открывшихся с стороны ево разногласных и, единственно к одному ево в несправедливости обличения следующих показаний, и особливо при уличении ево, приобщенным от него к делу о том браке обыском (в том, что ему онаго к учиненному на показуемом им белом листе поезжанами рукоприкладству без всякой в письме, как самой тот обыск доказывает, с первой до последней строчки отметы написать и какому на самом низу того листа начатому, во-первых, служителем Загвоскиным речь или речи пригнать никак не можно), по довольном о показании ему истины от священнаго писания увещании, принужденным нашелся признаться, что тот обыск учинен им по согласию с тем Семеновым и соообщниками ево минувшаго июля 8-го дня должным допросом в доме того Семенова по троекратному к нему того июля 9-го, 10-го и [72] 11- го чисел приезде, для того, что хотя де в бытность онаго Семенова того ж 30-го числа июня в доме ево, священниковом, и з бывшими при ем поезжанами к белому листу и подписался один только упоминаемой дому ромистра Кара служитель Максим Федоров, но на том листу онаго обыска без ошипки написать и в строку пригнать было не можно, после чего он, священник, оной лист изорвал. Что ж следует до обвенчания им, священником, оной Синявской с тем Семеновым, то, хотя он, священник, и при том, чинимом ему увещании, и утвердился на прежних показаниях, а как из показания оной Синявской и того священника усмотрено, что об ней, Синявской, прежде сего и по Московской полицимейстерской канцелярии в производстве имелось, на что по оному от того священника показано, в Консисторию знать не дано. Для чего, в силу учиненнаго в Консистории определения о присылке в Консисторию с показания онаго священника, для должнаго о показанном браке справедливости изыскания, и не окажется ль еще каковых с стороны онаго священника разноречивых показаний, усмотрения точной копии, с надлежащим при том, что с ним, священником, по той канцелярии учинено, объяснений, в ту полицимейстерскую канцелярию сообщена промемория. По которой того ж августа 28-го дня при сообщении от полковника и московскаго обер полицмейстера господина Архарова с того священника допроса копия в Консисторию прислана. Коим, хотя он также, как и в Консистории, показывал: означенную девицу Синявскую с показанным музыкантом Семеновым точно обвенчал, но, что следует им от того Семенова дозволительнаго приходскаго священника письма требованию, до учинения им пред венчанием обыска и до дачи им, Семеновым, капральскому сыну дач, то о всем том он в том своем допросе умолчал и было ль оное им чинено, не одним словом не показал. За каковым ево разноречивым показанием, как означенной брак за правильной утвердить сумнительно, так и показаннаго священника без должнаго за то штрафа оставить не должно. Того ради, ПРИКАЗАЛИ: как об отсылке означеннаго дела в Государственную Юстиц Коллегию для должнаго по нем, означенным Семеновым с протчими светскими людьми и повальным обыском, доследования, так и о штрафовании упоминаемаго священника отсылкою на год в монастырь со исправлением священнослужения и о препоручении ево церкви и прихода другому по близости священнику, к представлению Святейшего Правительствующаго Синода в кантору учинить обстоятельной протокол.

подписан сентября
19 дня
1773 год

Архимандрит Никон
Игумен Соломон
секретарь Андрей Протопопов”

№ 6 ¹⁹

Из Журнала Присутствия Московской полицмейстерской канцелярии

“1773 году сентября 17 дня

Слушав, присланной из Московской духовной Консистории промемории, которой требовано: чтоб, отданная из той Консистории Малороссиянина Степана Синявского дочь Марья Синявская: матери ее вдове Ольге Ивановой до исследования, имеющегося во оной в невенчании ее дому надворного советника Петра Васильева сына Татищева з дворовым человеком музыкантом Иваном Семеновым села Черкизова священником справедливости, по домогательству того Семенова не могла прежде должного о ней дела решения, каковым усильственным образом к нему быть захвачена и чрез то, в случае их невенчания, к продолжению с ним беззаконного сожития принуждена, то (в) предупреждению того, в случае от нее или от матери ее в том отзыва, о чинении ей к недопущению до того от подчиненных Московской полиции частных команд должного вспоможения и защищения. ПРИКАЗАЛИ: справясь, где помянутая Марья Синявская с матерью живет, в ту часть послать приказ и велеть в случае оной Марьи или ее матери требования, дабы оная Марья усильственным образом объявленным Семеновым захвачена не была, вспоможения, к недопущению к тому, дать команду немедленно; о чем для ведома во оную Консисторию послать промеморию.

Иван Киндяков
Максим Шварц”

12. РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Ч. 111. Д. 56403. Это письмо А. Нарышкина, адресованное к Брискорну, приводим здесь целиком: "Апреля, 19-го, 1799 г. Милостивой государь мой, Федор Максимович!

Его сиятельство князь Николай Борисович Юсупов препроводил к Вашему превосходительству от 10-го февраля сего году письмо для докладу государю императору, касательно Российской актрисы Елизаветы Ивановой, просящую за болезнию и старостью лет о увольнении ея из службы с получаемым ею ныне полным жалованьем. А как князь Юсупов удостоил оную за все время ея при дирекции служения и добропорядочное поведение, а паче за ея талант, коим приобрела похвалу от высочайшего двора и публики, то утверждая перваго директора резолюцию, за долг поставляю удостоить оную особаго Его Императорскаго Величества милосердию; которая по всей справедливости заслуживает противу своих товарищей пенсию полнаго получаемаго ею жалованья. В протчем представляю оное воли Его Императорскаго Величества. Я же с моей стороны покорно прошу Ваше превосходительство принять в свое покровительство ту, которая действительно не имеет никакой защиты, дабы при докладе государю императору постарались исходотайствовать ей вышепоказанную пенсию за неимением другаго пропитания при старости ея лет, чем чувствительно обяжете меня. Между тем сообщаю Вам, что все пенсии производятся из Кабинета по причине, что дирекция, изключая жалованной суммы, иной не имеет. С истинным почтением и таковою ж преданностию, честь имею быть, милостивый государь мой, Вашего превосходительства покорный слуга Александр Нарышкин. 16 апреля 1799 г.”

13. РГИА г. Москвы. Ф. 203. Оп. 747. Д. 543. Л. 201. Приводим здесь выдержку из данных “Исповедных росписей” 1785 года, Пречистенского сорока, ц. Преображения, что на песках: “(...) В доме капитан порутчика Герасима Федорова сына Неручаева (...) жильцы его:

вдова Ольга Иванова дочь Синявская — 53 года
дети ее
девица Александра Степанова — 33 года
девица Марья Степанова — 30 лет
девица Ульяна Степанова — 21 год
внук ее Александр — 6 лет
Марья — 4 года

дочь ее города Воскресенска секретаря Василья Петрова жена Мавра Степанова — 29 лет...”

14. РГАДА. Ф. 931. Оп. 3. Д. 219. Л. 127.

15. Там же. Л. 354.

16. РГИА г. Москвы. Ф. 203. Оп. 744. Д. 128. Л. 380-381.

17. Там же. Д. 129. Л. 8 об. — 9.

18. Там же. Л. 62-65.

19. РГАДА. Ф. 931. Оп. 3. Д. 255. Л. 206.

Текст воспроизведен по изданию: Такла-Хайманот у Коптов // Записки Восточного отделения императорского русского археологического общества, Том XVIII. СПб. 1908

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

<<-Вернуться назад

ШТРИХИ К БИОГРАФИИ ПЕРВЫХ РУССКИХ АКТРИС

Комментарии