ФОРМИРОВАНИЕ АНСАМБЛЯ БОЛЬШОГО ДВОРЦА В ОРАНИЕНБАУМЕ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ XVIII в.

Ансамбль Большого дворца в Ораниенбауме — одно из наиболее замечательных архитектурных творений петровской эпохи. Пальму первенства среди аналогичных сооружений в окрестностях Петербурга ему отдавали как современники, так и исследователи новейшего времени, такие как И. Э. Грабарь и Б. Р. Виппер. Однако история строительства ораниенбаумского дворца до сих пор таит в себе большое количество неясностей. В частности, нет надежной датировки основных этапов развития ансамбля при жизни Меншикова. При этом известно, что, по замечанию Ф. Берхгольца, князь “строил здесь все по частям. Сперва он велел сделать только главный корпус, потом для увеличения его пристроены были галереи и наконец к ним флигеля...” ¹ Не нашла удовлетворительного решения и проблема авторства ².

Ни один из исследователей до настоящего времени не ставил перед собой задачи создания законченной картины развития ансамбля дворца. Проводившиеся ранее архивные изыскания основывались преимущественно на изучении документов, хранящихся в РГИА, в фондах Канцелярии от строений, Гоф-интендантской конторы и Ораниенбаумского дворцового правления. Вместе с тем материалы Домовой конторы Меншикова, сосредоточенные преимущественно в двух архивах — РГАДА и АСПбОИИ РАН, оставались исследованными явно недостаточно. По-видимому, это объяснялось тем, что упомянутые документы крайне немногочисленны и тонут в огромной массе материалов меншиковской Походной канцелярии.

В ходе работы над данной темой мы предприняли попытку более глубокой проработки всех вышеперечисленных, а также некоторых других архивных фондов, связанных с жизнью Ораниенбаума XVIII в. При этом удалось выявить ряд ранее неизвестных документов, освещающих различные стороны строительства усадьбы, в том числе формирование ансамбля Большого дворца. Одновременно были заново проанализированы имеющие значение первоисточников опубликованные дневники и мемуары первой четверти XVIII в. — анонима 1718 г. ³, поляка-очевидца ⁴, камер-юнкера Берхгольца ⁵, а также впервые изданные записки французского путешественника Обри де ла Мотрэ ⁶. В результате проведенных исследований удалось составить картину развития ансамбля, выделить основные этапы строительства дворца и других элементов усадебного комплекса.

Автором была опубликована статья, имеющая прямое отношение к данной теме ⁷. В ней анализировался наиболее ранний период формирования меншиковой усадьбы — 1710-1712 гг. ⁸ В настоящей работе основное внимание уделено последующему периоду, начиная с 1716 г., когда возобновилось строительство ансамбля, практически прерванное с отъездом Меншикова в Померанию.

Осенью 1713 г. Меншиков возвратился в Петербург после померанского похода. С этого времени он всецело отдался административной деятельности в качестве санкт-петербургского губернатора. Благодаря личному руководству князя оживляется строительство царских и его собственных городских дворцов и загородных резиденций, в том числе Ораниенбаума.

Согласно документам, имеющимся в нашем распоряжении, интенсивное строительство в Ораниенбауме началось только в 1716 г. По-видимому, основная причина этого — нехватка материалов, рабочих рук и специалистов для огромного объема работ, за которые отвечал Меншиков. Прежде всего это строительство города и порта на острове Котлин, в том числе так называемых “губернских домов”, причем возведение домов от Петербургской губернии Меншиков взял на себя. Одновременно велось интенсивное строительство царской резиденции в Петергофе. И, наконец, именно в эти годы строился и отделывался собственный дворец князя на Васильевском острове. Почти все документы о строительстве в Ораниенбауме, датированные 1716 г., не содержат конкретных [406] данных о характере проводившихся работ ⁹. Только два из них позволяют внести некоторую ясность в этот вопрос.

21 октября адмиралтейскому резчику Нефеду Пирошкову был выплачен задаток за изготовление капителей “в дом Его Светлости в Аранибом”. К этой же работе был привлечен другой резчик, Иван Фомин ¹⁰. Примерный расчет (при знании авансовых сумм и расценок) показывает, что совместно они должны были изготовить порядка 60 штук, что приближается к числу коринфских капителей, венчавших пилястры второго этажа главного корпуса дворца.

Таким образом, можно предположить, что в это время велась достройка центрального корпуса, начатого Фонтана. Она продолжалась и в следующем, 1717 г., о чем свидетельствуют строки из письма меншиковского “маршалка” О. Соловьева ораниенбаумскому управляющему А. Н. Никитину: “... кровлю на старых палатах покрой и окончины вставь во всю половину...” (прил. 1). Тогда же Ментиков затребовал у генерала-фельдцейхмейстера Я. Брюса в Ораниенбаум паяльщика “ради опойки одной короны на здешних палатах, которую намерен заранее опаять, ибо течь есть в оную немалая...” ¹¹

Известно также, что в 1716 г. при дворце была устроена турецкая баня ¹². Она располагалась к востоку от главного корпуса и входила в состав левого флигеля дворца. Флигели представляли собой анфилады из одного ряда помещений с галереями, примыкавшими к ним с обеих сторон на всем их протяжении. Прямые участки флигелей замыкали объемы турецкой бани на востоке и ворот на западе. Далее начинались изогнутые “циркумфиренции” (все это хорошо видно на чертеже И. Дешкина). Таким образом, в 1717 г., помимо главного корпуса, возводился восточный флигель до турецкой бани включительно; весьма вероятно, что одновременно велось строительство западного, а возможно и “циркумфиренций” (как мы увидим ниже, они существовали по крайней мере в 1717 г.).

Меншиков держал строительство под своим постоянным контролем. Он бывал в усадьбе ежемесячно, совмещая это с поездками на Котлин, в Петергоф и Стрельну. Обычно визит продолжался от одного до трех дней, в течение которых князь в числе прочих дел контролировал ведущиеся работы. Но однажды он провел в Ораниенбауме целых две недели, с 31 мая по 13 июня, почти ежедневно “гуляя по работам, приказывая к лучшему” ¹³.

В 1716 г. А. Ростовцевым была выполнена известная гравюра “Оранибом”. Здесь показан не только возведенный к тому времени центральный корпус и флигели, но и завершающие последние башенные павильоны, строительство которых началось гораздо позже. Следовательно, концептуальный проект дворца в окончательном варианте в 1716 г. уже существовал — его изображение (с некоторыми упрощениями) мы и имеем на гравюре ¹⁴.

Строительство дворца интенсивно продолжалось в течение следующего, 1717 г. В этом году в Ораниенбаум было поставлено огромное количество строительных материалов ¹⁵. Каменные работы производились силами; двух артелей численностью по 50 человек каждая ¹⁶.

Продолжалась отделка внутренних помещений дворца, в том числе восточного флигеля. В октябре 1717 г. указом Меншикова флигель и турецкую баню предлагалось “сушить и продерживать” ¹⁷ — возможно, именно здесь князь предполагал останавливаться до окончания отделки главного корпуса. Тогда же при дворце устраивали “поварню” (прил. 1).

18 мая 1717 г. в Ораниенбаум был направлен живописец Петр Алексеев ¹⁸, а 22 ноября к нему отправилось еще два помощника, которых он должен был “освидетельствовать” (прил. 1). Можно предположить, что именно тогда начали расписывать интерьеры дворца (прямые указания на это мы имеем в документах от 1719 г.).

В описании Петербурга, изданном в Лейпциге в 1718 г., говорится: “... Ораниенбаум — сад и дворец князя Меншикова, расположенные как раз напротив Кронштадта. Здесь очень приятная местность... Дом возведен из кирпича в три этажа и с двумя длинными крыльями в форме полуовала. Однако сад, который находится перед домом со стороны моря, еще не готов” ¹⁹. Исходя из всего сказанного, можно считать, что к концу 1717 г. вчерне был возведен центральный корпус с примыкающими к нему флигелями, завершенными “циркумфиренциями”. Таким образом, к этому времени дворец обрел известную импозантность и даже величие. В немалой степени этому способствовала динамичная дуга развернутых к заливу крыльев, отличавшая его от всех других подобных сооружений в окрестностях Петербурга. [407]

Одновременно разбивался расположенный перед дворцом Нижний сад. Весной копорскому коменданту был отправлен ряд запросов на поставку для него посадочного материала ²⁰. Для сада требовалось большое количество клена, липы, вяза, но главным образом — плодовых деревьев и кустарников, яблонь, вишен, смородины. Руководил разбивкой сада садовник Вицвол со своим помощником садовым учеником Христофором Грацем ²¹; в одном из писем упомянут также садовник Василий Павлов.

Вопрос о первоначальной планировке сада имеет принципиальное значение. Именно конфигурация его плана в значительной степени определила впоследствии композицию дворцового ансамбля.

Изображение сада занимает большую часть гравюры А. Ростовцева. Во всех подробностях здесь показан рисунок его цветников, “малые формы”, фонтаны и каскады. Однако в натуре сад разбит совсем по другому плану, а именно таким, каким он показан на чертеже 1738-39 гг. из коллекции Берхгольца. Это изображение соответствует описи меншиковской усадьбы 1728 г. ²². Обширные боковые участки сада здесь заняты боскетами с заполнением из плодовых деревьев. Цветники показаны лишь в центральной части сада. Они ограничены аллеями, ориентированными на объемы ворот и турецкой бани. На них, а также на центральной аллее расположены три круглых фонтана (вскрыты раскопками в 1984 г.) ²³.

Совсем иной характер носит сад, изображенный на гравюре. Это типичный [408] партерный сад, четко разделенный на три части ал-леями, направленными на башенные павильоны.

Предполагалось ли устройство сада таким, каким его показал Ростовцев? Можно ли считать это изображение в полном смысле слова проектным?

Рассматривая его, прежде всего отметим, что здесь сравнительно мало деревьев, а те, что изображены, не могут быть плодовыми. Недаром Меншиков впоследствии спрятал их в боскетах — изогнутые стволы яблонь и груш не подходили для размещенного на открытых местах парадного сада. Кроме того, количество “водяных затей” на гравюре явно превосходит возможности такой реки, как Кароста. Одних больших фонтанов здесь 11; кроме того, в боковых участках сада устроены сложные каскады, а несколько меньше по размерам — у подножия башенных павильонов. Их вода должна была поступать по трубам и открытым каналам на каскады нижней террасы.

Не вполне соответствует разбивка сада на гравюре и особенностям ландшафта в зоне строительства. Если рельеф местности, отражен здесь довольно точно, то в плане! восточная часть сада накладывается на долину Каросты, почти полностью пересекая ее. Следовательно, для воплощения такого проекта в жизнь было бы необходимо пересечь долину плотиной именно здесь. Однако плотина прошла севернее, соединив углы прорезанной долиной террасы по диагонали. Это обусловило необычную [410] конфигурацию плана, решенного в виде равнобочной трапеции.

Вместе с тем на Нижнем пруде до настоящего времени имеется мыс, расположенный напротив Японского павильона и показанный еще на планах XVIII в. Не является ли он частью плотины, начатой при Меншикове и оставшейся недостроенной? В таком случае можно предположить, что была сделана попытка распланировать сад с прямоугольными боковыми партерами, аналогичными показанным на гравюре.

О характере работ, проводившихся в 1718 г., трудно что-либо сказать за недостатком исторических документов. Однако “Поденные записки”, фиксируя посещения Ораниенбаума Меншиковым, постоянно отмечают “осмотр строений”. Часто при этом присутствует архитектор Браунштейн. Ночует князь в своем деревянном доме — отделка помещений дворца еще не была завершена ²⁴. Действовала турецкая баня — 7 июля ее посетил Петр I “для одержимой болезни... пользуясь медикаменты” ²⁵.

В следующем, 1719 г., завершилось формирование северного парадного фасада дворца. На оконечностях его раскрытых навстречу морю крыльев были возведены мощные башни-павильоны. Один из них должна была занимать церковь, другой — большой зал. Именно эти павильоны в значительной степени определили неповторимый облик дворца. Судя по документам, строительство павильонов было произведено в небывало короткие сроки. 1 июля подрядчик Ф. Салазкин получил аванс 100 руб. за предстоящее “палатное строение” в Ораниенбауме. О том, что именно он занимался возведением павильонов, говорит другой документ, фиксирующий выплаты ему совместно с М. Корелиным за кладку кирпича “в зал и в церковь” ²⁶.

О ходе строительства павильонов мы узнаем из писем прапорщика Семена Полочанинова Меншикову, содержащих, помимо этих, массу других ценнейших сведений (прил. 2 и; 3). Согласно приводимым в письмах данным, к 9 августа оставалось завершить кладку карнизов павильонов, а полностью их должны были закончить к 15 августа. 20 сентября плотник К. Кононов обязался “построить на церкви и на сале (зале. — С. Г.) и на полатах крышки и отделать совсем”, за что и получил задаток 90 руб. ²⁷.

3 июня 1719 г. Меншиков осматривал в Ораниенбауме “строения дому Его Царского Величества” ²⁸. Под этим подразумевались две комнаты, сооруженные для Петра I у оконечности восточного крыла, вплотную к павильону (показаны на чертеже И. Дешкина). 12 мая 1720 г. ораниенбаумский управляющий С. Голосов рапортовал Меншикову: “... домовые каменщики восемь человек в государевых дву полатах которые при сале штукатурную работу работают а столяры делают рамы...” ²⁹.

В письме Полочанинова от 22 сентября есть упоминание о скором завершении строительства “посторонних палаток”. Это надстроенные во флигелях дополнительные комнаты главного корпуса, по две с каждой стороны. После их сооружения корпус стал иметь не 9, а 15 осей по северному фасаду.

Расширение центрального корпуса было обусловлено главным образом чисто архитектурными соображениями. Сам громадный размах флигелей и массивность завершающих их павильонов диктовали необходимость усиления доминирующего значения срединного объема. Кроме того, турецкая баня и соответствующие ей ворота, располагаясь практически в центре крыльев (если считать по осям), благодаря изгибу последних, визуально воспринимались смещенными в сторону павильонов. Теперь это искажение было исправлено.

В 1719 г. велись интенсивные работы по отделке внутренних помещений дворца. Как свидетельствуют письма Полочанинова, в главном корпусе “подмазывали”, т.е. штукатурили центральный зал и парадный вестибюль, отделывали искусственным мрамором “мраморовую палату” ³⁰, расписывали стены и потолок в “панельной” и “наугольной”, отделывали малую “поварню”, примыкавшую к парадным помещениям (см. схему плана 2-го этажа). Штукатурили галереи флигелей и [411] двое ворот (одни их них ложные, оформляющие объем турецкой бани). На воротах установили арматуры. Велась отделка помещений флигелей, в том числе “русской мыльни” (она находилась в восточном флигеле, рядом с турецкой баней).

В этом году начали рыть канал, призванный соединить дворец с морем. Прежний “мост” должен был составить восточную дамбу канала ³¹. Лишь треть этого сложного сооружения должна была проходить в твердом грунте. Далее начиналась заболоченная территория, а за ней — мелководное море. Здесь устраивали дамбы из фашин, укрепленные сваями ³².

Продолжались работы в Нижнем саду. Здесь были поставлены четыре свинцовые позолоченные и многочисленные деревянные статуи ³³. В апреле в Ораниенбаум отправился фонтанный мастер-француз ³⁴. 9 мая Меншиков лично “сошел в огород, изволил смотреть размеру где быть фонтану”. В тот же день фонтан был вырыт ³⁵.

Для фонтанов требовалось устройство прудов-накопителей на верхней террасе за дворцом. Очевидно, в связи с этим на уже существовавшем там пруде устроили еще одну плотину (прил. 2, 3). Однако для снабжения прудов водой был необходим специальный водовод и, кроме того, надежный источник. Им стал Верхний, или Красный пруд ³⁶. К устройству же водовода можно отнести загадочную фразу из “Поденных записок”: 20 июня 1719 г. Меншиков, гуляя по лесу, “приказал канальцы выкопать” ³⁷.

В 1720 г. Ораниенбаум посетил польский посол. Его сопровождал Петр I и Екатерина Алексеевна. Один из членов посольской свиты, известный под именем “поляка-очевидца”, оставил нам описание меншиковской усадьбы: “После божественной литургии флот тронулся, и мы за ним отправились в Ораниенбаум, лежащий у моря, в 4-х милях от Кронштадта. Это дворец князя Меншикова... В дороге мы обедали на корабле, а, причалив к берегу, ожидали до пяти часов приказа; тогда приехал от царя генерал-адъютант Преображенского полка Румянцев с донесением, что царь пришлет шлюпки, а если угодно прогуляться, то можно ехать во дворец сушею. Таким образом, посол с супругою и наши отправился. Остановились мы у мосту, где нас ожидали кареты; сев, мы подъехали к Итальянскому саду, расположенному у [412] самого дворца; выйдя из кареты, мы гуляли по саду. Этот сад украшает 3 фонтана, 46 различных статуй, а также клумбы и галереи... Красивый это дворец; еще строят флигеля; по углам его церкви. Здесь есть бани и пруды, воду в них доставляет река, протекающая у замка. В этой реке множество рыбы, в особенности осетров, семги и форели...” ³⁸.

Нужно отметить, что описание сада очень близко к данным описи 1828 г., согласно которой в саду было 3 фонтана, 4 свинцовых и 39 деревянных статуй. Павильоны, принятые поляком за церкви, в это время еще доделывались — так, 20 июля 1720 г. с адмиралтейским резчиком М. Анофриевым был заключен договор об изготовлении 16 “наугольных” накопителей для зала и церкви. К сентябрю заказ был выполнен ³⁹.

О строительстве каких флигелей идет речь в описании? Это становится ясным из письма Меншикова генерал-майору Чернышеву от 1 июля 1720 года: “Что ваша милость изволили казать чертеж Царскому Величеству о строении Оранинбомскому дому моего и за то благодарствую, а что изволите писать, что Царское Величество смотря шпиц и часы кои над воротами по чертежу значат близ церкви чтоб тут не быть, а быть бы на сале которое к пруду, на что ответствую, что у строении сем еще прежде письма вашего у меня уже давно приказано было и немалые деньги на подряд выданы, а ежели ту вновь переделывать то еще немало кошту станет и переломки” ⁴⁰. Из описи 1728 г. известно, что башня с часами и шпицем возвышались над воротами флигеля, примыкавшего к дворцовой церкви и положившего начало формированию обширного южного двора, ограничивая его с запада. Следовательно, именно этот флигель строился в 1720 г. Как свидетельствует опись, здесь разместились многочисленные мастерские и другие службы дворца.

Показательно заинтересованное отношение Петра I к архитектурному облику усадьбы своего фаворита. Как мы увидим ниже, негативная оценка императором асимметричной башни и всего флигеля, нарушающих “регулярность” главной постройки, находит отражение и в других документах.

Ф. Берхгольц, побывавший в Ораниенбауме в 1721 г., оставил нам замечательное описание усадьбы ⁴¹. В нем он дал краткую, но емкую характеристику всех ее основных элементов. Но кроме этого, в описании ясно читается отношение Берхгольца к архитектурным достоинствам дворца; здесь же мы находим ценнейшие замечания, касающиеся обстоятельств его возведения.

Раздел дневника Берхгольца, посвященный Ораниенбауму, цитировался неоднократно. Поэтому приведем и прокомментируем лишь наиболее важные его положения.

“... Он (дворец. — С. Г.) состоит из двухэтажного корпуса и двух полукруглых галерей, ведущих к двум, сравнительно слишком большим, круглым башням... против него (пруда. — С. Г.) выстроено длинное здание для прислуги князя, сквозь которое идут ворота во двор и над которым возвышается большая башня, где будут поставленны дорогие куранты. Башня эта, впрочем, нарушает симметрию всего строения и царь, как рассказывают, говорил уже князю, что ему надобно или сломать ее, или выстроить такую же на другой стороне двора...” Здесь отмечены все составные части дворца, особое внимание уделено западному флигелю. У оконечности флигеля под прямым углом к нему в 1722-23 гг. были возведены здания конюшен и каретного сарая ⁴²; таким образом, здесь наметилась тенденция к созданию замкнутого южного двора, подобного устроенным в принадлежавших Меншикову Слободском доме в Москве (б. Лефортовском) и дворце на Васильевском острове.

“... Комнаты во дворце малы, но красивы и убраны прекрасными картинами и мебелью. Князь... выстроил... славную башню с круглою стеклянною крышею, от которой она очень светла...” Из цитаты следует, что отделка интерьеров дворца к этому времени была по существу закончена. В нашем распоряжении нет документов, указывающих на проведение отделочных работ в парадных помещениях в 1720-х годах (за исключением церкви). Восточная же башня так и не была отделана при жизни Меншикова. Упомянутая баня — турецкая; в описи 1728 г. говорится о ее свинцовой крыше со стеклянными колпаками.

“... С высоты, на которой стоит дворец, по двум каменным террасам, устроенным одна над другою, спускаются к большому деревянному крыльцу, а с него в сад... еще неоконченный...” Важность этого сообщения в том, что здесь впервые упомянуты каменные подпорные стенки террас, на которых стоит дворец. Однако они в это время только возводились. Склону придавалась форма амфитеатра. Генерал-полицмейстер Девиер 13 августа [413] 1722 г. писал Меншикову, что в Ораниенбауме 50 солдат “перед палатами земляную работу работают” ⁴³. В это время нижняя стенка укреплялась контрфорсами; вдоль верхней возводили галерею с аркадой ⁴⁴, аналогичную протянувшейся вдоль крыльев дворца. Строительство подпорных стенок при жизни Меншикова так и не было закончено — об этом свидетельствует план, зафиксировавший их состояние в 1734 г. На нем показана прямая лестница, спускающаяся от дворца к упомянутому крыльцу. Этот план, а также данные, приводимые Берхгольцем, свидетельствуют о том, что грот, показанный на гравюре Ростовцева, никогда не существовал ⁴⁵.

Около 1725 г. в усадьбе начало возводиться новое каменное здание, так называемое “Нижние палаты”, поставленные на одной из ответственных точек — у края ковша канала, на главной оси ансамбля ⁴⁶. В 1726 г. де ла Мотрэ отмечал: “Он (Меншиков. — С. Г.) также построил довольно приятный дом из камня и кирпича в начале... канала...” В 1726-27 гг. строительство этого здания еще продолжалось. Так, в августе 1726 г. в Ораниенбаум были отправлены стекла “в новые каменные палаты”, а в сентябре Браунштейн требовал “на маленькие палатки крышечного железа 3754 листа” ⁴⁷.

Изображение “Нижних палат” мы имеем на генеральном плане Ораниенбаума из коллекции Берхгольца. О планировке и отделке их интерьеров можно судить по описи 1728 г. Здание состояло из высокого центрального объема, несколько выдвинутого вперед, и опоясывающих его с трех сторон помещений. Центральный объем заключал в себе зал; в числе примыкающих к нему восьми палат была кухня. Отделка предполагалась роскошной, опись отмечает в шести комнатах живописные плафоны. С южной стороны находилась галерея. Сходную объемную композицию имел другой меншиковский дворец — “Фаворит”, близ Стрельны.

Последнее обстоятельное описание Ораниенбаума при жизни Меншикова, относящееся к 1726 г., оставил нам французский путешественник Обри де ла Мотрэ. Из текста следует, что дворцово-парковый ансамбль к 1726 г. был практически завершен. Представляют интерес строки, посвященные галерее, протянувшейся вдоль крыльев дворца, замечание о прекрасном состоянии сада и фонтана, украшенном скульптурами, а также о южном дворе, превращенном в замкнутый с помощью стены. В целом же описание дает сравнительно немного нового.

Последние дни перед опалой Меншиков провел в хлопотах по подготовке к освящению дворцовой Пантелеймоновской церкви в Ораниенбауме. Все события этих дней по “Поденным запискам” подробно изложены А. И. Успенским ⁴⁸. Князь постоянно наблюдает за работами в церкви, где, очевидно, устанавливался иконостас — естественно предположить, что это делали в последнюю очередь. 3 сентября 1727 г. церковь была торжественно освящена, а уже 8 сентября Меншиков был подвергнут домашнему аресту и вскоре отправился в ссылку.

В 1736-40 гг. дворец и вся усадьба претерпели некоторые изменения в связи с ремонтом с целью приспособить их под морской госпиталь. До нашего времени сохранился ряд выше упоминавшихся отчетных чертежей, выполненных во время этого ремонта и датируемых 1738-1740 гг., — план и фасад дворца, подписанный “архитектурным учеником Иваном Дешкиным” ⁴⁹, а также чертежи дворца и генеральный план Ораниенбаума из коллекции Ф. Берхгольца ⁵⁰. Совместно с описью, составленной после падения Меншикова в 1728 г. ⁵¹, они помогают нам составить представление о дворце и ансамбле в 1727 г. — последнем, когда Ораниенбаум еще принадлежал “светлейшему”.

Что касается ансамбля в целом, то изучение описи 1728 г. и генерального плана позволяют сделать интересный вывод. В меншиковской усадьбе удивительным образом сочетались черты парадной резиденции, доходного имения и натурального хозяйства. Так, на южном дворе, в непосредственной близости от дворца, помимо конюшен и каретного сарая, была кузница, баня, дровяной двор и сарай, “где алебастр толкут”. Внизу, к северу от Нижнего сада, по сторонам канала находились скотный и птичий дворы, рыбные пруды. К западу располагался русский огород, с востока — слобода с жилыми домами, кабаками, постоялым двором ⁵².

Как мы видим, парадная часть усадьбы находилась в непосредственном соседстве с постройками совсем иного назначения, неподобающими статусу резиденции второго лица империи. Поэтому сад, огражденный решетками, боковые части которого составляли боскеты, окруженные высокими стрижеными стенами, имел лишь одну центральную перспективу, через которую был связан с [414] внешним миром. На этой оси и были поставлены “Нижние палаты”, служившие своего рода аванзалом для гостей, прибывающих морем. Выход их них через галерею вел непосредственно на лестницу у главных ворот Нижнего сада. Таким образом, все неприглядное окружение оставалось практически вне поля зрения.

К разряду хозяйственных при жизни Меншикова относился и оранжерейный двор, асимметрично примыкавший к восточному углу Нижнего сада. Однако в отличие от других подобных сооружений, он играл впоследствии значительную роль в формировании планировочной концепции ораниенбаумского ансамбля. Исходным моментом здесь послужило “косое” расположение здания оранжереи, развернутой под углом к садовой ограде.

Попытаемся реконструировать облик меншиковского дворца таким, каким он был в 1727 г. Основным иконографическим материалом для этого служит чертеж Дешкина, запечатлевший дворец с изменениями, произведенными в ходе ремонта 1736-40 гг.

Переделки коснулись в основном венчающих частей здания. Фронтона над центральным ризалитом дворца при Меншикове не было. Здесь находилась открытая галерея-балкон, обнесенная баллюстрадой как на северном, так и на южном фасадах, куда попадали через “сени” на чердаке ⁵³. Восточный [415] павильон, а также шпиц над воротами западного флигеля венчали “фигуры медные” (завершение церкви в описи 1728 г. не упомянуто).

Известно, что среди старых материалов меншиковских времен еще в 1762 г. в Ораниенбауме хранились “ангильские фигуры медные две весом 2 пуда 2 фунта...” ⁵⁴ Таким образом, можно предполагать, что восточный павильон, а возможно и церковь, завершали фигуры внешне очень похожих “слав” или ангелов, подобных помещенному на шпиле Петропавловского собора. Над воротами крыльев возвышались арматуры.

Большой интерес представляет вопрос о том, существовали ли при Меншикове плоские прогулочные галереи на крыльях дворца. Такими они изображены на гравюре Ростовцева. Косвенное подтверждение этому мы находим в просьбе, направленной Меншикову весной 1720 г.: “... да прикажи государь прислать к колорейному делу смолы пику и тиру и конопатчиков к конопаченью голореи,..” ⁵⁵. По-видимому, таких работ требовали только галереи, играющие роль перекрытия, важнейшее требование к которому — водонепроницаемость.

Террасы перед дворцом на фасаде Дешкина даны в редакции И. Коробова, перестроившего их в конце 1730-х годов. При этом были уничтожены галереи, тянувшиеся вдоль верхней террасы.

Изменениям, произошедшие в ходе ремонта 1736-40 гг., несколько улучшили связь ансамбля с окружающими ландшафтами. Судя по генеральному плану, с территории, лежащей между Нижним садом и берегом залива, были убраны хозяйственные дворы (правда, одновременно здесь появилась обширная усадьба адмирала Головина). От подобных построек был очищен южный двор. Предпринимались попытки по его “урегулированию”. Здесь по проекту П. Еропкина и М. Земцова было выстроено примкнувшее к флигелю здание кухонь в форме четверти круга. Планировалось возведение еще одного флигеля, симметричного существующему, с подобной же пристройкой. Однако в то время эта идея не была осуществлена.

Резюмируя вышеизложенное, выделим основные этапы формирования ансамбля Большого дворца в первой четверти XVIII в.

1710 г. — получение Меншиковым участка в районе будущего Ораниенбаума, устройство кирпичных заводов.

1711 г. — строительство деревянного дома Меншикова, закладка и начало строительства центрального корпуса каменного дворца. Устройство первых прудов.

1713 г. — строительство морской пристани-дамбы.

1716 г. — создание проекта дворца (запечатлен на гравюре А. Ростовцева).

1716-17 гг. — завершение возведения и наружной отделки центрального корпуса. Строительство полуциркульных крыльев дворца с объемами турецкой бани и ворот. Начало отделки интерьеров дворца и устройства Нижнего сада.

1719 г. — строительство башенных павильонов. Расширение центрального корпуса путем пристройки “посторонних палаток”. Интенсивные работы по завершению отделки интерьеров. Устройство фонтанов в Нижнем саду. Сооружение морского канала.

1720 г. — строительство западного флигеля с часовой башней.

1721- 22 гг. — обработка склонов перед дворцом и строительство каменных террас.

1722- 23 гг. — возведение каменных конюшен. [416]

1725-27 гг. — строительство “Нижних палат”.

3 сентября 1727 г. — освящение дворцовой церкви.

Проблема авторства меншиковского ансамбля еще ждет своего окончательного решения. Имеющиеся в нашем распоряжении документы не дают однозначного ответа на вопрос о том, кто из петербургских архитекторов начала XVIII столетия внес свой вклад в формирование ансамбля. Но то, что автор был не один, сомнению не подлежит. Об этом прямо сказано в дневнике камер-юнкера Берхгольца. Указывая, что дворец “светлейшего” строился по частям, он замечает: “Точно так же строился и его большой дом в Петербурге. Но это плохой способ строиться; порядочного тут ничего не может выйти, особенно, если работают столько разных архитекторов, сколько их было при построении ораниенбаумского дворца”.

В ходе исследований получен ряд новых данных о работе в Ораниенбауме тех или иных архитекторов. Попытаемся обобщить фактические сведения и косвенные аргументы, касающиеся всех “претендентов на авторство”. При этом важно помнить, что факт работы во дворце того или иного мастера еще не означает его творческого участия в формировании ансамбля. Документы первой четверти XVIII в. чаще всего фиксировали имена непосредственных производителей работ, контролеров и подрядчиков, а не подлинных “инвенторов” — составителей проектов.

Что касается первого строителя дворца — архитектора Фонтана, то новые данные о нем были приведены в вышеупомянутой статье ⁵⁶. Здесь повторим лишь то, что заложенный им главный корпус еще при жизни Меншикова был значительно видоизменен (об этом свидетельствует зондаж одной из лопаток). Внести большую ясность в вопрос, каким был задуман дворец Фонтана, могут тщательные натурные исследования.

Возможно, вместе с возвращавшимся из Померании Меншиковым в Петербург приехал Иоганн Готфрит Шедель, нанятый князем 16 июня 1713 г. И. Г. Шедель, обычно именумый в документах “Готфритом” (в отличие от своего брата И. Х. Шеделя), чаще называемого по фамилии), обычно считается одним из авторов Меншиковского дворца. Однако в последнее время эта точка зрения подвергается сомнению. Прежде всего, И. Г. Шедель был принят на службу “всякую каменную работы, своды и гипсовую работу делать” ⁵⁷, т.е. в качестве каменных дел мастера, с жалованьем всего 374 рубля в год. В 1722 г. строить “лучше и регулярнее” ему помогает Трезини ⁵⁸, что свидетельствует о том, что самостоятельным архитектором Шедель не был. А шесть лет спустя архитекторы Мордвинов и Земцов требуют мастера И. Г. Шеделя именно для каменных работ (в петергофском канале), ибо он “для вышеупомянутой доброй работы надобен и к тому каменному делу заобыкновенен и силу немалую знает” ⁵⁹.

Таким образом, можно считать, что Готфрид Шедель, будучи вполне грамотным мастером и руководителем работ, сам для Меншикова не проектировал. А его брат, Иоганн Христофор Шедель, трудился преимущественно на строительстве “губернских” домов на Котлине и, судя по документам, обладал [417] еще меньшей самостоятельностью, чем Готфрид ⁶⁰.

В том же году, что и Г. Шедель — 1713-м — в Петербург прибыл выдающийся немецкий архитектор Андреас Шлютер. Многие исследователи хотели бы видеть его руку либо в общем композиционном решении ораниенбаумского дворца, либо даже в его детальной разработке. Однако эти утверждения по сути дела бездоказательны. В нашем распоряжении нет никаких свидетельств о составлении Шлютером проектов для Меншикова.

Кто же из архитекторов, работавших в конце 1715 — начале 1716 г. в Петербурге, мог быть причастен к составлению проекта ораниенбаумского дворца? По-видимому, кандидатуры Д. Трезини и Г. И. Маттарнови следует отвергнуть. Они были заняты в это время в Петербурге, возводя важнейшие государственные и царские постройки. Кроме того, их имена в частных документах Меншикова в это время не встречаются. Не найдено в ораниенбаумских делах и упоминаний о Т. Швертфегере, по утверждению И. Э. Грабаря, трудившемся на постройках князя с 1716 г.

Наряду с именем Швертфегера Грабарь называет работавшего в Ораниенбауме И. Ф. Браунштейна, добавляя, что не знает, что он мог здесь сделать. Этот архитектор был привезен в Россию Шлютером в качестве чертежника и рисовальщика. Выявленные нами документы позволяют предположить, что Браунштейн играл очень важную роль в строительстве, а возможно, и в проектировании главного корпуса и крыльев Большого дворца.

В 1715-16 г., вплоть до приезда Леблона, Браунштейн руководит работами в Петергофе (они велись по личным указаниям Петра I). Одновременно он строит на Котлине и в Ораниенбауме. “Поденные записки” Меншикова и другие документы упоминают, о пребывании Браунштейна в приморской резиденции “светлейшего” в 1716-18, 1722, [418] 1726 гг. (при этом следует помнить, что эти сведения далеко не полны). Так, в 1717 г. Меншиков приказывает ему сделать чертеж иконостаса дворцовой церкви ⁶¹. В том же году он работает в Ораниенбауме вместе с русским архитектором Ф. Васильевым. Об этом свидетельствует письмо, отправленное Меншиковым гофмаршалом Ф. А. Соловьевым ораниенбаумскому управляющему А. Никитину 19 мая: “Послан от Его Светлости архитектор Федор Васильев для осмотру палат... снаружи и внутри чтоб подрядиться весь его подмазать штукатурною работою и как прибудет и осмотрит сюды изволь отписать а ему во всем не возбраняйте понеже с собою он взял и штукатурных мастеров. Броунштейну объяви чтоб изволил сюды побывать не помешкав” ⁶².

Развернувшиеся вскоре штукатурные работы имели немаловажное значение для формирования облика дворца, в частности характера рисунка деталей под толстым наметом штукатурки толщиной 15-20 см, с заполнением из расколотых и даже целых кирпичей, укрепленных кованными большемерными гвоздями. Новые архитектурные детали, в частности карнизы и лопатки, как уже указывалось, получили совсем иной рисунок. Обращает на себя внимание аналогичный характер трактовки новой редакции первого этажа Ораниенбаумского, а также Кронштадтского дворца Меншикова, в 1719 г. также перестраивавшегося Браунштейном.

Браунштейн оставил нам ряд сооружений, которые достаточно определенно связываются с его именем. Это — павильоны Марли и Эрмитаж в Петергофе, а также модель дворца в Царском Селе. У них много точек соприкосновения с решением главного корпуса Большого дворца: все эти сооружения имеют компактные объемы, в большинстве случаев увенчанные кровлей с переломом. Поверхности стен членятся рустованными лопатками и пилястрами коринфского ордера, оживляются филенками под окнами и характерными наличниками.

В числе ораниенбаумских построек, к возведению которых был причастен Браунштейн, следует упомянуть Нижние палаты у ковша канала. Именно у него в 1726 г. требуют сведений о количестве листов железа, необходимых на кровлю этого здания.

Большой интерес представляет обнаруженная в “Поденных записках” великого князя заметка от 9 мая 1716 г. о том, что в Ораниенбауме Меншиков “изволил гулять между некоторые учиня рисунки о строении своему дому Броунштейну по нескольких разговорех...” ⁶³.

Как можно понять из этого текста, князь с архитектором обсуждали планы строительства, причем рисунки “учинял” сам Меншиков. Трудно сказать, были ли это какие-то наброски, либо он показывал готовые чертежи. В этой связи нельзя не упомянуть о подарке, отправленном князю царем 15 апреля этого года из Данцига. Это — “книга огородная и дому” ⁶⁴, иными словами, руководство по строительству парков либо архитектурный увраж. Возможно, именно это неизвестное нам издание послужило руководством к разбивке Нижнего сада, которая началась в следующем году.

Однако нельзя исключить вероятности, что “светлейший” передавал Браунштейну [419] какие-либо соображения по устройству своего парка, принадлежавшие Б. К. Растрелли, прибывшему в Петербург 24 марта 1716 г. Этот архитектор был определен царем к составлению проекта новой резиденции в Стрельне; 10-го мая, на следующий день после вышеупомянутого свидания с Браунштейном, Меншиков осматривал с ним в Стрельне “место где быть саду” ⁶⁵. Вскоре там под руководством Растрелли развернулись обширные работы. Сын архитектора, будущий гениальный зодчий Ф. Б. Растрелли, которому в пору приезда в Россию было шестнадцать лет, уже тогда помогал отцу. Это дало ему право впоследствии упомянуть работы этих лет в своих известных “Реестрах”. В одном из них есть следующая запись: “2. Я руководил постройкой каменного дворца в Бенгенбауме, равно как и Нижнего сада увеселительного дома, который ранее принадлежал кн. Меншико-ву...,” ⁶⁶ Без сомнения, речь здесь идет об Ораниенбауме. Но если руководство Растрелли строительством дворца можно ставить под сомнение, то составление им вместе с отцом проекта Нижнего сада в контексте всего выше сказанного представляется вполне вероятным.

В августе 1716 г. в Петербург прибыл выдающийся французский архитектор Ж. Б. Леблон. Просмотренные документы не содержат указаний на составление им каких-либо проектов для Меншикова за единственным исключением. 27 сентября 1716 г. архитектор запрашивает у Меншикова доски “на делание моделей строения его Царского Величества також и строения вашей великокняжеской светлости” ⁶⁷. Запрос относится к начальному периоду пребывания Леблона в Петербурге, когда его отношения с Меншиковым были наилучшими (впоследствии они резко испортились). Если считать этот документ связанным с работами в Ораниенбауме, то под проектируемым “строением” могли подразумеваться лишь башенные павильоны дворца: центральный корпус и крылья в это время уже строились.

Как уже указывалось, в конце 1716 г. проект дворца с павильонами уже существовал. Одновременно отметим, что еще И. Э. Грабарь подчеркнул, что «стилистически павильоны разнятся от центрального корпуса, архитектура которого значительно примитивнее, тогда как убранство обоих павильонов-башен “выдумано” прямо блестяще... Среди довольно бедной Петровской архитектуры, уцелевшей до наших дней, эти два павильона сверкают благородством настоящих жемчужин» ⁶⁸.

Среди проектов работавшего с Леблоном скульптора и резчика Н. Пино, бывшего незаурядным архитектором, мы находим фасад “Храма Мира”, весьма близкого к ораниенбаумским башням как по общей композиции, так и по деталям ⁶⁹. Д. Рош предполагает, что это проект предназначался для временного сооружения, возведенного в 1721 г. в честь заключения Ништадтского мира. Однако известный по гравюре построенный “Храм” очень мало похож на чертеж Пино. Не лишено вероятности, что последний изображает один из вариантов проекта. Как бы там ни было, сходство ораниенбаумских павильонов с “Храмом”, изображенным Пино, наводит на мысль об их принадлежности руке одного автора.

Среди известных нам проектов Пино есть три варианта фасада для башни-маяка в Кронштадте ⁷⁰. Использованный во всех трех случаях прием диагональных, оформленных колоннами контрфорсов, характер ордера, а также мотив завершения в виде короны на пьедестале, окруженном “шныркулями” в виде волют ⁷¹, имеют много общего с приемами, примененными в Ораниенбауме в архитектуре павильонов и бельведера главного корпуса. Таким образом, именно Пино мог сыграть [420] главную роль в завершении композиции северного фасада Большого дворца. Что же касается до материалов для моделей, запрошенных Леблоном, то они могли предназначаться и для Пино — он работал в непосредственном контакте с генерал-архитектором.

В формировании комплекса Большого дворца на последней стадии его формирования принял некоторое участие и Д. Трезини. Как свидетельствует его вышеупомянутое письмо от 26 марта 1722 г., по просьбе князя он должен был “с мастером Готфридом делать советы...что надлежит предлагать и как оное бы лутче и регулярно было... вспомогать”. Имя Трезини наряду с именами Г. Шеделя и Браунпггейна мы находим в ораниенбаумской книге выдач “столовых припасов и напитков” в июле 1722 г. ⁷² В это время здесь строились подпорные стенки террас с галереями, а также каретный сарай и конюшни (Де ла Мотре называет их “красивыми”). Вероятно, к строительству этих сооружений и был причастен Трезини.

Таким образом, с большей или меньшей долей вероятности, можно говорить о причастности к формированию ораниенбаумского ансамбля следующих авторов:

1. Фонтана. Выбор места, закладка и частичное возведение главного корпуса дворца. Им была предопределена исходная ландшафтная ситуация, повлиявшая в дальнейшем на характер ансамбля, намечена “длинная ось”.

2. И. Ф. Браунштейн (совместно с Ф. Васильевым?). Завершение композиции и замена декора главного корпуса, строительство крыльев и галерей дворца. Возведение Нижних палат.

3. Б. Ф. Растрелли. Разработка проекта Нижнего сада.

4. Н. Пино. Разработка проекта башенных павильонов дворца и бельведера главного корпуса.

5. Д. Трезини. Проектирование конюшен и подпорных стенок террас.

№ 1

Гофмаршал Ф. А. СОЛОВЬЕВ — ораниенбаумскому управляющему А. НИКИТИНУ. 22 ноября 1717 г.

Алексей Никитич! Надеюсь, что вы не забыли перет турецкой мыльнею в палатах подбить бруски и положа доски насыпать песком или набить глиною, о чем Его Светлость паки к вам указом подтвердить и естли сделано, ко мне отпиши, поварню сделать не забудь же, а ныне каменщиков у вас, чаю, без дела немало, огородных вещей вы попервому моему письму на дорогу для приезду Его Светлости отпустили ль, о том отпишите... посылаютца к вам два человека живописцов, прикажите их Петру освидетельствовать, умеют ли чему и тем им корми (?) до указу, кзымсы (карнизы. — С. Г.) все вели покрыть Филимону, дабы от мороза не попортило, кровлю на старых палатах покрой и окончины вставь во всю половину и берегите под-вок (?) от морозу, кашкад весь покрой же наплотно и береги потому ж... капусту убирай с огородов до больших морозов.

Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 30. Л. 36 об.

№ 2

Прапорщик С. ПОЛОЧАНИНОВ — А. Д. МЕНШИКОВУ

Светлейший князь, милостивый государь. Всеподданнейше доношу Вашей великокняжеской светлости, в аранибомуском доме вашей светлости канала вырыто до моря ширины 5 саж., глубины 2 арш. и в 3/4 арш. копать начали, токмо работных людей немного только со сто с пятьдесят человек, а протчие все разошлись для управления сена, а в канале что глубже, то земля жощее, свай еще не били за размером, понеже Филм и по се время не явился и ныне я для ево приехал в Питербурх на один день и взяв ево с собою в Аранибом поедем и розмеряем и на будуще неделе сваи бить начнем. Свинцовые фигуры золотить начали и надеюсь, что вскоре вызолотят все. В передней, что в турецкой бане, пол класть начали и в другую переднюю також пол делать зачали, в панельной стены письмом отделают вскоре, в марморовой на будущей неделе пол начнем класть, в полатке, что между марморовой и поварни, комен плитками выклан, галереи с лица до ворот и до турецкой подмазали, а дале ворот и турецкой подмазывать Готфрид не велел, салу и руссую баню, что за турецкой, подмазывают. Построение сал и церковь, что делают подрядчики, стен на полтора аршина сделали, выше каменной мельницы плотину сделали и... пруд, что у палат, вскоре спустим воду и станем делать отсыпь.

Из Санктпитербурга, июля 19 дня 1719
Вашей великокняжеской светлости
всепокорнейший раб Семен Полочанинов

РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 852. Л. 12.

№ 3

Прапорщик С. ПОЛОЧАНИНОВ — А. Д. МЕНШИКОВУ

Светлейший князь, премилостливый государь! Всенижайше доношу Вашей великокняжеской светлости, в аранибомуском доме Вашей светлости работы, а именно в палатах в передней большой, что к турецкой бане, пол столярный положили и отделали, в панельной стенное письмо все отделали и пол вновь сделали гладкой из досок, понеже старой пол был худ, а новой, что хочет делать столяр Иван Петров и оной надеюсь, что долго не сделает, для того, чтоб и поныне работает на Котлине острове в доме Вашей светлости, также в панельной и кровать большую поставит, в марморовой пол марморной положили, также между марморовою и поварнею в палатке комен политками услали, в поварне пол марморовой зделали, в наугольной, что подле марморной, потолок писать начали и гзымзы вызолотили, в полатах сал еще подмазывают, в нижних сенях столбы и подводку подмазали, передние галереи на обе стороны и вороты обои подмазали и выбелили и на воротах по две арматуры поставили. Задние галереи подмали (?). Мыльню русскую, что за турецкою, потолок подмазали, а стены убили досками, токмо печей не складено за неприсылкою к печам наугольников, понеже еще на заводах сделано не было и надеюсь, что вскоре к нам пришлют, также перед той мыльнею палату подмазали еще с [424] ней сени подмазываю, фигуры свинцовые вызолочены все, а золота на все пошло 34 книшки, деревянные фигуры, что было, все починили и поставили. Построение церковь и сал каменного делать немного, только гзимсового кирпича положить по 6 рядов и надеюсь, что сего августа к 15 числу каменщики (со) стен сойдут. Плотину выше мельницы сделали, а что пруд у палат не делают, для того, что прибылой воды сверху ничего не было и много высохло от жары, а ныне от дождей немногое... Плотину, что у мельницы, починили, канала во весь от моря по плотину и впредь вырыто глубиной 3 арш., а сваи быть не зачали, понеже мастер Вильм по отъезде Вашей светлости... и свай бить в канале не велел, и прочие мелкие работы исправляются.

Аранибоум, август 9 дня 1719
... Семен Полочанинов ⁷³

РГАДА. Ф. 198. Oп. 1. Д. 852. Л. 13.

Комментарии

1. Дневник камер-юнкера Берхгольца. М., 1902. 4.1. С. 132.

2. В отдельных искусствоведческих трудах содержатся ценные сведения, связанные с возведением ораниенбаумского ансамбля. И. Грабарь установил факт работы в усадьбе Г. Шеделя и причастность к ее строительству архитектора И. Браунштейна (Грабарь И. Э. История русского искусства. СПб., Б. Г. Т. 3: Петербургская архитектура в XVIII и XIX веках. С. 97, 106). Впервые собрал воедино касающиеся Ораниенбаума цитаты из опубликованных источников XVIII в. А. И. Успенский (Успенский А. И. Императорские дворцы. М.. 1913. Ч. 2. С. 99-105); В числе новых архивных документов он ввел в научный оборот письмо Меншикова от 1712 г., касающееся планов устройства канала. В. Ф. Шилков, опираясь на вновь выявленный документ, связанный с именем архитектора Фонтана, установил дату ведения работ — 1711 г., что позволило отбросить более поздние датировки начала строительства дворца (Шилков В. Ф. Архитекторы-иностранцы при Петре I // Русская архитектура первой половины XVIII века. М., 1954. С. 130). В работе Т. Б. Дубяго приведен ряд важных цитат из “Поденных записок” Меншикова за 1719 г. (Дубяго Т. Б. Русские регулярные сады и парки. Л., 1963. С. 176.). Е. В. Горбенко в своей диссертации о Шеделе привела некоторые новые архивные данные, касающиеся Ораниенбаума, почерпнутые из фонда Меншикова в архиве СПб ФИРН РАН (Горбенко Е. В. Творчество архитектора И. Г. Шеделя. Дис. канд. искусствовед. Л., 1975). А. Г. Раскин опубликовал документ, касающийся переустройства фонтанов Нижнего сада в 1725 г. (Раскин А. Г. Город Ломоносов. Дворцово-парковые ансамбли XVIII в. Л., 1979. С. 21). Единственную попытку периодизации строительства дворца при жизни Меншикова, достаточно слабо аргументированную, предприняли И. Н. Кауфман и Н. В. Якимова в статье “Новое о террасах Меншиковского дворца в Ораниенбауме” (ПКНО. 1986. Л., 1987. С. 567).

Исследователи неоднократно пытались решить проблему авторства ансамбля (для первой четверти XVIII в. она сводилась к попытке определить авторов его главного звена — Большого дворца). И. Э. Грабарь, основываясь на выявленных им в архивах документах, установил, что строительство велось Готфридом Шеделем. При этом, признавая Шеделя автором проекта, Грабарь предположил, что основную идею композиции ему дал А. Шлютер (Грабарь И. Э. О русской архитектуре. М., 1969. С. 268-270). Однако он допускал, что фасады могли “подчистить” Леблон или Микетти (Грабарь И. Э. История... Т. 3. С. 106).

С. Земцов, основываясь на опубликованных в 1939 г. “Реестрах” В. Растрелли, приписал ему строительство башенных павильонов дворца (Земцов С. М. Ораниенбаум. М., 1946. С. 17).

В. Ф. Шилков установил имя первого строителя дворца — архитектора Фонтана (правда, теперь предполагается, что это был не Джованни Марио, как это принято считать, а его однофамилец). Приводя чертеж, принятый им за один из первоначальных проектов Большого дворца, Шилков выдвинул гипотезу, что ораниенбаумский дворец построен по другому варианту проекта, разработанному Шеделем. Далее, считая, что Шеделя привез из Германии Шлютер (что не соответствует истине), автор предположил, что последний “помог" первому в разработке проекта дворца (Шилков В. Ф. Указ. соч. С. 130, 134).

Попытку решения проблемы авторства предприняла Т. Б. Дубяго. Она выделила два этапа строительства дворца: 1710-1716 гг., когда по ее мнению, был построен главный корпус по проекту Фонтана, и 1716-1720 гг., когда Шедель, опираясь на проект дворца Екатерины в Летнем саду, составленный Леблоном, расширил дворец Дубяго Т. Б. Указ. соч. С. 173).

Е. В. Горбенко безоговорочно приписывает опубликованный Шилковым чертеж А. Шлютеру, также считая его проектом Ораниенбаумского дворца. Далее она вслед за Грабарем говорит об участии в строительстве Браунштейна и Швертфегера. Автором проекта существующего дворца, помимо Фонтана, Горбенко считает Г. Шеделя.

А. Г. Раскин в своей работе автором окончательного проекта дворца безоговорочно считает Шеделя (Указ. соч. С. 15).

Д. А. Кючарианц приводит ряд доводов в пользу авторства А. Шлютера, большинство из которых, однако, не выдерживает критики. Оценка роли И. Г. Шеделя у этого автора неоднозначна: с одной стороны, он “вряд ли бы способен стать создателем замысла грандиозного ансамбля”, с другой — “внес огромный вклад в сложение облика дворца” (Кючарианц Д. А. Художественные памятники города Ломоносова. Л., 1980. С. 12-16).

3. “Описание... столичного города Санкпитербурга...” // Белые ночи. Л., 1975. С. 243. Ю. Н. Беспятых установил, что фамилия автора была Геркенс.

4. Петербург в 1720 г. Записки поляка-очевидца // Рус. старина. 1879. Июнь. С. 280-281.

5. Дневник камер-юнкера Берхгольца. Ч. 17 С. 130-133.

6. Мотрэ О. де ла. Описание Петербурга в 1726 году / Пер. и прим. Ю. Н. Беспятых // Белые ночи. Л., 1989. С. 175-221.

7. Горбатенко С. Б. “Аранимбом” у речки Карости // Ленинградская панорама. 1986. № 9. С. 29-31.

8. Пользуемся случаем, чтобы уточнить дату начала разбивки на участки береговой полосы: это 27 июля 1710 г., а не 16 августа, как ошибочно указано в статье (Архив СПб ФИРИ РАН Ф. 83. Оп. 1. Карт. 13. Д. 211).

9. В частности, известно, что 6 февраля был выдан задаток подрядчику Я. Бакутину, нанятому к “каменному строению” (РГАДА. Ф. 198. Д. 1182. Л. 35 об.). 1 июня последовала выплата каменщику В. Иванову “с товарищи всего 10 человек, которые посланы с Васильевского острова к податному строению в Аранибом” (Там же. Л. 144). 29 августа и 15 сентября было выплачено соответственно 200 руб. и 152 руб. подрядчику Якову Живому, “который строит в Аранибоме палаты” (Там же. Л. 208).

Одновременно шли поставки в Ораниенбаум из Петербурга различных строительных материалов — гвоздей, белого и пруткового железа (СПб. ГУ. Отдел редких книг и рукописей. Ф. 565. Л. 198), материалов для отделки интерьеров, в том числе печных кафельных плиток (РГАДА. Ф. 198. Д. 1182. Л. 226 об.). На полную мощность работал ораниенбаумский кирпичный завод, строились водяная пильная мельница (Там же. Л. 13 об.). Огромный объем “неквалифицированных” работ выполняли солдаты и шведские военнопленные. Привлекались к ним и крестьяне меншиковских вотчин.

10. РГАДА. Ф. 198. Д. 1182. Л. 248 об., 283 об.

11. РГАДА. Ф. 198. Д. 61. Л. 377 об.

12. РГАДА. Ф. 198. Д. 1182. Л+. 247 об. Баню строили “турецких бань мастера” Елисафуил (Осип) и Павел Давыдовы. В 1709 г. они были наняты в Константинополе послом П. А. Толстым (РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 48 об. Л. 550). Н. И. Павленко указывает, что это было сделано по просьбе Меншикова (Птенцы гнезда петрова. М., 1985. С. 170). Меншиков встретил мастеров в Киеве и отправил в Москву, приказав “сделать на образец 2 бани” (Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 83. Оп. 3. Д. 15. Л. 346 об.). Бани были устроены в слободских дворцах “светлейшего” и С. Рагузинского (Доклады и приговоры, состоявшиеся в Правительствующем Сенате в царствование Петра Великого. СПб., 1882. Т. 2. Кн. 1. С. 282). В 1710 г. мастеров перевели в Петербург; там в 1712 г. царь велел им “про его обиход каменную баню строить турецким маниром” (Там же). Указом от 21 марта 1727 г. они были отпущены “в отечество свое” (РЦГИА. Ф. 470. Оп. 5. Д. 45. Л. 182).

13. РГАДА. Ф. 11. Д. 53. Ч. 1а. Л. 66 об.

14. По-видимому, существовало два проекта расширения дворца — первый предусматривал достройку главного корпуса и возведение прямых участков флигелей с объемами бани и ворот, второй — дополнительно создание “циркумфиренций” и павильонов. Чертеж, опубликованный В. Ф. Шилковым (Указ. соч. С. 132) как предварительный вариант проекта ораниенбаумского дворца, является проектом другого дворца Меншикова — Монкураж, что становится ясным после его сравнения с планом последнего, приведенным Т. Б. Дубяго (Указ. соч. С. 194). Дополнительно это подтверждено в статье В. А. Коренцвита “Последний дворец А. Д. Меншикова “Монкураж”. (Памятники культуры. Новые открытия. 1988. М., 1989. С. 396-412).

15. По имеющимся в нашем распоряжении далеко не полным данным сюда отправили 100 пудов полосового и связного железа, 60 пудов камня, 150 пудов алебастра, белила, олова, ямбургские стекла, голландские плитки... Поступали и готовые изделия — 53 пары дверей, 82 липовых и дубовых капители (Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 30. Л. 15, 21 об., 26 об., 109, 151 об., 193 об.). Одновременно из Ораниенбаума в Петербург отправляли кирпич, а также балясины, изготовленные в местных “мастерских светлицах” (Там же. Л. 43).

16. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 30. Л. 135, 172.

17. Там же. Л. 72

18. Там же. Л. 161.

19. “Описание... столичного города...”

20. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. On. 1. Д. 30. Л. 95 об., 106.

21. Там же. Л. 109-109 об., 216 об. Швед X. Грац с 1709 г. находился “в доме” Меншикова в Москве, в октябре 1718 г. прибыл в Петербург (РГАДА. Ф. 198. Д. 1182. Л. 234 об.). С апреля 1717 г. — в Ораниенбауме. Впоследствии он стал главным садовником в усадьбе; в 1728 г. вернулся на родину (РЦГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 60 об. Л. 521).

22. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 68а. Л. 170.

23. Коренцвит В. А. Отчет об архитектурно-археологических исследованиях в г. Ломоносове. Ч. 2: Усадьба А. Д. Меншикова “Ораниенбаум”. Нижний сад. Л., 1985. Научный архив СПб УГИОП. Н-2022.

24. В частности, 23 октября 1718 г. Меншиков “осматривал о строении палат. Учиня надлежащее убранство прибыв в нижние покои... лег опочивать” (РГАДА. Ф. 11. Д. 53. Ч. 2. Л. 206).

25. Там же. Л. 137 об.

26. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 39. Л. 99; Там же. Д. 71. Л. 1.

27. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 39. Л. 145. Приведено в диссертации Е. В. Горбенко.

28. РНБ. О. Р. Ф. 480. Д. 2. Запись от 3 июля. В описи 1728 г. близ башни упомянуты “покои Его Императорского Величества”: спальня с “нужником” и “передняя палата”.

29. Щукинский сборник. М., 1906. Вып. 5. С. 78.

30. “Мроморовую палату” отделывал “иноземец саксонской земли” И. Х. Ферстер. 23 января 1719 г. ему был выдан аванс 150 руб., а по окончании работы, 14 мая выплачено еще 75 руб. (Архив СПб ФИРМ РАН. Ф. 84. Оп. I. Д. 39. Л. 9, 60 об., 82 об.). Сохранился составленный Ферстером список материалов, необходимых для этой работы (РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 128. Л. 17 об.). Он не оставляет сомнений, что стены были отделаны именно искусственным, а не естественным мрамором (как это иногда указывается).

31. “Мост”, представляющий собой уходящую в залив дамбу, упоминается в описании 1718 г.

32. Хорошо известна легенда о том, что канал был вырыт Меншиковым за 3 дня (Кавелин Л. Очерки Ораниенбаума // Иллюстрация. 1847. № 4. С. 58). Работы велись действительно быстро; только по имеющимся в нашем распоряжении данным князь истратил на строительство канала в 1719 г. 1700 рублей. (Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 39. Л. 133, 138, 180 об.). Сваи в канале начали быть весной 1720 года (Щукинский сборник. Вып. 5. С. 63, 65, 68, 70).

33. РГАВМФ. Ф. 234. Оп. 1. Д. 36. Л. 10; прил. 2, 3.

34. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 39. Л. 69 об.

35. РНБ. О. Р. Ф. 480. Д. 2. Запись от 9 мая. Опубликовано Т. Б. Дубяго (Указ. соч. С. 176). Шесть лет спустя, в августе 1725 г., по указу Екатерины I в Ораниенбаум “по ведению” фонтанных дел мастера П. Суалема было отпущено 199 труб разных диаметров “к делу трех фонтанов” (РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 48 б. Л. 938. Впервые без ссылки на документ приводятся А. Г. Раскиным — Указ. соч. С. 21). Первоначально трубы были деревянными; теперь их заменяли на чугунные. Эти трубы до сих пор находятся на своих местах — они были вскрыты при раскопках в 1983 г. Тогда же обнаружили замечательный свинцовый паяный тройник-распределитель с медными ключами. Очевидно, именно к изготовлению этого тройника относятся строки указа Меншикова капитану Павлову от 3 октября 1725 г.: “...извольте приказать спаять свинцовых шесть труб длиною и в диаметре по показанию архитектора Броунштейна и зделав отослать в Аранибом...” (РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Д. 148. Л. 459; документ обнаружен В. А. Коренцвитом).

36. 19 сентября 1723 г. Меншиков писал супруге: “Для строения в Аранибом плотин Его Величество пожаловал мне на работу солдат 50 человек...” (РГАДА. Ф. 198. Д. 1170. Л. 356). По-видимому, здесь имеется в виду верхняя плотина на Каросте, в результате строительства которой образовался Красный пруд.

37. РНБ. ОР. Ф. 480. Д. 2, запись от 20 июня. Опубликовано Т. Б. Дубяго (Указ. соч. С. 176), которая считает, что это замечание относится к “Фигурным прудам” в районе Катальной горы. Однако этот участок принадлежал не Меншикову, а генерал-майору Голицину. Он был подарен владельцам в.к. Екатерине Алексеевне в 1755 г. (Записки императрицы Екатерины II. СПб., 1906. С. 160). Отметим, что на плане Сент-Илера 1775 г. показаны 2 параллельных водовода (один из них не доведен до конца).

38. Петербург в 1720 году... С. 280.

39. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 48. Л. 2.

40. РГАДА. Ф. 198. Д. 147. Л. 17.

41. Дневник камер-юнкера Берхгольца. С. 131-133.

42. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 12. Л. 23.

43. Письма и выписки из писем С.-Петербургского генерал-полицмейстера Девиера к князю А. Д. Меншикову. Рус. архив. 1865. Столб. 1256.

44. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 41. Л. 5.

45. Доводы, приводимые в пользу существования грота (и открытия его остатков) И. Н. Кауфман и Н. В. Якимовой (Указ. соч. С. 563-566), представляется совершенно неубедительными. Обнаруженные при исследованиях подпорные стены и конструкция центральной части террас, принятая исследователями за мен-шиковский грот, представляют собой незаконченную композицию, нечатую строительством архитектором П. Патоном по собственному проекту в 1766 г. Это “сделанная посредине часть” и “средний начатый рамп” (уступ. — С. Г.), упоминаемые в приводимых авторами документах 1767 г. Центральное гранитное крыльцо возводилось не Патоном в 1766 г., а мастером Чеза в 1772 г. (РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Ч. 114. Д. 61422. Л. 19; Там же. Д. 61347. Л. 167 об.).

46. А. Г. Раскин (Указ. соч. С. 23) и Д. А. Кючарианц (Указ, соч. С. 40) неверно отождествляют упоминавшиеся в описях “Нижние палаты” с Картинным домом, построенным, как теперь известно, в 1752-53 гг. (см. нашу статью “Новое об ансамбле Большого дворца в Ораниенбауме”. Памятники культуры. Новые открытия. 1985. Л., 1987. С. 476).

47. Записная книга об отписках и письмах, присылаемых из вотчин князя А. Д. Меншикова, 1726 г. “Щукинский сборник”. М., 1910. Вып. 9. Записи № 531 и № 534. “Нижние палаты” были разобраны в 1748 г. (РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Ч. 114. Д. 61455. Л. 13 об.).

48. Успенский А. И. Указ. соч. С. 103-105.

49. ГЭ ОИЗЕИ,№ 23611.

50. Стокгольмский Национальный музей, ТНС-183 (генеральный план), ТНС-156 (план гавани и экспликация к ген. плану), ТНС-163 (план дворца; судя по графической манере, принадлежит руке И. Дешкина. Фрагмент плана опубликован Н. В. Калязиной в статье “Новые принципы планировки и организации интерьера живого дома в Петербурге первой четверти XVIII века”. Труды Государственного Эрмитажа. Л., 1974. Т. 15. С. 110), ТНС-164 (план дворца; близок к вышеупомянутому, но исполнен в иной графической манере. Опубликован А. Г. Раскиным — Указ. соч. С. 14); ТНС-162 (фасад; представляет собой “аксонометрическую” копию с фасада И. Дешкина, либо аналогичного чертежа). Проводимые здесь архивные данные заимствованы из рукописи “Архитектура Петербурга первой половины XVIII столетия Каталог выставки”. Л., 1964. Научный архив Лен УГИОП, Н. 1391.

51. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 68а. Л. 170-212.

52. Там же. Д. 195. об., 197 об.; РГАВМФ. Ф. 131. Оп. 1. Д. 52. Л. 68.

53. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 68а. Л. 178 об.; РГАВМФ. Ф. 138. Оп. 1. Д. 52. Л. 62 об.

54. РГИА. Ф. 492. Оп. 1. Д. 29. Л. 31.

55. Щукинский сборник. Вып. 5. С. 78.

56. Одновременно запутанную ситуацию с “тремя Фонтана” на основании аналогичных документов проанализировал Ю. М. Овсянников в статье “Новые материалы о жизни и творчестве Доменико Д. Трезини” (Советское искусствоведение. М., 1986. Вып. 20. С. 472), а затем в книге “Доменико Трезини” (Л., 1987. С. 20, 22).

57. РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Кн. 60. Л. 37 об.

58. Овсянников Ю. М. Новые материалы... С. 473.

59. РГИА. Ф. 470. Оп. 5. Кн. 59.

60. Так, при строительстве “губернских домов” работа часто тормозилась из-за того, что И. Х. Шедель отказывался ею руководить без указаний архитектора Браунштейна (РГАДА, Ф. 198. Оп. 1. Д. 74. Л. 336; Там же. Д. 771. Л. 21).

61. РГАДА. Ф. 198. Оп. 1. Д. 53. Л. 448.

62. Архив СПб ФИРМ РАН. Ф. 84. Оп. I. Д. 30. Л. 162.

63. РГАДА. Ф. 11. Л. 53. Ч. 1а. Л. 55 об.

64. Саверкина И. В. К истории библиотеки А. Д. Меншикова // Книга в России. XVI — середина XIX в. Л., 1987. С. 43.

65. РГАДА. Ф. 11. Д. 53. Ч. 1а. Л, 56.

66. Аркин Д. Материалы о жизни и творчестве Франческо Бартоломео Растрелли // Сообщения кабинета теории и истории архитектуры Академии архитектуры СССР. М.. 1940. Вып. 1. С. 26.

67. РГАДА. Ф. 198.0п. 1. Д. 696. Л. 15.

68. Грабарь И. Э. История... С. 106.

69. Воспроизведен Д. Рошем (Гош Д. Рисунки Николая Пино, предназначенные для России // Старые годы. 1913. Май. Между с. 8 и 9). Подлинник хранится в Музее декоративных искусств в Париже).

70. ГЭ, ОИЗЕИ, о.р. № 30542, 30543, а также вариант в Музее декоративных искусств в Париже.

71. Этот прием встречается во многих других проектах Пино.

72. Архив СПб ФИРИ РАН. Ф. 84. Оп. 1. Д. 55. Л. 4 об.

73. Знаки препинания в приложении проставлены автором.

Текст воспроизведен по изданию: Формирование ансамбля Большого дворца в Ораниенбауме в первой четверти XVIII века // Памятники культуры: новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник, 1993. М. Наука. 1994