ИМПЕРАТОР ИОАНН АНТОНОВИЧ

1740–1764.

С первого года и в течение последующих девяти дет издания «Русской Старину», было напечатано на ее страницах несколько монографий, эпизодических рассказов и материалов, имевших прямое или косвенное отношение к эпохе правительницы Анны Леопольдовны и к дальнейшей участи злополучного ее семейства. При всем том, нельзя сказать, чтобы запас документальных данных был исчерпан окончательно, и чтобы историку еще не оставалось разработывать многие частные подробности, разрешать или ставить многие вопросы к разъяснению событий отечественной истории второй четверти минувшего столетия. В недавнее время напечатанную монографию профессора Дерптского университета А. Г. Брикнера: «Император Иоанн Антонович и его родственники (1741–1807)» ¹ можно назвать сводом, и притом весьма обстоятельным, печатных сведений о семействе Анны Леопольдовны, но никак не последним словом об императоре Иоанне. Имеющиеся ныне в распоряжении редакции «Русской Старины» неизданные документы — служат немаловажным дополнением к известным уже материалам к истории ссылки бывшей правительницы, и в особенности заточения и убиения ее сына. Печатая эти новые данные, мы считаем нелишним напомнить читателям о главнейших эпизодах страдальческой жизни и смерти Иоанна Антоновича и его фамилии.

Вот перечень главнейших статей и материалов напечатанных в «Русской Старине» об Анне Леопольдовне и ее фамилии, или заключающих в себе о ней сведения:

Секретный указ от имени императора Иоанна Антоновича главнокомандующему в Москве, изд. первое, 1870 г. Том I, стр. 515.

Погребение принцессы Анны Леопольдовны и мужа ее, герцога Антона Ульриха, 1746 и 1776. I, 597.

Арест и ссылка Бирона, 1740 г., изд. 1871, III, 537.

Царица Прасковья Федоровна и ее дочери, 1721–1723, изд. 1872, VI, 563.

Судьба семейства правительницы Анны Леопольдовны, 1740–1807, изд. 1873, VII, 67. [498]

Письма леди Рондо (1730–1740), VIII, 40.

Егор Столетов (1724–1736), VIII, 1.

Записки фельдмаршала Миниха, 1874, IX, 73.

Наталья Федоровна Лопухина, изд. 1874, XI, 1 и 191.

Отправление Брауншвейгской фамилии из Холмогор в датские владения (1780), IX, 645.

Герцог Карл Леопольд, дед императора Иоанна Антоновича (1720–1725), изд. 1875, XII, 1.

Тайная канцелярия в царствование императрицы Елисаветы Петровны (1741–1761), XII, 523.

Дети Анны Леопольдовны в Горзенсе, XII, 760.

Записки о России генерала Маншиейна, 1727–1744. В особом приложении к «Русской Старине» изд. 1875 г., томы XII, XIII и XIV. Ред.

I.

Наследственное слабоумие в потомстве царя Иоанна Алексеевича. — Брауншвейгская фамилия. — Иоанн Антонович.

Не берем смелости утверждать, чтобы в числе вспомогательных наук бытописания непременно должны были находиться медицина и патология; однакоже, не можем отрицать и той очевидной истины, что причины многих важных исторических событий заключались в болезненном состоянии одиночных личностей, в руках которых находились судьбы государств. На сколько нам известно, доныне еще не разработана историческая патология, т. е. история событий, рассматриваемых с точки зрения науки о болезнях человеческого организма, так называемых «душевных» — преимущественно. Наследственное помешательство и тупоумие (кретинизм), к несчастию для человечества, не составляют особенно редких, исключительных явлений в истории европейских династий. Так, сыном слабоумного Клавдия был Нерон — свирепый мономан; сыном Иоанна Грозного, подобно Нерону страдавшего припадками мономании — был слабоумный Феодор, обуянный маниею религиозною. В династии французских Меровингов почти все короли, прозванные «тунеядцами» (rois faineants), были идиоты... Не углубляясь в даль веков, еще разительнейшие примеры наследственного помешательства находим в истории королевских домов: шведского — Вазы, Ганноверско-английского, Габсбургского; в особенности же Испанского — именно в поколении Изабеллы и Фердинанда-Католика. Мужем дочери их, Иоанны Безумной (Juana la Loca) был эрцгерцог Фердинанд австрийский. От, этого несчастного брака — помешанной с человеком крайне развращенным и не особенно богатым умственными способностями — родился император [499] Карл V — гений в юности и летах мужества, бесспорно... однакоже, за три года до смерти сошедший съума и умерший в помешательстве. Сын его Филипп II — по приговору истории, был кровожадным фанатиком, но что такое фанатизм, если не то же сумасшествие? Сын Филиппа II инфант дон-Карлос с детства страдал припадками помешательства и, еслибы не умер в юности, то, без сомнения, в зрелых летах был бы окончательно идиотом.

Именно с вышеупомянутой патологической точки зрения интересно поколение царя Ивана Алексеевича (1666, ум.1696), правнуком которого был несчастный мученик, невинная жертва политических соображений — император Иоанн III (или VI) Антонович.

Царь Иван был от природы скорбен главою, косноязычен, страдал цынгой, плохо видел и на восемнадцатом году от рождения, расслабленный, обремененный немощью духа и тела, служил предметом сожаления и даже насмешек — бояр, его окружавших ². Этот жалкий юноша — орудие тайных замыслов царевны Софии, 9-го января 1684 года, был обвенчан с боярышнею Прасковьею Федоровною Салтыковою. Она была двумя годами старее мужа; высокого роста, стройная, полная, красивая; хитрость и вкрадчивость заменяли ей ум; грамоте она была обучена довольно плохо; выросла в предрассудках и суеверии ³. Если прибавить к этому грубую чувственность и редко свойственное женщине жестокосердие, проявление которого походило иногда на припадки бешенства в умалишенном, то будем иметь полное понятие о характеристике царицы Прасковьи. К счастию для России, у него, от брака с царицею Прасковьею, не было детей мужеского пола; были только дочери, рождением которых царевна, с 1689 года, радовала супруга почти ежегодно: 21-го марта у них родилась дочь Марья (умерла 13-го февраля 1690 г.), 4-го июня 1690 г. — Федосья (умерла 12-го мая 1691 г.), 29-го октября 1692 года — Катерина; 28-го января 1693 г. — Анна, 24-го сентября 1694 г. — Прасковья. Через год и четыре месяца после рождения этой царевны, Иоанн Алексеевич скоропостижно скончался, 29-го января 1696 года. Из трех дочерей покойного каждая унаследовала многие черты слабого ума своего родителя, несколько смягченные довольно порядочным воспитанием, которое старалась им дать матушка-царица Прасковья Федоровна. Царевна Катерина, или, как называла ее мать, «свет-Катюшка», была ее любимицей. Не будучи красавицей, она [500] обращала на себя внимание небольшим ростом, чрезмерною полнотой; отличалась непомерною болтливостью, громким смехом, беззаботностью и особенною способностью говорить все, что только взбредет в ее ветренную голову. Она любила танцовать, резвиться, ребячиться.... словом, могла служить типом пустой, избалованной боярышни начала XVIII столетия. Средняя сестра, Анна Ивановна, герцогиня Курляндская и в последствии императрица всероссийская — женщина постоянно хворая, угрюмая, сосредоточенная. Десятилетнее владычество Бирона, тиранившего Россию, пятная кровью страницы истории ее царствования, говорит не в пользу ума и сердца императрицы Анны. Младшая из трех сестер, царевна Прасковья Ивановна, была, по свидетельству современников — «слаба здоровьем, тщедушна, золотушна, с глазами постоянно слезящимися, неряшлива, слабоумна и до крайней степени скупа». Она была тайно обвенчана с генерал-поручиком Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым. Детей у них не было, точно так же как у герцогини Курляндской: последнею отраслью поколения царя Иоанна Алексеевича было семейство его внучки Анны Леопольдовны, дочери царевны Екатерины Ивановны, и супруга ее герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского.

Герцог Карл Леопольд (род. в 1678 году), известный по сварливому, вздорному и беспокойному характеру, был слабоват умом и еще того более — телом. С первою своею супругой, принцессой Нассаускою, он развелся, под предлогом ее неплодия. Бракосочетание его с царевной Екатериной, происходившее 8-го апреля 1716 года, сопровождалось довольно странным обстоятельством... Через два года, 7-го декабря 1718 г., она разрешилась от бремени дочерью — Анною. Супружеское сожительство Екатерины Ивановны продолжалось шесть лет и было весьма несчастливо. Карл-Леопольд обходился с нею до того грубо, что она принуждена была прибегнуть к защите Петра Великого и умолять его о вмешательстве в их семейные дела. Император, после многих внушений Карлу Леопольду, оставленных им без внимания, дозволил своей племяннице, вместе с малолетнею дочерью, переселиться в Москву, куда герцогиня прибыла в мае 1722 года. Она умерла 14-го июня 1733 года, оставив по себе во владениях мекленбургских недобрую память с прозвищем «дикой герцогини» (die wilde Herzoginn), у нас же в России — никакой.

Природа, в соблюдении своих законов всегда неумолимая, не сделала изъятия для дочери герцогини Мекленбургской при наделе или, вернее, при обделе Анны Леопольдовны умственными [501] способностями. Недальняя по уму и ветренная, она была весьма плохо воспитана. Воспитание ее было доверено некоей мадам Адеркас, женщине, созданной для должности дуэньи или руффианы, но отнюдь не наставницы и воспитательницы особы, принадлежавшей к царской фамилии — и все умственные способности Анны Леопольдовны, от рождения слабые, были подавлены в самой юности одною чувственностью. Она мечтала только о браке, чуть не с отроческих лет, и «министры проклятые» (как она сама выражалась) приискали ей жениха, по уму и по способностям совершенно ей тождественного. Это был принц Антон Ульрих Брауншвейг-Люнебургский.

Принц Антон Ульрих родился в 1715 году и на девятнадцатом своего возраста был вызван в Россию. Он не кончил полного курса наук, по словам биографов. Белолицый, подслеповатый, золотушный, очень робкий и застенчивый, он с первой же встречи не понравился нареченной своей невесте, четырнадцати-летней Анне Леопольдовне. С терпением, достойным лучшей участи, жених дожидался, шесть лет, наступления совершенного возраста невесты и в этот долгий период времени не только не съумел снискать ее расположения, но окончательно ей опротивел. Бракосочетание происходило 3-го июля 1739 года; через год — именно 12-го августа 1740 — императрица Анна Ивановна была обрадована рождением внучатного племянника, нареченного Иоанном. С кончиною императрицы Анны отношения супругов Брауншвейгских были самые несчастные. Свержение Анны Леопольдовны и ее ссылка со всем семейством сблизили несчастных супругов... Плодами супружеского сожительства принцессы Анны с ее мужем, в ссылке, кроме Иоанна и принцессы Екатерине (род. 26-го июля 1741 г.), были еще: дочь Елисавета (род. в 1743), сыновья: Петр (19-го марта 1745 г.) и Алексей (27-го февраля 1746 г.). В виду несомненных свидетельств очевидцев, что может сказать история о детях Анны Леопольдовны, кроме того, что все они, даже умнейшая из них всех, принцесса Елисавета — были рахитического телосложения, наследовавшие от отца и от матери их телесные и душевные недуги.

— «Принцесса Екатерина — сложения вольного, почти чахоточного, притом несколько глуха, говорит немо и невнятно; одержима всегда болезненными припадками... страдала цынгой; в 38 лет была без зубов. Нрава робкого, уклонного, стыдливого. Принцесса Елисавета — на 10-м году возраста упала с каменной лестницы, расшибла голову; подвержена частым головным болям и припадкам. В 1777 году страдала помешательством, но после оправилась. [502] Принц Петр имеет спереди и сзади горбы; кривобок; косолап; прост, робок, застенчив, молчалив; приемы его приличны только малым детям». Нрава слишком веселого: смеется и хохочет когда совсем нет ничего смешного. Страдает гемороидальными припадками; до обмороку боится вида крови. Принц Алексей — совершенное подобие брата, в физическом и нравственном отношениях... Достаточно, наконец, взглянуть на силуэты этих несчастных ⁴, чтобы по профилям, по неправильной форме их голов, догадаться о врожденном их слабоумии.

Не можем не привести нескольких выдержек из донесений караульщиков, бывших при заключенном в темницу Иоанне Антоновиче.

Рапорты Овцына в мае, июне и июле 1759 года: арестант здоров — только в уме несколько помешался, что его портят шептаньем, дутьем, пусканьем изо рта огня и дыма; сердится, если кто, лежа на постели, повернется или ногу переложит; сердится, ежели в сенях часовой ружьем стукнет или кашлянет. В июне припадки приняли буйный характер: больной кричал на караульных, бранился с ними, покушался драться, кривлял рот, замахивался на офицеров; в тихие минуты говорил о священном писании, о еретиках и т. д.; строил офицерам странные рожи. В припадках бреда называл себя императором и через несколько минут говорил, что «никого не слушаюсь, разве сама императрица мне прикажет». В сентябре 1759 года припадки утихли; там возобновились с большею силою и перешли в буйство; затих в ноябре. В апреле 1760 года припадки появились опять «до чего доводили арестанта дразнившие его офицеры». В 1761 году ему перестали давать чай и отняли крепкие чулки — утих совершенно. Власьев и Чекин, во время следствия по делу Мировича, в показаниях своих не только упоминали о косноязычии узника, но почти дословно передавали его бред, в котором проявлялись смутные и совершенно извращенные религиозные идеи...

Известно, что в 1756 году, по желанию императрицы Елисаветы Петровны, граф Петр Иванович Шувалов — скрытным образом привозил в дом брата своего, Ивана Ивановича, несчастного шлиссельбургского узника: это личное с ним свидание императрицы окончательно убедило ее в совершенном помешательстве Иоанна Антоновича. По поводу посещения узника [503] Петром III и тайного его привоза на несколько часов в Петербург, по повелению Екатерины II, или о ее поездке в Шлиссельбург, иностранные историки-романисты, дав волю своей фантазии, написали не мало сказок; но надобно быть слишком легковерным , чтобы в этих сказках видеть и малейшую крупицу правды. Главнейшая ошибка нашего правительства заключалась в облечении таинственностью несчастного Иоанна Антоновича, благодаря которой иноземцы видели в этом патологическом субъекте загадочную личность, нечто в роде «железной маски». Болезненное состояние Иоанна Антоновича само по себе не только лишало его всяких прав на престол, но едва ли могло допустить и самостоятельное пользование правами простого гражданина. По законам, существующим во всех благоустроенных государствах; слабоумный и помешанные подлежат надзору ближайших родственников, или опеке лиц благонадежных. Если бы императрица Елисавета Петровна, вместо заточения Иоанна Антоновича, поместила его под присмотр врачей в один из загородных дворцов, или — как была объявлено в ее манифесте при восшествии на престол — отправила всю Брауншвейгскую фамилию в чужие край — она избавила бы память свою и преемников своих от многих нареканий, а отечественную историю от нескольких кровавых страниц.

II.

Секретная коммисия в Холмогорах и учрежденное с ее упразднением сословие мореходцев.

До водворения Брауншвейгской фамилии на постоянное жительство в Холмогорах, ее несколько раз перевозили с одного места заключения на другое. 12-го декабря 1741 года Брауншвейгская фамилия, под прикрытием большого конвоя, была отправлена из Петербурга в Ригу, куда она прибыла 9-го января 1742 года. Почти через год, 13-го декабря — Антон Ульрих с женою и детьми был перевезен в крепость Дюнаминде. В январе 1744 года последовал высочайший указ о переселении узников в город Раненбург (Рязанской губернии), в котором они пребывали до сентября месяца, до того рокового дня, в который, во исполнение высочайшего указа, данного (27-го июля) императрицею барону Н. А. Корфу, младенец Иоанн Антонович был отделен от родителей, которые были повезены в Соловецкий монастырь. Но, по прибытии их в Холмогоры, [504] 9-го ноября, последовало поколение содержат их здесь в теснейшем заключении и совершенно отдельно от принца Иоанна — впредь до нового указа, которого, впрочем, не последовало.

Соболезнуя горькой участи пленников императрицы Елисаветы Петровны, нельзя не пожалеть и их несчастных приставников, из части которых, в последствии, образовалось в Холмогорах особое сословие мореходцев.

Все лица, приставленные для службы и стражи при Брауншвейгском семействе, составляли так наименованную: секретную или известную ее императорскому величеству коммисию в Холмогорах. Она была упразднена в 1781 году по случаю отправки членов упомянутого семейства в датские владения. Одна часть лиц, принадлежавших к коммисии, была обращена на иную службу; другая — оставлена в безвыходном положении в Холмогорах, поддерживая свое существование скудными пенсиями, в размере прежних окладов. Относительно морских чинов, сопровождавших Брауншвейгскую фамилию в Данию, состоялось повеление об обращении их в особое сословие мореходцев, на исключительном привилегированном положении: независимо от пенсий, назначенных некоторым, все они были избавлены от податей и наделены даровыми земельными участками. К этому же сословию были причислены сопровождавшие бывших узников в Данию чины секретной коммисии. К категории лиц, обреченных на безотлучное пребывание в Холмогорах, без производства пенсий, причислены были воинские чины местной (уездной) команды, а также судейские и городнического правления приказные и канцеляристы. При упразднении «секретной коммисии», всех лиц, принадлежавших к ее составу, было сто тридцать семь — а именно:

a) военного караула при семействе 31 (14 военных чинов и 17 вдов);

b) «придворных» официалистов — 10 (мундкох, мундшенкский ученик, тафельдекерский ученик и подлекарь; вдов — 6);

c) мореходцев — 61 (матросов первой статьи — 13, второй — 9, подлекарь, 2 подштурмана, писарь, штурманский ученик, 2 квартирмистра, 4 канонира, 7 мушкатеров; затем: 3 камердинера, «кормилица», два поваренных ученика и мундкох; вдов — 14).

Сверх того, оставлено на «безотлучное житье» в Холмогорах: штатной команды — двадцать девять человек (в этом числе 9 вдов); приказных и канцеляристов — 6.

Лет через двенадцать, общее число лиц секретной коммисии [505] убыло почти на половину: они перемерли; оставшиеся же в живых пришли в бедность, и с возвышением цен на жизненные припасы, пенсии, назначенные некоторым, оказались недостаточными для их обеспеченного существования. Сумма, ассигнованная на пенсии 25-ти лицам обоего пола, ограничивалась 797 р. 4 коп. (наибольшее производство в год 100 р., наименьшее — 6); остальные лица в числе 41 — вдовы и сироты мореходцев и нижних воинских чинов, жили, как полагать должно, Христовым именем, ибо им не производилось никакой пенсии. В 1793 году эта колония невинных отверженцев обратилась к императрице Екатерине с просьбами, из которых одни умоляли о пенсии, другие — о ее увеличении, третьи — об увольнении просителей от звания «мореходцев», которым они тяготились. Генерал-прокурор Самойлов препроводил на заключение тогдашнего олонецкого и архангельского генерал-губернатора, генерал-поручика Петра Петровича Коновницына, более сорока прошений, писанных по нижеследующему образцу:

__________________________________

«Всеавгустейшая монархиня, всемилостивейшая государыня! Монаршие вашего императорского величества милости всем и каждому и навсегда изливаются беспредельно, а потому и мы, всеподданнейшие, взирая на толь великие благодеяния, осмелились поднести к трону вашего императорского величества всеподданнейшее наше прошение.

«По имянному вашего императорского величества высочайшему повелению, данному его высокопревосходительству генерал-поручику и кавалеру Егору Андреевичу Головцыну, мы, всеподданнейшие, вытребованы были Архангельской губернии, Двинского уезда, Курейской волости, из крестьянских дочерей в бывшую Холмогорскую секретную коммисию, в которой при известных вашему императорскому величеству персонах отправляли камер-юнгферскую должность до решения оной 1780 года июня 27-го числа, отправясь с оными, при отправления таковой же должности, чрез Северный океан в морской вояж на фрегате, именувшим «Полярная звезда», на котором тогда находились командующие господа: бригадир Арсеньев и полковник и кавалер Циклер; с которого в заливах против города Бергена пересажены на другой, датский корабль, именуемый «Марс», и на том дошед до самого места известного вашему императорскому величеству города ⁵, где жили один месяц, и оттоль возвратясь, мы, всеподданнейшие, с прочими, в Копенгаген, сухим путем, и зимовали с 8-го ноября 1780 года по 17-е марта 1781 года, а того числа отправлены были его высокопревосходительством и кавалером бароном Карлом Ивановичем Сакеном ⁶ на пинке, на которой находился командующий флота господин капитан-лейтенант Тимашев, до города Бергена, где пересажены были на прежний фрегат «Полярную звезду» и на том пришед в Архангельск, кончив путь 1781 года [506] июля по 18-е число с получением монаршего вашего императорского величества по смерть нашу пенсионного жалованья, каждой по тридцати рублей в год, с вечным и безотлучным в городе Холмогорах жительством.

И с тем получаемым ныне линованьем, по причине несравненной дороговизны против прежних лет съестных припасов и прочего, содержать себя не в силах, почему пришли в бедное и горестное состояние. Всемилостивейшая государыня, матерь отечества! воззри милосердным оком на ваше бедное состояние и благоволи, из монаршего своего милосердия, высочайше повелеть, нам, всеподданнейшим, в рассуждении означенных недостатков и дороговизны хлеба, к получаемым ныне каждой в год тридцати рублям, наградить еще, по высочайшей своей воле, и то жалованье производить по жительству нашему в городе Холмогорах из казны вашего императорского величества, хранящейся в архангельской казенной палате, дабы могли мы до кончины дней наших, с семейством, в спокойном духе, о высочайшем вашего императорского величества здравии воссылать теплые молитвы ко всевышнему Богу. Всемилостивейшая государыня! вашего императорского величества всеподданнейшие (подписи просительниц)».

__________________________________

Справки по помянутым прошениям собирались генерал-губернатором Коновницыным очень долго: только в апреле 1795 года он сообщил генерал-прокурору требуемое заключение в удовлетворительном смысле для просителей и просительниц. Он разделил общее их число — 75 человек обоего пола — на три категории: к первой отнес лиц (25 челов.), просивших об увеличении пенсий; ко второй (42 челов.) — о ее назначении; к третьей (8 челов.) — военных чинов, которых за старостию лет полагал вовсе уволить от службы с производством пенсии ⁷. По первой категории [507] он определил расход в 424 р. 96 к., по второй — 1,328 руб., по третьей — 281 р., в общей же сложности в 2,033 руб. 96 коп. На счет возбужденного, по повелению императрицы, в упомянутом предложении генерал-прокурора Самойлова вопроса: «а как есть положение, чтобы всех тех служителей из губернии Архангельской внутрь России не отпускать, то и о сем выправиться, кто из оных в какой должности в помянутой коммисии находился? как же сия коммисия в 1780 году совсем окончена, то настоит ли ныне в том — чтоб их оттуда всех не выпускать — нужда? дать свое мнение», — Коновницын отвечал следующее: «Соображаясь первому установлению упоминаемой коммисии, я полагаю, что хотя бы и не следовало сих служителей отлучать из Холмогор, но по случаю уничтожения ее и немалого истечения времени, могло то почти у всех при той коммисии бывших истребиться из памяти, а паче у тех, кои или в позднейшее время при оной находились, или рождены по уничтожении; а посему, если угодно будет ее императорскому величеству повелеть: то из бывших при означенной коммисии людей и оставить можно только тех, кои лично при персонах были и ныне, по старости лет, ни в какую службу вступить не могут».

В 1796 году, в июне, преемнику Коновницына, генерал-поручику Ливену, сообщено было генерал-прокурором графом Самойловым следующее высочайшее повеление: [508]

__________________________________

«Милостивый государь мой Иван Романович! По присланному ко мне, вследствие именного ее императорского величества высочайшего повеления, от предместника вашего г. генерал-поручика и кавалера Коновницына, от 17-го апреля прошлого 1795 года, письму о находившихся при холмогорской секретной коммисии людях, имел я счастие докладывать ее величеству и, во 2-й день сего июня, получил высочайший имянной указ, в котором написано: «по прилагаемой у сего ведомости о бывших при холмогорской коммисии чинах, повелеваем: получающим по оной ведомости пенсии прибавить — 424 р. 96 коп., а тем, кои пенсии не имеют, производить вновь — 1,328 р.; просящих(ся)-же за старостию от службы уволить, назнача им пенсии — 281 руб., а всего — 2,033 р. 96 коп., которые и отпускать ежегодно из архангельской казенной палаты из доходов, казначействам нашим принадлежащих. Что же касается находившихся при той коммисии в последнее короткое время людей в нижних должностях и рожденных по уничтожении оной детей их, то истребуйте от архангелогородского начальства об них подробную ведомость и представьте нам на усмотрение».

Засим, подтверждая генерал-поручику Ливену об исполнении высочайшей воли, граф Самойлов заканчивает свое отношение обычною формулою: «впрочем, имею честь быть» и проч. Документ этот писан от 9-го июня 1796 года за № 83. Требуемая императрицею ведомость о 136 лицах обоего пола и 166 детях, в сентябре 1796 года, была представлена графу Самойлову, но, за последовавшею вскоре кончиною императрицы Екатерины II, ответа никакого не было получено, и затем, как надо полагать, дальнейшее производство этого дела прекратилось ⁸.

__________________________________

Не менее любопытны должны быть сведения, без сомнения, сохранившиеся в архивных документах о приставниках и стражах несчастного Иоанна Антоновича во время его заточения в Шлиссельбурге.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. Москва 1874 г. 149 стр. в 8 д. л.

2. См. исторический очерк: «Царица Прасковья». Петербург, 1861.161 стр. в 8 д. л.; см. стр. 1.

3. Царица Прасковья, стр. 6.

4. См. «Русскую Старину» изд. 1874 г., том IX, прилож. к стр. 645.

5. Горзенс, в Ютландии — место водворения на жительство детей Анны Леопольдовны.

6. Русский посланник при копенгагенском дворе.

7. В виду возможности существования потомков сословия мореходцев и сохраняющихся между ними преданий о их дедах, приводим именной список лиц, в 1795 году принадлежавших к составу бывшей до 1780-го года секретной коммисии в Холмогорах: камердинеры и их жены: Иван Иванов, Михайло Львов, жена его Федосья, Захар Львов с женою. Ученики: мундшенкский — Александр Алексеев, тафельдекерский — Михайло Волков. Жена титулярного советника Ульяна Григорьева, хлебного ученика Алексея Михайлова жена Наталья. Воинские служители: прапорщик Иван Серебряков, сержант Ерофей Хабарцын. Унтер-офицеры: Матвей Гарьюсов, Данило Рябинин, Иван Голубев, Онисим Куликов. Капралы: Никита Курочкин, Ефим Резанов, Ефим Головин, Савва Лумпов, Иван Наумов. Солдаты: Еремей Одинцов, Андрей Павлов. Вдовы: капрала Якова Михайлова — Матрена. Рядовых: Анисья Маймина, Марфа Гаврилова, Марфа Кольцова, дочь Никиты Головина — Анна. Ученики: поваренный — Алексей Гладышев, портной — Яков Машинцов. Вдовы: мундшенка Алексеева — Мавра Клементьева, поваренного ученика Савельева — Анна Гаврилова, лекаря Панова Аграфена Иванова с семейством; девица Прасковья Волкова. Вдовы воинских служителей: прапорщика Петрова — Анна Григорьева, сержанта Ворсонофьева — Варвара. Унтер-офицеров: Анна Акулова, Катерина Окуловская, Наталья Новокрещенова, Авдотья Баскова, Анна Ижемцова, Афимья Шелюхнна. Капралов: Пелагея Ковалева, Катерина Кузнецова. Вдовы солдат: Авдотья Бубнова, Наталья Гладышева, Матрена Самодурова, Авдотья Боркова, Марья Швалева. Вдовы мореходцев: подштурмана Антонова — Наталья, боцманмата Ковина — Антонида Андреева. Матросов: Кустова — Василиса Антонова, Кузнецова — Анна Васильева, Пыстина — Федосья, Рогова — Марья, Петрова — Настасья, Иевлева — Саломонида, Тхаловского — Федосья, Осипова — Марья, Зародова — Дарья, Русинова — Татьяна, Малодыркина — Авдотья. Сироты мореходцев, воинских служителей и нижних чинов: дочери капрала Петра Пасынкова: Марья, Марфа, Фекла. Матроса Фаддея Лешукова дочь Прасковья. Солдата Сидора Безногова додери: Ульяна, Марья. Коллежского ассесора вдова Дарья Трифонова. Титулярного советника вдова — Елена Паломошная. Отставные: унтер-офицер — Яков Рошкин, капрал Яков Дмитриев. Военные служители воинской штатной команды, подлежащие увольнению за старостью лет: подпоручик: Алексей Андреев. Сержанты: Максим Булдаков, Яков Зайков. Капралы: Иван Зикиев, Иван Шахов, Абрам Пушкин, Петр Дерябкин. Рядовой: Михайло Бураков.

8. Изложенные выше документы о приставниках к холмогорским заключенным — сообщены нам в июле 1875-го года из губ. города Архангельска. Ред.

Текст воспроизведен по изданию: Император Иоанн Антонович. 1740-1764 // Русская старина, № 3. 1879