Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

КОЗЛОВ П. К.

ДНЕВНИКИ

1923 — 1926

ПОЕЗДКА В ЛЕНИНГРАД И МОСКВУ

14 декабря 1924 г.

Наконец, сегодня выезжаю в далекую дорогу, в Ленинград. Перед отъездом мысленно подвел итоги всему, что удалось сделать за 1924 год в Монголии. Должен сказать, что сделано экспедицией много. Мое сердце полно чувствами горячей любви и благодарности ко всем моим старшим и младшим сотрудникам, которые изо дня в день, невзирая ни на какие невзгоды, свято и беззаветно выполняли свой долг. Одни из них умело и самоотверженно работали на дне курганов — в полутьме, в холоде и грязи, часто с риском для жизни производили выборку научных сокровищ из погребальных помещений. Другие — в горах или степи, не зная устали, неделями и месяцами эксурсировали с планшетом или ружьем в руках, с копалкой для растений или сачком для насекомых. И во всех случаях своей разнообразной жизни — с успехом или с неудачей — мои спутники возвращались в главный лагерь, твердо зная, что они могут поделиться с товарищами своими переживаниями, что они во всех встретят сочувствие. Путешествие и научная работа среди природы, ее широкого простора, роднят и сближают людей, и в то же время воспитывают и приучают к сознательному выполнению своего долга перед Родиной.

В одиннадцать часов утра покидаю Улан-Батор. Утро серое, довольно мрачное.

16 декабря.

Прибыл в Алтын-булак, где был очень гостеприимно встречен нашим консулом. В Троицкосавске прожил два дня, прочел публичную лекцию о работах экспедиции в Монголии. Осмотрел местный музей, и с особым вниманием остановился у витрины с находками из кургана в Ноин-ула. Здесь оказалось несколько бронзовых предметов, мелкие кусочки золота, два образца серой шелковой ткани, прядь волос, кусок нефрита, золоченая пряжка и немногое другое. [62]

18 декабря.

Выехал на Верхнеудинск. Очень приятно было ехать по льду реки Чикой, через ее острова, а дальше по Селенге, где тоже по льду — чудесная ровная, накатанная дорога. Перегоняли обозы с мясом и шкурами, а навстречу везли все больше муку и керосин.

Уже в полной темноте добрались до первой цели путешествия — города Верхнеудинска. Проезжая под мостом через Селенгу, едва не попали в прорубь, только окрик встречных пешеходов заставил нас во-время остановиться.

19 декабря.

С утра отправился к управляющему делами Совнаркома. В Совнаркоме решили, когда и где я сделаю доклад о результатах наших исследований. Я буду выступать на съезде учителей, который как раз открылся в Верхнеудинске.

20 декабря. Лекция сегодня прошла у меня особенно удачно. Причиной этого была, вероятно, аудитория, состоявшая из учеников-студентов техникума и преподавателей, прибывших на съезд. Слушатели оказались необыкновенно внимательными, они не спускали с меня горящих глаз и ловили каждое слово.

21 декабря.

Ранним утром мои новые знакомые и старые друзья усадили меня в курьерский поезд. В Иркутске я был удивлен и порадован приветом от студентов-востоковедов Иркутского университета, приславших к поезду своих делегатов. Внимание молодежи всегда очень трогает.

28 декабря.

Приехал домой в Ленинград и сразу огорчился известием, что мои археологические коллекции, оказывается, не прибыли со мною в багаже, а преспокойно остались в Верхнеудинске. Такая задержка очень досадна. Пришлось говорить по телефону с Верхнеудинском, просить немедленной высылки коллекций.

30 декабря.

Вечером поехал в Географическое общество. Делал доклад о достижениях Монголо-Тибетской экспедиции. Иллюстрациями послужили фотографии и планы курганов в разрезе. Совет Географического общества постановил передать всю археологию в Русский музей, где сейчас находятся предметы, вывезенные мною из Хара-хото. Виделся с близкими мне по духу людьми Ю. М. Шокальским, В. Л. Комаровым, Г. З. Грумм-Гржимайло, А. А. Достоевским и др. [63]

1 января 1925 г.

Устроил у себя в кабинете маленькую выставку археологических коллекций, которые я привез в ручном багаже. Сотрудники газет и журналов, посещающие меня, сделали с них хорошие фотоснимки. Был у С. Ф. Ольденбурга, где встретил А. Е. Ферсмана, А. П. Карпинского и других академиков. Со всеми перемолвился несколькими словами. Сергей Федорович был необыкновенно мил и любезен. Показывал мне прекрасно изданные работы Штейна 19. Я передал Ольденбургу экземпляр моей книги «Монголия и Амдо» для отправки этому путешественнику-археологу.

Часто посещаю Зоологический музей и уже сдал специалистам энтомологию, коллекции птиц и зверей. К сожалению, многих зоологов нет — они в отпуску.

3 января.

Побывал в Русском музее, виделся с А. П. Баранниковым. Для коллекций из Ноин-ула приготовляется место рядом с Хара-хото.

5 января.

Сегодня в Зоологическом музее разбирал птиц сборов Елизаветы Владимировны и очень порадовался, что орнитологи заинтересовались многими видами, между прочим уральской совой из Сугнурских гольцов, которая оказалась новым подвидом.

7 января.

Меня посетил астроном Пулковской обсерватории А. А. Кондратьев, отец моего лучшего спутника. Он благодарил меня за доброе отношение к его сыну. Я просил Александра Александровича доставить мне солнечный хронометр. Получил приветственную телеграмму от Украинской Академии наук. Вечером снова побывал в Географическом обществе, беседовал с Ю. М. Шокальским и В. Л. Комаровым по поводу устройства выставки наших коллекций в здании Общества. Решили подготовку к выставке всей археологии вести в Русском музее.

10 января.

Получил телеграмму за подписью управляющего делами Совета Народных Комиссаров: «Правительством назначена комиссия для рассмотрения отчетов Монгольской экспедиции и дальнейших планов ее работ. Комиссии поручено заслушать отчет о работе экспедиции и рассмотреть план дальнейших ее работ, выяснить все организационные вопросы, рассмотреть [64] финансовый отчет и решить вопрос о распределении коллекций».

Весь день меня беспокоили разнообразные посетители и не давали работать.

13 января.

С. Ф. Ольденбург привез мне из Москвы письмо от управделами Совнаркома, в котором была вложена копия постановления Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 10 января 1925 г. об образовании комиссии для рассмотрения отчетов и планов Монгольской экспедиции П. К. Козлова. Состав комиссии следующий: акад. С. Ф. Ольденбург, акад. А. Е. Ферсман, представитель Географического общества, по выбору этого общества, акад. В. Л. Комаров, директор Зоологического музея Академии наук А. А. Бялыницкий-Бируля, акад. А. А. Борисяк, геолог И. П. Рачковский, Б. Я. Владимиров, полпред СССР в Монголии А. Н. Васильев, два представителя Наркоминдела и один представитель Наркомпроса.

Первое заседание комиссии назначается на 31 января в Ленинграде в 2 часа дня в Малом конференц-зале Академии наук. Повестка дня намечена следующая:

1. Общий доклад П. К. Козлова о работах экспедиции и о достигнутых результатах.

2. Доклад члена экспедиции Н. В. Павлова о ботанических работах.

3. Доклад проф. В. И. Крыжановского о минералогических работах в районе Улан-Батора.

4. Доклад проф. Б. Б. Полынова о почвенных изысканиях в районе Улан-Батора.

5. Предположения П. К. Козлова о дальнейших работах экспедиции.

14 января.

Был на заседании в Географическом обществе, где моряк Н. Н. Матусевич 20 делал доклад о сооружении Полярной геофизической обсерватории на Новой Земле. На этом заседании Ю. М. Шокальский приветствовал мое временное возвращение из путешествия, богатого по своим научным результатам, в особенности в области археологии.

15 января.

В. И. Крыжановский зазвал меня к себе в Минералогический музей и демонстрировал привезенные им образцы из бассейна Толы. Я получил большое удовлетворение не только от количества и качества минералогической коллекции, но и от разностороннего ее научного освещения, которое очень талантливо дал мне Владимир Ильич. [65]

Посетил Эрмитаж, где смотрел археологические коллекции из Сибири. Сибирский звериный орнамент очень напоминает изображения, вытканные на ковре, добытом нами в Ноинульских курганах.

16 января.

Провел утро в Русском музее у С. И. Руденко. Ноинульские коллекции только что были доставлены ему и сложены в кабинете директора. С. И. заверил меня, что будут приложены все старания к тому, чтобы наилучшим образом подготовить археологические находки к выставке в Географическом обществе. Вечер провел у А. П. Семенова за литературными разговорами.

23 января.

В Зоологическом институте просматривал с Н. Я. Кузнецовым наши сборы чешуекрылых. Н. Я. особенно доволен коллекцией ночных бабочек, в которой оказалось много редкостных видов. При мне с почты принесли два ящика с птицами и спиртовыми сборами.

В Русском музее реставрируют лаковые чашечки, разглаживают ткани, которые сейчас приобрели уже совсем другой вид.

29 января.

Вечером читал лекцию в Географическом обществе. Белый зал был переполнен, даже на хорах все места оказались занятыми. Молодежь неистово хлопала, махала платками и кричала какие-то приветствия. В общем, доклад прошел очень удачно. После доклада все устремились на выставку. С. Ф. Ольденбург сказал мне, что гобелен «Всадники» — это «жемчужина» всей коллекции. И. А. Орбели больше всего нравится подгробный ковер.

Мне как-то жаль и досадно, что никто из моих спутников не мог присутствовать в этот вечер в Географическом обществе!

30 января.

С большим интересом провел вечер в Географическом институте, где был годичный акт. Отчет читал А. А. Григорьев, затем выступал Советов, а последним держал речь Ю. М. Шокальский на тему «Географ — как исследователь природы». Юлий Михайлович говорил очень вдохновенно и умно. В заключение А. Е. Ферсман сказал несколько слов и очень мило приветствовал меня.

31 января.

В 2 часа дня началось заседание Правительственной комиссии в Академии наук. Идя на заседание, я в воротах встретился с А. П. Карпинским, и на мой вопрос: «Куда же [66] Вы идете, пойдемте на заседание», Карпинский ответил: «Меня не особенно приглашали, да к тому же я очень занят». По отзыву С. Ф. Ольденбурга, привезенные нами коллекции стоят по меньшей мере в три раза больше того, что было затрачено Правительством на нашу экспедицию.

2 февраля 1925 г.

Был на заседании в Академии наук. С. Ф. Ольденбург очень увлекательно и интересно сделал отчетный доклад о работах Академии за истекший год.

Со мною разные лица ведут разговоры о том, куда же, все-таки, лучше передать Ноинульские «курганы» — в Эрмитаж, или в Русский музей. Мне бы хотелось видеть их в последнем, хотя я имею основание быть на Русский музей в обиде.

В одно из моих посещений я заметил, что в собрании Хара-хото отсутствует изображение докшита. На мой вопрос А. П. Баранников имел мужество признаться мне, что это изображение пострадало от наводнения...

5 февраля.

Прочел публичную лекцию в Географическом обществе, а на следующий день выехал в Москву.

7 февраля.

В Кремле состоялось заседание подкомиссии по делам экспедиции. Говорили немного и деловито. Решили напечатать возможно скорее, с фотографиями и цветными таблицами, предварительный отчет о выполненных в Монголии работах. Я встретил сочувственное отношение к моему плану проработать предстоящее лето в Гобийском Алтае. Будут испрошены дополнительные кредиты в 20 тысяч рублей.

8 февраля.

Навестил своих старых друзей Загоскиных (племянница Н. М. Пржевальского). Меня поразила теснота их жилища: словно склад мебели. Вечер с интересом провел в обществе А. Е. Ферсмана — моего соседа по общежитию. Он собирается в Америку, а оттуда на Сандвичевы острова.

10 февраля.

Имел беседу в Наркомпросе с М. Н. Покровским 21. Он, между прочим, заметил, что орудие для добывания огня — деревянная пластинка с дырочкой и деревянная же палочка (добытые в одном из курганов) — являются ритуальными предметами. [67]

Во вторую половину дня меня навестил В. Л. Попов, которого я был искренне рад повидать. Это мой старый приятель и тоже путешественник 22.

11 февраля.

Виделся в Главнауке с Ф. Н. Петровым, который посоветовал отложить все хлопоты по новым сметам экспедиции до свидания с представителями Наркоминдела и выяснения дальнейшего маршрута экспедиции. Восхищался моими письмами из Монголии, которые, видимо, развлекали его после утомительных занятий.

Говорил также с Л. Е. Берлином по поводу намеченных мною баз для работ в Гобийском Алтае и в Цайдаме. Получил извещение, что завтра мне назначено быть в Наркоминделе.

13 февраля.

Из разговоров в Наркомате иностранных дел я вынес какое-то неопределенное впечатление о перспективах экспедиции. Говорят, что Китай не дает нам визы для следования даже в Хара-хото в Центральную Гоби, а не только в Цайдам... Много интересного сообщили мне о Тибете. Ламы в Лхасе сильно враждуют с тибетской армией и с ее водителем Намганом. Намган всецело опирается на англичан. Был момент, когда командующий тибетской армией был арестован ламами и посажен в башню. С другой стороны, существует вражда между таши-ламой, которому покровительствуют китайцы, и далай-ламой, которого поддерживают, будто бы, в настоящее время англичане. Результатом всех этих разных влияний и течений являются вечные распри, раздор в столице Тибета.

Вечером навестил Евгения Михайловича Пржевальского, брата моего великого учителя. Старику 82 года. Он не может работать и, повидимому, нуждается.

14 февраля.

Заходил ко мне В. Ф. Новицкий, побывавший в свое время в Монголии, Восточном Туркестане, Ладаке. Мне очень приятно было повидаться со старым другом, но очень жаль, что он выглядит плохо; боюсь, что его мучает какой-нибудь скрытый недуг 23. [68]

Был на докладе своего приятеля В. Л. Попова — «Географический очерк Сибири в связи, с проблемой дальнейшего изучения», — который он читал в секции изучения Северной Азии. Меня избрали почетным председателем данного собрания. Сказал вступительное слово, обрисовал деятельность Попова, который на протяжении 13 лет изучал Алтай, Саяны, Урянхайский край и северо-западную Монголию в географическом, этнографическом и экономическом отношениях. По окончании докладов, стоявших на повестке дня, собрание упросило меня сделать краткое сообщение о моих работах в Монголии, что я и исполнил.

17 февраля.

Писал план дальнейшей деятельности Монгольской экспедиции для представления его в Наркоминдел. Вечером делал доклад о достижениях экспедиции в Доме ученых. Из-за большого стечения народа было очень душно, и мне трудно было говорить. Присутствовали все чины Монгольского представительства, что доставило мне большое удовольствие.

18 февраля.

Сдал финансовый отчет Монгольской экспедиции и план предстоящих ее работ. Покупал кое-какое дополнительное снаряжение — главным образом охотничье.

Вечером снова повторил свой доклад в Доме ученых. Приглашают в Смоленск для прочтения лекции о результатах экспедиции, но я пока не дал определенного ответа.

19 февраля.

Опять пришлось выступать все на ту же тему в большом зале Политехнического музея. Поступило много просьб от желающих принять участие в экспедиции.

Поздно вечером навестил своих друзей Загоскиных — родственников Н. М. Пржевальского.

20 февраля.

Заходил в ботанический кабинет Университета, где осматривал гербарий и библиотеку. Пришел в восторг от прекрасного состояния и порядка того и другого. Видел уникальные издания, из которых особенно понравилась монография тропических орхидей. Просил Н. В. Павлова выделить дубликаты наших ботанических сборов для Московского университета.

Виделся с С. Ф. Ольденбургом, который просил сделать доклад в Академии наук. Придется съездить в Ленинград, а затем снова вернуться в Москву для окончания экспедиционных дел. [69]

26 февраля.

Вечером в Историческом музее было заседание Научной ассоциации востоковедения и Общества филологов, на котором сделал очередное сообщение о своих последних исследованиях природы и археологического прошлого Монголии. Присутствовавшие археологи, не видав ноинульских коллекций, старались с моих слов ознакомиться с ними возможно полнее, и задавали очень много чисто специальных вопросов, на которые ответить было трудно, тем более, что мои находки еще не подвергались точному определению и детальному изучению.

27 февраля7 марта 1925 г.

Выехал в Ленинград, а 6 марта получил из Улан-Батора от своего помощника С. А. Кондратьева радостную телеграмму: «Мокром кургане очищена внутренняя камера. Много нефрита, тканей. Оригинальные предметы: большой ковер в орнаменте, иероглифы и мелкие изображения грифона, рыси, пятнистого оленя. Разработку продолжаю. Приветствую Вас».

Речь идет о том кургане суцзуктинской группы, который все не давался нам: вода препятствовала его окончательной разработке. Мы много раз приступали к откачиванию воды, но наши машины не могли с ней справиться, и приходилось вновь и вновь бросать работу. Недаром я никогда не оставлял надежды довести раскопки Мокрого кургана до конца, и во всех своих письмах к сотрудникам напоминал о необходимости снова попытать счастья в его разработке.

Мне прислали из Москвы интересную газетную вырезку: «Монголы — русским ученым». В связи с четвертой годовщиной Монгольской народно-революционной партии Ученый комитет Монголии на торжественном заседании шлет в лице известного исследователя и путешественника П. К. Козлова привет всему ученому миру СССР. Монгольский Ученый комитет уверен, что взаимоотношения научных работников СССР и Монголии еще больше укрепят дружбу обоих народов».

8 марта.

Получил большую почту из Улан-Батора. Подробные донесения о работах в Мокром кургане. Посылаю своим спутникам следующую телеграмму: «Всех приветствую, поздравляю, благодарю. Верхний курган оставьте. Окончании работ «Мокром» телеграфируйте. Еду Москву четырнадцатого».

9 марта.

Читал опять лекцию о достижениях экспедиции в певческой капелле. Были главным образом члены Секции научных работников. [70]

10 марта.

Получил телеграмму из Улан-Батора об извлечении неповрежденной глиняной урны высотою в 90 см. Вечером меня посетил П. П. Сойкин, — издатель журнала «Вестник знания». Просил дать ему статью о работах экспедиции.

11 марта.

В большом конференц-зале Академии наук СССР я доложил о деятельности моей экспедиции за 1924 — 1925 гг. Заседание открыл С. Ф. Ольденбург. После меня выступали с докладами: Полынов, Крыжановский и другие. Заседание затянулось до позднего часа. В антракте, когда я еще был на кафедре, фотограф сделал несколько снимков всего переполненного зала.

15 марта.

Я снова в Москве и вечером читаю лекцию.

16 марта.

При посещении Комиссариата иностранных дел познакомился с нотой Монгольскому правительству. Наше правительство благодарит Монгольское правительство за содействие моей экспедиции, которая благодаря этому достигла высоких научных результатов. Выражается надежда, что Монгольская Народная Республика и впредь будет относиться к экспедиции Козлова весьма доброжелательно.

Меня осаждают просьбами желающие принять участие в моей экспедиции. Ежедневно приходится беседовать но этому поводу с представителями московской молодежи. Некоторые юноши произвели на меня самое лучшее впечатление, но я стремлюсь к тому, чтобы исхлопотать разрешение на выезд в Монголию географу С. А. Глаголеву, которого я хорошо знаю. Кроме того, собираюсь взять в экспедицию на второстепенные роли Николая Пржевальского (внука Владимира Михайловича Пржевальского и внучатого племянника великого путешественника), а потому приходится отказывать просителям.

Вообще в Москве живу в непрерывной суете. Кроме деловых свиданий и приема многочисленных представителей прессы, ко мне постоянно приходят родственники моих спутников, самые разнообразные почитатели, слушатели моих докладов и, наконец, старые друзья. Совсем не удается собраться с мыслями, написать статьи для газет и журналов в течение дня. На это уходит часть ночных часов. Чувствую, что я устал, надо ехать обратно в свой археологический лагерь. Необходимо дождаться китайской визы на проезд в Цайдам, а также новых ассигнований. Эти дела невозможно закончить быстро. [71]

21 марта.

Днем был в Кремле у управляющего делами Совнаркома. Узнал, что решено мою экспедицию продлить с дополнительным ассигнованием в 22.000 рублей.

Был на заседании ВЦИК'а, где мне было предоставлено слово. Я сообщил о новых находках в Мокром кургане, поблагодарил за доверие Правительства и распрощался.

Повидимому, С. А. Глаголеву будут во-время выданы нужные документы: разрешение на выезд в Монголию и заграничный паспорт.

Вечером читал последнюю лекцию в этот приезд в Москву — в Военной академии, где имеется научное географическое отделение, в почетные члены которого меня тут же избрали. Аудитория была переполнена исключительно одними военными. Было очень приятно, слушатели проявляли большой интерес к моей работе.

23 марта.

День прошел в хлопотах по закупке дополнительного снаряжения и получению денег, ассигнованных на экспедицию. Луначарский назначил мне свидание на завтра, но едва ли я сумею побывать у него. Вечером отправился на званый ужин в Монгольскую миссию. Было много тостов за успехи Монгольской экспедиции, за процветание Монгольской Народной Республики и другие.

24 марта.

Боевой день. Надо заканчивать дела. С утра был в Совнаркоме, получил нужные бумаги на продление работ экспедиции в 1925 году. С ними пришлось ехать в Наркоминдел за нужными подписями, без чего они не были бы действительны. Право на следование в Цайдам и дальше будет выслано мне позднее, как только получатся благоприятные данные из Китая. Надо визировать паспорта и брать железнодорожные билеты. Приехал С. А. Глаголев, уже зачисленный в экспедицию моим старшим помощником. Я очень рад и счастлив, что мне удалось обеспечить его участие в наших работах. Он сразу приступил к разным делам и вошел в курс последних приготовлений.

31 марта.

Выехал из Москвы вместе с Глаголевым и Колей Пржевальским 25 марта, а 31 марта в полночь высадился в Верхнеудинске.

1 апреля 1925 г.

Дорога на Улан-Батор неважная. Реки еще не разошлись, но по льду не везде можно переправляться. Ушедшая сегодня [72] к югу машина провалилась в Селенгу, к счастью на неглубоком месте, так что ее благополучно вытащили лошадьми.

3 апреля.

Рано утром выехали в Улан-Батор и в 4 км от Верхнеудинска провалились в протоку Селенги. Долго барахтались в воде, пока не вытащила нас попутная машина. Пришлось вернуться обратно в город, так как наш автомобиль испортился. Снова надо ждать пока найдут новую машину; как все это скучно, надо было ехать по крайней мере на две недели раньше.

6 апреля.

Не дождавшись автомобиля, доехал до Троицкосавска (215 км), в обыкновенной бричке. В Географическом обществе меня ожидала телеграмма от С. А. Кондратьева о новых находках в «Верхнем» кургане, и о желательном свидании в Боротай (почтовая станция на тракте Троицкосавск — Улан-Батор, ближайшая к нашему археологическому лагерю на Суцзуктэ).

7 апреля.

Прочел доклад в Троицкосавском отделении Географического общества. К сожалению, плохой фонарь с керосиновой лампочкой не мог дать хорошего отображения диапозитивов. [73]

ВОЗВРАЩЕНИЕ В УЛАН-БАТОР И ВЫЕЗД В КИТАЙ

11 апреля 1925 г.

Наконец добрался до Улан-Батора, где на складе экспедиции нашел все в полном порядке. В тот же день, узнав, что полпред А. Н. Васильев собирается уезжать в Китай, съездил в Полпредство и доложил Алексею Николаевичу о результатах своего пребывания в Москве и Ленинграде. А. Н. проявил большой интерес ко всем моим успехам, расспрашивал подробно о всех разговорах в Кремле и в Академии наук и порадовался за экспедицию, которой будет дана возможность в скором времени выступить в глубину Монголии. Назавтра полпред уехал в Пекин.

13 апреля.

Сегодня удалось отправить в Суцзуктэ моих спутников, прибывших со мной из Москвы: С. А. Глаголева и Н. В. Пржевальского. Пусть там на деле ознакомятся с работами экспедиции и примут в них активное участие.

Меня навестил охотник и рыбак И. Д. Тугаринов. Рассказал, что в верховьях Толы, где он сейчас живет, начался пролет гусей-гуменников, объявилось и несколько сухоносов (Cygnopsis cygnoides). Вообще весенний пролёт идет оживленно.

15 апреля.

Заходил Доннир — представитель Тибета. Прежде всего он сообщил мне, что в Лхасе все благополучно. Далай-лама здравствует, так же как и его ставленник — глава Тибетского правительства — Намган.

Писал предварительный отчет о новых археологических открытиях в Ноин-ула, для Академии наук.

Впервые в эту весну видел большую стаю серых журавлей, пролетевших над Улан-Батором, в северо-западном направлении. На массиве Богдо-ула снег почти весь стаял. Небольшие полоски его видны лишь у самого гребня. Весною, в это лучшее время года, в Улан-Баторе неприятно: воздух наполнен пылью и зловонием от гниющих везде отбросов. [74]

2326 апреля.

Прибыл в Суцзуктэ, где ознакомился с громадной работой, проведенной моими спутниками за время моего отсутствия в центре. Рассмотрел все планы, диаграммы раскопок, профили, фотографии и наконец новые археологические объекты: один лучше другого. Вместе с С. А. Кондратьевым наметили план заключительных раскопок.

1 мая 1925 г.

Был в нашем Полпредстве на банкете, где присутствовало около 50 человек. Мне очень понравилось выступление одного старого монгола, который сказал приблизительно так: «Всю мою долгую жизнь я наблюдал и изучал свой народ. Хорошо знаю весь его уклад и быт, его бедность. Никогда не мыслилось, что этому народу тоже выпадет счастье еще при моей жизни узнать счастье свободы, гордость творчества собственной судьбы.

Теперь весна, разгуливает ветер, образуются палы, сжигают люди ветошь. Мне представляется, что также вот и все наше отжившее, одряхлевшее, покрытое пылью предрассудков, сгорит, уничтожится, и на его месте вырастет молодое, сильное, новое, восприимчивое к культуре, и поведет народ по новому пути: к труду и просвещению».

После обеда была музыка, монголы разошлись и искренне шутили, смеялись, пели.

Ночь была бурная, с юго-западным ветром и тучами пыли.

5 мая.

Стоят облачные холодные дни, часто перепадает снежок, но весна идет — появились насекомые, летят желтые плиски. Разрешения на поездку в глубь Монголии от нашего представителя в Китае все еще нет. Думаю, что мне следует самому съездить в Пекин, чтобы ускорить все это дело. Кроме того, мне очень хотелось бы посмотреть эту часть Китая, посетить древнюю его столицу, а заодно также Калган и Тянь-цзинь.

9 мая.

Поездка в Китай решена и налажена. Сегодня выезжаю на автомобиле. Едем через Восточную Гоби на Чойрэн — Удэ — Калган, всего около 1 000 км.

Сначала дорога долго шла по пересеченной местности, среди горных складок, затем мы вышли на степной простор, ограниченный лишь на горизонте с юга дальними высотами. Настоящей дороги нет. Вдоль линии телеграфных столбов видны наезженные в твердом грунте автомобильные колеи. Населения почти нет, изредка по 2 — 3 юрты стоят у колодца, и пасутся стада баранов. Много сурков, везде их норы, по [75] сторонам на столбах часто видел орлов и соколов, даже не взлетавших при следовании автомобиля. В неглубоких впадинах расстилались зеркала соленых озерков, на них отдыхали пролетные утки и кулики. По степи много жаворонков рогатых и монгольских, изредка видели дроф. У обрывов — пустынные чеканы, удоды. Часто встречались верблюжьи караваны, груженные чаем. Уже вечером в темноте въехали в горы, где стоит Чойрэн. Здесь телеграфная станция. Отдохнув около часа, мы отправились дальше, через галечную пустыню. Дорога такая ровная, что в машине можно прекрасно дремать, несмотря на скорость езды. Остановились только на утренней заре в пустыне, сплошь усыпанной окатанной разноцветной галькой, на станции Удэ.

Удэ расположено у подножия высот, сложенных сильно выветрелыми кремнистыми сланцами. Кругом тишина, населения никакого. Через 1 1/2 часа отправились дальше. Через 30 километров въехали в горную гряду с ущельем, по которому бежала речка. Приятно было видеть кустарники, площадки зеленых лужаек и даже 2 полузасохших корявых тополя. По мере удаления к юго-востоку местность утрачивала характер ровной пустыни и становилась все более пересеченной. По гребням невысоких горных гряд высились серые выходы скал, на дне долин стояли озерки воды, на которых отдыхали пролетные утки. Над сухими руслами летали крачки, монгольские зуйки (Charadrius mongolus). Много раз за истекшие дни встречали стайки копыток. 10 мая впервые заметили ящериц.

Быстро промелькнула перед нами котловина Ирэн-дабасу с кирпично-красными глинистыми береговыми обрывами, где работала американская палеонтологическая экспедиция Эндрюса.

11 мая.

Впервые показались китайские пашни. Начались селения, многолюдство. По дорогам бродят черные свиньи, пасутся ослы. Вдали на востоке видна горная гряда, за которой лежит Калган. Спуск с перевала крутой, в глубокую долину, сплошь занятую хлебными полями, которые лепятся и по склонам гор.

Воздух наполнен лёссовой пылью.

В Калгане пробыл один день и ночью 12 мая выехал в Пекин по железной дороге, а в 7 часов утра уже был в столице Китая.

13 мая.

Побывал в Китайском университете, познакомился с некоторыми профессорами, в частности с археологом, и внимательно осмотрел небольшой археологический музей.

14 мая.

Состоялся мой доклад о Ноинульских погребениях в аудитории Пекинского университета. Слушатели отнеслись ко мне [76] очень внимательно; по окончании доклада задавали много вопросов. Произошел оживленный обмен мнений.

Сегодня я был в «Храме неба». Вошел в ворота в высокой каменной стене, за которой оказался большой темный парк. Высокие кипарисы и арчевые деревья сплошным насаждением окаймляли одну прямую дорогу, которая вела к молитвенному месту. На открытой площадке, усыпанной песком, возвышалась обширная круглая терраса белого мрамора, к которой со всех сторон вели такие же белые ступени. Терраса была пуста. Говорят, что это место предназначалось для жертвоприношений... Поодаль виднелось еще мраморное возвышение. Круглые террасы белого мрамора, окаймленные низкими резными колоннами легких балюстрад, составляли как бы пьедестал. В центре последней наиболее высокой террасы высилась ажурная беседка с синей черепичной крышей. Вместо стен со всех сторон — окна с тонкими резными переплетами и украшениями. В середине беседки — богдоханский трон, по сторонам — резные ширмы, за которыми стояли кресла министров.

Был также во дворце-музее, где любовался многочисленными уникальными художественными предметами из нефрита, фарфора, красного лака и бронзы.

Вечером делал доклад в нашем Посольстве.

15 мая.

Был на рауте в Китайском университете. До ужина слушали лекцию Андерсона об его археологических изысканиях в Ганьсу, на Куку-норе и в Ордосе.

16 мая.

Во вторую половину дня ездил осматривать летний дворец с пагодами, храмами, беседками и прекрасным садом с озерком. Кто-то сообщил, что в озерке рядом плавает большая змея. Все заинтересовались, вышли посмотреть, а когда я извлек змею шестом из воды, и, перетянув ей шею ниткой, спрятал в холстину, чтобы приобщить лишний объект к нашей коллекции, все присутствовавшие монголы и китайцы преисполнились страхом и боялись ко мне подойти.

Вечером я выехал в Тянь-цзинь. На всех станциях продавали много цветов, всего больше — роз. Тянь-цзинь — очень чистый, богатый торговый город. Я пробыл в нем три дня и к 20 мая вернулся в Пекин.

20 мая.

Вечером состоялся в нашем Посольстве раут в мою честь. Пришлось специально для этого случая обзавестись соответствующим костюмом — смокингом и лакированными ботинками, которых мне никогда в жизни еще не доводилось носить. Все было очень торжественно. Стол на 30 приборов был весь [77] усыпан розами. Среди приглашенных были американцы, англичане и китайцы. После обмена приветственными речами взял слово представитель Китая. Он сказал, что китайский научный мир очень уважает русских ученых, в особенности очень ценит Владивостокский восточный институт, но скорбит душой о том, что целый ряд рукописей, касающихся манчьжурской династии, находится (после Боксерского восстания) в руках русских. Оратору было отвечено, что такие ценные рукописи надежнее всего хранить в научных собраниях Советского Союза...

23 мая.

Сделал доклад в Пекинском посольстве об открытии Хара-хото в 1907 — 1909 гг. во время моей Монголо-сычуанской экспедиции.

24 мая.

Распрощался с нашим представителем в Китае и завтра уезжаю в Монголию. [78]

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЭКСПЕДИЦИИ В РАЙОНЕ УЛАН-БАТОРА

3 июня 1925 г.

Я возвратился в Улан-Батор. По дороге, между станком Чойрэн и Улан-Батором удалось добыть 14 крупных соколов (Falco cherrug), сидевших на телеграфных столбах, и четырех мохноногих сарычей (Buteo hemilasius); птицы не боятся автомобиля, и их очень легко добывать. По приезде на базу мы принялись за спешную препарировку прекрасной добычи.

Дома меня ожидал мой помощник С. А. Кондратьев, несколько дней тому назад прибывший из археологического лагеря на Суцзуктэ. В ближайшем будущем Кондратьеву надо будет поехать в Ленинград, чтобы лично доставить новые, недавно добытые из курганов коллекционные материалы, а пока мы с ним договорились о необходимости разработать еще одну могилу в ущелье Гуджиртэ.

4 июня.

Заходил проститься американский исследователь Р. Ч. Эндрюс, завтра уезжающий в далекий путь. Мы условились встретиться с ним в окрестностях Бага-богдо (Гобийский Алтай), где Эндрюс собирался заняться палеонтологическими раскопками.

5 июня.

Виделся с А. Н. Васильевым, с которым очень приятно и интересно поговорил. А. Н. сказал, что, по словам нашего представителя в Китае, разрешение экспедиции следовать за пределы Внешней Монголии обеспечено. Принципиальная договоренность с Китаем была достигнута еще во время моего пребывания в Пекине. А. Н. предлагает осуществить экспедицию на автомобилях. Мы долго рассуждали о маршруте и наметили конечным пунктом северное подножие Нань-шаня. А. Н. также хотел бы принять участие в подобной поездке, но, конечно, не на долгий срок. [79]

17 июня.

Последние дни занимался сортировкой, записями и упаковкой зоологических и археологических коллекций, готовя их к отправке в Ленинград — частично с Кондратьевым, а большей частью с курьером Полпредства. Сегодня выехали с А. Н. Васильевым в Суцзуктэ, куда я так давно стремлюсь.

18 июня.

Поездка вышла очень торопливой, пребывание мое в археологическом лагере слишком кратковременным — всего один день. Удалось только посмотреть работу на шурфе, уложить материалы, выслушать доклады спутников и распрощаться. Вся беда в том, что полпред не мог задержаться на более продолжительный срок, а я был связан его автомобилем. Ведь средств передвижения из Суцзуктэ в Улан-Батор, в сущности говоря, нет. Наем лошадей в Мандале стоит очень дорого, приходится экономить средства.

19 июня.

Проводил в Убулун вверх по реке Тола Елизавету Владимировну, которой пришлось отправиться в эту далекую экскурсию на таратайке с китайцем-возницей.

Долго рассматривал новые подгробный и потолочный ковры из Суцзуктэ. На обрывках тканей удалось различить не встречавшийся еще мотив серебристых рыбок, плавающих в сосуде. Интересен костюм — широкий халат и необычайно широкие панталоны, заканчивающиеся войлочными полусапогами. Остановили мое внимание и металлические барельефы овцебыка и диких коз.

26 июня.

Меня навестил только что прибывший в Улан-Батор профессор Б. Я. Владимирцов. Он собирается ехать в Восточную Монголию на верховья Толы и Керулена для установления старинных монгольских названий местностей. Гости поведали мне, что вскоре приедет в Монголию Б. Б. Полынов.

28 июня.

Проводил в дорогу в Ленинград С. А. Кондратьева, который увез с собой большую часть наших коллекций.

2930 июня.

Пробыл в Убулуне, на реке Тола, выше Улан-Батора, где в течение нескольких недель вновь работала Елизавета Владимировна. Мне показалось очень интересным, что Елизавета Владимировна в лесистой уреме Толы наблюдала в течение ряда вечеров тягу вальдшнепов.

5 июля 1925 г.

В Улан-Баторе непрерывно льют дожди, иногда бывают грозы, с самого начала июля. Начинаем переговоры о найме [80] животных для нашего общего выступления двумя отрядами — к югу и к западу. Сортируем и делим снаряжение. Мне предстоит еще поездка в Суцзуктэ, а там надо будет в первую голову отправить к югу отряд Глаголева. Сам я выступлю в Хангай несколько позднее.

10 июля.

Отвезли в Ученый комитет Монголии часть наших зоологических коллекций в дар от экспедиции. Оставили у них на хранение большую урну из Мокрого кургана.

Усердно пишу статью о Тибете для энциклопедического словаря.

Пока дождливый период продолжается, почти каждый день — осадки.

15 июля.

Решил подарить Ученому комитету Монголии целую серию книг: «Научные результаты путешествий Н. М. Пржевальского», всего 8 томов. Был на заседании Ученого комитета, где виделся с Б. Я. Владимирцовым.

21 июля.

Пять последних дней провел в поездке на лошадях в Суцзуктэ. Заканчиваем там работу, свертываем лагерь и все собираемся в Улан-Батор. Приятно было снова увидеть горные леса, приветливые тихие долины речек, далекие горизонты, замыкающиеся гольцами, и все знакомые ландшафты того места, которое так много подарило нам самых счастливых, радостных дней. Суцзуктэ, Цзурунтэ, и Гуджиртэ, — три соседние пади в лесистых горах Ноин-ула — вошли теперь в историю, в науку; их долго не забудут. Грустно было расставаться с нашим приисковым домиком и знать, что больше никогда не вернешься в Хэнтэй.

Сегодня явился переводчик-бурят, выражающий желание отправиться с нами в далекий путь. Все мы торопимся закончить очередные работы. Глаголев просушивает гербарий, Елизавета Владимировна определяет только что привезенных птиц из Суцзуктэ. Я устраиваю в банке наши денежные дела.

24 июля.

Много беседовали с С. А. Глаголевым, начальником южной партии, которая должна направиться в Гобийский Алтай старым маршрутом Пржевальского, поработать в горах Ноин-богдо и, если будет возможно, пройти в Хара-хото. Я старался разъяснить Глаголеву, как важна в таком путешествии, кроме всего прочего, дисциплина, сторожевая служба, бдительное, но в то же время и внимательное, доброе отношение к местному населению, как высоко следует держать престиж русского имени и т. д. [81]

Задачи партии, как и всей нашей экспедиции, очень широки. Будет вестись географический дневник и съёмка пути, сборы растений, геологических образцов птиц, млекопитающих и насекомых. В Хара-хото надлежит сделать точную и детальную съёмку всех развалин и дополнительные раскопки с целью найти захороненные мною большие глиняные фигуры бурханов, которые я в 1909 г. был не в состоянии вывезти за перегруженностью каравана археологическим материалом.

Все мои инструкции С. А. тщательно записал. Я уверен в его исполнительности и добром желании, только бы хватило на все умения и удачи. Знаний у моего старшего помощника достаточно. Географический институт, который он окончил, дает в этом отношении много. Опытности, конечно, нехватает.

На нашем дворе около дома поставлены 3 палатки — спутники предпочитают жить на воздухе.

27 июля.

С утра прибыли быки, нанятые нами для глаголевской и моей партий. Во дворе — сплошной бивак.

Сдаем монгольской армии наши три пулемета на хранение. Ручные гранаты отдаем в пользование. Это оружие было необходимо нам только в случае проникновения экспедиции в глубь Тибета, где всегда можно ожидать вооруженных столкновений с разбойниками, специально занимающимися грабежом караванов. В пределах Монголии подобных осложнений не бывает, и лишний груз надо оставить здесь.

Коллекции все упакованы, последние ящики в адрес ленинградских научных учреждений свезены в Полпредство для отправки на запад, на родину. Последний ящик получил восьмидесятый номер.

Заходил председатель Ученого комитета Монголии и рассказывал мне много интересного о разных исторических памятниках, которые нам следует осмотреть на нашем пути в Хангай. Первую, более длительную, остановку он советует мне сделать на изломе реки Тола, где она поворачивает на север. Это место называется Улху-булун. Там надо разыскать каменную черепаху огромных размеров, стоящую где-то в степи или в песках в долине Толы. Затем следует посетить скалы со множеством рисунков и надписей — Бичикте-дулан-хада («Письмена теплых скал»), в 30 — 40 км к юго-западу от поворота Толы.

28 июля.

Через Ученый комитет наук поблагодарил монгольское правительство за оказанное нашей экспедиции содействие и за разрешение работ в Ноин-ула. Просил поддержать меня в предстоящей работе. По возвращении домой поехал верхом провожать глаголевскую партию, которая стройно выступила к югу на быках, запряженных в монгольские телеги. Мои [82] сотрудники — верхом на лошадях. Оживлены, сдержанно веселы, бодры. Глаголев серьезен и озабочен сознанием принятой на себя ответственной задачи. Погода выдалась прекрасная. Я проводил отряд до моста через Толу, а затем вернулся в наш сильно опустевший двор. Теперь дело за нами!

29 июля.

Явился проводник-монгол — очень приятный бывалый старичок, который поведет нас вниз по Толе. Он получит от нас, кроме зарплаты, еще лошадь и все содержание.

Через знакомых англичан, служащих в местной английской фирме, узнал кое-что об американском путешественнике Эндрюсе. Его экспедиция работает сейчас в Гурбун-сайхане. Прикомандированные к американской экспедиции молодые люди — буряты и монголы, — демонстративно возвратились в Улан-Батор ввиду надменно-гордого отношения к ним американцев.

30 июля.

Во второй половине дня побывали с Елизаветой Владимировной в Полпредстве и попрощались со всеми. Алексей Николаевич Васильев, как всегда, был очень внимателен и любезен, сердечно желал нам успеха в предстоящей деятельности и просил при каждой оказии писать ему донесения с указанием, что из сообщаемого хотелось бы мне поместить в газеты или журналы. [83]

ВЫСТУПЛЕНИЕ В ХАНГАЙ И ПУТЬ ДО ВЕРХОВЬЕВ РЕКИ ОНГИИН-ГОЛ

1 августа 1925 г.

Знаменательный день! Наконец сегодня, после полутора лет пребывания в районе Улан-Батора, я выступаю на полный простор в глубь Монголии. Погода неважная, Богдо-ула затянута тучами, но барометр склонен к повышению. Заходил прощаться представитель Тибета — Доннир, с которым Елизавета Владимировна совсем недурно объяснялась на его родном языке.

Выступили в 1 час дня, как раз прекратился дождь, но дорога мокрая и грязная. У нас 10 возов (монгольские телеги на деревянных осях, запряженные быками). Со мною едут: Е. В. Козлова, препаратор В. А. Гусев, переводчик, рабочий-китаец, подводчик и лама-проводник. По моей просьбе, монгольское правительство прикомандировало к моему отряду чиновника в качестве представителя-посредника для всяких сношений и переговоров с местными властями. Мы двинулись вниз по долине реки Тола. Облака стали подниматься выше и редеть, показались полоски голубого неба. Когда караван вышел на хорошую прямую дорогу, мы с Елизаветой Владимировной быстрым шагом поскакали вперед, в Сангин (25 км от Улан-Батора), где предстояла первая ночевка. В одном из сухих русел мы заметили скопившийся изрядной кучей град. Становилось совсем прохладно. На утренней заре термометр упал до 5,0° С, на лугу была обильная роса.

2 августа.

Быки идут медленно, в особенности затрудняют их подъёмы и спуски по грязной дороге. Следуем по левому берегу Толы. Ниже Сангина вскоре миновали старое городище, расположенное слева, у дороги. Видны стены и вал, ориентированные почти точно по странам света. Посередине — словно остатки цитадели или замка. И теперь еще эти центральные [84] развалины выше окружающего с обо (молитвенное сооружение в виде кучи камней) наверху. С юга — значительной длины подъём — вероятно, бывшая лестница.

Вторая ночевка — на вершине небольшого перевала через косогор, в урочище Баиртэ. Напротив нас на правый берег реки выходит небольшая долинка с буддийским монастырем, приютившимся в устье речки. Берега Толы большей частью укрыты густой урёмой — ивняки, топольники, черемуха и буйные травы. Местами к реке подходят песчано-глинистые обрывы в 5 — 6 м высотой. Тола разбивается на рукава, многие из них частично заболочены и превратились в старицы, окаймленные густой осокой.

3 августа.

Ночь была холодная, утро ясное с восточным пронизывающим ветром. Вся долина реки достигает 20 — 40 км ширины, главные горные цепи, окаймляющие ее, отходят далеко. Второстепенные мелкие кряжи часто обрываются к самой воде. С косогоров любуемся сетью блестящих лент водных артерий, извивающихся узорами среди уремной растительности. Сегодня дорога тяжелая с песчаным грунтом. Уже через 8 км быки от жары высунули языки и отказались итти. Пришлось остановиться раньше времени в том же обширном урочище Баиртэ на высокой террасе. Вблизи бивака — старица, заросшая камышом, над которой летают орланы, серые цапли и крачки. Очень много комаров и мошки. В ближайших скалах добыли пару филинов.

4 августа.

Сделали краткую остановку у Баиртэ-дугуна, расположенного у дороги. Это — небольшая кумирня, которую обслуживают двое или трое лам и 7 или 10 мальчиков-учеников. Храм — деревянный, чистый, с двумя рядами сидений для лам по сторонам главного прохода к престолу. Бурханов довольно много: Арьяболо десятиликий, Будда на алмазном престоле, Дархэ, Цзонхава, несколько докшитов. Вдоль прохода висят писаные иконы и хадаки, стоят барабаны.

В долине Толы древесная растительность по мере продвижения к западу беднеет. Вдали видна уже степь. Отметили сегодня выводок индийских гусей со стариками.

Остановились на ночевку в степной части долины.

5 августа.

Дорога стала гораздо лучше — ровнее и крепче. На пути видели несколько стаек копыток (Syrrhaptes paradoxus), появились и большие монгольские жаворонки (Melanocorypha mongolica). У встречных монгольских стойбищ пасутся стада [85] баранов и лошадей. Везде предлагают кумыс. Население, видимо, зажиточное. Во вторую половину дня миновали в отдалении два монастыря на правом берегу Толы — Далай-хутух-тэн-курэ и Тарятин-дугун.

7 августа.

Днем сделали остановку в урочище Ульцзуйтэ-хошу. Здесь, на левом берегу Толы, довольно большой район долины занят барханными песками. Напротив, на правом берегу реки, виднелся островок тальниковых зарослей — урочище Бур-густэ-булун. Пески меня заинтересовали, надо будет их осмотреть.

К вечеру достигли урочища Улху-булун, расположенного у крутого поворота Толы к северо-западу. Место очень приветливое, с мелкими озерками и речкой, заросшими тростником. Вдали видны горы — Бичиктэ-дулан-хада. Птиц — водоплавающих и голенастых — много, можно будет хорошо пополнить орнитологическую коллекцию.

В Улху-булуне думаем пробыть некоторое время, может быть неделю или две, сколько потребуется для тщательного исследования окрестностей, включая и песчаные барханы. Всего от Улан-Батора мы прошли 131 км. [86]

8 августа.

Ловили неводом рыбу в Толе. Преобладающим видом явилась красноперка, были также усачи и окуни. По берегам озер стоят черные аисты (Ciconia nigra), серые цапли (Ardea cinerea), в степи виднеются журавли-красавки (Anthropoides virgo). По водной глади скользят красные утки, кряквы, чирки. Индийские гуси (Anser indicus) держатся на самой Толе. В воздухе носятся крачки-ласточки (Sterna hirundo), золотистые ржанки и другие кулики. Отмечены и малые лебеди (Cygnus bewicki), а также гуси сухоносы (Cygnopsis). С утра слышен крик перепелов. Погода ясная, теплая, ночи также не холодные. Пока по ночам приходится дежурить, так как мы стоим у проезжей дороги, а кроме того надо присматривать за лошадьми, которых перед рассветом пускаем кормиться.

9 августа.

Ездили в «пески», которые я отметил в самой долине Толы, несколько не доезжая урочища Улху-булун. Тропинка наша шла лугами, покрытыми клевером и разнообразными цветами. Много раз пришлось переправляться через узкие, вытянутые в длину озерки, несомненно соединявшиеся когда-то в боковой рукав Толы. Сейчас озерки зарастают тростником, а местами они уже превратились в болота, где ютились бекасы, кроншнепы и улиты. По сторонам везде паслись табуны лошадей и белели стада овец. Проехав 6 км от нашего лагеря, мы поднялись на небольшую поперечную гряду, пересекавшую долину Толы, и увидели расстилавшуюся к востоку полосу песчаных барханов. Ближайшие песчаные бугры были одеты низкорослыми кустиками караганы и редкой травой. Дальше высились уже совершенно оголенные барханы. Песок — желтый, мелкозернистый. Мы долго блуждали среди песков, надеясь найти следы древних построек, о которых нам говорили монголы. Поиски наши, однако, не увенчались успехом. Из птиц мы отметили здесь сарыча, пустельгу и целый выводок удодов на одном кустике караганы. Хотя я и отметил много следов ящериц и жуков, причудливо разрисовавших гладкую поверхность песка, но самих животных мы не видели. Между тем солнце стало сильно припекать, появились овода, от которых страдали и лошади и седоки. Мы повернули обратно к лагерю и около 5 часов были уже дома.

10 августа.

Каждую ночь мы собираем на фонарь бабочек. Сегодня лёт был довольно хороший, и ночные дежурные не скучали... День прошел в очередных экскурсиях за птицами и насекомыми. [87]

11 августа.

Снова ездил к песчаным барханам. На этот раз держал направление к горам, окаймляющим долину Толы (по ее левому берегу). Здесь, вблизи ущелья Буцзыхэ, с несколькими тополями намечается южная граница песков, сползающих до самого подножья береговых высот. От гор мы пересекли пески по направлению к Толе, видели много блестящих жуков (Cicindela), долгоносиков, отметили пустынную славку и рыжехвостого сорокопута, собрали новые для нас образцы растений и снова вернулись домой разочарованные: никаких развалин древнего монастыря мы не обнаружили.

13 августа.

Сегодня мне удалось разговориться с одним монголом (с помощью переводчика, конечно) по поводу памятников древности; он согласился показать мне место, где находится каменная черепаха, и мы тотчас поехали. К югу от нашего лагеря в Улху-булуне, всего в каких-нибудь 3 — 4 км, на равнине мы увидели обо. Неподалеку от него — три кургана — могилы с остатками каменных человеческих фигур, от которых по направлению к востоку, к горам, были положены в одну линию плоские камни, словно намеченная тропинка или какой-то указатель в определенную сторону. На одной из могил в углублении покоилось огромное каменное изваяние черепахи. Она большей своей частью провалилась или, вернее, опустилась, в землю. Над поверхностью почвы выделялись только голова и спина. На спине — прямоугольное отверстие, как будто для каменной вертикальной плиты, а вокруг него — оригинальный орнамент. Придется откопать черепаху, чтобы сфотографировать. Здесь же, на ближайшем холме со сланцевой скалой, мне удалось удачным выстрелом убить влёт сарыча. С южной стороны холма я обнаружил целый ряд керексуров (7); неподалеку, по восточному склону соседнего пригорка, было еще 4 керексура. Экскурсия наша закончилась удачной ловлей мух и бабочек. В 2 часа дня я был уже в своем лагере. Дома я застал недавно возвратившуюся с озер Елизавету Владимировну, которая принесла улита (Tringa nebularia) и двух черных крачек (Chlidonias leucoptera).

Я остался очень доволен своей поездкой и наградил монгола Жамцарано, показавшего черепаху, куском парчи.

Вечер наступил прохладный, но, несмотря на это, ночных бабочек летело очень много на наш ацетиленовый фонарь.

14 августа.

С утра отправил помощников откапывать черепаху. Погода отличная, солнечная, днем жарко, а по утрам, вечерам и ночью совсем прохладно. Наступает лучшее время в Центральной Азии. [88]

После обеда ездил с Елизаветой Владимировной к черепахе. Оказывается — она сильно пострадала от времени. Голова отделилась от туловища. Та часть изваяния, которая выступала над поверхостью земли, попорчена атмосферными агентами: верхний слой мелкозернистого гранита словно потрескался, а местами даже отслоился. Левого глаза совсем нет. На одном боку черепахи, под защитой земли, хорошо сохранился иероглиф, на другом — изображение змеи. Прекрасно сделаны лапы, несколько выступающие из-под панцыря. Длина каменной черепахи 185 см, ширина 110 см, высота 37,5 см.

Вечером снова ловили ночных бабочек на фонарь. Лёт начинается после 9 часов вечера, особенно, усиливается около 10 — 11 часов, а затем постепенно замирает. Много летучих мышей. Всю ночь с соседнего болотистого озерка доносятся птичьи голоса. Чаще других свистят кроншнепы (Numenius arquatus) и мелкие кулички.

16 августа.

Очень жаркий, душный день. Много комаров и мошек. Я снова был на работах. Одновременно с откапыванием черепахи мои спутники начали исследование одного из курганов, увенчанного каменным изваянием человека. Пока углубились на 1 м, но результатов никаких, за исключением нескольких черепков и дна от глиняного сосуда с рисунком змеи.

К вечеру разразилась сильная гроза, которая все-таки не помешала нам проявить 18 снимков. Все вышло удачно, в том числе и черепаха.

17 августа.

Серое, облачное, дождливое утро; прохладно. Появилось порядочно бекасов; Елизавета Владимировна видела гаршнепа. Барометр падает. К нам заходили проезжие монголы из Эрдени-цзу: лама и его спутница. Гости пили у нас чай, держали себя с большим тактом, распрашивали о наших работах и с интересом просмотрели от начала до конца мою книгу «Тибет и далай-лама», восхищаясь иллюстрациями.

Вечером — восточный ветер и дождь. Лов бабочек на фонарь — слабый. Всю ночь мучали комары и мошка.

18 августа.

Снова дождь, но мы продолжаем раскопки могил около черепахи. В кургане под слоем земли найдены кирпичи и черепки глиняной посуды, расположенные кольцом по середине погребения. В западной части этого кольца попался глиняный барельеф, изображающий мифического зверя с гривой и крыльями. Найдены обломки угля, мелкие кости. Сфотографировал [89] западный круглый курган, выложенный камнем, с неглубокой воронкой по середине. Завтра думаю приступить к его разработке.

19 августа.

Пролетных птиц становится все больше и больше. Особенно много уток и куликов. Бекасы (Capeila gallinago) не дают покоя, но пока охочусь на них неудачно. Они очень осторожны, и по 3 — 4 штуки срываются шагов за 80. У пищух около их нор заготовлены стожки сена на зиму. Наши животные давно уже уничтожили все запасы этих грызунов вблизи бивака. Спутники рассказывали мне, что в Забайкалье бурята специально ездят на телеге и собирают граблями сухую траву, заготовленную сеноставками.

С утра спутники отправились на раскопки, а я сторожил лагерь и занимался ловлей мух и шмелей. К вечеру съездил на курган, но ничего интересного там не увидел. Обнаружены только еще мелкие кости грызунов и один череп на глубине двух метров, в сцементированном галечнике. Над слоем галечника залегает песчаник, еще выше — небольшой слой почвы.

В течение дня несколько раз принимался итти дождь. Облака плывут с северо-северо-запада. [90]

20 августа.

Утро облачное и прохладное. Ночь была душная, сильно беспокоили комары и мошка. Все мои спутники снова на кургане. Там работы заканчиваются. Находки наши мало интересны: только кое-какая керамика, образцы кирпича, которым выложен пол, уголь, гвоздь и другие мелочи. Каменные изваяния расставлены нами на прежние места. В 27 шагах к юго-востоку от черепахи покоится торс; в 27 шагах к юго-западу — туловище четвероногого животного без головы. К востоку от вскрытого нами кургана стоят еще две фигуры также без голов: мужская и женская.

Неподалеку от места раскопок, у западно-юго-западного подножья небольшой скалистой вершинки, я обнаружил круглую могилу, диаметром в 11 шагов, выложенную крупными неокатанными осколками сланца. С южной ее стороны были подобраны более мелкие камни.

К вечеру с севера стала надвигаться на нас грозовая туча, однако все ограничилось сильным ветром, едва не сорвавшим палатку. Вдали играли зарницы, но грома не было слышно.

21 августа.

Утро прохладное, ясное с сильным северо-западным ветром. На бивак доставлен материал из вскрытого кургана.

Вечером ходил на озерки. Хотелось добыть на вечернем перелете гуся. Погода выдалась чудесная, было тихо и ясно. Запад горел огнем, а восточная часть неба окрашивалась в нежные темноголубые и розовые тона. В зеркальных поверхностях озерков отражались темные горы и яркое небо. Вскоре на южном небосклоне стал виден Юпитер, а на западном — медленно поднималась из-за горизонта Венера.

Все было очень хорошо, надоедали только комары, тотчас облепившие меня. На северо-запад протянула одна стая горных гусей, спокойно переговариваясь своими низкими голосами. К юго-востоку направилась небольшая группа сухоносов (Cygnopsis cygnoides) с хриплыми криками. На берегу озерка, не замечая человека, ходили чибисы, большие кроншнепы и улиты (Tringa nebularia). Сзади меня медленно проследовала серая цапля и тоже подала голос — неприятный, резкий. Стая чирков (Querquedula querquedula) с невероятной быстротой промелькнула мимо. Только когда уже стало совсем темнеть, на еще светлой северо-западной части неба я увидел две быстро приближавшиеся темные линии; они явно направлялись к моему озерку. Это были горные, или индийские, гуси (Anser indicus). Они покрикивали; и с воды откликались их собратья. Мой выстрел нарушил тишину. На озере поднялась суматоха, взлетели утки, гуси, но, покружившись, сели, опять, и через 2 — 3 минуты снова водворился мир. Только у ног моих лежал, белея в сумерках, большой гусак. [91]

22 августа.

Вчера вечером температура упала до 8,5° С, но сегодня совсем летний, жаркий ясный день с прозрачным воздухом. С утра фотографировал долину Толы, наши ближайшие озерки в этой долине и вообще сделал несколько ландшафтных снимков. На пути к биваку случайно видел, как мой препаратор по мелководью преследовал раненого горного гуся. Человек бегом пересекал довольно широкое озерко, а гусь уходил вплавь. Приблизившись к берегу, птица вынуждена была выбраться на землю, и тут охотник настиг ее без труда. Только у нас в экспедиции возможны такие способы охоты. Мы бережем каждую птичью шкурку, а потому стараемся никогда не достреливать добычу и брать ее так или иначе с одного выстрела.

Под вечер спутники неводили в одном из озер. Рыба мелкая — все больше попадались усачи и только один карась, приобщенный к коллекции.

На закате снова ходил на гусей, но охота была безрезультатна. Птицы летели вяло и вразброд. Дал несколько промахов на большие расстояния.

23 августа.

День ясный и теплый. Все на экскурсии с утра. Беседовал сегодня с одним китайцем, следовавшим из Улан-Батора к месту своего жительства, в Далай-гун. Он заинтересовал меня рассказами о каменных могилах в районе этого монастыря.

К вечеру крепкий северо-западный ветер пригнал слоистые облака, сразу стало свежо. По сторонам в горах чернели тучи, шел дождь, до нас доносились раскаты грома, но в долине реки грозы не было и только бушевал ветер, продолжавшийся и ночью.

24 августа.

Небо затянуто облаками, ветер не унимается, утром было +8,0° С. Решил отправить приветственную телеграмму в Академию наук ко дню ее двухсотлетия. Вечером пытался произвести астрономические наблюдения, но из-за облачности пришлось это дело отложить.

25 августа.

С утра отправился на берег Толы к высокому сланцевому обрыву, ниспадающему в реку и расположенному на мысочке в семи километрах к северо-западу от нашего лагеря. Эти скалы называются Улхуин-ходэн-хошу; с них открывается прелестная панорама на изгиб Толы, которая как раз здесь сворачивает к северо-западу, а потом к северу. Воды реки в главном русле несутся стремительно; под самым обрывом, в рукавах Толы и старицах — течение замедленное. Один из рукавов здесь же сливается с рекой, омывая островок, заросший [92] тальником. На противоположном берегу на песчаной отмели свдели в ряд горные гуси. К востоку и югу в расширении долины разбросаны многочисленные озерки (место нашего лагеря), намечающие прежнее более южное направление реки. На пути к Улхуин-ходэн-хошу мы отметили группу из четырех холмов, увенчанных обо. У подножий двух холмов и между ними залегают керексуры. (Это место монголы называют Улхуин-саманда. День был теплый; всюду у подножий холмов, на цветах и по скалам держались мухи, бабочки и шмели, которых мы усердно ловили. Вечером, в 9 часов, температура опустилась до 4,5° С. В темноте слышался гогот гусей, доносившийся с мелких озерков, на небе — ни облачка.

26 августа.

Снова навестил Улхуин-ходэн-хошу. По дороге с болота вспугнули несколько бекасов и серых цапель. Видел вдалеке нескольких черных аистов, около озерков — множество разнообразных куликов, а на воде — крякв и чирков. Я занялся энтомологическими оборами, а Елизавета Владимировна отправилась на экскурсию вдоль старицы реки Толы, где росли ивняки и виднелись скалы. В скалах она обнаружила гнездо горного гуся с полной кладкой яиц. Гнездо было брошено может быть потому, что в ближайшем соседстве держалась пара филинов. Во время обратного следования к биваку стало очень жарко, наши верховые лошади подпрыгивали и били ногами, так как их кусали овода, на плотных кочках они часто спотыкались, вообще ехать было неприятно. Из Улан-Батора привезли почту и много всяких новостей. К вечеру над Толон стлался туман, вдали выли волки, небо попрежнему было чистое, ясное.

28 августа.

Сегодня нас раньше обыкновенного разбудили подводчики со своими быками, запряженными в монгольские телеги. Мы трогаемся в дальнейший путь. Весь день ушел на укладку коллекций, а я заканчивал печатание недавно сделанных снимков.

29 августа.

Снова чудесная, ясная, тихая погода. Мы предполагали выступить после обеда на юго-запад, но совершенно неожиданно наши, караванные животные — быки — куда-то исчезли. В течение утра я несколько, раз спрашивал подводчиков: где их быки? В ответ монголы указывали мне на небольшое стадо, пасшееся на ближайших холмах. На поверку оказалось, что указанное стадо состояло из коров, а тележные быки видимо ушли далеко в поисках лучших пастбищ, как это они любят делать в Монголии. В довершение неприятности, утонула в озерке стреноженная лошадь, которая забралась в воду, [93] спасаясь от мошек и оводов. Выступление экспедиции пришлось отложить до следующего дня.

Воспользовавшись вынужденной стоянкой, я вечером ходил на перелет гусей к знакомому небольшому озерку. Летели горные гуси, сухоносы (Cygnopsis cygnoides), а однажды протянули светлой лентой семь лебедей-кликунов (Cygnus cygnus). Добыл лишь одного горного гуся, а мой препаратор удачным выстрелом обил двух молодых гусей того же вида (А. indicus). Возвращался в палатку при ярком свете луны по знакомой тропинке.

30 августа.

В 5 часов 30 минут утра мы, наконец, выступили из Улхуин-булуна, покинули долину Толы и направились на юго-запад, к массиву Бичикте-дулан-када (к горе «Письмена теплых скал»). Наша дорога шла по увалам, а Тола осталась далеко внизу. Около 10 часов остановились на краткий отдых. Солнце пригревало ощутительно. Везде виднелись норы сурков (тарбаганов), а по-степи разъезжали, монголы — охотники за этими жирными грызунами. Тарбаганы при нашем приближении становились на задние лайки, громко свистели, а затем, увидев бегущих к ним экспедиционных собак, опрометью бросались в норы. Наш охотничий печ Гароль прекрасно ловит сурков совершенно самостоятельно и хорошо помогает при охоте, на них. Я любил смотреть издали, как подкрадывается бывало кто-либо из спутников к кормящемуся вдали от норы тарбагану, как осторожно идет впереди собака, озираясь все время на охотника, и как, наконец, после выстрела Гароль мчится к добыче и схватывает ее у самого отверстия в нору, а потом передает стрелку. А в небе в это время кружат несколько коршунов, на выстрел прилетают вороны — все ждут лакомого куска.

Около шести часов вечера мы разбили лагерь около скал массива Бичикте-дулан-хада, вблизи колодца. В воздухе чувствовалась большая сухость и тепло, чем на берегу Толы. Вода в колодце оказалась превосходной, и мы решили прожить здесь несколько дней для подробного осмотра письмен на скалах.

31 августа.

Сухое, полуясное, но прозрачное утро. В первую половину дня занимался фотографированием скал с рисунками, санскритскими и уйгурскими надписями. Из рисунков чаще всего встречались изображения козлов. Некоторые небольшие камни были сплошь покрыты таким звериным орнаментом. В одном месте меня заинтересовал рисунок кисти руки; «отпечатки» пальцев сохранились очень ясно. Бичикте-дулан-хада — это гранитный массив, сложенный мощными складками. Склоны его круты, местами отвесны. Скалы изборождены трещинами [94] и сильно разрушены. Много матрацевидных отдельностей, а также столбов, башен и куполов разной формы». Несколько ущелий прорезают горы. В одном из ущелий я заметил пещеру с настилом из соломы, на которой было много помета хищных птиц.

У подножья Бичикте расположено множество керексуров, как бы опоясывающих ее. Я проехал вокруг главного массива (всего 7 1/2 км), осмотрел все могилы и остался очень доволен своей экскурсией.

Во вторую половину дня ловил насекомых около скал и у водопоя. Ночью на фонарь к колодцу летело множество ночных бабочек, и лов был необычайно удачен.

1 сентября 1925 г.

Ночью к нам подходил волк. Дежурившая с 1 часа ночи до 5 утра Елизавета Владимировна сидела у самого колодца и ловила бабочек. Подняв глаза, она в свете фонаря увидела в нескольких шагах от себя характерную фигуру волка с поджатым хвостом. Он стоял в нерешительности и, видимо, пришел на водопой. Ружье дежурного стояло в стороне (очень неосмотрительно!), а потому зверь не был добыт. Елизавета Владимировна с досады бросила в него несколько камней. Только когда волк пустился наутек, залаяли наши собаки, и к ним присоединились еще другие, принадлежавшие нашим соседям — охотникам за тарбаганами.

С утра снова отправился в объезд массива Бичикте. Главное внимание в этот раз я обращал на каменные могилы — керексуры — и «плиточные» (обставленные вертикально стоящими каменными плитами), которых у подножья Бичикте и в ущельях ее я насчитал всего 71. Некоторые могилы оказались разрытыми. Ямы достигали в отдельных случаях двух метров глубины, но чаще были менее глубоки.

После обеда мы направились в дальнейший путь, к юго-западу, в сторону монастыря Мишик-гун. С ближайшего невысокого перевала мы увидели впереди, мягкие холмы и в их центре маленькую горную гряду, протянувшуюся от юго-юго-востока к северо-северо-востоку. Вокруг нас расстилался степной простор. Травы отцвели, пожелтели и, отливают золотом. Наш бычий неуклюжий караван то поднимался на холмы, то вновь спускался в мелкие долины. С каждой новой вершины видишь все ту же однообразную картину всхолмленной степи. С одного из более высоких увалов показался на западе зубчатый темный массив Хайрхана, к которому примыкала горная цепь. На дороге нам повстречался китаец с целой сотней телег, груженных шерстью. Несколько раз видели табунки дзеренов, везде по холмам свистели тарбаганы, перелетали монгольские жаворонки (Melanocorypha monigolica), изредка проносились стаи больдуруков (Syrrhaptes paradoxus). На [95] ночлег остановились в урочище Сучж, вблизи сухого русла, под небольшим перевалом. Вечерам заоблачнело, подул сильный юго-западный ветер, пошел дождь, не прекращавшийся до самого утра.

2 сентября.

Выступили немногим позднее обыкновенного — в 6 1/2 часов облачного, утра. Со второго, более высокого перевала Сучжен-хотул увидели впереди широкую степную долину, замыкавшуюся на западе массивом Хайрхан. Везде виднелись многочисленные стада овец, рогатого скота и лошадей. Обеденный привал сделали у колодца Сучж, в урочище Ариечи-хайрхан. Колодец был выложен каменными плитами и оказался неглубоким: до воды всего 30 см, мощность водного горизонта 1 м. Вкусная, холодная вода быстро утоляла жажду людей и животных. Видимо, этим колодцем пользуются и все окружные монголы со своими стадами.

Во вторую половину дня мы спустились в котловину Тухум-нор. Еще издали нам открылись два соленых озерка Ихэ-тухум и Бага-тухум, ярко блестевшие серебром под лучами опускавшегося к горизонту солнца. Неподалеку, у колодца расположился небольшой монастырь. В Баинтухумской озерной [96] впадине проживает много кочевников, с огромным количеством скота. На отличных солончаках и полупустынных травах пасутся верблюды. Во время этого перехода мы отметили несколько змей, из которых одну взяли в коллекцию. Бивак разбили уже в сумерки, против монастыря. Ночь была прохладная, но тушканчики резвились вокруг нас, как летом. Низко над нами протянула стайка журавлей (Grus grus) и пролетел камышовый лунь (Circus spilonotus). До темна блестели перед нами солончаки — словно полоски воды — и манили к себе наших собак, которые напрасно бегали к ним, стремясь утолить жажду.

3 сентября.

Ночь была тихая, в первой половине облачная, а затем ясная и прохладная. Утром мы обнаружили, что оба соленых озера в данное время совсем высохли и блестели корочкой соли. Единственный в котловине колодец находился близ монастыря, но мы им не пользовались, так как довольствовались привезенной в бидонах водой из прекрасного колодца Сучж. Перед нами расстилалась юсе та же необозримая равнина, чуть всхолмленная невысокими увалами и грядами возвышенностей. Дорога проходила между двумя пересохшими солеными озерами. Миновав озерные западины, мы поднялись на плоский перевал, откуда вдалеке сразу отметили ярко-зеленые лужайки, окаймляющие ключ Загастэ. Над нами несколько раз проносились небольшие стайки бульдуруков (попыток), однажды на расстоянии полукилометра наш путь пересекла парочка антилоп-дзеренов (А. gutturosa). Везде было очень много сурков и мышевидных грызунов, а также промышлявших ими сарычей (Buteo hemilasius) и соколов (Faloo cherrug).

К полудню мы подошли к ключу Загастэ, и так как место показалось нам приветливым и оживленным в отношении птиц, то решили остановиться здесь на ночлег. Вечерние экскурсии принесли нам одного сарыча, двух соколов и нескольких пролетных птичек: варакушку (Cyanosylvia svecica), малую мухоловку (Muscicapa parva alblcilla), желтую и белую плисок. Видели нескольких земляных вьюрков (Pyrgilauda davidiana), степного орла и беркута. Но больше всего поражало обилие сарычей. Над долиной Тухум я отметил в одном месте 15 особей этих крупных птиц, летевших довольно высоко, стаей, словно галки.

4 сентября.

Ночью было прохладно, температура упала до — 3° С. Выступили в 5 часов 30 минут утра, и снова направились к юго-западу. В пяти километрах от ключа Загастэ, к северу от нашей дороги, под защитой гор расположился маленький монастырь Чортэн-дугун. Вокруг него на покатой луговине были [97] разбросаны юрты номадов, а в стороне я заметил целый ряд уже развалившихся круглых каменных печей, в которых, по-видимому, обжигали кирпич на постройку монастыря. Пастбища в окрестностях были хорошие, везде паслись стада рогатого скота и овец.

В середине дня мы остановились на обед у родников Гурбун-тэргэн, а к вечеру, уже в сумерках, добрались до перевала Норимтэн-хотул, откуда до монастыря Мишик-гун оставалось всего 5 км. Ключи Гурбун-тэргэн расположены в ложбине, где залетает несколько болотистых озерков. Около первого, восточного и верхнего, ключа я отметил небольшую квадратную могилу, обставленную каменными плитами. По середине погребения стоят 2 более крупных, бесформенных камня, до 1 м высотой.

Путь от ключей до монастыря Мишик-гун проходит по пересеченной местности. Мы пересекли несколько небольших горных гряд, по крутым склонам которых виднелись выходы крупнозернистых выветрелых гранитов самых разнообразных очертаний.

5 сентября.

Сегодня мы перекочевали поближе к Мишик-гуну и устроились лагерем у колодца Нарини-худук, в 1 1/2 км от монастыря и русских торговых организаций. Невдалеке виднелось болотистое озерко, тотчас же намеченное нами для первых экскурсий. Во вторую половину дня меня посетили служащие Монценкоопа. Все соотечественники оказались очень милыми, приветливыми людьми, познакомили меня с местным монгольским начальством, от которого я получил разрешение на осмотр монастыря, основанного около 120 лет тому назад. В Мишик-гуне постоянно проживают до 200 лам, обслуживающих 14 храмов. Меня поразила чистота на улицах. Около построек везде был аккуратно сложен длинными грядами аргал (помет домашних животных) — единственное топливо в этой безлесной местности.

К вечеру разразилась гроза, полил дождь, а в окружающих горах выпал град. Наш бивак несколько затопило, и пришлось долго сушить вьюки.

9 сентября.

Погода изменила нам. Второй день, почти не переставая, идет дождь. Несмотря на это, ко мне приехал начальник местного монгольского управления, назначил нового проводника до Ильдэн-дэли-курэ, снабдил его соответствующим документом и рассказал, что в урочище Дут-нор, неподалеку от нашей стоянки, имеются письмена на скалах. Дорогу к письменам знает новый проводник Вачир. Горю нетерпением разыскать эти скалы, хотя по сведениям местных жителей, кто-то уже снимал копии с надписей и доставил их в Улан-Батор. [98]

Наши зоологические коллекции значительно пополнились в Мишик-гуне, главным образом пролётными птицами. Добыты ржанки (Charadrius dominicus fulvus), камнешарка (Strepsilas interperes), песочник (Erolia minuta), плавунчик (Phalaropus hyperboreus) и другие.

11 сентября.

В 6 1/2 часов утра я отправился в урочище Дут-нор осмотреть скалы с надписями, о которых мне рассказал местный дарга (начальник). Путь наш пролегал к юго-востоку от монастыря Мишик-гун, вдоль долины, граничащей на юте с горами Тармцык. Кругом — степь, на прекрасных пастбищах — многочисленные стада овец. Монгольские стойбища располагались ближе к горам, около ущелий. Местность постепенно повышалась. Долина, окаймленная на севере и юге мягкими горными грядами, кое-где перегораживалась цепями увалов. На восьмом-десятом километрах от Мишик-гуна хорошая дорога кончилась, мы стали склоняться к югу и пошли по отлогим предгорьям. В расширенной части долины отметили два небольших озерка, носящих одно и то же название «Цайдам». На северо-востоке показалась вершина Харат, на востоко-юго-востоке — Хошюн-хара. Постепенно поднимаясь в горы, мы пересекли несколько ущелий и наконец миновали мягкий степной перевал, откуда к юго-юго-востоку открылся ряд поперечных каменистых грив. В логах встречались местные охотники, промышлявшие сурков-тарбаганов, тут же паслись стада скота.

Проехав километров 20 от Мишик-гуна, проводник заявил, что скалы с письменами должны быть близко, но он точно не помнит их местоположения, а потому он принялся их разыскивать, пуская лошадь вскачь и сворачивая то в одну, то в другую сторону. Я же ехал медленно, придерживаясь одного направления. Впереди, на юго-востоке показалась довольно обширная котловина с озерным бассейном, вокруг которого группировались юрты кочевников. На пути нам нередко встречались выходы гранитов, а иногда и россыпи из очень крупных гранитных глыб. Наконец, мы с радостью услышали громкий крик Вачира, возвещавшего, что письмена найдены. Подъехав к нему, я увидел, среди многочисленных скал и отторженцев серого и розоватого выветрелого гранита, несколько больших темносерых диабазовых отдельностей с блестящей отшлифованной поверхностью, на которой четко и ясно выделялись вертикальные строчки длинной надписи на монгольском языке.

На одной скале было 17 строчек, на другой — 8. На соседних — тибетские, китайские письмена, а также рисунки животных и растений. Я долго любовался художественной гравировкой и сделал 6 снимков с замечательных скал с надписями. [100]

[Перевод этих надписей был сделан в 1926 году Б. Я. Владимировым. Текст первой надписи, в 17 строк: «Двадцать первого числа первой осенней луны года белой курицы (1621 г.) Цокту-тайджи, охотясь и а северных горах Цэцэрлик, Хаэдгай-хана, верхом на покрытом броней темногнедом коне своем поднялся на вершину. Смотря на восток, тогда растрогался он очень в мыслях своих, вспоминая горячо любимую тётку сбою, заплакал он и произнес следующее:

1. Хотя местопребывание царя верховных небожителей и ханов-владык, находящихся на земле, различается тем, что одно вверху, другое внизу, но един круг их блаженства и любви.

2. Если различно местопребывание бодисатв, находящихся в пещерах Akanistha, и тех, кто обладает мыслью совершенного озарения на золотей земле, то един круг их милосердия и сострадания.

3. Если оказываются иными обыкновение и вид славных сановников здешних ханов-владык и великих воевод мучителя Эрлак-хана, то един круг их различения правого и неправого.

4. Если различна жизнь человека, не могущего добыть благ и пищи, и дикого зверя, бродящего по горам и лесам, то един круг того, как они питаются, умерщвляя.

5. Если оказывается явно иным внешний вид человека, ворующего вдали и вблизи, и волка, подстерегающего, бродя вокруг овчарни, то един круг их желаний насыщения.

6. Хотя далеки друг от друга Халха и земля Оншигутов, земля моей горячо любимой тетки на Ононе-реке и моя, пребывающего больным на Орхоне и Толе, но един круг нашей взаимной тоски и любви.

7. Если не встретимся мы в этой жизни, то впредь во всяком последующем перерождении да будем всячески помогать друг другу подобно тому, как мать любовно опекает свое единственное дитя.

Так сказанное со слезами запомнил находившийся вместе с ним паж Эрхе и записал в книгу; а впоследствии, через четыре года, восемнадцатого числа первой луны настоящего года мыши (1624 г.), паж Дайчинг и богатырь Гуйенч написали это на скале».

Текст второй надписи, в 8 строк:

«Поклоняюсь Samantabhadra, Amitabha и Cakyamuni — Будде. Поклоняюсь Hevajra Varahi — матери и Vajrapani. Поклоняюсь верховному небожителю, хану и ханше и всякому благодетельному человеку: «Ом-мани-пад-мэ-хум» (шесть раз).

По приказу Халхаского Цокту-тайджи, племянника Вачир-хана, потомка Чингис-хаяа, паж Дайчинг и Гуйенч-богатырь в честь монгольского хутухту-хана написали на скале, подобной нефриту — драгоценности, в великий белый день пятнадцатого числа луны огня и тигра — первой из лун, года [101] дерева и мыши — первого из годов, когда прошло от года воды и коня, в котором родился Чингис-хан (1162 г.), четыреста шестьдесят четыре года (1626 г.)». — (Е. К.)].

На обратном пути наблюдали пару крупных орлов, вероятно беркутов, много земляных вьюрков (Pyrgilauda davidiana), клушиц (Pyrrhocorax pyrrhocorax), рогатых и малых жаворонков (Eremophila alpestris Calandrella rufescens). Около четырех часов пополудни были уже в Мишик-гуне.

12 сентября.

Ездил в ущелье Тэмэн-ама, в горах Тармцык. При входе в ущелье громоздились скалы серого и розоватого, мелкозернистого гранита, со включением какой-то другой темной и очень твердой породы. По крутому каменистому ложу бежал ручей, в дождливое время превращавшийся в грозный поток. По склонам и сейчас были видны следы высокого уровня воды, в виде гряд камней, аргала и всякого мусора, отложенных над дном ущелья.

Местные обитатели рассказывали о сильной грозе, разразившейся 28 июля текущего года, когда дождевые воды, сбегая по ущелью Тэмэн-ама, затопили всю прилежащую долину, превратив ее в огромное озеро. Пострадали будто бы люди и животные.

По мелким распадкам отлогие склоны были покрыты хорошей травой, а по скалам лепился мелкий кустарник. Животная жизнь оказалась бедной. Видели только сусликов, сурков, а из птиц — беркута, пустельгу, клушиц и пролетного камчатского соловья (Calliope calliope).

14 сентября.

Выступили из Мишик-гуна в дальний путь, к северо-западу, в сторону котловины с рядом солоноватых озерков. К обеду сделали 14 км и достигли дна котловины, урочища Хара-толо-гойнэн-нор, где неподалеку от солоноватого озера оказалось несколько прекрасных ключей с пресной водой. Везде хорошие пастбища, пасется домашний скот, стоят юрты кочевников. На озере, имевшем около 1 км в окружности, плавали лебеди-кликуны (Cygnus cygnus), горные гуси (Eulabeia indica), гуси-сухоносы (Cygnopsis cygnoides), белолобые казарки (Anser albifrons) и множество красных уток (Casarca ferruginea). По берегам бегали мелкие кулики, в траве кормились чибисы.

К вечеру, постепенно поднимаясь, мы приблизились к невысокой горной цепи, отдельные вершины которой носили названия: Дэлгэр-хан, Баин-ундурь и Халцзан. Заночевать пришлось, не дойдя до мягкого лугового перевала, в урочище Обур-гуджиртэ. Ночь была тихая, ясная, воздух прозрачный. [102]

15 сентября.

С восходом солнца мы уже в дороге, в 7 часов утра пересекли перевал Илэетэ-ама-хотул, откуда открылся вид на новую, обставленную горами, котловину — Ара-гуджиртэ с одним соленым озером, несколькими родниками и обширными солончаковыми болотами. Здесь решили сделать дневку. У северозападного подножья Дэлгэр-хана В. А. Гусев нашел прямоугольный керексур. Все ходили на экскурсии, но результаты были небогаты: несколько пролетных птиц, среди которых наиболее интересным оказался Turdus obscurus, до десятка ночных бабочек, целый ряд мух и шмелей. Собрал и все встреченные на вершине Дэлгэр-хана цветущие растения.

16 сентября.

Утро прошло в добавочных экскурсиях, а после обеда направились снова к северо-западу. Вправо от дороги я отметил на вершине холма небольшую древнюю могилу, около четырех метров в длину, ориентированную с юго-запада на северо-восток. По середине ее стоял гладкий, плоский обелиск более 1 м высотой, очень грубой работы. Поднимаясь с увала на увал, мы незаметно достигли перевала Гдагэн-хотул, представлявшего глубокую седловину в горной гряде. Нужно заметить, что пока, на восточной окраине Хангая, все перевалы, встреченные нами на пути, были луговые, мягкие и легко доступные даже для автомобиля.

С перевала снова открылась широкая впадина, граничившая на северо-западе с зубчатой горной грядой. На северном склоне перевала мы пересекли дорогу к монастырю Эрдэни-цзу и далее на Заин-шаби 24. Наш путь шел несколько западнее. По дну долины протекала небольшая прозрачная речёнка Хайя-гол от 1 до 2 м шириной и до 20 см глубиной, а дальше расстилалось обширное озеро Олун-нор, вблизи которого мы остановились на ночлег. Птиц около воды скопилось много. Гоготали пролётные гуси, свистели кулики, перемещались стаи уток. На берегу сидел орлан-долгохвост.

17 сентября.

Впервые в эту экспедицию мы спустили на воду нашу складную брезентовую лодку и сделали промеры глубин Олун-нора.

Описываемое озеро протянулось с северо-северо-востока на юго-юго-запад узким продолговатым бассейном, около 25 км в окружности; в него впадают только два маленьких ручья, бегущих из соседнего болота, с юга. Берега Олун-нора по большей части плоские, песчаные и только юго-западная узкая [103] береговая полоса заболочена. Рельеф дна весьма однообразен: максимальная глубина — 1 1/2 м в юго-западной части озера, где берега образуют нечто вроде залива. Здесь дно илистое, богатое донной флорой и фауной, среди которой больше всего найдено ракообразных. Глубина по продольной оси озера почти везде одинакова — 75 — 100 см. Дно песчаное, твердое, ни рыб, ни ракообразных в этой части бассейна не обнаружено. Вода Олун-нора слегка мутная и горьковатая на вкус. Пользоваться ею для варки пищи можно, но чай из озерной воды довольно невкусен. Наши караванные животные (быки и лошади) пили воду очень охотно, а большой табун монгольских лошадей ежедневно пригонялся к озеру на водопой.

Я весь день возился с печатанием и окончательной обработкой фотоснимков диабазовых окал с выгравированными надписями.

18 сентября.

Ночь была ясная и прохладная. К утру вся трава покрылась инеем, но днем стало жарко. Выступили во вторую половину дня и вскоре втянулись в ущелье Сэртэн-булак. Ключ, бегущий по дну его, в нижней части ущелья разлился и образовал болото. [104]

19 сентября.

Встали очень рано и к 7 часам утра поднялись уже на мягкий луговой перевал Сэртэн-хотул, а с него спустились в долину речки Шарин-гол. Местность попрежнему оставалась крайне, однообразной: гряды холмов сменялись степными долинами с озерками или мелкими речками, бегущими с севера. Везде кочевья монголов, стада рогатого скота, овец и табуны лошадей. Из млекопитающих видели только тарбаганов, сусликов и мелких грызунов, из птиц — жаворонков и коньков (Anthus richardi) да изредка одинокого степного орла. Некоторое разнообразие вносили лишь речки и озера, где сейчас останавливались пролётные пернатые.

Перевалив невысокий горный кряж (перевал Ар-худук), мы увидели долину речки Цаган-чолутэн-булак, а среди холмов — монастырь Далай-гун. Южный горизонт замыкался горами с плоской скалистой вершиной Хайрхан, северные склоны которой были укрыты лиственичными лесами.

Далай-гун основан тибетским ламой из Эрдэни-цзу и до 1923 года (насчитывал около 1 000 лам. Сейчас население монастыря очень невелико, хозяйства у него никакого нет и монахи живут исключительно подаянием. Большая часть помещений заколочена. Мне хотелось осмотреть храмы, но настоятель Лодой-Габчжи находился как раз в отсутствии и проникнуть в кумирни не удалось.

Я отметил группу из семи белых субурганов; самый крупный из них был расположен на западном холме и виден издалека, тогда как весь монастырь скрыт в низине, среди увалов. Еще один белый субурган стоял на помосте, под которым имелся проход, наподобие ворот. Под этим субурганом принято прогонять скот, предназначенный к продаже. Поверье говорит, что только при соблюдении этого обычая хозяйство продавца после торговой сделки не пострадает и благосостояние его увеличится.

Речка Цаган-чолутэн-булак течет к северо-северо-востоку, вода ее прозрачная, дно каменистое. Ширина ложа — всего 2 — 3 м, глубина от 30 до 40 см.

Наш караван вскоре оставил долину этой речки и стал подниматься по луговому увалу, на котором высились серые гранитные скалы и матрацевидные отдельности. По склонам расстилался ковер эдельвейсов (Leontopodium sibiricum), изредка встречались синие горечавки. Везде много нор тарбаганов.

Мы разбили бивак в 15 км к юго-западу от Далай-гуна, в долине речки Цзагастэ, берущей начало из ближайшего озера Сангин-далай-нор. В долине много болотистых понижений и мелких озерков. На западо-северо-западе возвышался в 8 — 10 км горный массив Дулан-ула, протянувшийся от северо-востока на юго-запад. Северные склоны его одеты хвойными лесами, южные — покрыты пышными травами. [105]

20 сентября.

Еще с вечера погода испортилась, пошел сначала дождь, а затем град вместе со снегом. Всю ночь, бушевал ветер. Утром ненастье продолжалось; окрестные горы были убелены снегом до подножия. Холод и осадки никак не отражались на пролёте птиц: весь день слышались в небе крики следовавших к югу стай серых журавлей и гусей-гуменников. На биваке кормились белые плиски, бродили около самых палаток и вьючных ящиков. К вечеру погода улучшилась, выглянуло солнце, и мы устроили практическую стрельбу из винтовок. Результатами я остался доволен, все спутники стреляли удовлетворительно, только один наш рабочий, китаец Фучин, оказался плохим стрелком.

22 сентября.

Ездил вниз по реке Цзагастэ в Монценкооп за сведениями о памятниках старины. Ничего особенно интересного я не услышал. Указали мне на целый ряд кераксуров, расположенных около гор Дулан-ула, и посоветовали поговорить об исторических памятниках со здешним аборигеном — старым монголом Туботом. В результате я познакомился с несколькими плиточными могилами у подножья гор правого берега Цзагастэ. На пути в долине речки видели 6 дроф, 2 пары лебедей-кликунов и трех дзаренов (Antilope gutturosa).

23 сентября.

Попрежнему пасмурно, сыро и холодно. Все ходим в полушубках, а, между тем, на голубых горечавках держатся шмели и мухи. Во вторую половину дня периодически стало показываться солнце, и в светлые проблески я отметил несколько видов бабочек. Ловили рыбу в Цзагастэ. Попалась одна мелочь, которая поступила в коллекцию.

24 сентября.

Вместе с Елизаветой Владимировной и стариком Туботом ездил в горы Дулан-ула. На пути осматривал керексуры, которых здесь необычайно много. Мое внимание остановила одна могила очень больших размеров на вершине холма. На ней имеется высокий каменный навал посередине, а по краям по окружности положены в один ряд камни. Метрах в 60 — 80 — другой керексур прямоугольной формы. Бегло ознакомившись с целым рядом могил, мы поднялись в верхний пояс гор. Характерной особенностью массива Дулан-ула являются стенообразные гранитные выходы, иногда простирающиеся вдоль гребней на большие расстояния. В целом весь массив очень живописен. По северным склонам темнеют хвойные леса — по преимуществу лиственичные, с примесью стелющегося можжевельника и черной березы, а по гребням вздымаются отвесными стенами и столовидными отдельностями красные утесы (гранит). В лиственичниках нас поразило обилие корольков [106] (Regulus regulus). В скалах мы нашли горных завирушек (Accentor collaris) и красноклювых клушиц. С вершины западного отрога гор я увидел на юго-востоке большое озеро Сангин-далай, мимо которого должен был пройти маршрут экспедиции.

Около четырех часов пополудни мы вернулись на бивак. Остававшиеся в лагере спутники вскрыли намеченный мною еще накануне к разработке ближайший керексур, имеющий форму шестигранника. На глубине 1 м, под длинной и узкой каменной плитой, был обнаружен скелет человека. От черепа сохранилась только нижняя челюсть. Повидимому, могила была потревожена грызунами. Кроме костей, найдены бусы, золотая вещица и немногое другое.

26 сентября.

Сегодня меня посетила группа бурят — работников торгового аппарата. Я с большим интересом поговорил с ними. Они, между прочим, очень советовали мне остаться зимовать в Хангае, на истоках реки Онгиин-гол, в горно-таежной зоне, где, по их словам, имеется не мало памятников старины.

28 сентября.

Сделали небольшой, легкий переход в 13 км, вверх по реке Цзагастэ, к озеру Сангин-далай и разбили лагерь на его северо-восточном берегу. Озеро залегает в обширной долине, обставленной высокими горами, и имеет около 10 км в окружности. По всей вероятности, озеро питается ключами, бьющими со дна. Вода его — пресная и довольно прозрачная. Сангин-далай дает начало порядочной речке Цзагастэ, образующей у своих истоков топкие болота. Здесь стоит деревянная часовня, с изображением Гаруды со змеею — божества хранителя вод. Рисунок исполнен красками на камне.

Разобрав вещи и удобно расположившись в палатках на более или менее продолжителыную стоянку, мы спустили свою лодку и сразу сделали небольшую рекогносцировку бассейна Пролётных птиц в заливах озера оказалось очень много. Лебеди-кликуны, плавали семьями; серые, вполне оперившиеся птенцы резко отличались по окраске от снежно-белых родителей. На узком мысе сидело множество бакланов, которые поднялись на воздух черной стаей. Крачки и чайки неторопливым полётом скользили над синей поверхностью воды и занимались ловлей рыбы. Утки и гуси, взлетевшие при нашем приближении, образовали в небе целое облако и скоро вновь опустились у дальнего берега. На болоте на устье Цзагастэ видели чибисов, куликов красноножек, коньков (Anthus richardi). Сделав несколько предварительных промеров, мы убедились, что глубина озера невелика — около 1 м.

К вечеру погода испортилась, и пошел снег, падавший до полуночи. Земля укрылась снегом на 10 см. [107]

29 сентября.

Проснулись при зимнем пейзаже. Пришлось лопатами разгребать снег, откапывать вьюки. Температура воздуха ниже нуля. К полудню снег в долине почти нацело стаял под лучами выглянувшего солнца, южные склоны гор запестрели проталинами, но на северных — таяния не заметно. На бивак прилетел скворец. В воздухе с шумом пронеслась стая бульдуруков. Спутники отправились делать промеры озера. В час дня температура воды +9,0° С.

30 сентября.

Ночь была тихая, ясная, морозная. Минимум — 7,0° С.

Озеро за ночь частично замерзло; у берегов — лед, толщиною около 1 см, в центре бассейна осталась большая полынья, на которой сосредоточилось все птичье население. Среди дня начался юго-западный ветер, который развел волну, разбившую лед, и мы смогли закончить измерения глубин озера. По длинной оси Сангин-далай имеет 2 км; в самом широком месте ширина его достигает 1 км. Глубина его в среднем — 75 см. Наибольшая глубина при истоках Цзагастэ 1,25 м. Наименьшая — 60 см. Дно — твердое, песчаное; сверху имеется небольшой слой ила в 15 см. Добыли трех серых гусей (Anser anser).

1 октября 1925 г.

Небо ясное, воздух чист и прозрачен, но барометр падает. Ветер переменный и порывистый. Ловили неводом рыбу. Попалось лишь несколько усачей и много мелкой серебристой рыбешки. Драгировка дала моллюсков, ракообразных, червей и др. придонных животных.

2 октября.

Бурное утро, с северным ветром, облачно, пробрасывает сухой мелкий снег. Сегодня озеро свинцовой окраски. Рано утром по косогору к биваку пробирался поджарый светложелтый волк. К сожалению, собаки прогнали его, не дав охотникам добыть зверя. Около нас кормятся постоянные гости — вороны. Уже в темноте к нам прибыли новые подводчики с быками, которых нанял недавно поступивший в экспедицию переводчик Цэрэн. Это старик бурят, юрта которого стоит на Онгиин-голе, в хошуне Сайн-нойон — как раз в том районе, где мы собираемся зимовать. Я взял его как человека, хорошо знакомого с водоразделом рек Онгиин-гол и Орхон, где нам предстоит экскурсировать в течение нескольких месяцев.

3 октября.

Холодно и ясно. Озеро сковано льдом в 1 см толщиной.

Иней посеребрил траву. Лебеди и утки летают над Сангин-далаем, разыскивая полыньи. Около бивака впервые появилась [108] золотистая ржанка (Charadrius dominicus). Мы укладываем вещи — назавтра собираемся выступать. В палатках становится холодно и неуютно, пора обзаводиться зимним жилищем — юртой.

4 октября.

Попрежнему мороз. Лебединая семья ночевала на льду. С восходом солнца птицы поднялись и стали с криками летать над замерзшим озером. Мы выступили в 7 часов. Теперь нас везли уже не обычные домашные быки, а упрямые, мохнатые сарлыки и хайнаки (яки и гибриды яка с крупным рогатым скотом). Мы обогнули озеро с северо-западной стороны, перешли вброд прозрачную речку шириною в 4 — 5 м, на которой не было никаких признаков льда, и стали постепенно подниматься к ущелью южных гор.

Сегодня в открытой долине видели тарбагана, который, сидя на задних лапках, громко кричал. Между тем в специальном дневнике у нас отмечено, что 27 сентября сурки залегли в норы на зиму... Суслики очень оживлены, (бегают далеко от своих нор. У подножья скал, на груде обломков видели корольков (Regulus regulus). Повидимому, эти птички также перемещаются на зиму: в лиственичных лесах Дулан-ула их было необычайно много, а, кроме того, мы наблюдали отдельные особи этих птиц в траве, по кочкам болот у озера Сангин-далай — в стации, столь же несвойственной данному виду, как и лишенные растительности обломки породы.

За ближайшим горным кряжем нам открылась долина реки Горхон-гол с монастырем Ильдэль-бэйлэ-курэ. Северные склоны ущелий были одеты густыми лиственичными лесами.

5 октября.

Сделали остановку на несколько часов среди дня, чтобы ознакомиться с монастырем. В Ильдэль-бэйлэ всего 9 храмов, расположенных на возвышенной береговой террасе фасадом на юг.

В главном храме — большие изображения Майтреи и Богдо-гэгэна. Несколько высоких субурганов и молелен рассыпаны по соседним луговым холмам, носящим название Сумбур. В монастыре насчитывается 500 лам и около 300 учеников-подростков. По словам местного да-ламы, Ильдэль-бэйлэ основан около 100 лет тому назад и раньше имел много дорогих золоченых бурханов, впоследствии уворованных. В настоящее время курэ все же в удовлетворительном состоянии — казна в порядке, имеется монастырский скот — стада сарлыков и овец, а также табуны лошадей.

Миновав монастырь, мы направились к западу, вверх по Горхон-голу. Северные склоны высокого массива Асхатэ золотились пожелтевшими лиственичными рощами. На южных скатах — еще зеленели прекрасные луга. Вблизи перевала [109] Абайтэ-даба видели в лесах косуль и зайцев, а из птиц — белоспинных дятлов, поползней и синиц. Везде по-прежнему встречались монгольские стойбища. Очень интересно было наблюдать, как монголы косили осеннюю сухую траву, срезая ее охотничьими ножами. Делалось это неумело, причем сами работники, неуклюже выполняя непривычную работу, конфузились нас, как дети 25.

6 октября.

Сегодня на нашем пути было два порядочных горных хребта.

Перевал Цаган-дабан, над которым поднимается вершина Начимбнуэ, имеет вид каменистого плато. Во многих местах высятся выветрелые гранитные скалы, похожие на башни разнообразной формы, здесь же разбросаны матрацевидные отдельности. Между скалами медленно струятся ручьи по болотистому грунту.

Как на самом перевале, так и по долине, спускающейся с него к реке Онгиин-гол, я отметил очень большое количество прямоугольных и круглых керексуров. Около поворота реки Онгиин-гол на юго-восток, против вершины Хара-хошу, расположена новая группа керексуров, а несколько в стороне от них мы нашли три большие четырехугольные плиты, вроде саркофагов.

7 октября.

С нашей стоянки на левом берегу реки Онгиин-гол, в урочище Хара-хошу, сделал экскурсию вверх по левому притоку Огашин-гола — Уптэн-голу. Пустынная каменистая долина этой речки вскоре стала расширяться, появились хорошие луга, а в горных падях — лесная растительность. Навстречу нам [110] попалось несколько монгольских семейств, перекочевывавших с летних пастбищ в Хангае на зимние — к южному подножью этой горной страны. На телегах, запряженных сарлыками, а частично на верблюдах, были уложены и завьючены юрты, сундуки, войлоки и всякий домашний скарб, вперемешку с детьми, стариками и старухами. Молодые женщины следовали верхом на лошадях. Несколько в стороне двигался табун лошадей, подгоняемый молодыми парнями, на сильных быстрых конях. У каждого юноши в руке был очень длинный и тонкий шест, с петлей из конского волоса на конце, служащий для поимки необъезженных лошадей. Люди в монгольском караване двигались молча. Зато табун создавал много шума и оживления. Кони ржали, гонялись друг за другом, настигая кобылиц, табунщики мчались но весь дух с гиком, свистом и песнями.

В 10 км от своего устья (слияния с Онгиин-голом), Уптэн-гол принимает с востока небольшую речку Бичикте-гол, бегущую по широкой луговой долине, окаймленной лесистыми (лиственица) горами. В верховьях этой речки имеются скалы с письменами, которые мне и надо было посмотреть. К сожалению, здесь меня ждало разочарование. На скалах фигурировала главным образом обыкновенная молитвенная формула буддистов «Ом-мани-пад-мэ-хум», написанная печатными санскритскими буквами. Были, правда, и другие мелкие надписи в трещинах и на маленьких выступах камней, но их никак нельзя было сфотографировать, а скопировать их, за поздним временем, я не смог. В скалах мы отметили голубей (Columba ropestris), горную завирушку (Aecentor collaris) и обыкновенных поползней.

К заходу солнца я вернулся на бивак, утомленный и недовольный результатами своей поездки.

8 октября.

По скалам левого берега Онгиин-гола, на дальнейшем пути между урочищем Хара-хошу и Уптэн-голом, мы в нескольких местах видели надписи и рисунки, сделанные черной краской. Большая часть письмен походила на старомонгольский шрифт. Были также и китайские знаки, и рисунки, изображавшие сидящего Будду, голову человека с длинной бородой, держащего во рту странный предмет на длинном шесте, маленькую кумирню и пр. Ввиду бледности всех этих рисунков, фотографии с них вышли неудачно, и только небольшую часть их удалось скопировать.

Сегодня продолжали медленно двигаться вверх по долине реки Онгиин-гол, к юго-юго-западу. Долина реки вся усыпана острыми обломками горных пород, пастбища везде очень скудные, мягкие склоны гор безлесны и пустынны. Только у скалистых вершин ютятся кустики миндаля и высокая полынь. [112]

10 октября.

На восходе солнца, проходя мимо скал долины Онгиин-Гол, Елизавете Владимировне удалось заметить и добыть двух филинов, уже усевшихся после ночной охоты в тени утесов, в узкой трещине. Около десяти часов утра мы, наконец, увидели впереди себя, в расширении долины, богатые храмы и золоченые кровли большого, известного далеко за пределами своего хошуна, монастыря Сайн-нойон. Сделав несколько фотоснимков монастыря и познакомившись с заведующим местным отделением Монценкоопа, мы поспешили дальше, чтобы засветло дойти до подножья водораздельного хребта Хангая, где мы предполагали обосноваться на зимовку.

Хребет могучей стеной вздымался к северо-западу от Сайн-нойона. Главные вершины его были укрыты снегом. Ближайшие возвышенности, окаймлявшие долину Онгиин-гола, по которой мы продолжали итти, оставались пустынными. Низкорослая степная растительность, оголенные скалы, тишина — все свидетельствовало о бедности фауны долины. И в самом деле, кроме сусликов и рогатых жаворонков, мы не видели ничего живого. Зато древних могил было великое множество. Как на дне долины, так и по горным склонам — везде пестрели своими светлыми камнями керексуры разнообразной формы. Мне кажется, что долина верхнего Онгиин-гола на протяжении около 8 км вниз от подножья хребта в отдаленные времена служила кладбищем.

Около четырех часов пополудни, пройдя 25 км от Сайн-нойон-курэ, мы, наконец, приблизились к хребту настолько, что могли различить несколько его ущелий, желтевших лиственичными лесами, а вскоре подошли и к нижней границе леса. Здесь, на террасе одной из морен, опустившихся когда-то из ближайшего ущелья Битютен-ама, мы решили разбить лагерь. Вблизи нашей стоянки, у подножья скалы выбивался из-под земли «аршан» — ключ прозрачной, теплой воды. Населения кругом не было никакого, кроме единственной семьи нашего переводчика бурята Цэрэна, жившей по соседству в юрте.

Почти весь день дул юго-западный ветер, моросил дождь, иногда сменяясь снежной крупой. [113]


Комментарии

19. Aurel Stein — английский археолог и исследователь Восточного Туркестана и Внутренней Монголии. В 1924 г. вышла его «Innermost Asia» (Сокровенная Азия). Оксфорд.

20. Н. Н. Матусевич — ныне вице-адмирал и заместитель председателя Географического общества Союза ССР. (Прим. ред.).

21. М. Н. Покровский в то время был заместителем наркома просвещения (Прим. ред.).

22. В. Л. Попов — военный географ и путешественник, исследовал Северную Монголию в 1908 и 1910 гг. Автор работы «Через Саяны в Монголию», Омск, 1905 г., и других трудов. (Прим. ред.).

23. В. Ф. Новицкий — русский географ, много путешествовавший по Азии. В Монголии был в 1906 г., когда обследовал восточную часть страны. Автор большого труда; «Путешествие по Монголии...», СПб., 1911. В Восточном Туркестане и Ладаке, Кашмире, Каракоруме побывал в 1898 г., в результате чего опубликовал книгу «Из Индии в Фергану». (СПб., 1903. Записки по Общей географии, т. 38). (Прим. ред.).

24. Ныне город Цэцэрлик — центр Араханганского аймака МНР. (Прим. ред.).

25. Это замечание очень любопытно. Действительно монголы в прошлом почти не занимались заготовкой сена впрок. Это приводило к большому падежу скота в снежные зимы или холодными ветреными веснами. Теперь же благодаря различным мероприятиям монгольские араты научились косить сено, и сенокошение в негобийской части республики весьма распространено. (Прим. ред.).

Текст воспроизведен по изданию: П. К. Козлов. Путешествие в Монголию. 1923-1926. Дневники подготовленные к печати Е. В. Козловой. М. Географгиз. 1949

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.