Известно, каким влиянием на дела пользовался при императрице Елизавете канцлер Бестужев-Рюмин; но до сих пор мало сведений о личных отношениях этого министра к императрице, а также и о решениях её на его доклады. Письмо принца Августа, находившегося в полной зависимости от русского двора, писано 22 июня (1 июля) 1748 г. из Киля, и потом в русском переводе представлено императрице с мнением канцлера, с которым, впрочем, она не нашла возможным согласиться, что и выражено ею в собственноручной надписи.

С тех пор, как голштинский герцог, внук Петра Великого, сделан был наследником Русского престола, судьба маленькой Голштинии окончательно привязалась к России, и целые толпы Голштинцев стали наезжать в Петербург, отыскивая счастия и добывая Русских денег. Епископ Любский Принц Август, младший из дядей Екатерины II, довольно часто являлся в Россию. В первый он приезжал в начале 1744 года показывать импер. Елизавете портрет своей племянницы (работы художника Pesne, где он, нам неизвестно), когда 13-тилетняя Екатерина гостила в Берлине и готовилась быть Русскою великою княгинею (Herrmann, Gesch. des russ. Staats, ч. V, стр. 76). Потом он прожил у нас два года сряду (1745–1747), с целью получить в свое управление Голштинию, под именем великого князя Петра Федоровича, и оба раза находился в полной зависимости от Бестужева, Импер. Екатерина несколько раз упоминает об этом принце в своих записках, и её мнение о нём совершенно сходно с отзывом императрицы Елизаветы. (Memoires de Catherine II, стр. 32–35, 77 и др.) Он совсем обжился при дворе Русском и вероятно уже не желал ехать обратно, но подозрительный Бестужев отправил его управлять Голштиниею, при чём ему дали алмазные знаки св. Андрея и 23 тысяч рублей на дорогу. (Herrmann, стр. 111). Впоследствии Екатерина предоставила ему герцогство Олденбургское (1777). Он ум. в 1783 году. [907]

Письмо Принца Августа.

Пред некоторыми неделями королевско-датской камергер Герц мне следующее, неожиданное предложение для дальнейшего моего изъяснения учинил, а именно: что постановляемое с королевско-датскою принцессою Луизою супружество легко состояться могло б и мне весьма полезно было б, ежели только я потребные к тому старании откладывать не стану и прочее. На сие предложение я подлинно мало атенции возымел бы, ежели б меня сей человек притом же не удостоверил, что он о сем деле с обер-гофмаршалом Молтке (с боку: NB. Сей Молтке великой у короля фаворит, и король во всём доверенность к нему имеет) корреспонденцию производит, который у его величества короля в весьма великой знатности находится. А между тем я однако ж единственно только в генеральных терминах следующим образом изъяснился, что я к супружеству не склонен (sic) и счастливым себя поставлял бы с столь знатным домом таким образом в союз вступить, и для того я о предложении зрелее рассуждать стану, и что многие важные обстоятельства препятствуют мне ныне ближае изъясниться. И понеже я весьма знаю, что я в негоциации о таком деле ни малейшего поступка учинить не могу, разве оный от щедрейших сентиментов и всемогущего вспоможения её императорского величества славы достойнейшей монархини (которой я, яко единственному источнику моего благополучия, ежечасно с глубочайшим благоговением к стопам себя [908] подвергаю) дозволен и определен будет. При том же я всемилостивейшие сентименты его императорского высочества, яко беспрекословные повелении, почитать должен. Того ради персональная моя доверенность к щедрой вашего высокографского сиятельства склонности побуждает меня вам сие происшествие точно объявить и открыть и вашего совету покорнейше испросить. Я никому иному ни здесь, ниже в Санкт-Петербурге о сем предложении, яко о таком деле, которое до управления здешних земель не касается, объявить не мог ниже хотел.

И тако, ежели ваше высокографское сиятельство сие дело при нынешних конъюктурах за пристойно и полезно не изобретете, то оное с того часа совершенному забвению предано быть имеет. А ежели б некоторая возможность в сем деле была, то я при попечении, содействии и великодушии вашего высокографского сиятельства наисчастливейшим и безопаснейшим себя признаваю, и оным с искренною откровенностью совершенно себя предаю. Ваше высокографское сиятельство да соизволите благосклонность мне показать и сие в рассуждение принять: может ли такое супружество учиниться, не противно ли интересу его императорского высочества и сходно ли с моим благополучием? Мудрое ваше решение мне во всём приятным правилом быть имеет. А понеже между тем такие представлении инфлюенцию свою в моем сердце имеют и мысли упражняют, то ваше высокографское сиятельство да соизволите оное за натурально склоннейше признать и меня толь скорее ответом удостоить.

Август.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо принца Августа Голштинского с замечаниями императрицы Елизаветы и канцлера гр. Бестужева-Рюмина // Русский архив, № 12. 1863