Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

УДИВИТЕЛЬНОЕ СОЕДИНЕНИЕ ДВУХ БРАСЛЕТОВ

ССЯНЪЧХОН КЫЙБОНЪ

ПЕРЕВОД

В великую минскую эпоху, в годы правления Юнлэ 1 жил Ли Хён, помощник главы королевской библиотеки, наставник наследника престола, удостоенный титула чхунму — «преданный», «несравненный». Он носил второе имя — Юн Сян и был сыном сирана 2 Ли Мёна. Мать его, госпожа Чин, разрешилась им на пятнадцатом году эры правления Хуну 3, в год жэньсюй 4. Новорожденный был красив и хорошо сложен. Сразу видно было, что это не простое дитя.

Все началось с того, что отец его — советник вместе с супругой госпожой Чин на четвертом году совместной жизни, соблюдая траур по родителям, отправился на родину в Цзиньчжоу посетить могилы предков. Прошло три года траура, но государь даже не вспомнил о нем, не призвал на службу, а сам он в столицу не ехал и проводил свои дни в родных краях. Советник был [человеком] широкой натуры, жизнерадостным, любил вино и женщин. Госпожа Чин добрым нравом отличалась от других женщин. Родители советника были строги, и потому [при их жизни] он не мог всецело предаться удовольствиям. Но вот родители, державшие его в руках, скончались, и он скорбел о них в глуши. Однако советник не долго мирился [с таким образом жизни]. [Вскоре он] взял себе наложницу — певичку из Наньцзина по имени Хон Нан.

Хон Нан не имела себе равных по красоте, не было таких танцев и песен, которых она бы не знала. Советник, сильно увлекшись Хон Нан, предавался удовольствиям в своих покоях. Госпожа Чин, обеспокоенная этим, несколько раз пыталась урезонить его. Тогда Хон Нан, ловко опутав советника, оклеветала госпожу Чин. Советник, вняв наветам, прогнал супругу, когда она была на пятом месяце [беременности].

Оказавшись [без крова], она не знала, куда идти. [24] Родственники ее жили в Сучжоу, но туда не было хорошей дороги. Советник жестоко обошелся с госпожой, безжалостно, как гром, и госпоже Чин не оставалось ничего другого, как нанять лодку и [с одной служанкой] отправиться в Сучжоу.

Они плыли несколько дней. Вдруг налетел ураган. Якорная цепь порвалась, и они не знали, куда плывут. Лодка неслась по воле ветра, и лодочник и обе женщины дрожали от страха. Через несколько дней ураган стих, и они пристали к берегу на перекате. Когда они пришли в себя и огляделись, оказалось, что они находились около Сицзина. Небо прояснилось. Госпожа вспомнила о Сучжоу, ей стало грустно, она молилась небу и вздыхала.

Лодочник сказал ей:

— Мы приплыли [в Сицзин]. Вы хотели попасть в Сучжоу, но путь туда больше тысячи ли. Даже если спешить, трудна доехать и за месяц. Заплатите мне и сойдите здесь.

Госпожа совсем пала духом. Но делать нечего, она заплатила ему и сошла на берег вместе с девушкой Ун Хян. Лодочник отчалил от берега, высоко поднял парус, и лодка подгоняемая легким ветерком, поплыла вверх по течению.

Госпожа Чин со своими скорбными мыслями была одинока, словно лист, сорванный порывом осеннего ветра. Она не знала, куда идти, и не могла побороть скорби. Госпожа и служанка совсем отчаялись, положение их было ужасным. Вскоре госпожа воскликнула:

— Супруг Ли изгнал меня, и я попала в эти места. Я осталась в живых, но зачем? Не пережить мне такого горя! Но я не могу допустить, чтобы вместе со мной погиб и ребенок. В моем чреве плоть и кровь Ли. Прежде я уповала на милость свекра и свекрови. Что мне делать теперь? О, хоть бы [небо] ниспослало благо!

Служанка и хозяйка чувствовали себя очень одинокими. Тут они заметили домик и подошли к нему. Их встретила старушка.

— Кто вы такие, — спросила она, — почему вы бродите здесь в таком отчаянии? [25]

Ун Хян залилась слезами и обстоятельно рассказала обо всем, что с ними случилось. Старушка подивилась и проговорила со вздохом:

— К прискорбию, судьба не была к вам милостива, и вы бродите бесприютные, но в будущем [непременно] получите помощь неба.

Госпожа и хозяйка дома понравились друг другу. Хозяйка была вдовой. Она жила в постоянной нужде и потому спросила:

— Не стесню ли я [благородную] госпожу?

Госпожа, проливая слезы, почтительно ответила ей на это:

— Вы облагодетельствуете меня, если милостиво разрешите мне жить в комнатке в один кан 5. Посмею ли я обеспокоить вас [просьбами] о еде и одежде?

Старушка сочла ее речи слишком самоуничижительными. Она убрала комнату и разрешила в ней жить. Госпожа Чин поблагодарила хозяйку за участие и осталась у нее в доме. Она дала Ун Хян яшмовое кольцо и пару шпилек-фениксов из белой яшмы. Та продала их на базаре и выручила несколько сот золотых. Они вышивали, ткали шелк, а в обмен получали то, что [им было нужно]. Хотя у них не было особых достатков, но они жили спокойно. А через пять лун госпожа Чин родила сына. Это был вылитый чхунму. Облик его был прекрасен и необычен. Не простое дитя! Госпожа и радовалась и печалилась. Она нарекла его Хёном, а второе имя выбрала Юн Сян.

Хён подрастал. Прошло пять лет. Поведения он был несравненного: когда гулял, соблюдал достоинство, когда сидел, в манерах был строг; в походке его сквозила сдержанность; ни на волос не было у него чего-нибудь дурного. Семи лет от роду он постиг уже десять тысяч вещей, и не было на свете ничего, чего бы он не знал.

Однажды Хён читал «Шицзин» 6. Закрыв книгу, он обратился к матери:

— Издревле сын имеет родителя, я же одинок и не знаю своего отца. Отчего это?

Госпожа со слезами промолвила:

— Отец и сын привязаны друг к другу, так ведется исстари. [26] Поэтому мне не кажутся странными твои слова и мысли. — И она рассказала ему все, что случилось.

Сын, выслушав ее, залился слезами. Долго он не [мог сказать] ни слова. Но вот, роняя слезы, он упал на колени перед матерью:

— Отец поверил клевете, и мою мать изгнали из-за коварной женщины, но прошло уже много времени с тех пор, как вы приехали сюда, может быть, он раскаялся в своем поступке? Разве не простит он [вас], если увидит своего сына? Мне уже семь лет, я не знаю отца, живу преступником среди людей, перед чужими неловко. Я позабочусь о вас и [поеду] разыщу его.

Госпожа погладила его по спине и заплакала:

— Мне ли не понять твоих мыслей? Но Сицзин и Цзиньчжоу далеко друг от друга, и женщине трудно проделать путь в несколько тысяч ли. Преодолев его, мне придется подчиниться воле твоего отца, какова бы она ни была. А куда мы с тобой денемся, если он снова прогонит нас? Лучше подождем, когда тебе исполнится пятнадцать лет. Тогда ты сам разыщешь отца и выкажешь ему свою сыновнюю почтительность, и твоя мать в один прекрасный день тоже увидится с ним.

Мальчик опечалился и заплакал так, что даже не мог говорить. С тех пор он не выходил за ворота и, проводя все время в комнате для занятий, стал изучать «Принципы человеческой природы». Но, читая [книги], он только и думал, что не довелось ему увидеть лицо отца и что не может он служить обоим родителям, как это положено сыну. Мальчик печально закрывал книгу, и слезы часто-часто капали на его столик. Госпожа Чин страдала от этого и плакала.

Время неслось стрелой. Сын уже встретил свой тринадцатый год. Ростом он был в семь чхоков 7, станом тонкий, как ива, руки его, словно крылья феникса, на светлом яшмовом лице белые зубы и алые губы — как будто небожитель сошел на землю.

Госпожа горевала, что у сына от рождения есть только мать, что он страдает оттого, что не знает отца, и растет, [27] угнетаемый скорбными думами, а она не в силах прекратить это зло. Сын, стесняясь показаться на люди, не выходил за ворота. Старушке-хозяйке все это казалось странным, и однажды она сказала ему:

— Вы уже юноша, а все тоскуете, не показываете головы за ворота. Куда лучше предаваться сомнениям на берегу реки.

Юноша выслушал ее и со вздохом ответил:

— Ведь я преступник под небесами, мне уже больше тринадцати лет, а я не знаю своего отца. Я ничем не отличаюсь от зверей! Когда вижу людей, душа замирает от горя.

Старушку удивляло его поведение, и она то и дело вздыхала. Настал праздник седьмого дня седьмой луны 8. Хозяйка была болезненной женщиной и ходила на купания в Чхочжон. Как-то собираясь туда, ей захотелось развеять грусть юноши, и она пригласила его пойти вместе с ней, но он ответил на это:

— Благодарю вас за великодушие, я никогда не был на лоне природы, ведь преступнику не подобает наслаждаться природой, и я не могу подчиниться вашей доброй воле, вы уж простите меня.

— Там, куда мы с вами пойдем, не собираются люди, — возразила старуха, — природа там дикая, виды необычайны. И хотя у вас душа не лежит к этому, сходите и успокойте свое сердце!

Юноша тяжело вздохнул:

— Любование природой еще больше опечалит мою душу. Я преступник, который не смеет даже взглянуть на солнечный свет; любуясь природой, я не испытываю восторга. Идите без меня!

Хозяйка несколько раз приглашала его, но он впал в уныние и больше ничего не ответил. Но старуха хотела пойти: с ним и стала просить об этом госпожу. Госпожа тотчас позвала сына и сказала:

— Мы с тобой остались в живых только благодаря доброте нашей хозяйки. Она из любви к тебе хочет прогуляться вместе с тобой, не упрямься же! [28]

Юноша не хотел идти, но ему пришлось подчиниться желанию матери, и, поблагодарив хозяйку за участие, он отправился с ней в горы.

Горные пики были прекрасны, природа великолепна! Водопады, словно яшмовые, струились светлыми потоками. Старуха сняла платье и стала купаться, а юноша, которого не трогала красота [природы], бродил в горах. [После купанья] старуха оделась и, сидя в тени деревьев, попивала вино, принесенное с собой.

В это время с горы, не спеша, спустился чхоса 9 в тростниковой шляпе и плаще 10, опираясь на дягилевый посох. Увидев, что юноша с яшмовым лицом и фениксовыми глазами равнодушен к красоте гор и рек, он удивился и, подойдя к нему с приветствием, промолвил:

— Прекрасный юноша, не откажись обратить свой взор на старика!

Юноше была неприятна встреча с [посторонним] человеком, он смутился и, сделав вид, что не слышит, повернулся и хотел уйти.

— Этот старец — чхоса Лю из Дунсяна, — заговорила хозяйка, — он превзошел других своей ученостью, это святой наших дней, не оставьте его без внимания!

Юноша отнюдь не был этому рад и, с большой неохотой повернувшись к отшельнику, вежливо проговорил:

— Я, невежда, с радостью послушал бы наставления учителя, но меня ждут дела, я должен вернуться.

С этими словами он поклонился и, распрощавшись, удалился, легко ступая. А чхоса Лю пристально разглядывал юношу, пока тот говорил, стараясь спрятать лицо. У юноши был высокий лоб, лицо, словно лотос. Фениксовый голос его звенел, как яшма. Словно белую яшму положили в пустынных горах! Чхоса будто помолодел душой и телом, ему захотелось позвать юношу снова, но тот, быстро отвесив церемонный поклон, удалился. Не осталось ни тени его, ни [следа]. Чхоса опечалился и, расхваливая его внешность и манеры, спросил у старухи:

— Не знаете ли вы, откуда этот юноша? [29]

— Он живет в моем доме, — ответила та.

— Почему он живет у вас? — вежливо осведомился чхоса.

— Теперь ему тринадцать лет, — начала подробно рассказывать старуха. — Характер и поведение его необыкновенны, но из-за жестокости отца улыбка с раннего детства не появлялась на его лице. Его не радовали встречи с людьми, и нога его не ступала за ворота. Юноша считает себя преступником, и мне едва удалось сегодня привести его сюда. Поэтому он не обрадовался беседе с вами и остался равнодушным.

Чхоса, выслушав ее, удивленно воскликнул:

— Этот юноша святой мудрец! Как в такую глушь мог попасть человек столь добродетельный? И это несмотря на то, что отец его преступник? Разумеется, он образован, но нельзя ли взглянуть [мне] самому, [как он пишет]?

— За свои сочинения он никогда не берется снова, — ответила старуха, — но получить их очень трудно. Ведь он никогда не выходит за ворота, его не видят даже соседи. Разве он покажется вам? Его образ мыслей совсем не такой, как у других, и пригласить его будет нелегко.

Старик повздыхал и вернулся домой.

Чхоса Лю звали Ый. Он был человеком благородным и не искал почестей и славы; уединившись в горах, он возделывал землю, удил рыбу и жил «гостем, отдыхающим в святые времена». Он рано женился на госпоже Лё, но она, родив ему дочь, покинула этот мир. Тогда он женился вторично, но сына так и не дождался. Дочь его звали Ё Ран. Ей было двенадцать лет, дивным обликом, изысканными манерами она напоминала древних, и чхоса ее очень любил. Девице нужен был жених, но отец нигде не мог найти подходящего человека и очень беспокоился. Увидев юношу Ли, он понял, что Ли и его дочь были бы хорошей парой. Радостный, он вернулся домой и послал слугу пригласить старуху. Когда та пришла к нему, он обратился к ней с просьбой:

— Вчера я неожиданно встретил юношу Ли и никак не могу забыть его. Увидеть его снова очень трудно. Не могли бы вы показать мне что-нибудь написанное им? [30]

Старуха подумала и сказала:

— Юноша по природе очень неразговорчив, и ему неприятны беседы с другими людьми, однако я попытаюсь.

Вернувшись домой, она взглянула на юношу, и ей захотелось тотчас же выполнить поручение чхоса. Юноша сидел тихо и читал «Луньюй» 11. Он был прекрасен, как светлая осенняя луна, но на вид был так строг, что сразу не заговоришь. Если просто попросить что-нибудь написать, ему, пожалуй, покажется это подозрительным. Старушка, волнуясь, то бледнела, то краснела. «Никак к нему не подступиться», — думала она. А юноша, заметив, что она чем-то озабочена, удивился, но сделал вид, что не замечает. Тут старушке пришла в голову хитрая мысль, она обрадовалась и сказала:

— Мой младший брат живет в столице. Мне сказали, что туда едет один человек, и я хотела бы послать с ним письмо. Я, старуха, не знаю грамоты. Вы, конечно, очень заняты, но, может быть, напишете от меня несколько слов?

Юноша в душе совсем не обрадовался [ее просьбе], но ему пришлось взяться за кисть. Он написал [письмо] за один поворот головы и отдал хозяйке. Та, увидев, как он быстро водит кистью, была так удивлена, что в глазах у нее потемнело. Похвалив его, она взяла написанное и отнесла чхоса Лю. Лю быстро просмотрел. Сочинение было столь необыкновенным, что облака показались ему пепельными, а небо и земля потускнели. Обрадовавшись, он щедро одарил старуху.

— Я старик. У меня единственная дочь, ей двенадцать лет, она талантлива и добродетельна. Было бы справедливо, если б она стала невестой юноши. Ты предложи это госпоже и постарайся уговорить ее.

— Я понимаю, — ответила старуха, — но юношу Ли не интересуют мирские дела, и думаю, что он не обрадуется вашему предложению.

Чхоса улыбнулся:

— Отношения между супругами — вещь, обычная среди людей, они — источник большого счастья. А юноша не святой отшельник, неужели он до самой смерти будет [жить] один? [31]

Старуха засмеялась и, вернувшись домой, передала госпоже Чин предложение чхоса.

— Вы знаете моего сына, — ответила ей на это госпожа, — подходит ли ему девица из дома Лю?

— Я видела барышню Лю, — солгала старуха, — самая подходящая невеста для молодого господина.

Госпожа повеселела. Старуха все передала Лю, тот тоже обрадовался и выбрал счастливый день. Он пришелся на шестнадцатый день восьмой луны. Госпожа Чин послала в дом невесты свадебные подарки и золотой браслет, который она носила в молодости.

Настал счастливый день, и юноша, полный достоинства, отправился к чхоса Лю. Ему не довелось узнать родного отца; он все время вздыхал об этом в глубокой печали и старался как можно лучше ухаживать за одинокой матерью. Сердцем он был с отцом и даже не помышлял о женитьбе. Он был очень ограничен в средствах и считал безрассудным думать о женитьбе без приказания отца. Лишь из сострадания к одинокой судьбе матери он [уступил] ей. Как описать чувства юноши? Слезы туманили его блестящие глаза, на прекрасном лице запечатлелась глубокая тревога, а в речах и манерах не было ни капли радости, но все вокруг хвалили его. У чхоса Лю он отведал свадебного гуся. Встретив молодую, он вернулся [в дом] и, приняв подарки в завершение большой свадебной церемонии, удалился. А госпожа стала разглядывать [Ё Ран]. Дивное лицо невесты и ее утонченные манеры обрадовали госпожу Чин больше, чем можно было предположить. Однако печаль не покидала ее. С наступлением ночи юноша не пошел к молодой, и мать спросила его о причине.

— Я не мог пойти наперекор желанию одинокой матушки и вынужден был жениться. Я не знаю своего отца, и нет мне прощения, я преступник среди людей. Ранний брак, женитьба на девочке предусмотрены у святых мудрецов, но невесте едва минуло тринадцать лет и было бы неправильно жить с ней вместе. Разве не следует вернуть ее отцу? Я подожду, пока она подрастет и [между нами] установятся должные отношения. [32]

Госпожа опечалилась и вздохнула:

— Мать не может постичь чистых помыслов сына!

На следующее утро пришел чхоса Лю. Когда юноша, почтительно встретив его, заговорил, его яшмовое лицо и необыкновенная внешность предстали в новом свете. Чхоса, затаив страдание, сказал с нежностью:

— Я, старик, бесконечно рад тому, что у моих колен такой мудрый зять. Я не могу прийти в себя от счастья! Моя дочь еще очень молода, и я хочу видеть, как вы будете жить вместе через несколько лет. А каковы ваши желания?

Юноша с поклоном ответил:

— Ранний брак, брак с девочкой — это закон не нынешних, государей. Я получил от вас наставления и разве могу пойти наперекор им?

Чхоса обрадовался стойкости юноши и взял обратно свою дочь. Он упросил юношу поселиться в его жилище. Юноша согласился, но без особого желания.

Он не интересовался мирскими делами, однако, уважая мудрость, высокую нравственность и честность своего тестя, часто наведывался в дом Лю. Тогда они рассуждали о путях совершенствования личности, услаждали свой ум. Лю приобрел уютный домик и поселил в нем госпожу Чин с сыном, снабдив их всем необходимым. Девушка предстала перед свекровью, чтобы исполнять ее волю в течение месяца. Своим преданным сердцем юноша полюбил чхоса как отца и решил наладить отношения с невестой. Встреча произошла при матери, но молодые не поднимали глаз, боясь взглянуть друг на друга. Юноше тогда было уже пятнадцать лет. Он все больше беспокоился об отце и, наконец, испросил разрешения у матери поехать в Цзиньчжоу. В это время пришло известие, что государь совершает паломничество на могилы предков. Госпожа сказала сыну:

— Отец может не принять тебя. Не лучше ли будет тебе поехать сейчас прямо в столицу и сдать экзамены, а потом отправиться в Цзиньчжоу?

Получив приказание матери, он стал собираться в дорогу. Когда он, отправляясь в Наньцзин, простился с матерью и [33] вышел за ворота, слезы разлуки увлажнили [их] рукава. Он зашел к Лю. Чхоса хотел завершить свадебную церемонию. Обеспокоенный тем, что зять далеко уезжает, он взял его за рукав и привел в комнату молодой. [Ё Ран] встала навстречу ему. Юноша с достоинством приветствовал ее, протянул руки и усадил ее. Чхоса сказал:

— Вы уезжаете, поймаете синее облако 12, украситесь цветком корицы 13, устроитесь в академии, и слава ваша засияет. Дочь моя подрастет, а вы станете чиновником. Мне хотелось вы, испросив согласие вашей матушки, совершить брачные церемонии. Вы отправляетесь в столицу, по воле судьбы вы с моей дочерью стали супругами, но свои фамилии еще не соединили. Достигнув богатства, не забывайте обряд!

Юноша ответил на это:

— Хоть я и невежествен, но разве я могу быть бесчестным?

Чхоса была приятна [искренность юноши], и, обращаясь к дочери, он сказал:

— В мире все переменчиво. Покажи памятные подарки. Молодая вынула два золотых браслета.

— Не сочтите меня за помешанного, — обратился чхоса, к юноше, — возьмите каждый по браслету. А теперь, прошу вас, взгляните ей в лицо!

Юноша, выслушав чхоса, еще раз убедился в том, что это судьба, ниспосланная небом, и, подняв глаза-звезды, взглянул на невесту. Девушка застыдилась и с браслетами в руках подошла к нему. Юноша нарочно не взял сразу, а некоторое время глядел на нее, потом поднялся и, приняв с почтением, промолвил:

— Сегодня мы сами разъединяем прощальные подарки, но дождемся дня, когда снова соединим [их]. Не знаю, как переживем разлуку. Напишем каждый по стиху и дадим клятву вечной верности.

— Ваши слова справедливы, — согласился чхоса, — дочь напишет маленькой кисточкой. Вы же не забудьте семью, с которой связаны на сто лет. [34]

[Ё Ран], выполняя его волю, достала кисть и тушь, написала один стих и подала отцу. Чхоса прочел его и отдал, юноше. Юноша поднял глаза — осенние волны моря. Форма иероглифов была изысканной, стиль письма строгим. Он был удивлен и восхищен написанным. Взяв разноцветную кисть, он тоже написал стих и, подавая, сказал:

— Завтра утка-неразлучница 14 потеряет свою пару. Нынче после разлуки мы разъединим свои дары, и на время нам придется примириться с этим.

Он положил в карман [листок с] начальной строфой стиха и тысячу золотых, откланялся и вышел за ворота. Чхоса пошел, следом и, взяв его за руку, с волнением сказал:

— Старая хозяйка боится, что вы увлечетесь вином, и не верит, что снова увидит вас. Когда вы станете знатным, получите высокий чин, не забудьте ничтожных людей из горного захолустья!

Юноша растроганно увещевал его:

— Зачем говорить ненужные слова, если годы ваши еще не клонятся к закату, а черные волосы еще не побелели? Хотя, ваш ничтожный зять и неразумен, но разве он может забыть вашу, дружбу?

Чхоса, преисполненный глубоких чувств, сжал его руку.

Юноша, простившись с ними, день и ночь ехал в столицу. Прибыв в Наньцзин, он отправился к площадке для экзаменующихся. Взглянув на тему сочинения, он в одно мгновение написал и представил его. Вскоре чонтугван 15 перед дворцом огласил имя сдавшего экзамен первым:

— Ли Хён, уроженец Цзиньчжоу, пятнадцати лет. Отец его — бывший сиран Ли Мён.

Юноша вышел вперед и поднялся на площадку для экзаменующихся. Он был очень грустен. Его представили государю, все во дворце были поражены [талантом и молодостью] Ли Хёна. Государь пожаловал ему цветущую ветку, платье синего цвета и удостоил его звания халлим хакса 16. Юноша в ответ поклонился и сказал:

— Мой отец живет на родине в Цзиньчжоу. Вот уже много [35] лет он ждет у ворот, а я мечтаю лишь о том, чтобы, получив приказ государя, почтительно ухаживать за родителями.

Государь разрешил. Юноша несколько раз поблагодарил его за милость. Когда он вышел за ворота дворца, сотни чиновников окружили его.

Юноша ничего не знал о здоровье отца и был в, смятении. Он сетовал на то, что не может взять крылья у гуся и передать радостную весть матери. Разве он мог хоть на минуту предаться радости? И той же звездной ночью отправившись в путь, он прибыл в Цзиньчжоу. Правитель Цзиньчжоу достойно встретил его. Юноша спросил его нетерпеливо:

— Где здесь дом сирана Ли?

— Не имеете ли вы в виду бывшего сирана Ли Мёна? — спросил тот.

— Совершенно верно, — ответил юноша.

Тогда правитель сказал:

— Пять лет тому назад он был убит любовником наложницы Хон Нан. Правитель посадил в темницу и любовника и наложницу, я сам чинил допрос. Действительно, все так и оказалось. Родственников у него не было, и правитель за неимением истцов, не решил дела и заключил [преступников] в темницу. Ли был похоронен со всеми [подобающими] церемониями. А почему вы интересуетесь?

Юноша упал без сознания. Правитель привел его в чувство и спросил о причине. Едва очнувшись, юноша заплакал:

— Я сын сирана Ли. Моя любимая мать, когда была беременна мною, попала в беду по вине этой Хон Нан. Она отправилась в Сучжоу к своим родственникам, но случилось несчастье, и она разрешилась мной в одиночестве, скитаясь у Сицзина. Я всегда питал глубокие сыновние чувства к отцу, но был мал, а путь далек, и потому я только сейчас явился сюда, получив благословение неба — меня украсили золотым цветком корицы, я добился почестей и славы. Я в отчаянии от того, что не знаю отца. Я ехал сюда и днем и ночью и разве мог подумать хотя бы во сне, что придется пережить такое горе, какого не выдержит [даже] небо? [36]

Он снял шляпу, украшенную цветком корицы, распустил волосы и зарыдал так, что [у него] перехватило дыхание. Правитель спросил, чем он может помочь. Юноша попросил показать могилу отца. Правитель направился к могиле, а Ли Хён, поддерживаемый слугой, шел за ним, думая о том, что он [уже] семь лет тоскует по отцу, а мать его преследуют несчастья. Душа его омрачилась. Он сломал ветку коричных цветов, которые достались ему так неожиданно, и отправился к отчему дому. «Посмотреть бы с улыбкой на отца, — думал он. — Вечно меня преследуют нежданные-негаданные беды; тоска, заслонившая небо, безграничная скорбь терзает душу. Жизнь угасает». Когда он увидел могилу отца, к которой шел тысячу ли, ноги у него стали подкашиваться. Он шел, поддерживаемый слугой. Упав на могилу, юноша от горя [на некоторое время] лишился чувств. Долго он лил горючие слезы, в голосе его слышалась скорбь. Правитель и чиновники не могли прервать его стенаний. Но вот он приказал чиновникам привести сюда Хон Нан и ее любовника. Вскоре тюремщик привел связанных преступников. Когда юноша увидел их, гневу его не было границ. Разложили палки, преступников привязали и строго наказали. Допросили, почему они убили сирана. Мужчина ответил:

— Мое имя Хо Ма. У нас с Хон Нан издавна были отношения, как при дожде из облака 17. Я отправился торговать на Рюкю, а когда вернулся, узнал, что сирая увел к себе Хон Нан. Я дал волю гневу и в такой-то год, луну и день заколол его — это случилось в час ыльса.

Затем стали допрашивать Хон Нан, и она со вздохом сказала:

— Меня насильно взял к себе господин Ли. И, хотя я стала его [наложницей], я ничего не знала о том, что Хо Ма убил господина Ли.

Юноша в великом гневе закричал:

— Своим коварством ты выгнала законную супругу Чин и, наконец, погубила моего отца. Небо и земля полны твоим преступлениями. Но теперь все раскрылось! [37]

Юноша пригрозил им, и они, пав ниц, во всем признались. Ли Хён отрубил им головы и, повесив их перед могилой, прочитал поминальную табличку: «В такой-то день, луну и год ваш недостойный сын Хён, проливая горючие слезы, погруженный в печаль, в двух-трех строках говорит о своей скорби. Мое преступление наполнило небо и землю. Я не знал в лицо, своего отца. Живя преступником среди людей, я ничем не отличаюсь от животных. Я ухаживаю за одинокой матерью. Одиноко и бесприютно скиталась она у Сицзина и нашла прибежище у нищей старухи. Прошло более десяти лет, а мои, мысли все время были обращены в ту сторону, где жил отец. Тоска моя безгранична. Я горюю о том, что до сих пор не мог прибыть к отцу. Я был молод и не мог преодолеть, расстояния в тысячу ли. Дни и ночи я надеялся на судьбу, но меня преследовали несчастья. Теперь волей случая я получил милость неба. Я первым сдал экзамены на чин и хотел, отправившись на родину, предстать с поклоном перед отцом и искупить свой грех. О небо! Как прискорбно! Нежданно-негаданно на пути [к вам] меня настигла недобрая весть. Сердце мое будто разорвалось. Как могло небо допустить это! В скорби своей, которая уже пятнадцать лет не покидает меня, я не похож на других людей, я даже не знаю отца. Из-за этого путь к славе закрыт для меня. Я взываю к небу. О тоска, от которой избавит меня только меч! От искренности чувств, которые сводят с ума недостойного сына, расплавятся металлы и камни! Безграничная скорбь не исчезнет во веки веков. Я не мог предстать перед отцом, но теперь головами преступников я обращаюсь к [его] духу. Если душе вашей светло в царстве мрака, посветите и мне! Я возвращусь к матери и пойду по тому пути, на котором остановились вы. Я жду, что вы обратите на меня свои взоры!»

Прочитав табличку, в которой слова были смешаны с кровью, он упал на могилу. Приближенные подхватили его. Едва он пришел в себя, как начал биться головой о могилу и закричал. Горючие слезы капали на его траурное платье, голос его часто прерывался, стоявшие рядом тоже не могли [38] удержаться от слез, не будучи в силах равнодушно смотреть на его горе. Затем юноша в комнате для посетителей разложил поминальные таблички. [Каждое] утро и вечер он приносил жертвы. Искренняя скорбь не проходила со временем.

— Я покончил бы с собой и последовал за отцом, но не могу не думать о матери, которая ждет меня за тысячу ли.

Затем он направил послание государю и сообщил, что находится в трауре и не может служить в столице. Государь издал указ, в котором он выразил соболезнование юноше и освободил его от службы на время траура. [Ли Хён] был тронут. Он поблагодарил государя за милость. Отправляясь в Сицзин, он посетил могилу отца и долго вздыхал и скорбел. Едва придя в себя, он вместе с десятью слугами отправился в путь. Он был печален, на яшмовом лице [его] не было ни кровинки, звездное сияние глаз померкло, дыхание прерывалось.

Ученый муж был благороден и грустен. Он ехал несколько дней и прибыл в какое-то местечко. Деревья и травы здесь были густо переплетены. Юноша остановился в нерешительности. Уже смеркалось. Поблизости не было другого жилья, и ему пришлось остановиться на постоялом дворе. Юноша едва дышал от усталости, ему отвели комнату. Хозяин подал ужин. На столе стояли тарелки с мясом. Ли Хён даже не притронулся к еде и отодвинул от себя блюда. Его слуга Сон Чжин сказал трактирщику:

— Наш господин в трауре, свари рисовый отвар и подай.

Тот вышел. А Сон Чжин, почуяв, что из-за дома донесся запах жирного мясного супа, потихоньку пошел туда. Вдруг [он услышал, как] на кухне кто-то сказал:

— Гость не ест мяса, отчего бы это?

— Потише, вы! Он не ест человеческого мяса, но ты приготовь ему зелье к закуске без мяса. Он заболеет, ослабеет и помрет от одного этого зелья!

Сон Чжин в испуге бросился к господину и рассказал ему все, от начала до конца. Юношей овладело беспокойство, но он сказал слуге:

— Я понял тебя, говорят, в пустынных местах из [39] человеческого мяса делают пельмени. Людей убивают, а имущество забирают. Выходит, это верно. Ты помалкивай, а я уже придумал кое-что.

Между тем трактирщик принес рисовый отвар.

— Мне что-то нехорошо, убери это! — сказал ему юноша.

Слуга унес столик, а трактирщик вышел, напуганный. Юноша спокойно улегся. Вдруг за перегородкой тихонько захихикали и кто-то сказал:

— Он не захотел есть ни человеческого мяса, ни рисового отвара. Он хочет остаться в живых, однако ночью, в пятую стражу, ему не удастся избежать нашего ножа!

Услышав этот разговор, юноша испугался и стал думать, куда бы бежать. В пустынных горах глубокой ночью нет ни души. Он не знал, что делать, [но вскоре] сообразил кое-что.

У трактирщика вся усадьба была обсажена терновником, а на кустах развешаны колокольчики. Если придут грабители, от звона колокольчиков все проснутся, переполошатся, начнут рыскать вокруг и бандиты не осмелятся учинить злодеяние. Юноша, все продумав, тихо позвал Сон Чжина. Тот взял тонкую веревку, привязал ее к терновнику, а другой конец протянул в комнату юноши. В третью стражу они оба потихоньку потянули за веревку, колокольчики зазвенели. Люди в трактире перепугались, схватили факелы и выбежали с криками за ворота. Они сновали вправо и влево, а юноша и его слуги воспользовавшись [переполохом], сели на ослов и бежали.

Проехав тридцать ли, [они увидели] у дороги большой дом. [Люди с] факелами стояли в ряд и шумели. Юноша попросил разрешения провести здесь ночь. Один из чиновников сказал:

— Светлейший Ён-ван 18 едет в столицу, собирается побывать на приеме у государя и принять участие в пире. Сегодняшнюю ночь [он] проводит здесь. Все чиновники собрались [приветствовать его]. Ён-ван — четвертый сын Тхэ-чжо 19, имя его Чхе. Его резиденция в Яньбэе.

Юноша, узнав, что здесь четвертый сын государя, Ён-ван, побоялся войти. Вдруг позади него раздался голос:

— Гость украл в трактире вещи! [40]

Юноша оглянулся: несколько десятков головорезов окружили его, держа в руках мечи и копья. Юноша испугался и, обратившись к стоявшим рядом чиновникам, пожаловался:

— Я не ссорился с этими людьми, но они преследуют меня; со злым умыслом. Я надеюсь, что вы поможете мне.

Только он промолвил, как разбойники в одно мгновение подскочили и схватили его, а слуг его связали. Чиновники, увидя, что юноша попал в беду, сжалились над ним и обрушились с бранью на преследователей:

— Когда хватают разбойников или краденое, докладывают в управу и там решают дело. Отчего же вы самовольничаете? Наш государь своею мудростью превосходит других людей. Идите и доложите ему, пусть он рассудит!

Чиновники, ведя юношу и разбойников, пришли к Ён-вану.

Ван уже давно находился в пути. Остановившись здесь, где не было ни души, он не мог заснуть и беседовал с монахом, Пон Чжон Еком о древних и нынешних [порядках]. Вдруг с улицы донесся шум, и толпа чиновников, ведущих разбойников и человека в траурном платье, предстала перед ваном. Они изложили суть дела. Ван обратился к разбойникам с вопросом:

— Если гость украл у вас [что-то], то вы можете обвинить его только в том случае, если у него есть краденые вещи. Как же можно хватать [человека], если он не вор?

Разбойники принялись лгать:

— Мы его проводили в комнату и уложили спать. Вдруг в полночь раздался звон колокольчиков на заборе, и гость бесследно исчез. Совершенно очевидно, что он сбежал, украв, что-то. Мы бросились следом, даже не осмотрев дом. Если не обнаружим у него краденого — уйдем, только и всего, ничего страшного нет. Однако, если гость ни с того ни с сего ночью открывает ворота трактира и убегает, должна быть веская причина. Если у него были для этого какие-то основания, нужно было прежде пойти и сказать хозяину трактира. Вы, господин, пожалуйста, подумайте об этом.

Ван, считая их слова резонными, обратился к юноше: [41]

— Как ваше имя и фамилия? Почему вы, благородный. человек, открыв ночью ворота трактира, сбежали? Расскажите мне!

Юноша выслушал и, не изменившись в лице, не спеша, рассказал:

— Меня постигло горе, достигающее небес. Едва миновали первые дни траура, я направился в Сицзин ухаживать за старой матерью, вот потому я и попал сюда. Хозяин трактира задумал обмануть меня, подсунув человеческое мясо, но у него ничего не вышло. Тогда, [как я узнал из разговора], он собрался меня погубить. Я узнал о том, что меня ожидает, и не стал [ничего] есть. Случайно я подслушал разговор и понял, что меня хотят погубить. Хоть я и преступник, пребывающий в скорби, но погибнуть в дороге понапрасну никому не захочется. Мне пришлось прибегнуть к хитрости и бежать сюда. Естественно, эта шайка погналась за мной. Господин, обыщите мои вещи и слуг и расследуйте все тщательно. Вы не раскаетесь в этом.

Он кончил. Речь его была искренней, и лицо оставалось спокойным. Ван был мудрым человеком. Выслушав его, он. все понял и сказал:

— Я слышал раньше, что в пустынных местах человеческим мясом и зельем травят людей. Оказывается, это и на самом деле так.

Так как ван ведал государственными делами, он решил разобраться в этом в самый кратчайший срок; [он] велел чиновникам, осмотреть дорожные вещи юноши и приказал стражникам:

— Схватите эту шайку и обыщите трактир, узнайте, откуда они берут человеческое мясо!

[Чиновники], выслушав приказ, взяли под стражу разбойников и пришли к трактиру, сразу нашли [там] и жареное человеческое мясо и вареное. Убитые лежали на столах. Стражники связали всех, [кто служил] в трактире, от мала до велика, привезли в резиденцию вана и тотчас ему обо всем доложили. Пока [шло расследование], настало утро. Ван, узнав подробности, разгневался и пригрозил хозяину трактира. Тот во всем [42] повинился. Ван был потрясен. Главаря казнили, остальных [преступников] наказали палками и сослали на дальние границы в солдаты.

Затем ван приказал своим приближенным позвать юношу, А юноша между тем восхищался, как [быстро] ван, словно небожитель, раскрыл это дело. Он удалился в нижние покои, ожидая дальнейших событий и собираясь отправиться в дорогу. Услышав, что ван его зовет, он скромно сказал:

— Я в трауре. Как мне, недостойному, предстать перед лицом могущественного государя?

Ван настаивал на своем приглашении:

— Во дворце все, конечно, должны видеть его в платье чиновника, но какие могут быть церемонии при [случайной] встрече в пути?

Юноша опять передал через слуг:

— Я — Ли Хён, халлим хакса, первым сдавший экзамен на чин этой осенью, ношу траур по отцу и не могу подчиниться милостивому приказу. Направляюсь сейчас в Сицзин ухаживать за матерью. Я попал в беду и находился между жизнью и смертью. Своей властью ван избавил меня от шайки злоумышленников. Мне очень хочется поблагодарить вана за великодушие, но не смею предстать перед светлыми очами. Зачем же попусту говорить об этом?

Ван непременно хотел повидать юношу, и сам отправился к нему. Ли Хён был так смущен, что не смог принять его должным образом. Он встретил его у порога и скромно приветствовал. Ван поклонился в ответ и поднял глаза: хотя юноша и похудел от печали, но его смятение не было смятением преступника. Ван с достоинством сказал:

— Я — Ён-ван, четвертый сын государя, владетельный князь. Не зная вас совсем и впервые встретив на постоялом дворе, я увидел небожителя. Счастью моему нет границ.

Юноша почтительно сказал:

— Я преступник. Сегодня случайно предстал перед вами, и милость, оказанная вами, облагодетельствует меня и в будущем. Я не скоро приду в себя от глубокого потрясения. Вы, [43] великий человек, пришли к преступнику из подлого дома. Я не могу побороть в себе священного трепета.

Ван с улыбкой сказал:

— Я один из первых князей. С давних пор я ратовал за то, что нам нужны мудрецы, и, хотя мне не дано постигать людей, тем не менее я вижу в вас дар правителя и способность повелевать подданными. Я поздравляю вас с получением милости государя.

— Я, невежественный, могу опозориться перед вашими чиновниками; как мне выполнять ваши приказы? — проговорил юноша.

— Вы носите траур по отцу и побывали на родине. Отчего же ваша матушка живет в Сицзине? — спросил ван.

Юноша затрепетал, и слезы, которые он пытался сдержать, потекли по яшмовому лицу, траурное платье промокло. Долго он не мог вымолвить ни слова.

Ван сказал со вздохом:

— Святые мудрецы боялись нарушить покой, разве не предостерегали правителей от отчаяния люди прошлых веков?

— Слова ваши справедливы, — ответил юноша, — но [судьба] моя не такая, как у других людей. Я расскажу вам подробно, что произошло со мной. Этой осенью я сдал экзамены на чин. Звание, которое [я получил] не по заслугам, для меня слишком высоко, но великодушие государя не знает границ. Я, ничтожный, замыслил отправиться на родину, навестить отца. Я хотел вернуться в столицу, чтобы отблагодарить [государя] хоть на одну десятитысячную за небесную милость, но прегрешения мои оказались слишком велики и судьба жестока. Отец безвременно скончался, а пока я жил, я не знал его и не мог выразить сыновние чувства. Моя скорбь взывала к небу и земле, и некуда мне было деться. Я думал, что лучше исчезнуть, пойти вслед за отцом и отблагодарить за великую милость своего рождения, за которую я не отблагодарил на этом свете, но я не могу бросить одинокую старую мать на чужбине. Поэтому я не расстался со своей никчемной жизнью. Есть ли еще на свете такой грешник, как я? [44]

Ван стал его утешать:

— То, что ваш отец преждевременно скончался, — зависело от неба. Зачем же из-за глубокой преданности [к отцу] пренебрегать здоровьем старой матери?

Юноша растроганно поблагодарил. Своими речами он внушил вану еще большую симпатию, и [ван] не знал, как расстаться с ним. Юноша поднялся и сказал на прощание:

— Я, грешник, случайно в пути получил милость вана и глубоко тронут этим, на душе у меня стало светлее. Меня ждет старая мать у ворот дома, и с каждым днем сердце мое все больше тоскует в одиночестве. Я спешу и сейчас вынужден почтительнейше распрощаться с вами.

Расставаясь, ван испытывал самые теплые чувства к Ли Хёну. Он сжал руки юноши и сказал:

— Я человек бесталанный и не могу привлечь ваше внимание, но внемлите моей искренности. Давайте договоримся о будущей встрече.

Для юноши все дела были как плывущие облака, и слова вана не нашли отклика [в его душе], он только обратил на гостя взор, полный благодарности. Ван словно дитя дракона и феникса — на нем печать солнца. Вид у него могущественный, лицо дракона, грозные брови, большой нос. Разве не обладал он внешностью правителя государства? Он был похож на сына неба в святые времена. Пораженный, юноша несколько раз внимательно «посмотрел на него, дважды поклонился и вздохнул и, не говоря ни слова, удалился. У вана сжалось сердце. Он отправился в путь и прибыл в Цзиньлин. Явившись на утренний прием к сыну неба, почтительно приветствовав его и государыню, ван сказал:

— По пути в столицу я остановился в области Цичжоу в деревенском доме. В тех местах человеческим мясом и необыкновенными зельями губят людей и присваивают их имущество. Я, дав волю гневу и не доложив вам, обезглавил убийцу-главаря, а остальных сослал в отдаленные земли в солдаты. Не зная, какова на то ваша воля, я трепещу, [ожидая наказания] за свое преступление. [45]

Государь, выслушав, улыбнулся:

— Я объединил [всю] Поднебесную, но она широка, без края. В трактире вы уничтожили зло, которое там [причиняли] людям. Я считаю [ваше деяние] прекрасным, разве это преступление?

Поблагодарив за милость, ван со вздохом заметил:

— Какого талантливого человека вы избрали этой осенью [на экзаменах] во время паломничества на могилы!

Государь сказал:

— Ли Хён, который нынче первым сдал экзамены, исключительный человек, но у него умер отец, и он пребывает в трауре. Это очень прискорбно.

Ван рассказал:

— Ли Мён изгнал жену, когда его сын был еще во чреве матери. Она отправилась на родину в Сучжоу, но попала в бурю и ее принесло в Сицзин. Мать и сын едва выжили. Когда Хён подрос, он прибыл в столицу, сдал экзамены на чин и уехал в Цзиньчжоу. Ли Мёна злодейски убили, по вине развратной наложницы его не стало. Ли Хён глубоко скорбит В траурном одеянии он отправился в Сицзин к старой матери. Заехав в трактир, где кормили человеческим мясом, и узнав о подлых кознях, он задумал кое-что и избежал злодейства. Хоть я видел его всего один раз, но сразу понял, что человек он необычный. В беседе он проявил талант правителя, я был сражен его достоинствами. Получив милость государя, я обосновался в Яньбэе. Земли там обширны, горы и реки великолепны. Очень трудно их оборонять от варваров. Я не знаю покоя ни днем, ни ночью. Как бы мне не ошибиться я большом деле, как бы не опозорить могущества государя. Стоит пригласить такого выдающегося человека [на службу]. Мы вместе с ним будем править областью и разгадаем подстерегающие нас тайные помыслы варваров. В пограничных землях мне не обойтись без талантливых людей. Я видел Ли Хёна. Он человек необычный. Вы оказали мне доверие, так упрочьте же мое положение, чтобы я смог достойно управлять Яньбэем. [46]

Государь погрузился в размышления и через некоторое время сказал:

— Я хотел услышать ваше мнение. Хоть замыслы ваши широки и поражают своей изобретательностью и дело, [которое вы предлагаете], важно, но как же мне отдать Ли Хёна? Мой внук характером слаб, а все эти Пан Хё Ю, Кён Чхён, Че Тхэ, Хван Ча Чжин 20 — недостойные мунсины 21. У государства нет опоры. Как же мне отдать Ли Хёна?

Ван глубоко задумался и, не говоря ни слова, ушел. Издревле говорят: скажешь днем — услышат птицы, скажешь — ночью — услышат мыши. Этот разговор получил огласку. Советник Че Тхэ и первый министр Хван Ча Чжин перепугались и сказали государю:

— Ён-ван и его подданные что-то замыслили. У Ён-вана обширные владения, и к себе на службу он просит таких героев, как Чон Хён, Ым Хын. Государь, положение ваших потомков может оказаться так же ненадежно, как у яиц, сложенных горой. И день и ночь мы тревожимся об этом. Он хочет пригласить к себе этого Ли Хёна, якобы чтобы обороняться от варваров. [На самом деле] это [лишний раз] говорит о его далеко идущих замыслах.

Однажды на приеме у государя министр Хван заметил:

— Хоть Ён-ван и сын государя, но он самостоятельный князь, внушающий опасения. Разве можно оставлять его надолго во дворце? Его немедленно следует отослать.

Советник Че сделал скорбное лицо и добавил:

— Ён-ван [просит] уступить ему Ли Хёна, сдавшего первым экзамен. Его [просьба] содержит в себе глубокий смысл. Мы боимся, как бы не повредило это вашим наследникам в будущем. Скорее отошлите его обратно!


Комментарии

1. Юнлэ — девиз правления, минского императора Чэнцзу (1403-1424).

2. Сиран — советник при министерстве.

3. Хуну — девиз правления основателя минской династии Тайцзу (1368-1398).

4. Жэньсюй — 1382 год.

5. Кан — мера площади для жилого помещения (2,5 кв. м).

6. Шицзин — «Книга песен», одна из книг конфуцианского канона, памятник древней китайской поэзии.

7. Чхок — мера длины, равная 0,32 м.

8. Праздник седьмого дня седьмой луны. — По китайской легенде, в этот день на мосту через Серебряную реку (Млечный Путь) встречаются Пастух и Ткачиха (названия звезд в созвездии Водолея), разлученные небесным государем за то, что, увлекшись любовью, они забыли свои обязанности: пасти скот и ткать шелк.

9. Чхоса — чиновник в отставке.

10. Тростниковая шляпа и плащ — одежда отшельника.

11. Луньюй — одна из книг конфуцианского канона, в ней записаны беседы Конфуция с учениками.

12. Поймать синее облако... — т. е. преуспеть на службе.

13. Украсить цветком корицы — т. е. успешно сдать экзамены на чин. Выдержавший первым экзамен получает в награду ветку с искусственным цветком корицы.

14. Утки-неразлучницы — утки, которые всегда живут парой. Утки-неразлучницы — символ супружеской верности.

15. Чонтугван — чиновник, оглашающий список лиц, сдавших государственный экзамен.

16. Халлим хакса — звание, которое в средневековой Корее давали высшим чиновникам.

17. Отношения при дожде из облака — т. е. любовные отношения. По китайской легенде, фея, обитающая в горах Ушань, однажды приняла князя и разделила с ним ложе. При расставании она сказала, что утром превращается в облачко, а вечером выпадает дождем.

18. Ён-ван — по-китайски Янь-ван, четвертый сын минского императора Тайцзу (1368-1398) и дядя императора Хуйди (1399-1403), правил областью Янь. Янь-ван восстал против Хуйди и захватив престол, провозгласил себя императором Чэнцзу (1403-1424).

19. Тхэ-чжо — Тайцзу, основатель династии Мин (1368-1398).

20. Пан Хе Ю, Че Тхэ, Хван Ча Чжин — по-китайски Фань Сяо-жу, Ци Тай, Хуан Цзы-дэн — сановники минского императора Хуйди (Так в книге: в тексте "Хё", в комментариях "Хе". — OCR).

21. Мунсин — гражданский чиновник. В Корее в эпоху Корё (918-1391) так называлась партия «гражданских чиновников», которые боролись за власть с «партией военных» — мусин.


Текст воспроизведен по изданию: Ссянъчхон кыйбонъ (Удивительное соединение двух браслетов). М. Наука. 1962

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.