№ 25

Декларация Военного правительства провинции Юньнань об объявлении войны маньчжурам

4609 год эры Хуанди

Военное правительство провинции Юньнань Китайской Республики обращается к вам, отцы, братья и сестры, к вам, ханьцы, населяющие провинцию Юньнань.

Прошло уже более 260 лет с тех пор, как презренные маньчжуры ворвались в пределы нашей страны. Они принесли нам, потомкам Хуанди, неисчислимые бедствия и страдания, они разрушили нашу древнюю культуру, осквернили наши святыни. Они обрушили на нас произвол и тиранию, попрали нас, мы стали их рабами, их домашним скотом и не смели поднять головы. И вот ныне, наконец, настал час расплаты. Народ горит таким желанием возродить свое независимое государство, что волна революции за один день распространилась на тысячи ли. Мы, рядовые офицеры, повинуясь чувству долга, в 9-й день 9-й луны (30 октября 1911 г.) подняли знамя борьбы за справедливость. К нам присоединились все войска, которые поставили своей целью изгнание цинских [91] чиновников и защиту простого народа. Самым дорогим, самым ценным в мировой цивилизации являются права человека, и люди, в течение длительного времени находившиеся под игом чужеземцев, не могут не помышлять, не стремиться к независимости. Знамя борьбы за справедливость, поднятое нами, уже само говорит о наших целях. И все же, чтобы вы получили лучшее представление о том, почему мы выступили против маньчжуров, мы хотим шаг за шагом раскрыть перед вами, ханьцы, жители провинции Юньнань, все преступления маньчжуров.

В древности род по имени Тоба ⁸, возглавлявший северные племена, обитал в бассейне реки Ло, однако в то время нападать на ханьцев эти племена не решались. После вторжения в Китай маньчжуры все время боялись стремления ханьцев к освобождению и потому на все важные посты назначали только маньчжуров, которые благодаря этому могли неотступно следить [за нами] и делать все, чтобы мы, ханьцы, навсегда остались их рабами.

Сердце маньчжуров как у змеи, нрав как у хищных зверей. Это их первое преступление.

В свое время маньчжурский император Сюань Е (Канси) ⁹ ввел единый налог, объявив, что этот налог никогда не будет увеличиваться. Однако вскоре стало известно о введении лицзиня ¹⁰, а следом и других. В последние годы налоги еще больше возросли, с народа сдирают последнюю шкуру, из него выжимают все соки. Сколько тысяч умирает в тюрьмах, гибнет от голода! Маньчжуры на словах гуманны, но в душе нечеловечески жестоки. Это их второе преступление.

Когда маньчжуры вторглись в Китай, в стране царил хаос, народ бедствовал. Провинция Юньнань, расположенная на окраине страны, оставалась более или менее спокойной. Тем не менее маньчжуры заявили, что, пока не перебьют ханьцев, они не остановятся, и послали в Юньнань большое войско во главе с предателем У Сань-гуем, и на своем пути У Сань-гуй оставлял горы убитых и тысячи ли опустошенных земель без следа человеческого жилья. Мы, ханьцы, вспоминая об этом, и теперь не можем сдержать слез. В чем наша вина, почему нам выпали такие испытания? Это третье преступление маньчжуров.

Известны случаи сожжения исторических трудов при прежних династиях. Причиной тому обычно служило правдивое описание историками жестокого правления современной им династии, однако к [запрещенным] никогда не относили те книги, в которых освещались события, касавшиеся прежних династий. А маньчжуры, боясь, что у ханьцев появится стремление к восстановлению своего государства, сожгли более восьми тысяч книг, в том числе и такие, как докладные записки чиновников конца Минской династии и даже книги периода Сун ¹¹ и Юань. Маньчжуры пытались заставить ханьцев забыть свое прошлое, свою [92] историю и навечно превратить их в рабов. В этом их четвертое преступление.

Нигде в мире не было подобной системы вечного рабства. Маньчжуры, захватившие Китай, смотрят на ханьцев как на домашний скот, за малейший проступок ханьца отдают в распоряжение восьмизнаменных, превращая навечно в маньчжурского раба. А если кто-нибудь убежит, наказание несут родственники, вплоть до девятого колена. Маньчжуры ведут себя нечестно, жестоко притесняют простой народ. В этом их пятое преступление.

Маньчжуры, стремясь истребить род ханьцев, установили такой жестокий закон: если кто-либо из ханьцев преступит закон, даже незначительно, его неминуемо ждет смерть. Оглядываясь лишь на последние несколько лет, мы видим, что ни один приговор даже по самому незначительному преступлению не пересматривался. Утром из области шлют телеграмму, а вечером узник уже казнен. Все в руках уездных начальников, по своему произволу эти чернильные чиновничьи души могут казнить или миловать. Министр юстиции об этом и слышать не желает, а инспектору нет дела до этого. Таким образом, в судопроизводстве царят беззаконие и произвол, а взывать к небу бесполезно. Это шестое преступление маньчжуров.

Маньчжуры ввели для чиновников такое облачение: шапка с собачьим хвостом, рукава, напоминающие форму лошадиных копыт. Такой наряд делает нас похожими на диких зверей и унижает в глазах иностранцев. Мы утратили свой культурный облик, уподобились животным. В этом седьмое преступление маньчжуров.

Преступления маньчжурских варваров говорят сами за себя, однако в довершение всего цинское правительство в последнее время делало все, чтобы окончательно истребить наш народ. Вот почему мы не можем откладывать революцию, вот почему мы вновь и вновь повторяем соотечественникам, что новое правительство создано для защиты интересов народа. Маньчжурское правительство своим безразличием и беспомощностью ввергло наш народ в пучину бедствий. Великие державы были готовы в любой момент наброситься на нас из-за угла и разорвать Китай на части.

Сознавая, какая страшная опасность нависла над страной и что гибель угрожает государству и нации, соотечественники стали организовывать во всех уездах и провинциях народные отряды и школы физического воспитания. Их создавали для отпора иностранцам, а не для борьбы против маньчжурского правительства. Но когда маньчжуры стали действовать по методу “лучше пусть все отойдет державам, чем попадет в руки домашних рабов” и стали говорить об ограничениях и роспуске, когда мы увидели, что все, созданное с великим трудом, вот-вот рухнет и вряд ли можно будет все начать вновь, когда [93] убедились, что все наши попытки отстоять нашу страну всегда будут наталкиваться на противодействие маньчжуров, нам стало ясно, что маньчжуры, а не иностранцы погубят нашу страну. Следовательно, пока не уничтожено маньчжурское правительство, не изгнаны маньчжурские чиновники, до тех пор невозможно возрождение нашей родины. Это первое, почему нельзя откладывать начало революции.

Европейцы называют нашу страну золотым краем. Если бы мы развивали промышленность, провели железные дороги, разрабатывали полезные ископаемые, мы были бы сказочно богатой страной. Но маньчжуры не стремились преумножать наши богатства, они способны лишь обирать народ. Поскольку они довели парод до нищеты, они обращаются за иностранными займами, говорят о реформе денежной системы, а на деле деньги от займов уходят на увеселения и забавы маньчжурских правителей и их родни. С тех пор как был взят заем у четырех держав ¹², маньчжурское правительство поставило жизнь и имущество нашего народа под контроль иностранных государств. Известно ли это нашему народу? Так как средства, получаемые от займов, расходуются не на нужды страны, платить нам будет нечем, и тогда державы введут войска, чтобы установить контроль. Будет ли у нас место, чтобы умереть? Это второе, почему нельзя откладывать осуществление революции.

Миллионы людей в стране голодают, повсюду можно видеть трупы умерших от голода. Даже европейцы, чуждые нам по духу и крови, принимали какие-то меры для организации сбора средств в помощь голодающим. Что касается маньчжурского правительства и провинциальных властей, то никто не слышал, чтобы они пожертвовали хотя бы горсть зерна или какую-либо одежду для голодающих. Зато на строительство новых резиденций князей да загородных дворцов тратятся миллионы. Как же не возмущаться тем, что маньчжуры живут за счет народа и притом еще издеваются над ним и истребляют его! Недаром в “Цзочжуане” ¹³ сказано: “Сердца чужеземцев враждебны нам”. Это третье, почему нельзя откладывать осуществление революции.

Когда же в народе созрела решимость поднять революцию и господству Цинов стала угрожать опасность, маньчжуры попытались одурманить ханьцев, отвлечь их от борьбы введением конституции. Внешне это выглядело как проявление гуманности, но если присмотреться поближе, сразу обнаружатся их нечестные намерения. Так, на всех важных постах по-прежнему сидят маньчжуры, глубоко враждебные нам, ханьцам. Маньчжурам больше никого не удастся обмануть, нам слишком хорошо известно их коварство. Сейчас, когда маньчжуры попали в затруднительное положение, мы должны во имя китайской нации подняться на борьбу за справедливость, прогнать маньчжурских чиновников и уничтожить их главарей, взять судьбу нации в свои руки. [94]

Военное правительство провинции Юньнань установило свою власть и сплотило вокруг себя всех соотечественников. Однако есть опасность, что в глухих уголках [провинции] найдутся герои, которые будут стоять за монархию, а это вызовет и внутреннюю междоусобную войну, что будет на руку маньчжурам. Военное правительство опасается также, что некоторые, нахватавшись новых знаний и находясь под впечатлением достижений западной цивилизации, начнут ратовать за неограниченное развитие промышленности и торговли, а это приведет к тому, что богатые и сильные завладеют всеми богатствами, а народу нечего будет есть, и мы окажемся перед лицом социальной революции. Поэтому наш 400-миллионный народ должен поставить перед собой цель: смести маньчжуров с нашей земли, возродить Китай, создать республику, установить равные права на землю. Кто против, того ждет всенародная кара!

О соотечественники! Отцы, братья, сестры! Разве мы с вами не одна семья? Разве мы без роду-племени? С тех пор как дикие маньчжуры вторглись к нам с востока и захватили наши земли, мы не можем приносить жертвоприношения нашим предкам, сами же мы превратились в рабов и принуждены сносить зверское обращение. Разве можем мы считать себя потомками Хуанди, если не будем думать о мести и не будем готовы выступить против врагов с оружием в руках?

Сейчас, когда начались военные действия против маньчжуров, мы повторяем вновь и вновь: нельзя допускать каких-либо демагогических речей, проявления враждебности к иностранцам, а также религиозных гонений. Ведь именно эти три момента обусловили в свое время поражение хуйданов на юге и ихэтуаней ¹⁴ в Пекине и Шаньдуне. Глава тайпинов Хун Сю-цюань признавал лишь христианскую религию, сжигал буддийские храмы, чернил конфуцианство. Это оттолкнуло от него просвещенных людей и простой народ, чем и воспользовались маньчжуры. Мы ни в коем случае не должны повторить эти ошибки. Каждый, в ком есть хоть капля здравого смысла, обязан помнить об этом и стараться избежать подобной опасности; кто этого не понимает, тому необходимо растолковать и направить его по нужному пути. Нельзя свою веру считать истинной, а чужую религию — еретической; между нами и европейцами следует наладить торговлю. Все, что на пользу нам, нашему делу, мы принимаем, а что идет во вред, будет караться по законам военного времени.

Несколько слов еще о тех ханьцах, которые состоят на службе у маньчжуров. По своему происхождению они являются ханьцами, разве могут они забыть расправу над нашими отцами, надругательства над нашими женщинами, которые маньчжуры учинили при вторжении в Китай? Почести и награды делали этих ханьцев послушными и покорными. Однако, если при приближении революционных войск эти [95] чиновники откажутся служить цинскому правительству, поспешат перестроиться и выразят готовность смиренно подчиниться нашим приказам и сдать город или уезд, им будет сохранена должность. Те же, кто забыл свое происхождение и помогает маньчжурам в борьбе против нас, как только попадут в наши руки, будут казнены без пощады.

Что касается самих маньчжуров, то вот уже скоро 300 лет они живут за счет Китая, кто как не мы кормим и одеваем их. Им бы следовало быть благодарными земле, которая кормила их, а они оказывают сопротивление нашим войскам; и они погибнут от нашего меча, и никто не будет виноват в этом, кроме них! Если же маньчжуры, осознав свою вину, захотят вернуться на земли своих предков, чтобы, охраняя свой Цзяньчжоу ¹⁵, служить заслоном для нашего Китая, то они, не откладывая, могут перебраться в район Хэйлунцзяна и Цзилиня. Маньчжуры, которые предпочтут остаться в собственном Китае, должны будут заняться земледелием или скотоводством, и они будут приравнены ко всему народу и по своему положению. Военное правительство, руководствуясь великодушием и гуманностью, намерено предоставить им равные со всеми права на выборах, так же как и в обложении налогами.

Если же маньчжуры, обосновавшиеся на землях ханьцев, забудут, что сделали для них ханьцы, и не будут заботиться об искуплении своей вины, а, [напротив], вступят в сговор и выступят заодно с маньчжурами, проживающими за пределами Китая, тогда Военное правительство пошлет против них свои войска и их логово будет сметено с лица земли, а весь их подлый род до единого человека истреблен. Таков закон!

Настоящая декларация распространяется на территории Монголии, Синьцзяна, Цинхая и Тибета.

1 ноября 1911 г.

“Синьхайская революция”, т. 6, Шанхай, 1957, стр. 259—262 (“История господства маньчжурских варваров в Китае”, [б. м.], 1912, стр. 43—45) (кит. яз.).

Комментарии

8. Род Тоба — правящий род племени сяньби, вторгшегося в Северный Китай и основавшего там в III в. н. э. династию Вэй (220—264 гг.).

9. Сюань Е — личное имя императора маньчжурской династии Канси, правил с 1662 по 1722 г. При нем было завершено завоевание Китая и осуществлен ряд мер, способствовавших упрочению власти маньчжуро-цинской династии. Опираясь на классовый союз с китайскими феодалами, правящая династия стремилась приспособить к своим нуждам китайские формы государственного правления, использовать язык и идеологию порабощенного народа, прежде всего конфуцианство. Наряду с беспощадным подавлением всякого рода антиманьчжурских выступлений, будь то народные восстания или проявление инакомыслия (широкое распространение при Канси получила так называемая литературная инквизиция), Канси был вынужден пойти на некоторое упорядочение системы феодальной эксплуатации, в частности в отношении налоговой политики.

10. Лицзинь — таможенный сбор, взимавшийся внутренними заставами, которые учреждались на границах провинций и уездов, на местах переправ через реки и т. п. Был введен цинским правительством в 1853 г. в разгар тайпинского восстания как временная мера для покрытия военных расходов помещичьей армии Цзэн Го-фаня. Однако продолжал взиматься и после подавления восстания и превратился в одну из основных статей дохода местных властей, которые произвольно увеличивали число застав и размеры сбора с провозимых товаров, а также устанавливали всевозможные надбавки к лицзиню. Официально был отменен лишь в 1931 г.

11. Сун — китайская династия, правившая с 960 по 1279 г. При ней происходит объединение страны, распавшейся в начале X в. на отдельные царства и самостоятельные феодальные владения. В годы правления Сунской династии Китай непрестанно подвергался нападению со стороны киданей, тангутского царства Си-ся, чжурчжэней и монголов, и в результате монгольского завоевания на китайском престоле утвердилась чужеземная династия Юань.

12. Заем у четырех держав предоставлялся цинскому правительству международным банковским консорциумом Англии, Франции, Германии и США на основе соглашения от мая 1911 г. Заем, заключенный на сумму 4 миллиона фунтов стерлингов из расчета 5% годовых, предназначался на строительство железных дорог в Центральном и Южном Китае и являлся орудием дальнейшего закабаления страны империалистическими державами.

13. “Цзочжуань” — летопись древнекитайского княжества Лу (VIII—V вв. до н. э.). В хронологическом порядке описывает факты политической истории, события придворной жизни, военные походы, стихийные бедствия. Автор и время написания окончательно не установлены. Традиция приписывает ее создание ученику Конфуция и относит к V в. до н. э.

14. Ихэтуани — “отряды справедливости и согласия” — выступили под лозунгом изгнания иностранцев из Китая. Восстание было поднято в 1899 г. в северных и северо-восточных районах Китая и вначале в основном носило антиправительственный и антифеодальный характер, но затем Цины предпринимают шаги, чтобы отвести удар от себя и направить его в русло антииностранной борьбы. В июне 1900 г. ихэтуани начали осаду посольского квартала в Пекине, а также блокировали иностранные концессии в Тяньцзине. В ответ на это империалистические державы направили в Китай свои войска, и восстание было жестоко подавлено. Интервенция восьми держав привела к полной капитуляции маньчжурского правительства и подписанию тяжелого и унизительного для Китая “Заключительного протокола” (1901 г.)

15. Цзяньчжоу — город в современной провинции Гирин, один из первых маньчжурских городов. Упоминается уже в танских источниках, с XVII в. становится центром консолидации маньчжурских племен.