ВВЕДЕНИЕ

Документы, публикуемые во II томе сборника «П. А. Румянцев», относятся к войне 1768-1774 гг., в которой Россия боролась с Турцией за Приазовье, Северное Причерноморье, а также за выходы и свободное плавание по Черному морю.

Земли, за которые шла война, уже с первых веков н. э. были заселены славянами. Только ослабление русского государства в результате монголо-татарского нашествия дало возможность сформироваться Крымскому ханству, которое в начале XV в. захватило южные окраины России. Эти области вскоре были завоеваны Оттоманской империей, которая неуклонно проводила агрессивную политику по отношению ко всем своим соседям. В XVII-XVIII вв., находясь под влиянием различных государств Западной Европы и в первую очередь Франции и Англии, Турецкая империя направляла агрессию главным образом против России, Польши и Австро-Венгрии, сочетая ее с усилением эксплуатации ранее закабаленных Турцией народов.

Превратив с 1475 г. крымского хана в вассала Оттоманской империи, турецкие феодалы, как и татарские беки, использовали Крым в качестве базы для грабительских вторжений в пределы Украины и Приазовья. Одновременно с этим правительство Турции стремилось захватить Закавказье и Северный Кавказ, а также всю Украину.

В силу этого Россия была заинтересована в освобождении от иностранных захватчиков всех приазовских земель и земель, примыкающих к Черному морю с севера и северо-востока. Отсутствие портов у русского государства на Черном море являлось серьезным препятствием для развития сельского хозяйства черноземных областей юга России.

Русское дворянство и в первую очередь крупные помещики юга надеялись увеличить свои доходы с областей Украины, [VIII] изгнав турок из Северного Причерноморья. Кроме этого, овладение черноморскими портами и обеспечение свободного провоза товаров по Черному морю и через Босфор давало возможность получать большие доходы от экспорта сельскохозяйственных продуктов. В результате внешняя политика русского царизма определялась интересами правящих классов, «...«потребностью» военно-феодально-купеческой верхушки России в выходах к морям, морских портах, в расширении внешней торговли и овладении стратегическими пунктами...» ¹.

Вместе с тем нельзя забывать, что освобождение из-под гнета турецких султанов народов Северного Причерноморья, Крыма, Приазовья в Северного Кавказа являлось положительным фактором и в развитии балканских народов.

Уже с конца XIV в. русское государство стало постепенно возвращать те земли, которые были у него отняты в результате монголо-татарского нашествия, но к середине XVIII в. они еще не были полностью возвращены.

Установленные Белградским договором 1739 г. границы рассматривались Россией лишь как временные, поскольку Северное Причерноморье и большая часть Кавказа все еще оставались в руках турок, а отсутствие естественных оборонительных рубежей делало чрезвычайно трудной защиту всей Украины.

Население территорий, захваченных Турцией и Крымским ханством, обречено было на обнищание и вымирание независимо от своей национальности. Особенно тяжел был социальный и национальный гнет в странах с нетурецким населением – на Балканах.

Войны России с Турцией в XVIII-XIX вв. сыграли большую положительную роль в развертывании национально-освободительного движения среди балканских народов. Победы русского оружия, расшатывая военное могущество Турции, облегчали борьбу народов Балканского полуострова за независимость.

Все указанные выше факторы определяли характер русско-турецких войн XVIII в., в том числе и войны 1768-1774 гг. Они определяли также и деятельность П. А. Румянцева, командовавшего русскими войсками в этой войне.

Являясь представителем высших слоев дворянства Российской империи, П. А. Румянцев проводил политику своего дворянского класса. Особенно сильно это проявилось в период 1764-1768 гг., когда Румянцев был президентом Малороссийской коллегии. Согласно специальным указаниям Екатерины II его деятельность была направлена в первую очередь на руссификацию Украины и реорганизацию местного управления по образцам российских учреждений. [IX]

Несмотря на это военная деятельность Румянцева была безусловно прогрессивной. Являясь продолжателем петровской школы русского национального военного искусства, он во многом способствовал его дальнейшему развитию.

Успехи русской армии в Семилетней войне обеспокоили крупнейшие западноевропейские державы, прежде всего Францию и Англию, а затем Пруссию; поэтому последние стали искать государства, которые можно было бы противопоставить возрастающим силам России. Они стали оказывать давление на польскую шляхту, правящие круги Швеции, правителей Австрии, турецкого султана Мустафу III, чтобы активизировать их антирусскую деятельность. В наибольшей степени эта антирусская политика имела успех в Турции. Правящие круги Оттоманской империи стремились в тот период упорядочить систему государственного управления страны, а также увеличить силы и боеспособность армии и флота. При непосредственной поддержке в первую очередь правительства Людовика XV им это в известной мере удалось сделать, и во второй половине 60-х годов XVIII в. султан уже ищет благоприятной обстановки, чтобы открыть военные действия против сильного северного соседа. Выгодный для Турции в данном отношении момент создался в 1768 г., когда деятельность Барской конфедерации ² резко усилила враждебное отношение польской шляхты к России и значительная часть русских войск была брошена на борьбу с конфедератами.

Осенью 1768 г., побуждаемый венским, а главным образом версальским дворами, турецкий султан предъявил русскому послу в Константинополе Обрескову ультиматум о немедленном выводе русских войск из Подолии. Отказ России выполнить это требование был сочтен турецким правительством достаточным поводом для объявления войны. Однако поскольку ни та, ни другая сторона практически не были еще готовы к вооруженной борьбе, военные действия фактически развернулись только в следующем, 1769 году.

Нападения со стороны турок и татар можно было ожидать и значительно раньше, в связи с чем Румянцев в пределах возможностей, предоставленных ему по занимаемой им должности «главного малороссийского командира», успел кое-что заблаговременно предпринять для усиления обороноспособности южных границ России. [X]

Документы, вошедшие в I главу настоящего тома, показывают тот единственно правильный путь – отказ от прикрытия границ лишь линией мелких крепостей, – который Румянцев наметил в предстоящих военных действиях на юге Украины. Большую роль в этом верном выборе плана обороны, несомненно, сыграл боевой опыт, накопленный Румянцевым в Семилетнюю войну, хорошее знание характера степного театра военных действий и его особенностей, а также вполне реальный учет количества и качества войск противника. Отказ Румянцева от кордонной системы обороны был для того периода крупным нововведением в военном деле и, как далее будет показано, дал положительные результаты.

Еще до начала военных действий Румянцев 24 сентября 1768 г. представил в Военную коллегию в Петербурге свои принципиальные соображения о методах ведения войны в степных районах юга Украины (док. № 1). Здесь прежде всего он подчеркнул явную нецелесообразность применения кордонной системы, рассчитанной на пассивную оборону, которая широко применялась в то время иностранными армиями, особенно австрийской. «В ровной и открытой степи, – писал он, – где ничего того нет, что по искусству военному в укрепление себе употребить бы можно, не только частица войска, но и нарочитой корпус не может противостоять силам многочисленным, которыми окружают со всех сторон открытые дороги» (док. № 1, стр. 4).

Румянцев делает правильный вывод о необходимости наступательных действий против турок. В них он видел единственное средство разгрома противника. Для обоснования своей стратегии Румянцев приводил в пример неудачные военные действия, проведенные Минихом и Ласси в 1738 г. П. А. Румянцев считал, что большая подвижность турецко-татарских войск, имевших многочисленную конницу, могла быть преодолена только захватом русскими войсками инициативы.

6 ноября 1768 г. Румянцев был назначен командующим 2-й армией. Эта армия была второстепенной как по своей численности, так и по полученным задачам ³. Такое назначение не было случайным. Екатерина II и узкий круг близких к ней лиц явно не доверяли Румянцеву. Зная его как талантливого полководца, они боялись, как бы он не приобрел в войсках еще большую популярность и не сделался опасным.

В связи с этим командование основными морскими силами России в самом начале войны было поручено А. Г. Орлову, а сухопутными – А. М. Голицыну. А. Г. Орлов не имел никакого опыта в командовании флотом, а А. М. Голицын, хотя и участвовал в Семилетней войне, но военных способностей не [XI] проявил. Но это были люди, которым императрица вполне доверяла. Без учета этого факта нельзя понять истинной сущности всей переписки Румянцева с Военной коллегией, а также с Екатериной II в первый год этой войны, особенно в осенние и зимние месяцы 1768-1769 гг.

Отсутствие единого командования армиями приводило часто к несогласованным действиям. Роль ставки главного командования выполняла Военная коллегия.

Характерно, что правительство не находило тогда даже нужным информировать Румянцева как командующего армией о намечавшихся в Петербурге военных планах и об обстановке на театре военных действий, вследствие чего Румянцев был вынужден в конце концов обратиться 14 декабря 1768 г. с личным письмом к вице-президенту Военной коллегии З. Г. Чернышеву с просьбой открыть ему «план существительный определенных действий, ибо я, – писал Румянцев, – подобно слепцу, хожу поднесь в темноте и только лишь по одному воображению сличаю обстоятельства» (док. № 27, стр. 48). Только эта просьба, обращенная к одному из самых влиятельных в придворных кругах лиц, возымела свое действие, и 5 января 1769 г. Румянцеву из Петербурга был сообщен план предстоящей кампании (док. № 32).

Находясь в столь трудных условиях и не имея возможности действовать наступательно ввиду ограниченности имевшихся в его распоряжении сил, Румянцев, как показывает его рапорт в Военную коллегию от 30 декабря 1768 г., разрабатывает свой план обороны, основанный на использовании крупных подвижных отрядов, чтобы «не раздробляя полки отнюдь на так малые части, содержать сколько можно целыми» (док. № 30, стр. 54).

Быстрая ликвидация набега, организованного ханом в направлении Волчьи Воды – Бахмут, убедительно доказала принципиальную правильность вышеуказанного плана Румянцева, решительно порывавшего с системой пассивной кордонной обороны.

Присланный из Петербурга общий план ведения кампании 1769 г. предусматривал наступление на Хотин, как направление главного удара русской армии. Румянцев же был решительно несогласен с этим указанием и предлагал в письме к Н. И. Панину от 27 января 1769 г. (док. № 34) сначала захватить Очаков, являвшийся важнейшей базой турецких войск на юге России. Свое предложение, как и в ряде других аналогичных документов, он основывал на опыте войны 1735-1739 гг., верном анализе военной обстановки и в частности на состоянии коммуникации турецкой армии. Однако план Румянцева правительством был оставлен без внимания.

Формирование 2-й армии шло медленно, а ее плохое снабжение привело к тому, что войска Румянцева даже к концу апреля 1769 г. не имели еще необходимых переправочных средств для [XII] перехода через Днепр (док. № 42). Такое положение являлось закономерным следствием рескрипта Екатерины II (док. № 32), согласно которому задачи 2-й армии на 1769 г. ограничивались только тем, чтобы не допускать противника со стороны Крыма и Бендер и поддерживать в случае надобности действия армии А. М. Голицына.

Все это в целом заставило Румянцева зимой и весной 1768-1769 гг. ограничиться рамками активной обороны главным образом Елизаветградской провинции.

II глава сборника посвящена военным действиям армии Румянцева в мае – сентябре 1769 г. Основные события развертывались тогда в районе нахождения 1-й армии Голицына, и войска Румянцева, как и намечено было правительственной директивой, играли второстепенную роль.

При получении сведений о первых небольших успехах главной армии Голицына Румянцев переправил через Днепр большую часть своих войск у Переволочной и Кременчуга с намерением двигаться дальше к крепости св. Елизаветы (позднее Елизаветград), а затем на юго-запад, к Днестру. Одновременно с этим подчиненный Румянцеву отряд под командованием Берга расположился в районе Бахмута с целью прикрыть от татарских набегов строительство восстанавливавшихся тогда крепостей Азова и Таганрога (реляция П. А. Румянцева Екатерине II от 15 мая 1769 г., док. № 46).

Наступление Румянцева к Бендерам дезориентировало турецкое командование, скрывая истинное направление главного удара русских войск, но оно могло дать положительные результаты лишь при наличии энергичных наступательных действий армии Голицына. Голицын, однако, никакой поддержки 2-й армии не оказал и, отступив обратно за Днестр, полностью сорвал план командующего 2-й армией П. А. Румянцева, намечавший одновременный удар на противника силами обеих основных русских группировок. Возмущенный Румянцев обратился к Екатерине II с протестом против пассивной деятельности Голицына (док. № 48). Не получая от Екатерины II в этом вопросе поддержки, он обратился непосредственно к Голицыну 11 июня 1769 г., обвиняя его в самой резкой форме в недостаточном противодействии противнику. «Вы, – писал Румянцев, – впущаете вступать в наши границы, сберегая от нашествия токмо польские и открываете дорогу по вашему отступлению к Каменцу, или к окружению себя, или, что он, всредине между наших армий став, удобность получит, может пресекти взаимное сообщение» (док. № 50, стр. 95-96).

Это письмо также не внесло никаких изменений в методы ведения войны. Румянцев продолжает посылать как императрице, так и командующему 1-й армией сообщения, в которых указывает на заведомую ошибочность действий Голицына, ставящих русские войска на Украине в крайне тяжелое положение. [XIII]

Несмотря на столь неблагоприятную для достижения победы обстановку, Румянцев проявлял максимальна возможную в таких условиях активность. Заняв основными силами армии позиции на р. Буг, он выдвинул на запад в направлении Бендер всю свою легкую конницу, которая составляла передовой отряд Зорича. Одновременно с выдвижением в западном направлении отряда Зорича другой небольшой отряд демонстрировал наступление в сторону Польши, а корпус Берга провел ряд активных действий в крымском направлении. Эти действия, направленные на то, чтобы раздробить силы турецко-татарских войск и насколько возможно ослабить их противодействие армии Голицына (док. № 55), дали свои положительные результаты, которые могли быть значительно больше при правильной координации действий 1-й и 2-й армий.

Резкая критика Румянцевым военной деятельности Голицына была вполне справедлива. В письме от 12 июля 1769 г. к Н. И. Панину Румянцев указывает на основную причину неуспехов русской армии в первой кампании войны 1768-1774 гг.

«Я не скрываю от вашего сиятельства, – писал Румянцев, – и то, что все его (Голицына. – П. Ф.) намерения толь мне неизвестны, что я не только их не могу проникнуть, но приводят оные еще совсем меня в недоумение и хотя я многократно просил его сиятельство, чтобы меня удостоил откровением своих предприятий, но всегда моя просьба втуне оставалась, хотя ж и сообщал мне, но тогда, когда уже им произведены были оные в действо, и так сколько бы я не желал ему вспомоществовать какими-либо движениями, токмо в рассуждении сокрытия от меня прямых его намерений ничего сделать не могу» (док. № 56, стр. 106).

Отсутствие взаимодействия между армиями предопределило неудачный исход кампании 1769 г. В этой кампании А. М. Голицын повторял действия Апраксина и Фермора по отношению к Румянцеву в период Семилетней войны. Личная выгода и зависть к талантливому генералу у этих бездарных командующих всегда были выше интересов государственных.

Неспособность Голицына добиться победы над противником стала очевидной для правительства только после необоснованного отхода 1 августа 1769 г. 1-й армии обратно за Днестр. Рескриптом от 13 августа того же года Екатерина II отстранила Голицына от поста командующего 1й армией, назначив на его место П. А. Румянцева (док. № 63, стр. 119).

Таким образом, документы II главы характеризуют правильное понимание Румянцевым военно-политической обстановки. П. А. Румянцев, несмотря на его попытки, не мог преодолеть препятствия, создаваемые правящими кругами дворянской России в деле лучшей организации военных действий. [XIV]

Материалы III главы излагают деятельность Румянцева по подготовке войск к кампании 1770 г. В новую должность командующего 1-й армией он вступил только 18 сентября 1769 г. (док. № 71, стр. 142) и поэтому не имел возможности развернуть немедленно крупные наступательные действия; этому мешала и наступавшая осень с ее степным бездорожьем. Кроме того, Румянцев, как видно из его письма Н. И. Панину от того же 18 сентября, «...нашел армию, что касается до людей, весьма утружденных от понесенных беспокойств долговременно, а лошадей и вовсе в изнурении. Потому должно быть первое мне упражнение оных отдохновение, к которому я, осмотревшись, приступлю» (док. № 72, стр. 143).

При организации армии возникали большие трудности. Не хватало помещений для размещения войск на зимних квартирах, ощущался недостаток продовольствия и фуража, в войсках не был укомплектован личный состав. Необходимо было вести борьбу с грозным врагом – эпидемией чумы. Кроме того, нужно было организовать управление в освобожденной от турок Молдавии.

Публикуемые ниже архивные документы раскрывают оперативную деятельность Румянцева, подготавливавшего тогда более выгодные исходные позиции для своей армии.

Заблаговременно, до начала военных действий, еще 23 октября 1769 г. Румянцев представил Екатерине II основные положения своего плана кампании 1770 г. Предстоявшую боевую деятельность 1й армии он расценивал как несравненно более серьезную, чем в первый год войны. Полководец стремится найти кратчайший путь для проникновения русских войск вглубь расположения противника. Румянцев считает, что «в будущей кампании... первым объектом нам предстоит крепость Бендеры...» (приложение к док. № 84, стр. 165). Ошибочно, впрочем, было бы утверждать, что Румянцев в вопросах ведения войны придерживался традиционных взглядов западноевропейской школы той эпохи, для которой главным объектом военных действий были крепости. Для него крепости и в частности те же Бендеры не были самоцелью, как это рассматривалось в рескрипте Екатерины II от 10 декабря 1769 г. (док. № 103), а только направлением главного удара. Об этом свидетельствует хотя бы то, что уже осенью передовые отряды 1-й армии выдвигаются им не только в южную часть Молдавии, но и в Валахию.

Новаторство Румянцева видно и в понимании громадного значения хороших взаимоотношений русской армии и местного населения. Учетом этого фактора объясняется издание Румянцевым манифестов от 31 октября 1769 г. (док. № 88) к жителям Молдавии и от 4 декабря того же года (док. № 100) к населению Валахии с разъяснением положительного значения для них изгнания турок из этих стран.

Содействие мирного населения русским войскам Румянцев мыслил не только в виде снабжения армии продовольствием и [XV] фуражом из местных ресурсов, но также и путем создания вооруженных добровольческих отрядов для борьбы с турецкими угнетателями. Ни один западноевропейский полководец не учитывал этого важного фактора.

Период подготовки к летним боям и походам используется П. А. Румянцевым для укрепления внутреннего порядка в войсках и лучшей организации походной службы. С этой целью в марте 1770 г. Румянцев составил «Обряд службы», который должен был изучаться самым тщательным образом личным составом 1-й армии. Этот устав являлся развитием его же Устава службы 1761 г. Он устанавливал единообразие в некоторых правилах строевой, внутренней и караульной службы войск. Много внимания уделялось лучшей организации походов, лагерей и фуражировки.

Содержание этого «Обряда» является, несомненно, значительным шагом вперед в области подготовки войск. Данный документ может законно расцениваться как предшественник «Науки побеждать» Суворова, поскольку Румянцев вслед за Петром I стал рассматривать солдата как главную силу на войне.

IV глава сборника включает документы знаменитой летней кампании 1770 г., в которой полководческий талант Румянцева развернулся во всем своем блеске и принес ему заслуженную славу выдающегося русского полководца.

К весне 1770 г. была уже закончена подготовка войск к боевым действиям в широком масштабе. Румянцеву удается переправить свою армию у Хотина через Днестр в Молдавию, оттянув одновременно на север в целях большей концентрации войск передовые русские части из южной Валахии.

Документы, публикуемые в IV главе сборника, обрисовывают разностороннюю военную деятельность Румянцева за период летней кампании 1770 г.

Являясь сторонником активных военных действий, Румянцев вместе с тем умело совмещает решительную наступательную тактику с разумной осторожностью. Давая в ордере от 8 июня 1770 г. положительную оценку действиям командира передового корпуса Н. В. Репнина, Румянцев в то же время указывает ему: «чтоб вам, ожидая на себя от Серета нападения по вашему вычету маршов толь скорого, переходить Прут, вступить в бой с неприятелем и обратиться потом на другого, то сие предприятие не согласует с военными правилами, ибо в таком случае, конечно, держать условие оба корпусы неприятельские между собою, и вы, наступая на одного, могли бы охвачены быть от другого и утратить всякое сообщение с армиею» (док. № 142, стр З0З). Румянцев предупреждает от огульного наступления немедленно и во что бы то ни стало. Решающие военные события кампании 1770 г. развернулись лишь во второй половине июня, когда Румянцеву удалось сосредоточить свои войска у Рябой [XVI] Могилы. Первое большое сражение разыгралось 17 июня 1770 г. именно у этого пункта, где полки 1-й армии встретились с войсками крымского хана.

Победа Румянцева над татарами у Рябой Могилы изложена им в подробных реляциях Екатерине II (док. № 146 и 147).

Несмотря на численное превосходство и выгодную позицию, войска крымского хана в сражении у Рябой Могилы были разгромлены. Разгром Румянцевым неприятеля был осуществлен благодаря талантливо составленному плану удара по войскам противника с фланга и с тыла при сковывании его с фронта. Большое значение в достижении победы имел и наступательный порыв русских войск, высокая согласованность действий отдельных колонн и инициатива частных начальников.

Победа при Рябой Могиле могла бы дать лучшие результаты, если бы русская конница была более подвижной. В описании преследования разбитого противника Румянцев проявил недостаточную объективность. «Вся наша кавалерия, – пишет он в донесении Екатерине II, – при сем случае весьма хорошо свое дело исполняла и преследовала верст до 20-ти неприятеля, чрезмерно напрягаясь достигнуть его; но он по легкости своей от времени далее ускакивал». Если сам Румянцев признает, что потери противника, полностью разгромленного, составили лишь «до 400 человек в убитых» (док. № 147, стр. 314-315), то ясно, что действиям конницы, которая в этом бою не сумела догнать противника, нельзя дать «хорошую» оценку.

Кампания 1770 г. наглядно показала, что Румянцев ставил своей задачей не осаду крепостей, а разгром турецко-татарских полчищ в полевом бою. Придерживаясь такой тактики, 1-я армия смело захватила инициативу и 7 июля 1770 г. обрушилась на лагерь крымского хана Каплан-Гирея и трех турецких пашей, который располагался на левом берегу р. Ларги, у места ее впадения в р. Прут. Здесь произошло большое сражение.

По своему масштабу, после Кагульского, оно явилось самым крупным из тех, в которых Румянцев самостоятельно руководил войсками. Для изложения основных событий данного боя в настоящем сборнике использованы следующие документы: 1) диспозиция Румянцева для атаки турецкого лагеря от 6 июля 1770 г. (док. № 152), 2) выдержка из «Журнала военных действий армии», составленная в день боя (док. № 153), и 3) реляция Румянцева Екатерине II, датированная 12 июля 1770 г. (док. № 155). Эти материалы дополняют друг друга и позволяют более полно осветить военное искусство русской армии в сражении.

П. А. Румянцев высоко оценивал боеспособность своих войск. Получив данные о почти трехкратном численном превосходстве татар и турок и выгодности их позиции с точки зрения обороны, он все-таки смело решил атаковать противника при Ларге. Румянцев добивается блестящей победы благодаря искусному [XVII] управлению войсками на поле боя, правильной оценке общей обстановки и в частности местности, расчленению боевых порядков русских войск, смелому выделению на направлении главного удара более 80% имевшихся в его распоряжении войск, а также умелой концентрации огня артиллерии.

Необходимо отметить, что успех военных действий в большей степени объяснялся также героизмом русских солдат и офицеров. «Генералитет, штаб, обер- и унтер-офицеры и до последнего рядового, – писал Румянцев 12 июля 1770 г. Екатерине II, – оказывали добрую свою волю к наступлению на неприятеля» (док. № 155, стр. 337).

Победив при Ларге, Румянцев понял, что хан хотя и потерял в бою артиллерию и обоз, но в основном все-таки благополучно вывел из-под удара свои войска. Самое же главное – армия великого визиря еще вовсе не испытала ударов русского оружия, а потому сама намеревалась действовать наступательно.

Создалась обстановка, которая получила верное отражение в «Журнале военных действий армии» от 20июля 1770 г. «Всяк представить себе может, в каком критическом положении была... армия: пропитание войску давали последние уже крохи, визирь со сту пятьдесят тысячами был в лице, а хан со сту тысячами облегал уже спину и все провиантские транспорты» (док. № 158, стр. 341).

При таком положении единственно правильным было решение нанести смелый удар армии визиря раньше, чем та соединится с войсками крымцев. Такое решение и принимается Румянцевым, который форсированным маршем направляет свою малочисленную армию на юг, навстречу визирю, успевшему занять выгодную позицию за Трояновым валом, на р. Кагул.

Сражение, которое произошло на р. Кагул 21 июля 1770 г., было самой значительной победой, когда-либо одержанной Румянцевым. В связи с важностью Кагульского боя с точки зрения изучения военного искусства Румянцева изложение этого сражения дается в сборнике в нескольких документах. Боевые действия этого сражения описываются достаточно детально и объективно, причем особенную важность имеет реляция от 31 июля 1770 г. (док. № 163).

Следует отметить, что П. А. Румянцев ошибочно считал, что войско визиря, участвовавшее в сражении, имело 150 тыс. человек (док. № 159, стр. 346).

Прилагаемый к настоящему сборнику «План атаки русских войск под командованием П. А. Румянцева при р. Кагуле 26 июля 1770 г.» наглядно показывает, что весь лагерь турецкой армии перед боем занимал площадь немногим более 2 кв. км. Разместить на таком участке пересеченной местности 150 тыс. войск, из которых две трети составляла конница, конечно, было абсолютно невозможно. Если учесть, что бивак одного кавалерийского полка (1000 человек) требовал площади 150Х200 м и такой же [XVIII] территории требовал лагерь четырех батальонов пехотного полка, то можно предположить, что против 1-й армии на Кагуле стояло ориентировочно войско в 70-80 тыс. человек.

Как и при Ларге, в сражении при Кагуле решающую роль сыграли наступательный порыв и стойкость русских солдат, что отмечается П. А. Румянцевым во многих публикуемых в сборнике документах (док. № 158, 159 и 163).

Столь же большое значение имели смелость замысла и военное искусство Румянцева, который, не побоявшись подавляющего численного превосходства неприятеля, смело напал на него, прежде чем тот соединился с крымским ханом. Русский полководец верно выбрал направление главного удара, искусно совместил фронтальное наступление несколькими колоннами с обходным наступлением группы Репнина, успешно вводил в бой частные резервы для отражения атак турок, хорошо организовал взаимодействие пехоты, конницы и артиллерии, учел особенности рельефа местности и т. д. В частности, правильная организация взаимодействия отдельных родов войск позволила лучше устранить слабые стороны последних. Так помощь конницы компенсировала медлительность пехоты, а пехота придавала большую стойкость коннице.

В результате тяжелых поражений при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле боеспособность турецко-татарских армий значительно ослабла. Войсками Румянцева были взяты крепости Измаил, Браилов и Килия, а 2-й армией Панина заняты Бендеры.

П. А. Румянцев всегда требовал от войск большой подвижности с учетом реальных возможностей наступательных действий частей. «К крайнему неудовольствию, – пишет он 7 августа 1770 г. генералу Олицу, – подался мне случай сведать, что некоторые полки и команды, маршируя в повеленные от меня места, делают переходы в день верст по десяти и менее с растахами по своему произволению, чиня моим повелениям, в коих точно предписано было маршировать с возможным поспешением, явное преслушание, не понимая, что чрез оное в настоящих военных обстоятельствах могут произойти великие конфузии и разные неожидаемые неприятные приключения... Нахожу сим единожды навсегда сделать генеральное постановление, дабы всякий полк и команда... без крайней нужды маршировали отнюдь не менее: пехотные – двадцати, а конные – двадцати пяти верст в день с растахами» (док. № 169, стр. 369).

Для Румянцева характерно постоянное стремление к объединенным, согласованным действиям армий. Так, например, поступает он по отношению к армии Панина во время осады ею крепости Бендер. Такой метод действий совершенно отсутствовал у А. М. Голицына и у многих других полководцев того времени.

В промежутке между сражениями при Рябой Могиле и Ларге развертывались крупные военные события в Эгейском море, где флот Спиридова и А. Г. Орлова разгромил 24 и 26 июня 1770 г. [XIX] турецкие эскадры у Хиоса и Чесмы. Русская эскадра имела тогда полную возможность после таких блестящих побед прорваться через Дарданеллы и нанести решающий удар Константинополю. А. Г. Орлов, несмотря на настояния Спиридова, не проявил должной смелости и ограничился пассивной блокадой южного выхода из Дарданелл. Эта ошибка лишила Румянцева возможности шире развить военные действия.

В итоге летней и осенней кампании 1770 г. Румянцеву удалось вывести большую часть своих войск на левый берег нижнего течения Дуная, полностью разорвать сухопутную связь между армиями хана и султана и взаимодействие между турками и барскими конфедератами. Это был, несомненно, большой успех, но к победоносному миру он еще не привел.

Враждебная России дипломатическая деятельность Австрии и Пруссии, угроза вооруженного вмешательства с их стороны делали для русских поход за Дунай и Балканы предприятием чрезвычайно рискованным.

Решающие военные события снова отодвигались из-за принятого в ту эпоху сезонного способа ведения войны, который требовал прекращения боевых действий на всю зиму, а иногда и весну. Такой способ объяснялся бездорожьем, характерным для этого времени года. Таким образом, Румянцев не мог осенью развернуть наступательные действия за Дунай. Войска были отведены глубоко в тыл на зимние квартиры в ноябре 1770 г.

Документы V главы освещают подготовку войск к военным действиям 1771 г., а также показывают планы Румянцева по организации кампании.

Ввиду недостатка в Румынии продовольствия сосредоточенное расположение 1-й армии на зимних квартирах практически оказалось невозможным и отдельные корпуса ее были размещены на значительном расстоянии друг от друга. Первый корпус был размещен на зиму 1770/71 г. в Молдавии с центром размещения в Яссах, второй – в Валахии с центром в Бухаресте, третий – в Бессарабии и по крепостям низовья Дуная с центром в Измаиле. Четвертый корпус должен был действовать самостоятельно против конфедератов уже на территории Польши.

Разбросанность войск не могла не сказаться отрицательно на боевой деятельности 1-й армии. Румянцев учел это и сумел обеспечить за собой инициативу на весь зимний период, предприняв ряд успешных наступательных действий в начале зимы 1770/71 г.

В первую очередь им было дано указание – наступая на запад, захватить Крайову (док. № 196), а на юг – Журжево на берегу Дуная. Демонстративный характер этих действий предопределил их ограниченный масштаб. Развертывание широкого наступления было нецелесообразно, так как русское правительство намечало в следующем, 1771 г., использовать армию Румянцева для выполнения второстепенных стратегических задач. [XX]

Военная коллегия поставила основной задачей для войск, действовавших на данном театре войны в 1771 г., изгнание турок из Крыма. Это должна была выполнить 2-я армия В. М. Долгорукова. Таким образом, Румянцев не мог надеяться на получение сколько-нибудь значительного усиления своих войск, положение которых затруднялось растянутостью коммуникаций и обороняемой линии по Дунаю.

Учитывая это, Румянцев для того, чтобы осложнить положение противника и увеличить свои силы, решил поднять против турок местное население, для чего дал 4 февраля 1771 г. конкретные указания Потемкину призывать к борьбе совместно с русскими румын и болгар, «дабы в чаянии того приготовлялись они и сами к свержению с себя ига нечестивых магометан удобовозможным против них ополчением и, будучи бы усердны своему благу, соединялись с нами к общему делу» (док. № 204, стр. 424).

Данный проект Румянцева не получил широкого осуществления, так как кампания, развернувшаяся на Балканах в 1771 г., имела небольшие масштабы. Тем не менее важно отметить эту, одну из первых попыток поднять балканские народы на борьбу против турок совместно с русскими войсками. Следует иметь в виду, что царизм всегда боялся каких-либо проявлений освободительного движения, в какой бы форме оно ни проявлялось. В данном же случае он нуждался в поддержке местного населения на театре военных действий. В связи с этим указанное выше обращение Румянцева к угнетенным народам Балкан следует рассматривать как проявление внешней политики Российской империи в данном вопросе.

Правительство Екатерины II на 1771 г. не ставило перед Румянцевым крупных стратегических задач. 1-я армия должна была в 1771 г. лишь сковывать противника. Это следует учесть при рассмотрении военных действий Румянцева в указанный период. Его армия охраняла от вторжения турок левый берег Дуная и не допускала создания турецких плацдармов на левобережье. В результате кампании 1771 г. не только Молдавия, но и Валахия оказались в руках русских войск.

Наиболее значительными событиями являлись военные действия за Дунаем (нападения на Исакчу 23 марта 1771 г. и Цибру – 5 мая того же года).

В общем публикуемые в V главе документы описывают события, в которых число бойцов с русской стороны в каждом отдельном случае не превышало нескольких тысяч человек. Исключением были бои на Дунае в июне, в которых участвовал десятитысячный отряд Репнина, а в октябре – бои отряда Эссена на подступах к Бухаресту, в которых было нанесено тяжелое поражение превосходящим силам турок.

Для обеспечения господства русских вооруженных сил на Дунае Румянцев организовал речную Дунайскую флотилию под [XXI] руководством капитана 1-го ранга Нагаткина, которая была укомплектована русскими матросами, запорожскими казаками, молдаванами и арнаутами ⁴ и состояла из судов, частично захваченных у турок, а частично построенных русскими. Данный замысел оказался правильным, и турецкие суда вскоре прекратили движение по Дунаю. Не обладая в данной области нужным опытом, Румянцев тем не менее давал своим подчиненным совершенно правильные установки как в организации, так и в тактике речной флотилии. В дальнейшем этот опыт взаимодействия Дунайской флотилии с сухопутными войсками в 1771 – 1774 гг. был с успехом использован в последующих русско-турецких войнах.

По опыту кампании конца 1770 г. Румянцев для того, чтобы «отдалить нанесение беспокойств от неприятеля во время пребывания войск в зимних квартирах» (док. № 246, стр. 486), решил провести ряд активных действий против турок на противоположном берегу Дуная. Выполняя это задание, Гейсман и Милорадович захватили Тульчу и Мачин. Развить далее военные действия оказалось невозможным ввиду крайнего недостатка резервов, которые должны были поступать из глубокого тыла страны.

Наступившая зима прервала боевые действия, и 1-я армия была отведена в тыл на зимние квартиры.

Документы, относящиеся к зиме 1771/72 г. и весне 1772 г., рассказывают преимущественно о дипломатической деятельности П. А. Румянцева, так как военные действия между Россией и Турцией временно затихают и с марта 1772 г. начинаются длительные мирные переговоры.

Оба государства были заинтересованы в скорейшем заключении мира. Нараставшие народные волнения пугали русское дворянство. Не легче было положение и у Турции, но в результате дипломатического воздействия на нее Пруссии, Австрии и Франции переговоры не привели ни к чему.

Участвуя в подготовке мирного договора, Румянцев предвидел возможный срыв его и возобновление противником военных действий, поскольку им были получены сведения о том, что за Дунаем собираются «турецкие войска в великом количестве» (док. № 258, стр. 516).

Все материалы о дипломатической деятельности Румянцева подчеркивают решительность его действий и правильный учет окружающей обстановки. Так, отправив 25 мая 1772 г. в Петербург подписанный обеими сторонами первоначальный проект договора о перемирии (док. № 271), Румянцев менее чем через полтора месяца сообщал туда же о плане ведения войны в случае срыва перемирия (док. № 272). Отмечая малую эффективность действий русских против турецких крепостей по Дунаю, а также большие трудности, могущие возникнуть при попытке [XXII] наступления на Адрианополь и Константинополь, Румянцев считает необходимым добиваться заключения мира. Если же договориться с турками не удастся, то, по его мнению, необходимо «искать удобного времени и случаю, где бы можно неприятелю без своего ущербу дать сильный удар и в расстройке его явить ему следы крайней опасности и тем его понудить к миру» (док. № 272, стр. 543). Другими словами, Румянцев ищет здесь, как и всегда, путь к победе с наименьшими потерями для русских войск.

Трезво оценивая обстановку и трудное положение русской армии на Балканах и учитывая угрозу возможного вмешательства Австрии на стороне противника, Румянцев в ряде документов неоднократно указывает на необходимость заключения мира или продления перемирия. Реальные возможности для этого были, так как резкое падение дисциплины в турецкой армии толкало султана к скорейшему окончанию войны.

Правильное понимание Румянцевым международной и военной обстановки выявилось и в момент обострения русско-шведских отношений. Вступившему на престол в 1771 г. шведскому королю Густаву III удалось в августе 1772 г. произвести государственный переворот, в результате которого он сделался самодержавным монархом. Агрессивные, враждебные России настроения нового короля настолько испугали Екатерину II, что в начале декабря 1772 г. из Петербурга потребовали от Румянцева переброски из действующей армии к Пскову восьми пехотных полков. В ответ на это Румянцев в письме к Н. И. Панину от 16 декабря 1771 г. указывает, что снятие с фронта войск может стать известно туркам и тогда переговоры о мире окончательно сорвутся. Концентрация же большого числа русских войск против шведов, «которых ополчение, в лучшее сил их состояние, едва им соответствовало» (док. № 285, стр. 560), является совершенно излишней. Дальнейшие события полностью подтвердили справедливость анализа Румянцева в отношении малой вероятности нападения шведской армии на Россию в начале 70-х годов XVIII в.

Публикуемая переписка Румянцева, захватывающая период мирных переговоров, представляет большой интерес как в военно-историческом, так и общеисторическом отношениях.

Попытки русских дипломатов Г. Г. Орлова и Обрескова в Фокшанах договориться о мире с Турцией, а также переписка по этому вопросу Румянцева с великим визирем были безуспешны. Отрицательную роль в этом сыграл Г. Г. Орлов, который, выражая точку зрения Екатерины II, фактически сорвал переговоры. Не дали положительных результатов и переговоры в Бухаресте. Понуждаемые Францией, а также послами Австрии и Пруссии Тугутом и Цегелином, представители Турции не соглашались на требования России о независимости Крыма и полной свободе плавания русских судов по Черному морю и [XXIII] проливам. В связи с провалом мирных переговоров в марте 1773 г. военные действия возобновились. Они продолжались до конца сентября этого же года и были прерваны наступлением зимы. Указанные события отражены в документах, помещенных в главе VII.

25 марта 1773 г. в связи с окончанием срока перемирия и явной безнадежностью заключить мир Румянцев представил Екатерине II свои соображения относительно продолжения военных действий (док. № 296). В это время русское правительство, опасаясь нараставшего возбуждения широких народных масс, разоряемых длительной войной, требовало от Румянцева перехода через Дунай и удара на Шумлу, а затем далее вглубь Турции. Необходимость скорейшего окончания войны вытекала и из ухудшавшегося экономического положения России.

Разбираясь в военной обстановке несравненно лучше, чем правительство, Румянцев очень обстоятельно доказывал недопустимость наступления. Он писал в Петербург, что, завоевав в предшествующих кампаниях большие по площади территории, «мы и находимся едва в состоянии защищать их, толь меньше уделять к наступательному из них употреблению. Следственно переходить Дунай ради решительного поиску, в рассуждении несравненных преимуществ неприятельских близостию крепостей его и крепких мест, и удобностью к снабдению себя всем надобным, и к произведению разных диверсий, а доведши дела наши до степени, каковой они достигли, по мнению моему, есть самоотважное предприятие» (док. № 296, стр. 579).

Первые же недели возобновившихся военных действий подтвердили нецелесообразность дальнего похода за Дунай и побудили Румянцева убедить императрицу действовать осторожно. Для подкрепления своей точки зрения он ссылался даже на то, что его ближайшие помощники – Салтыков, Потемкин и Вейсман – были того же мнения относительно способа ведения войны (док. № 300, стр. 593). Румянцев намечал в 1773 г. ограничиться сначала активными действиями против турецких крепостей – Гирсова и Туртукая с последующим захватом Силистрии, т. е. в известной степени повторить мероприятия кампании 1771 г. Сообщая в реляции от 21 апреля 1773 г. о первых успехах Вейсмана, Румянцев обращает внимание на те причины, которые замедлили развертывание военных действий в широком масштабе. «Препятствие, – пишет он, – что до селе не могла еще вся армия выступить в поле, наносила суровая погода и неимение подножного корму, ибо на сих днях только показалась весняная теплота. От упадшего необычайно большого снегу в конце зимы погибло у жителей здешних великое число скота, а которой и остался, то в таком изнурении, что обыватели не в состоянии пришли удовлетворить пособием оного нуждам армии...» (док. № 305, стр. 606).

Желая сохранить силу армии, Румянцев неоднократно [XXIV] обращал внимание подчиненных ему генералов на необходимость бережного отношения к личному составу войск, а также к местному населению (док. № 304 и 306), поскольку последнее могло оказать существенную поддержку русской армии.

Весной и в начале лета 1773 г. активно действуют лишь отдельные отряды армии Румянцева, имевшие задачу подготовить нанесение главного удара туркам за Дунаем. Согласно диспозиции от 8 июня 1773 г. (док. № 322) переправа основных сил Румянцева через Дунай была намечена у Гуробала, в 30 км восточнее Силистрии. Этому решающему мероприятию предшествовали отдельные удары по войскам и укреплениям противника, как, например, демонстрация Вейсмана в Бабадаге, диверсия А. В. Суворова на Туртукай и т. д.

Переправа через реку и захват небольшого плацдарма у Гуробала были осуществлены 7 июня 1773 г. еще до получения указанной диспозиции. Понеся значительные потери, противник отошел к укреплениям Силистрии.

В качестве дальнейшего этапа наступления Румянцев наметил овладение «городовым ретранжементом», прикрывавшим подходы к самой крепости. Эта задача была также успешно выполнена, но на этом наступление остановилось. Первый натиск прибывших на выручку Силистрии турецких подкреплений удалось отразить, но вскоре поступили разведывательные сведения о движении к этому городу еще более крупных турецких подкреплений. Под угрозой окружения Румянцев решил отступить обратно за Дунай.

Нельзя не признать, что в данном военном предприятии русским командованием и в первую очередь самим Румянцевым не было проявлено должной энергии и настойчивости. Бросается в глаза, что в реляции от 30 июня 1773 г. (док. № 333) он так подробно описывает наступление на Силистрию, бой на подступах к ней и отход обратно за Дунай, как он это никогда не делал в отношении какого-либо другого военного мероприятия. В этом донесении явно чувствуется стремление автора обосновать невыполнение требований Екатерины II о развертывании широкого наступления на столицу Турции.

Отход русской армии на левый берег Дуная ободрил турецкое командование, которое предприняло успешное наступление в западной части Валахии. Впрочем, в дальнейшем их действия против Журжева и Гирсова были неудачны. В бою у Гирсова 3 сентября 1773 г. русские войска под командованием А. В. Суворова одержали крупную победу.

Правящие круги царской России не учли создавшегося положения и, все более боясь роста народного движения, стали вновь требовать от Румянцева ускорения боевых событий на фронте.

Ход войны в сентябре – ноябре 1773 г. на Балканах составляет содержание документов VIII главы сборника. В них показывается, как при должном умении вполне возможны были [XXV] частные победы над турками даже при самых тяжелых условиях. Примером этого является разгром противника под Карасу, который не был полностью использован, поскольку наступление отряда Унгерна на Варну организовано было крайне неумело и кончилось отступлением русских войск. Впрочем, Румянцев, повидимому, и не предполагал развивать в ту осень наступление большого масштаба, так как перечисленные выше действия имели целью, как и в предшествующие два года, лишь обезопасить зимние квартиры русской армии от нападения турецких войск.

Чрезвычайно важным документом для характеристики обстановки, сложившейся к концу кампании 1773 г., и выявления планов Румянцева на будущее является реляция Румянцева от 28 ноября 1773 г. (док. № 348). Отметив здесь все трудности, с которыми русской армии пришлось встретиться, он указывает на целесообразность «в будущую кампанию перенестись с армиею за Дунай и там производить военные операции лутче по состоянию дел и положению неприятельскому, сохраня от проницания публики сие намерение, а в отвлечение внимания неприятельского разгласить здесь оборонительное, а не наступательное приготовление» (док. 348, стр. 688).

Эти слова Румянцева еще раз подтверждают, что он предпочитал наступление обороне. Если же в кампании 1773 г. он и не проявил максимально возможной активности, то это объяснялось ограниченностью боевых ресурсов, которые были предоставлены в его распоряжение. Необходимо отметить, что правительство в свою очередь с еще большей настойчивостью указывало Румянцеву, чтобы тот в будущей кампании 1774 г. обязательно добился выгодного для России мира. Излагая в письме от 6 декабря 1773 г. сложившуюся в стране обстановку, императрица стремилась скрыть серьезность восстания Пугачева, которое в это время было в полном разгаре.

«А что касается до башкирских замешательств около Оренбурга, – сообщала она, – о которых, может статься, до вас слух дошел, то по наряду, отселе сделанному, надеяться можно, что вскоре желаемый вид возьмет и все в прежнее состояние придет» (док. № 349, стр. 695). Эта уверенность не могла быть искренней, так как в начале декабря в Петербурге уже было известно о тяжелых поражениях отрядов Кара около Юзеевой и Чернышева под Оренбургом.

В дальнейшем восстание Пугачева, несомненно, сильно повлияло на ход войны. Для подавления крестьянского движения нужны были войска, а перебросить большое количество с фронта к Волге можно было лишь после заключения мира с турками. Это обстоятельство вынуждало правящий класс России возможно скорее закончить войну. П. А. Румянцеву и было поручено добиться окончания войны, что он и сделал в короткий срок, обнаружив большой полководческий и дипломатический талант. [XXVI]

Для достижения победоносного мира в одну кампанию Румянцеву предстояло провести большие военно-политические мероприятия, которые прежде всего заключались в организации решающего наступления за Дунай. В феврале 1774 г. он получил от Военной коллегии точный расчет сил, которыми он сможет располагать в летней кампании этого года (док. № 352). Сам план наступления был принят еще раньше.

Разногласия между правительством и Румянцевым были лишь в сроке реализации указанного плана, так как Екатерина II предлагала начать наступление немедленно, воспользовавшись ожидавшейся со смертью султана смутой, а Румянцев настаивал на отсрочке наступления до полного укомплектования частей и прекращения весенней распутицы (док. № 353). Мнение Румянцева восторжествовало, и 8 апреля 1774 г. он доносил в Петербург, что сосредоточение войск у Браилова намечено им на 7 мая, так как «ранее сего нельзя было никак в нынешний год вывести в поле войски по неимению нигде подножного корму» (док. № 357, стр. 716).

В апреле этого же года Россией были сделаны новью попытки договориться с султаном, но успеха они не имели. Анализ публикуемых здесь мартовских и майских документов Румянцева позволяет установить, что в кампанию 1774 г. он намеревался воевать несравненно более активно, чем в предыдущем году. Теперь его армия была доукомплектована свежими силами, а пополнение предыдущего года прошло хорошую школу боевого опыта. Это позволяло ввести в наступление основные силы действующей армии во главе с Румянцевым и добиться таких побед, которые обеспечили бы заключение приемлемого для России мира.

Наиболее ответственную роль в этом наступлении должны были играть войска А. В. Суворова и Н. М. Каменского, которым было дано задание – наступая через Бабадаг, перерезать коммуникацию турецкой армии Силистрия – Шумла.

Далее военные и политические события на Балканах развертывались чрезвычайно успешно для русских войск. Отряд Н. М. Каменского разбил турок под Базарджиком и захватил этот город. Отряд П. И. Салтыкова переправился через Дунай у Туртукая, в то время как основные силы Румянцева форсировали реку у Гуробала. Наконец, 10 июня А. В. Суворов нанес тяжелое поражение туркам у Козлуджи и по прямому указанию П. А. Румянцева развил быстрое наступление в направлении Шумлы. Эта последняя победа была одержана в очень трудных условиях, и Румянцев в реляции от 14 июня 1774 г. дал весьма высокую оценку военному искусству победителей, их смелости и решительности (док. № 376).

Победа у Козлуджи вызвала тревогу у турок, и визирь Мухеин-Заде-Мехмед паша предложил снова начать мирные переговоры. Военные действия прекратились. Июльские документы [XXVII] 1774 г., помещенные в последней главе сборника, вновь показывают Румянцева как дипломата. Для характеристики этой его деятельности особую ценность представляет реляция от 17 июля 1774 г. (док. № 386).

Длительная война была завершена выгодным для России Кючук-Кайнарджийским миром, который, фиксируя превосходство русских вооруженных сил над турецкими, являлся переломным моментом во взаимоотношениях России с Турцией. Борьба между этими государствами в последующем не раз приводила к войнам, но каждая из них показывала возрастающую мощь России и увеличивающийся упадок военно-феодальной Оттоманской империи. Условия данного мира положительно сказались на политическом и экономическом положении России, повысив ее престиж, укрепив южные границы государства и обеспечив экономическое развитие украинских областей. Румянцев, добившись мира, сорвал замыслы западных дипломатов, пытавшихся свести на нет успехи русского оружия.

В войне 1768-1774 гг. Румянцев проявил себя не только как практик, успешно решающий конкретные тактические задачи на поле боя, но и как талантливый новатор – теоретик военного дела. Прежде всего необходимо указать на данное им еще в начале этой войны определение сущности военного искусства полководца. «Ремесло наше, – писал он, – свои имеет правила, во многих случаях неопределенные, без положения и точности, зависимые токмо от предрассуждений полководцев. А все, что искусство военное во основание своим мероположениям приемлет, состоит в одном том, чтобы держать всегда в виду главную причину войны, знать, что было полезно и вредно в подобных случаях в прошедших временах, совокупно положению места и сопряженные с тем выгоды и трудности, размеряя противных предприятия по себе, какое бы могли мы сделать употребление, будучи на их месте» (док. № 34, стр. 64).

Из вышесказанного видно, что Румянцев не допускал в военном искусстве какого-либо шаблона, в то время как шаблон был характерной особенностью тактики и стратегии западноевропейского военного искусства. Вместо строгого соблюдения линейного боевого порядка, действий по коммуникациям противника и осады крепостей как главного объекта военных действий талантливый русский полководец широко применяет на поле боя каре и рассыпной строй, стремится в первую очередь к разгрому живой силы противника, базирует свои действия на трезвом учете конкретной обстановки и опыте предыдущих войн.

В условиях войны с турками и татарами с их почти постоянным численным превосходством над русскими войсками Румянцев правильно оценивал, какое громадное значение для достижения победы имеет захват инициативы.

В реляции Екатерине II от 15 марта 1771 г. он пишет: «Я не возьму смелости делать тут объяснение о войне наступательной [XXVIII] и оборонительной... Полководец, ведущий свои действия по правилам первой, в предмете имеет один главный пункт и к оному течет со всем устремлением, поелику одолением оного опровергает все другие, от того зависящие. Но в оборонительной войне нельзя взять предмет такого равновесия, ибо тут на все части потребны и силы и внимание по подвержению оных попыткам неприятельским» (док. № 208, стр. 429). Анализ всех успешных боевых действий Румянцева в войне 1768-1774 гг. показывает, что «устремление к главному пункту» являлось одним из важнейших факторов достижения победы на Ларге, Кагуле и т. д.

Румянцев всегда обращал внимание своих подчиненных на то, какое значение имеет смелость и внезапность действий войск. «Военные дела, – указывает Румянцев Штофельну, – нередко доказывали, что не все то невозможно, что невозможным по всему кажется и для того великое искусство присвоили себе те генералы, которые во всех частях так дела свои основывали, что противоборствующие им и в самых тайных своих намерениях встречали себе вдруг препоны или заграждения» (док. № 97, стр. 186).

Нельзя не констатировать, например, что в бою при Козлудже Суворов, несомненно, действовал в полном соответствии с указанными установками Румянцева. Бой в лесистой местности при трехкратном превосходстве сил противника явно противоречил традициям западноевропейского военного искусства XVIII в. Победа здесь явилась в значительной степени результатом необычности действий русского войска.

Захват территории враждебного государства и ее жесточайшее разорение были характерными особенностями войн XVIII в. Ограбление и физическое истребление мирного населения являлись неотъемлемыми сторонами деятельности наемных армий той эпохи. На такой же точке зрения стояли и многие принятые на русскую службу немецкие генералы, например Штофельн, Веймарн и другие.

Как указывалось выше, Румянцев не считал оккупацию территории противника фактором большой стратегической значимости, а что касается разорения мирного населения, то он резко отрицательно относился к подобному способу ведения военных действий. «Не предвижу, – сообщал он Екатерине II, – однакож, я ни пользы, ни славы, когда только сожжен город, хотя до основания... поелику чрез то неприятель не оскудевает ни в силах, ни в храбрости своей, как равномерно и город не терпит в рассуждении военного своего состояния. А напротив истребление города все выгоды с собой уничтожить должно, для которых мы оный приобретать старались или считали необходимым» (док. № 113 а, стр. 221).

Подобные взгляды не раз отмечались в указаниях Румянцева еще в период Семилетней войны, строго придерживался он их и при борьбе с турками и татарами. В свою очередь [XXIX] заботливое отношение к мирным жителям в значительной мере разрешало проблему снабжения русских войск продовольствием и фуражом за счет местных ресурсов, тогда как, например, для Миниха неуменье обеспечить свои войска питанием зачастую было причиной для отступления и отказа от выполнения намеченного плана.

Непосредственно перед началом военных действий Румянцев писал в декабре 1768 г. З. Г. Чернышеву, что, по его мнению, в Заднепровье провиантские магазины «не трудно там приготовить, потому что все жители, единоверные нам, весьма нашей стороне преклонны и они бы с радостью подавали пропитание нашим войскам, нежели теперь снедает их жестокость удручений помещичьих имений, которые (помещики) с ними поступают, как лютые тираны» (док. № 27, стр. 47).

Признавая несомненную целесообразность перехода к обороне в случае надобности на отдельных участках театра военных действий, в определенные периоды войны, Румянцев дает теоретическое обоснование методов проведения оборонительных мероприятий.

«Война оборонительная предприемлема быть должна двумя образы: 1-й к тому способ, когда можно избрать одно такое место, где можно, укрепившись, остановить стремление противных; 2-й, ежели в силах покрыть воинством и защитить всю пространность границ своих... но последнее всегда мне невозможным кажется» (док. № 3, стр. 8). Данные высказывания позволяют заключить, что Румянцев, признавая реальные выгоды обороны в тактике, считал сомнительным успех ее применения в стратегии. Такой вывод, очевидно, и привел Румянцева к отказу от кордонной системы, что отмечалось выше.

Необходимо, наконец, отметить правильное определение Румянцевым роли различных родов войск. Как известно, в турецкой армии конница в 3 – 5 раз превосходила по численности пехоту. Это в свою очередь вызывало и у турок стремление усилить конницу за счет пехоты. Румянцев победами при Ларге и Кагуле убедительно доказал решающую роль пехоты в сражении. «Пехота, – писал он Н. И. Панину в феврале 1769 г., – самое твердое основание в воинстве... А у меня ее столь мало, что теряет уже свою пропорцию против других легких войск, мне назначенных» (док. № 39, стр. 71). Вся последующая боевая деятельность Румянцева в войне 1768-1774 гг. наглядно доказывала, что пехота не должна страшиться подвижности и многочисленности вражеской кавалерии и может победить последнюю при поддержке собственной, хотя бы и малочисленной конницы.

Победа в войне 1768-1774 гг, и заключение Кючук-Кайнарджийского мира являются блестящим доказательством военного и дипломатического таланта Румянцева. В этой войне, а особенно в кампаниях 1770 и 1774 гг., он, следуя заветам [XXX] Петра I, сумел блестяще показать, каких результатов можно добиться смелыми, решительными наступательными действиями, проводимыми на основе верной оценки обстановки и правильного взаимодействия войск.

Во введении к I тому сборника «П. А. Румянцев» был дан краткий очерк о военной деятельности выдающегося русского полководца. Теперь необходимо подытожить значение его деятельности за время войны 1768-1774 гг., т. е. за тот период, когда военное искусство Румянцева проявилось в высшей степени. Передовой характер его действий особенно заметен при сравнении с боевой практикой русской армии в войну 1735-1739 гг. В этой войне русские войска имели некоторые определенные тактические успехи в борьбе с турками, но грубые стратегические ошибки Миниха сводили их на нет.

Заслуга Румянцева в войне 1768-1774 гг. в первую очередь состояла в том, что он повел военные действия своей армии по совершенно новым путям. Если Миних во главу угла ставил захват и разорение территории, принадлежащей противнику, а также борьбу за крепости, то Румянцев самым важным считал полный разгром в бою живой силы врага.

Учтя явный авантюризм походов в Крым Миниха в 1736 г. и Ласси в 1737 г., Румянцев признавал целесообразным продвижение вглубь вражеской страны только в том случае, если это не было связано с бесполезными потерями людей и позволяло рассчитывать на прочное закрепление отвоеванной территории.

Для XVI-XVIII вв. характерны продолжительные войны. Во времена Румянцева это считалось нормальным явлением. Победитель при Ларге и Кагуле впервые показал новые пути быстрого развертывания военных событий.

Новаторство Румянцева в тактике нашло отражение в войне 1768-1774 гг., в умелом ведении то стремительных, то осторожных наступательных действий в зависимости от конкретной окружающей обстановки. Что касается обороны, то здесь он дал новые методы активной организации последней, сочетаемой с короткими, но быстрыми ударами сосредоточенных сил по войскам противника.

Тактика и стратегия Румянцева в войне 1768-1774 гг. были той основой, на которой развивалось, поднимаясь на новую, более высокую ступень, русское военное искусство Суворова и Кутузова.

Полковник П. Фортунатов.

Комментарии

1. И. Сталин. О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма», Большевик, 1941 № 9.

2. Барская конфедерация – объединение наиболее реакционных групп польских магнатов и шляхты, поднявших мятеж против России в 1768 г. в связи с тем, что под давлением России в польско-литовском феодальном государстве – Речи Посполитой было установлено гражданское равноправие христиан некатоликов и католиков. Свое название получила от г. Бара на Подолии, где организаторы движения опубликовали призыв к защите «вольности и веры».

3. Основную стратегическую задачу должна была выполнять 1-я армия, которой командовал А. М. Голицын.

4. Арнауты – выходцы из Албании.