КОЗЛОВ П. К.

Тянь-шань, Лоб-нор и Нань-шань

Глава пятая

ВЕСНА В СА-ЧЖОУ И ЗНАКОМСТВО С НАНЬ-ШАНЕМ

Оазис Са-чжоу. Город Са-чжоу, или Дунь-хуан, расположен у северной подошвы громадных гор Нань-шань, при реке Дан-хэ, бегущей из снегов хребта Гумбольдта; к северу от Са-чжоу простирается открытая и постепенно поднимающаяся к реке Сулей-хэ равнина. Возвышаясь около [219] 3740 футов над морем, этот «лучший оазис Центральной Азии» находится под 40°12’ с. ш. и под 94°42 в. д. от Гринвича.

С приходом в Са-чжоу экспедиция на время приостановилась. Соседний снеговой хребет Нань-шань препятствовал исследованиям на юге до поздней весны. Ожидание этого времени дало возможность заняться исследованием местной фауны, весенним пролетом птиц и вообще проследить возрождение природы.

Млекопитающие и птицы. В богатой растительности оазиса ютятся в близком соседстве человека следующие звери: волки (Canis lupus), лисицы (Canis vulpes), зайцы (Lepus tolai), более мелкие грызуны (Gerbillus meridianus, Meriones tamaricinus, Rhombomys giganteus, Mus Wagneri, Cricetus arenarius) и антилопы (Gazella subgutturosa).

Волки наносят ощутительный вред китайцам, таская их коров и баранов не только ночью, но и днем. Мало того, они вселяют своим соседям большой страх, похищая их детей у самых фанз. В недавнее время волк схватил 8-летнюю девочку и, не взирая на крик китайцев, успел не только загрызть несчастного ребенка, но даже сожрать часть своей жертвы прежде, чем случайно появившийся всадник-номад успел его прогнать.

Но встречи с нами волки избегали: заметив еще издали охотника, они пускались бежать без оглядки, хотя в ночное время иногда вблизи нашего бивуака они устраивали такие концерты, что дежурный принужден был отпугивать их выстрелом. Но он не всегда достигал цели; случалось, что после выстрела волки еще ближе подбегали к лагерю и еще громче завывали. Немного подальше за рекой волки продолжали нарушать тишину даже и по утрам.

С здешними собаками волки живут, по-видимому, дружелюбно. Урядник Жаркой наблюдал весьма интересный случай, чересчур сближающий этих животных. На глазах нашего охотника пес долгое время сопутствовал волчихе, увиваясь за нею в то время, когда серый кавалер бежал неподалеко стороной.

Лисицы держатся и на окраине оазиса и внутри его, устраивая норы в песчано-глинистых буграх, покрытых тамариском, колючкой, камышом и другими растениями. В таких местах они нередко наблюдались нами. Чаще всего можно было видеть лисицу в тихое, теплое время дня, когда зверь предавался ловле грызунов. Чтобы успешнее подкрасться к добыче, лисица обыкновенно помещалась подле куста стоя, или припав к земле; и в том, и в другом положении зверь находился подолгу; момент бросания на грызуна был неуловим по своей быстроте.

С свойственной лисице хитростью, она легко распознает охотника от человека безобидного; первого избегает, второго игнорирует.

Еще доверчивее к людям и ко всему окружающему относится здешний маленький заяц, который живет у самых фанз, по полям местных жителей. Непроходимых чащ, кустарников он не требует. Только самки, в известный [220] период, скрываются в более густые кустики. В последней трети марта были изловлены молодые зайчата; эти зверьки, величиною с котенка, казались весьма забавными.

Наиболее других распространен Rhombomys giganteus. Его местожительство — солоновато-глинистые бугорчатые площади, залегающие как в самом оазисе, так еще больше на север от него. По сторонам пологих скатов, когда они не бывают прикрыты колючкой или тамариском, пестреют жилища этих зверьков: вблизи норок набросана рыхлая почва.

Зверьки по голосу и привычкам много напоминают собою сурка; впрочем голос, соответственно величине грызуна, значительно уступает первому по тонкости писка; всего ближе подходит он к голосу, издаваемому вьюрками.

Rhombomys giganteus подолгу сидит неподвижно, по-видимому, напряженно глядя по сторонам. Заметив опасность, тотчас поднимается на задние лапки (всегда у своей норки) и издает тонкие, глухие, вводящие в заблуждение относительно места, звуки, как бы предупреждая товарищей; затем быстро прячется, но, не будучи сильно испуган, скоро возвращается, осторожно высовывая мордочку. В противном случае, как, например, после выстрела, подолгу не выходит.

Кажется, описываемый грызун не знает зимней спячки; если же и предается ей, что сомнительно, то на весьма короткое время; вернее же всего выходит и зимой в теплую, ясную погоду. Штормов и ветров вообще не выносит; тогда он не показывается из своего подземного жилища.

Антилопа харасульта ведет себя значительно осторожнее, держится не так близко к человеческим жилищам, как другие звери. Впрочем, порою небольшие стада (5—7 штук) забегают из соседней пустыни на окраины оазиса, где наносят вред засеянным полям.

Список оседлых и зимующих птиц в оазисе Са-чжоу также не велик. К числу первых относятся: филин-пугач (Bubo iurcomanus), ворон черный (Corvus сотах), ворона (Corvus corone), ремез (Aegithalus Stoliczkae), синица (Panurus sibiricus), овсянки (Cynchramus pyrrhuloides, C. schoeniclus), жаворонки (Galerida magna, Alaudula cheeleensis), воробьи (Passer Stoliczkae:, P. montanus), голубь (Turtur turtur) и фазан (Phasianus satscheuensis); в прилежащей к оазису пустынные были замечены сойка (Podoces Hendersoni) и больдурук (Syrrhaptes paradoxus). К числу вторых — орлы (Aquila daphanea, A. clanga), ястреба — тетеревятник и перепелятник (Astur palumbarius, A. nisus), сарычи (Buteo leucurus, В. leucocephalus), сокол-дербник (Aesalon regulus), грач (Corvus frugilegus), галки (Coloeus monedula, С dauricus), сорокопуты (Lanius sphenocercus, L. borealis), дрозды (Merula atrigularis, M. ruficollis), синичка (Leptopoecile Sophiae), горихвостка (Ruticilla erythrogastra) и щеврица (Anthus spinoletta).

Местный фазан и хохлатый жаворонок. Более подробного описания заслуживает представитель куриных, а именно фазан са-чжоуский [221] (Phasianus satscheuensis), впервые найденный H. M. Пржевальским в его третье путешествие по Центральной Азии.

Фазан в оазисе Са-чжоу держится по полям, вблизи жилищ китайцев; нередко залетает на кровли фанз, смело роясь в соломе, как домашняя курица. Фазана легко приручить; в таковом состоянии выводок живет вблизи известной фанзы. За прирученными птицами китайцы присматривают, порою бросают корм. Осенью или в начале зимы, когда выпадет снег, любители-китайцы ставят пленки (силки).

Полетом эта сильная птица перемещается только в крайнем случае, в большинстве же бежит, вне опасности важно расхаживает. Интересно наблюдать, как скрываются фазаны в низких зарослях кустарников, в особенности самки. Последние вплотную прилегают к земле и становятся совершенно незаметными среди такой же, как и сами, сероватой поверхности. Эти же птицы не менее умело укрываются за земляную кочку, дерево и пр.; на открытом месте бегут, строго следя за охотником и держа высоко свой хвост. Фазан всегда кажется чистым и опрятным. На солнце красивые перья отливают всевозможными цветами. Ночуют фазаны в зарослях тамариска и камыша; охотнее по холмам, покрытым этими растениями.

Весеннее токование Phasianus satscheuensis начинается с конца марта и длится более месяца. В этот период самцы громко кричат, причем крик «сопровождается особенным вздрагиваньем крыльев, производящим глухой шум, довольно, впрочем, тихий, тогда как самый крик в хорошую погоду слышен на расстоянии версты». Са-чжоуский фазан, подобно кольчатому, токует обыкновенно около одного и того же места, или в кустах на земле, или взбирается на какой-нибудь возвышенный предмет, но только не на дерево. Подав голос, фазан молчит более или менее продолжительное время, смотря по степени своего возбуждения и времени дня. Наиболее фазаны токуют на утренней и вечерней заре, хотя весною этот призывный крик можно слышать и в другое время. Встретившись во время токования, самцы сильно дерутся друг с другом, подобно нашим петухам; победитель преследует побежденного, пока тот не уберется восвояси. Самки обыкновенно находятся вблизи тока и не подают никакого голоса, но иногда втихомолку являются к самцу, который в остальное время дня часто ходит вместе с ними. На току фазан осторожен; в другое время более доверчив; на рану он очень крепок и притом бегает чрезвычайно быстро, так что подстреленные фазаны очень часто встречаются охотниками.

«С окончанием токования самцы приступают к линянию, которое продолжается до октября. При смене перьев, роскошный хвост самца иногда весь выпадает, так что птица на время делается куцою». Впрочем, подобно обезображенных фазанов приходилось встречать и ранней весной, но то были птицы, счастливо избегнувшие зубов лисицы.

По берегам рек, вместе с культурою, фазан поднимается до 7000 футов абсолютной высоты. [222]

Остается еще сказать несколько слов о коренном певце местного оазиса — хохлатом жаворонке (Galerida magna), который со своим маленьким собратом (Alaudula cheeleensis) — единственные птички, приветствующие своими оживленными звуками наступление радостного времени весны.

Хохлатый жаворонок принадлежит к самым обыкновенным видам птиц Центральной Азии, и держится большею частью подле жилья человека; реже углубляется в долины рек; во всяком случае, нельзя не заметить в оазисе, как описываемый вид копается в мусорных кучах, совместно с полевыми воробьями. Ранней весной самцы усердно поют, довольно высоко, поднимаясь в воздухе. В прозрачной выси хохлатые жаворонки парят на одном месте. Затем или медленно опускаются книзу, или еще более поднимаются в высь и с едва заметного простым глазом; расстояния быстро, дугою спускаются на землю. В другое время жаворонки мало подвижны.

В начале февраля снежный покров в оазисе Са-чжоу имел значительную толщину, хотя в ясные дни солнце грело сильно, на полях начали появляться проталины, а по траншееобразным дорогам бежали ручьи. Ночные же морозы были значительные и, совместно с северо-восточными штормами, успешно боролись с надвигающимся теплом.

Зимующие птицы, грачи, галки и дрозды, начали собираться в стаи и, с громким криком поднявшись вверх, кружились над оазисом, иногда по несколько часов, прежде нежели с шумом спуститься вниз на тополи, видно было, что опытные вожаки стада еще не решались пуститься на далекий север... Между тем наступил прилет птиц с юга.

Пролет птиц в феврале, марте и апреле. Весенний пролет птиц в оазисе Са-чжоу вообще беден. Берега реки Дан-хэ мало оживились пернатыми странниками; они их избегали и с большой охотой останавливались в просторной долине реки Сулей-хэ, по которой во многих местах рассыпаны озерки.

Первым вестником пролета был турпан (Casarca rutila), появившийся 4 февраля; через два дня этого вида здесь было достаточно; с громким криком летали красивые птицы вверх и вниз по течению реки. Тогда же, 6 февраля, прибыли в небольших стайках утки-шилохвосты (Dafila acuta). 7-го числа показались серые гуси (Anser cinereus); 8-го — большие стаи того же вида неслись над замерзшей рекой, тревожно отыскивая воду. 9-го прибыли чирки (Querquedula circia) и белые цапли (Herodias alba), последние остановились на берегах Дан-хэ; ежедневно можно было видеть прилет этих белых красавиц в разных местах реки; как мраморные статуи виднелись они на далекое расстояние вдоль низких берегов Дан-хэ, или еще привлекательнее казались эти птицы, когда пролетали длинной вереницей: точно серебристая лента вилась над грязной рекой и на сером фоне окрестностей пред глазами наблюдателя. 10 февраля одновременно показались утки-кряквы (Anas boshas), нырки белоглазые (Nyroca ferruginea) и утки-чиранки (Querquedula crecca). [223]

14-го прилетели серые журавли (Crus cinerea), вначале только одной стайкой, затем стали прибывать с каждым днем все больше и больше; 16-го на смену отлетным стаям появились с юга не менее многочисленные стада грачей и галок. Равним вечером, до заката солнца, эти птицы, высоко поднявшись над оазисом, неслись к горам. На южной окраине оазиса на высоких деревьях птицы проводили ночи.

Почти в течение всего февраля через Са-чжоуский оазис и по долине Сулей-хэ от востока к западу пролетали стадами (10—30) больдуруки (Syrrhaptes paradoxus). Лёт этих (пустынных птиц начинался с 8 часов утра, заканчиваясь к полудню. Около 10 часов утра не проходило и пяти минут, чтобы наблюдатель не мог замечать новые и новые стада; это в оазисе, где горизонт сравнительно не широк и пролетные стада обращают на себя внимание издаваемыми звуками, которые, кстати сказать, весьма напоминают слова: «нэк-тррооо... нэк-тррооо...» (Под этим звукоподражательным названием — нэк-тррооо — больдуруки известны нань-шаньским монголам). Когда же мне приходилось быть в это время вне оазиса, среди открытой пустыни, то в течение целого, часа я непрерывно наблюдал пролетные стада описываемых птиц на всем обозреваемом пространстве. Всегда стада больдуруков проносились только с востока на запад. В. И. Роборовский во время своей экскурсии к северу от озера Хала-чи наблюдал пролет этих птиц в указанном направлении. После полудня можно было видеть пролетных странников на окраине оазиса, где они предавались временному отдыху и покормке. Во время штормов и сильных ветров Syrrhaptes paradoxus прятались в глубокие колеи больших дорог.

Куда же и откуда следовали эти оригинальные пернатые? По всей вероятности, больдуруки покинули теплые пески Ала-шаня и Ордоса, чтобы направиться в Кашгарскую пустыню, а может быть, и дальше (В последней трети сентября 1890 г. я наблюдал описываемых птиц в окрестностях озера Гаса, к югу от Лоб-нора. Там эти птицы покрыли собою порядочное пространство и во время покормки теснились в группы; по временам больдуруки взлетали, чтобы вблизи опуститься снова. Иногда одновременно подымалось несколько отдельных стад. Без преувеличения можно сказать, что на площади, ограниченной трехверстной окружностью, было не один, а несколько десятков тысяч больдуруков).

С 18 февраля наступил период северо-восточных штормов, продолжавшийся до конца месяца. Порою шторм внезапно прекращался — наступало временное затишье, а затем с прежней напряженностью ветер дул с противоположной юго-западной стороны. Снежные бураны значительно понижали температуру и задерживали пробуждение природы. Жаль было тогда прилетных странников. В их тревожных голосах, раздававшихся днем и ночью, слышались как бы жалобы на пагубную для них перемену погоды. Не найдя себе приюта, некоторые стада прилетных пернатых продолжали лететь на восток или на запад, по направлению к озеру Лоб-нору. Новые же гости из Индии не появлялись. Словом, в последние дни февраля [224] пробуждение природы приостановилось, настала снова прежняя зимняя тишина, и проблеск весны казался сном.

С наступлением марта установилась настоящая весенняя погода. Ранним утром 1-го числа закружился над нашим бивуаком коршун черноухий (Milvus melanotis). С этого же дня особенно усиленно летели журавли. В ясные дни, около 10 часов утра, эти большие птицы описывали широкие круги в голубой выси. В стаях насчитывалось от 20 до 50 и более особей. Серые журавли, во время винтовых поднятий к небу, из разрозненной массы образовывали правильный остроугольный строй, затем направлялись к северо-северо-западу. Значительная часть тех же птиц долгое время оставалась в оазисе, держась днем на полях туземцев, а по ночам на берегах реки Дан-хэ.

Валовой пролет пернатых наступил собственно с 1 марта и продолжался всю первую половину этого месяца. Интересно было наблюдать на болотистых озерках, лежащих на запад и восток от оазиса Са-чжоу. Все они были битком набиты птицами, и окрестности их трудно было различать: в воздухе мелькали и высоко и низко утки, гуси, чайки, бакланы, черные аисты и многие другие голенастые и плавающие пернатые. Несмолкаемые крики этих птиц слышны были далеко и оглашали даже соседнюю пустыню.

В первой трети марта были почти одновременно замечены: индийские или горные гуси (Anser indicus), утки-пеганки (Tadorna tadorna) и соксун (Spatula clypeata); аисты черные (Ciconia nigra), которые, подобно серым журавлям, носились в лазури неба, прежде нежели пуститься на далекий север; числом же особей они составляли полный контраст первым. Серый журавль был один из самых многочисленных представителей пролетных пернатых, тогда как аист черный принадлежал к случайным странникам, избравшим, по всей вероятности, другой путь для перелета. Несколько позднее мы встречали улитов или куликов красноножек (Totanus calidris), выпь. (Botaurus stellaris), которая монотонно гукала в зарослях, утку-полуху (Chaulelasmus streperus), баклана большого (Phalacrocorax carbo), цаплю серую (Ardea cinerea) и утку-свищ (Mareca penelope). Случайная одиночка лебедя (Cygnus) может закончить список прилета первой трети марта.

Последняя треть марта была не отрадна. 22-го выпал глубокий снег, вследствие северо-восточного шторма, продолжавшегося несколько дней кряду. Серые журавли улетели на север; другие пернатые частью последовали за ними, частью попрятались в окрестностях. Вообще здешние резкие перемены погоды весной отражаются губительно на перелетных птицах.

Благоприятной погодой приходилось особенно дорожить, чтобы, хотя немного, уследить за прилетными птицами. 26-го небольшой стайкой: поселились на берегу Дан-хэ кроншнепы (Numenius arquatus); поблизости с ними держались уже обособленные парочки красавиц пеганок. 27-го был добыт из когтей ястреба-перепелятника пастушок водяной (Rallus aquaticus); 29-го начали прилетать желтые плисицы (Budytes citreola). В это время особенно усиленно летели улиты настоящие и кроншнепы. Кроме того, вновь замечены зуйки (Aegialites curonicus, A. cantianus); в таком же небольшом количестве наблюдались улиты большие (Totanus glottis). Одиночными экземплярами сновали над озерами чайки: рыболов (Larus ichthyaetus), обыкновенная (L. ridibundus) и парами крачки-мартышки (Sterna hirundo); 31-го, быть может, и раньше, высоко парил подорлик (Nisaetus minutus).

К началу апреля плавающие птицы уже все отлетели на север; остались немногие особи, которым и здесь, в долине Сулей-хэ, удобно провести брачное время. Наступил период появления запоздалых голенастых и воробьиных.

21 апреля в северном предгорьи Нань-шаня замечена перелетавшей с камня на камень горихвостка (Ruticilla rufiventris). 23-го вместе с первым щебетаньем ласточки услышали и первые раскатьи грома. Последним в апреле месяце, 25-го, наблюдался береговик серый (Actitis hypoleucos) (Из апреля месяца мне пришлось провести в оазисе Са-чжоу начало первой и конец последней его трети, остальные же 20 дней, с 3 по 22-е, я был в экскурсии по нижней долине Сулей-хэ и северной окраине Нань-шаня).

К 1 мая весна вступила в свои права; на соседних болотах ходулочники и улиты уже были крепко привязаны к своим гнездам. 2-го, на утренней заре, по соседству с нашим бивуаком раздалось лучшее в здешних местах пение камышовки (Acrocephalus orientalis). 10-го в сумерках пронеслись скрипучие звуки полуночника (Caprimulgus europaeus) (В первой трети мая проснулась песчанка (Meriones tamaricinus), живущая по песчаным холмам, покрытым тамариском. Изящный зверек был крайне осторожен и показывался только по утрам и вечерам).

На этом весенние наблюдения над орнитологической фауной могут считаться оконченными. Конечно, здесь представлен краткий очерк весенней жизни, прослеженной при сравнительно открытых берегах Дан-хэ; несомненно, картина возрождения природы была бы несколько полнее при наблюдении ее в долине нижней Сулей-хэ и по берегам большого озера Хала-чи.

Моя поездка на восток. Во время моего пребывания в Са-чжоу В. И. Роборовский имел возможность совершить две поездки, к северу и к югу от этого города. В его отсутствие, в марте, мне удалось познакомиться с известным многим из наших русских путешественников бельгийцем, состоящим на китайской службе, г. Сплингардтом. Последний проезжал из Су-чжоу через Са-чжоу в южную Кашгарию, куда был командирован для осмотра золотых приисков. В конце марта В. И. Роборовский прибыл из второй своей поездки, во время которой познакомился с хребтом Алтын-тагом, обойдя кругом снеговую группу Анэмбар-ула.

Теперь предстояла очередь моей экскурсии, имевшей целью обозреть нижнее течение Сулей-хэ до выхода ее из гор и обследовать северную [227] окраину Нань-шаня. Моими спутниками на этот раз были урядник Жаркой и окитаившийся тангут-проводник. Караван состоял из двух вьючных верблюдов и трех верховых лошадей.

Первоначальный путь пролегал среди арыков и ферм китайцев, поля которых местами ярко зеленели, местами же еще засеивались или обрабатывались примитивными орудиями. На солончаковой местности пасся исхудалый скот; молодая растительность туго подавалась из земли; только стройные, высокие тополи и развесистые ивы, питаемые подземными водными жилами, начали заметно зеленеть. В их густых ветвях темнели издали, словио точки, гнезда крикливых грачей. В первый день мы достигли окраины оазиса, где и остановились на ночлег.

За оазисом расстилалась солончаковая полоса с значительным падением к северу. Вначале она представляла печальную, обнаженную поверхность, затем, по мере приближения к реке Сулей-хэ, оживлялась растительность. Вместе с нею показались и стройные антилопы, робко промчавшиеся вблизи нашего каравана. К северу на горизонте тянулась с запада на восток высокая стенка прошлогодних камышей; над их верхушками изредка пролетали чайки и серые цапли, указывая направление реки.

Река Сулей-хэ. Сулей-хэ от меридиана Са-чжоу до г. Юй-мынь-сяня, на протяжении 200 верст, имеет направление с востока на запад с незначительными уклонениями. На всем означенном протяжении она имеет довольно однообразный характер. Сулей-хэ катит свои мутные воды в долине, имеющей около 100 саженей ширины, средняя же ширина реки редко превышает 15—20 сажен, хотя местами она расширяется вдвое. Река течет то одним руслом, то дробится на несколько рукавов; ложе ее чрезвычайно извилистое и течение довольно быстрое. Глубина, как и количество несомой воды, сильно колеблется по причине отводных арыков по левому берегу, которые орошают поля китайцев от г. Юй-мынь-сяня до г. Ань-си. Песчано-глинистые, легко размываемые берега — частью низменные (3—5 футов), частью возвышенные (2—3 сажени); в общем их высота увеличивается вверх по течению.

Низменная прибрежная растительная полоса узка и небогата видами; чаще встречается камыш, изредка молодые тополи и кусты тамариска. Причиной тому служит истребление того и другого на топливо. На более высоких берегах реки растительность еще беднее; здесь залегает вязкая соленая пыль. Стоит сделать несколько шагов в сторону от реки, в ее долину, чтобы быть покрытым слоем пыли, которая проникает в глаза и производит нестерпимую боль.

Животная жизнь долины реки Сулей-хэ немногим богаче, чем на окраинах Са-чжоуского оазиса. В общем грустны берега этой реки: только изредка просвистит кроншнеп, мелькнет пара турпанов или тихо подымутся в камышах утки-кряквы. Вдали же от реки только жаворонок нарушает безмолвие ее окрестностей. [228]

Пастухи. Вскоре по вступлении в долину мы встретили пастухов-китайцев, живущих в войлочных юртах. Их стойбище было расположено на берегу отводной канавы, которая здесь играет ту же роль, что и на Тариме: орошает пастбище и дает водопой. Многочисленные стада баранов, оберегаемые, помимо людей, громадными собаками, паслись поблизости. Первые встречные китайцы были из оазиса Са-чжоу. По мере же нашего удаления к востоку, вверх по течению реки, проживали аньсийцы, построившие себе камышовые шалаши. У этих китайцев, кроме баранов, имелись верблюды, лошади и ослы.

Долина реки Сулей-хэ граничит с севера и юга с каменистой пустыней. Мы следовали по правому берегу реки, где нередко встречались характерные представители пустыни — из зверей хуланы (Asinus kiang), a из птиц сойки (Podoces Hendersoni). На согретой земной поверхности бегали ящерицы (Phrynocephalus Vlangalii, Eremias multiocellata); здесь же в долине была мною поймана стрела-змея (Тaphrometopon lineolatum).

Близ города Ань-си, которого достигли на четвертый день движения, мы разбили свой бивуак на окраине оазиса, переправившись вброд на левый берег реки (Желательно было пройти до Юй-мынь-сяня правым берегом Сулей-хэ; невозможность же переправиться через реку против означенного оазиса заставила нас следовать по противоположному). Из нашего лагеря была видна линия телеграфных столбов на хамийской дороге, скрывавшаяся на северо-западе в пыльной дымке горизонта. В пустыне эти признаки цивилизации кажутся чем-то странным, оригинальным.

Оазисы Ань-си и Юй-мынь-сянь. Ранним утром, 7 апреля, мы были уже под стенами крепости, следуя вдоль северного и восточного ее фасов, общее протяжение которых около версты. Высота стены простирается до 5 сажен; основание и капитальная часть ее глинобитные; зубчатый карниз кирпичный. Фланкирующие башни и стены во многих местах разрушены; как видно, не ремонтируются. С восточной стороны крепость засыпана песком настолько, что по откосу песчаной поверхности легко взобраться на ее стену (Южнее описанной крепости виднелись развалины более древней).

Внегородское население, или собственно оазис, примыкает к крепости с юга и юго-запада. С прочих сторон расположено только с десяток ферм, разбросанных по оросительным канавам. На прекрасно возделанных полях зеленели всходы, ласкавшие наши взоры после печальной серо-желтой пустыни. К востоку от Аньсийской крепости орошенная пустыня покрыта прекрасной растительностью; здесь во множестве паслись домашние животные, среди которых виднелись одиночки и небольшие стада харасульт, державших себя замечательно доверчиво по отношению к человеку.

Дальнейшее движение мы продолжали частью по реке, частью по большой дороге. На пути мы пересекли большой оросительный канал, который, [229] дробясь на мелкие ветви, доставляет воду Аньсийскому оазису. Здесь появился дэрисун (Lasiagrostis splendens), a из птиц давно не наблюдаемая сорока (Pica). Высоко и плавно кружил в небе гриф-монах, залетающий в равнину из соседних южных гор.

На следующий день мы проходили самым живописным местом равнинного течения реки Сулей-хэ, там, где она прорезает северо-восточную оконечность небольшого кряжа Шишаку-сянь (Значившегося на нашей стоверстной карте Нань-ганлу). Поднявшись на вершину одного из отрогов, увенчанного глиняным монументом, и обратившись на восток, я был очарован картиной, которая предстала взору. Вблизи река прихотливо извивалась в высоких берегах и крутой излучиной опоясывала блестевший издали, как изумруд, оазис Шонтар-пу. Высокие, стройные тополи, серебристая лента реки, граничащая с каменистой пустыней, дополняли картину.

Оазис Шонтар-пу орошается многоводным ручьем, текущим с юга, у восточной оконечности хребта Шишаку-сянь; в 15 верстах, вверх по его течению, расположено небольшое китайское селение.

Отсюда местность приняла иной характер. Дорога пролегала по ключевым источникам, которые или скрывались в глубоких балках, или широко разливались по открытой поверхности. В том и другом случае живительная влага была обрамлена густою растительностью. Излишек воды направлялся к реке Сулей-хэ в виде стремительно падающих ручьев, на которых группировались селения. Эта живая лента тянулась с небольшими промежутками от Ань-си до Юй-мынь-сяня. Река по временам была видна; ее сопровождали холмы правого берега.

С появлением ключевых болот мы услышали звонкие весенние голоса голенастых пернатых, которые особенно оживляли окрестности на утренней и вечерней заре. В это время, обыкновенно, в воздухе было тихо, прохладно; китайцы бездействовали, а птицы оглашали наш лагерь своими ликующими звуками. Бекас-барашек резвился в высоте; в чаще камыша раздавалось гуканье выпи; на более возвышенных местах токовали са-чжоуские фазаны. Сарычи, поднявшись в высь, то гордо парили на месте, то быстро и ловко низвергались и снова поднимались, издавая громкие крики. Все радовались, все веселились, будучи возбуждены живительным воздухом весны.

Попутные оазисы казались также оживленными; абрикосы в садах цвели или, вернее, отцветали; на полях виднелись люди; но травянистая зелень едва показалась из земли. В селении Сондо, орошаемой рукавом реки Сулей-хэ, мы покинули растительную полосу и вступили в каменистую пустыню, которая резко граничила с возделанной землей. В виду беспрерывно тянувшегося на севере оазиса, мы достигли г. Юй-мынь-сяня, сделав в этот день большой переход. [230]

В тот же день мы встретили большой караван юлдусских или карашарских монголов, возвращавшихся из кумирни Чейбсен, куда они сопровождали нашего знакомого хутухту, покинувшего Большой Юлдус. На всем пути от Ань-си до Юй-мынь-сяня ежедневно попадались навстречу большие и малые партии китайцев, шедших с ношами на коромыслах, или просто на палках. По словам проводника, эти люди направлялись для заработков в ближайшие города Ань-си, Хами и Са-чжоу.

С оазисом Юй-мынь-сянем нам не удалось обстоятельно познакомиться, так как мы коснулись лишь западной окраины его, хотя городская стена была видна. На заре к нам долетали из города звон бубнов, завывание труб и бой барабанов.

Движение к горам. Покинув оазис и держа путь на юго-запад, вверх по течению реки Сулей-хэ, разбитой на оросительные каналы, мы достигли урочища Тэпа (В этом урочище в высоких конгломератовых обрывах сохранились молитвенные пещеры). Означенное урочище интересно тем, что здесь река Сулей-хэ, по выходе из тесного коридора передового горного уступа Нань-шаня, вскоре делится на две части: одна из них, уклоняясь на северо-восток, орошает оазис Юй-мынь-сянь, а другая, текущая почти с юга на север, направляется в Сондо. На раздвоении реки (Тапа) летом живет партия китайцев-рабочих из оазиса Юй-мынь-сяня, численностью 40—50 человек, обязанная следить, чтобы большее количество воды текло в русло главного оазиса — Юй-мынь-сяня. Через оба многоводные рукава Сулей-хэ мы переправились благополучно. Кофейный цвет потоков, которые неслись с большой быстротой, высоко вздымая свои грозные волны, не привлекателен. Дробление каждого ложа на второстепенные ветви дает возможность переправиться без особого труда.

В прорванном рекой ущелье передового уступа Нань-шаня пройти невозможно, так, по крайней мере, нам сообщили китайцы. На запад же и восток от реки Сулей-хэ через ту же передовую ограду Нань-пшня имеются отличные колесные пути. Оба ведут в междугорную долину, где расположено китайское селение Чан-ма, куда мы и направились западным проходом. По сухим лощинам, ниспадающим с гор, встречалась растительность, свойственная северному Нань-шаню; из цветущих растений заметнее и привлекательнее других выделялся колючий кустарник своими яркими светло-розовыми цветами, сплошь нанизанными на ветви. Здесь же мы встретили массу ящериц (Phrynocephalus).

Селение Чан-ма. Следуя по покатой от гор полосе на юго-запад, юг и юго-восток и перевалив колесным путем через передовую горную ограду Нань-шаня, мы достигли селения Чан-ма, отстоящего от урочища Тапа в 28 верстах. Означенное селение, состоящее из 400 домов, лежит на высоте 7040 футов над морем. Оно расположено у слияния реки Сулей-хэ с ее левым притоком Шиху, берущим начало из родников, в 20 верстах к [231] западу. Вечный снег вершин Да-сюэ-шаня блестит на солнце восхитительно. От этой высокой скалистой ограды сбегают мягкие, покатые увалы. Общее направление снегового хребта на месте, прослеженном нами,— с северо-запада на юго-восток. Между передовой оградой и снеговым хребтом лежат еще отдельные группы гор, сдавливающие течение Сулей-хэ; но в селении Чан-ма долина ее имеет до 10 верст ширины.

Оставив дальнейшее исследование Сулей-хэ до более благоприятного времени, я направился вверх по течению ключевого источника Шиху. Вода в его каменистом ложе неслась прозрачным потоком. Берега с солончаковой почвой были окаймлены ивой, колючкой, хармыком и густо поросли чием (Lasiagrostis). По левому и отчасти правому берегам виднелись фермы китайцев. Поля были оживлены народом; ранние всходы только что еще пробивались. Вместе с культурою, здесь появились фазаны, токовавшие по утрам. Кроме того, из птиц были замечены: коршун черноухий, больдуруки, сорокопут, чеккан черногорлый, два вида плисиц и осторожные вьюрки.

Незаметно в наблюдениях мы очутились у начала источника. Абсолютная высота этого места, по анероиду, оказалась 7650 футов.

Путь к юго-западу. Отдохнув на этих ключах и запасшись водою, мм направились, держа прежний курс, на юго-запад. По довольно наезженной дороге изредка стояли обо. На наш путь, точно нити, сходились тропинки из соседних ущелий снегового хребта. В урочище Инсань-цзуй долина суживается, с одной стороны, между изгибом передовой ограды, а с другой — отрогами главного хребта. Местность повысилась до 9500 футов и была обильно покрыта полынью. Осенью здесь живут монголы со своими стадами.

Общий характер местности. Ночью подул сильный юго-западный ветер, воздух наполнился облаками пыли, и горизонт сократился значительно. Вскоре после выступления, не меняя курса, мы достигли предгорий северных отрогов той горной группы, которая непосредственно примыкает к снеговому хребту. На севере изредка рисовались контуры гор, которые замыкали покатую в ту сторону долину. Вершины отрогов, их скаты и ниспадавшие с них волнистые увалы, как и вся вообще долина, замечательно богаты травянистой и мелкокустарной растительностью. С гор довольно часто сбегают значительные ручьи и речки, которые текут в глубоких балках, с отвесными конгломератовыми стенами. В больших и малых балках лежал сплошной покров льда, достигавший 1—2 футов толщины. При устьях ущелий густым ковром стелется курильский чай (Роtentilla fruticosa). Следы пребывания монголов, и их кочевий особенно заметны по реке Кунца-гол. Позднее развитие растительности в поясе до 10 000 футов над морем, в котором мы находились, заставляет номадов держаться ниже.

Река Шибэндун и монголы. После небольшого перехода по направлению почти на запад, по местности, носящей прежний характер, [232] мы пришли на речку Шибэндун. Эта последняя, получая начало в ближайших к югу горах, течет к северу по широкому каменистому руслу. Падение Шибэндун-гола, как и всех соседних речек, очень большое. По утрам эта речка тихо несла прозрачные воды, тогда как днем шумно бурлила дымчатыми. И здесь, по речке, местами лежал ледяной покров.

Прежде чем расстаться с соседними горами, называемыми Каши-карин-ула, укажем на их фауну, хотя список ее будет самый поверхностный. Из зверей в этих местах обитают: дикий як, медведь пищухоед, аргали, марал беломордый, куку-яман, реже — барс и рысь. В нижнем поясе гор живут: антилопы, волки, лисицы, зайцы и пищухи. Сурки еще не пробуждались от зимней спячки. Птицы: гриф-монах, бородач-ягнятник, орел-беркут, сокол-пустельга, ворон, клушица красноклювая, альпийская завирушка, горная и огнелобая чечетки и горихвостка. Оживленнее и звонче других, по утрам, раздавался свист уларов.

Направившись вниз по Шибэндуну, мы вскоре прибыли к монголам, которыми были встречены гостеприимно. Один из охотников взялся проводить нас несколько дней по той местности, где не бывал наш проводник. Этому обстоятельству я был очень доволен и потому разбил свой бивуак вблизи кочевья номадов. Последние оказались выходцами из Халхи; всех юрт кочевников было восемь. Подать платят они по-прежнему в Халхе, но к здешним китайцам не имеют никаких отношений. Район их кочевьев определяется с севера передовой оградой, с юга — Каши-карин-ула, рекою Шибэндун на западе и урочищем Инсань-цзуй на востоке. Занятие — скотоводство.

Урочище Шибао-чен. Покинув халхасцев, мы одним переходом достигли ущелья передовой ограды, у южной оконечности, которой Шибэндун впадает в порядочную речку Шибао-чен. Означенная речка берет начало в 20 верстах к юго-востоку (Где стоят развалины старинной крепости Шибао-чен, оберегавшей когда-то проход воинственных номадов) из ключей, подобно Шиху. Вода чистая, пресная, течет довольно быстро среди высоких и низких берегов. В летнее время эту речку значительно обогащают притоки Купца и Шибэндун. По берегам встречается порядочная растительность; лужайки везде зеленели; на них держалось много мелких птичек; по утрам и вечерам токовали фазаны.

Дальнейшее движение мы продолжали вниз по ущелью. Передовая ограда Нань-шаня не широка, но высота отдельных вершин ее гребня довольно значительная. Прорвав главную ограду, река несется в конгломератовых обрывистых берегах; ширина ее каменистого ложа не превышает 3—5 сажен. Количество воды непостоянно: оно колеблется в зависимости от состояния погоды. Полоса воды сопровождается узкой лентой растительности. По мере удаления к северо-северо-западу берета сближались; [233] каскады увеличивались. Наконец, дорога вышла из балки и направилась по пустыне, прежде чем снова спуститься в то же еще более углубленное ложе Шибао-чен, у кумирни Вань-фо-ся. На дно балки тепло оказало должное влияние: кустарники значительно зазеленели; ильм приятно шелестел своими листьями. Ласточки и стрижи высоко парили в воздухе, а внизу летали бабочки.

Кумирня Вань-фо-ся. Кумирня Вань-фо-ся, подобно Чен-фу-дуну, представляет ряд пещер в конгломератовых обрывах. Главный идол, Майдари, немногим уступает по величине чэн-фу-дунскому Да-фу-яну. Рядом с главной пещерой сидящего Майдари устроена его пещера-спальня, где божество лежит на некотором возвышении от пола. Длина лежащего Майдари простирается до 6 сажен, тогда как сидящего достигает 10 сажен. По сторонам от пещер главной святыни размещены другие пещеры, с большим или меньшим количеством идолов. Нередко стены пещер изукрашены рисунками, изображающими или горные ландшафты, или борьбу сынов Небесной империи с номадами; чаще же красуются драконы во всевозможных видах и одиноко стоящие идолы, лица которых представляют самые зверские выражения...

При виде всего этого получается странное, трудно передаваемое впечатление. Таинственный мрак царствует в особенности в больших пещерах; лица идолов кажутся угрожающими из темноты; ветер без устали звонит в колокольчики, подвешенные на наружных столбах, и с визгом врывается в отверстия пещер; а внизу монотонно шумит река.

Среди такой обстановки находится единственное живое существо — китаец хэшень (священник). Наружное отличие последнего от монгольских лам выражается в одном лишь головном уборе. Незадолго до нашего прихода двое его юных послушников сбежали. Дикая, гнетущая обстановка вместе с суровым обращением хэшена заставила этих молодых послушников покинуть кумирню.

Празднества в кумирне бывают дважды в год: в первом летнем месяце 8-го числа, в последнем — 6-го. В эти дни стекается сюда немало богомольцев из окрестных мест. Моление продолжается около недели. Хэшен читает книгу «Дзовэн-кун-ко», по временам раздается звон чугунных колоколов и бой барабанов.

Вблизи кумирни, на северо-западе, река Шибао-чен прорывает хребет Шишаку-сянь и, выйдя на равнину, течет мимо селения Тахши, расположенного по дороге в г. Ань-си. В 20 верстах к западу тот же хребет прорезается речкой, образующейся из думбатских родников, находящихся по южную сторону Шишаку-сяня, на абсолютной высоте 5400 футов. У этих ключей расположено селение Дум-бату, состоящее из 35 домов китайцев-земледельцев. К северу от Дум-бату, у южной подошвы гор, находится ключ Лон-цегу, мимо которого пролегает дорога в помянутое селение Тахши. [234]

Хребет Шишаку-сянь. Хребет Шишаку-сянь, имея с небольшим 100 верст длины, простирается с юга-запада на северо-восток. Его можно разделить на две части: западную и восточную. Первая тянется почти с запада на восток, а вторая поворачивает круто к северо-востоку. Этот хребет, почти вовсе лишенный растительности, простирается отдельно от передовой ограды Нань-шаня и не имеет никакой связи с нею, оканчиваясь у берегов Сулей-хэ. Высшая зона его окрашена в темный цвет, а низшая — в серый.

Стоянка на ключах Дум-бату. В селении Дум-бату, у ключей, мы разбили бивуак и сделали 4-часовой привал с обедом. Затем снова пошли на юго-запад по каменистой равнине, поднимаясь постепенно к передовой ограде Нань-шаня.

Равнина отличается пустынным характером и покрыта кустарниками: ягодным хвойником, белолозником, Calligonum и др.; спрятавшийся в песках Cynomorium уже зацвел. Из птиц на ней встречали: чеккана, жаворонка рогатого и нередко слышали приятный голос славки-певуньи.

Вначале движения стояла отличная погода: солнце светило ярко, и было тихо; позднее подул юго-западный ветер, усилив пыльную мглу:, горы скрылись; картина местности, и без того неутешительная, еще пуще омрачилась, все заволокло серовато-желтой дымкой. Дневное светило представлялось в виде бледного диска и, по мере приближения к горизонту, становилось все тусклее и, наконец, исчезло в пыльной мгле.

Передовые горы Нань-шаня. Пройдя от Дум-бату 20 верст, мы остановились на ночлег среди каменистой путыни. На другой день достигли гор, придя на речку Хун-люся. По словам проводника-монгола, ущелье Хун-люся одно из самых красивых в ближайшей окрестности. Вообще надо заметить, что прослеженные нами передовые горы Нань-шаня бедны растительностью, за исключением орошенных ущелий, которые в то время начинали уже покрываться зеленью. Здесь, в Хун-люся, весеннее солнце, накаляя каменные стены ущелья, защищенного от губительных ветров, пробудило растительность, несмотря на то, что по ночам продолжали стоять морозы: на утренней заре, 20 апреля, термометр показал —2,5 С.

Следование к Са-чжоу. В тот же день мы расстались с проводником-монголом и направились к Са-чжоу. Наша дорога лежала на северо-запад. Этот путь направляется поперек долины, которая вначале, от передовой ограды Нань-шаня, падает круто и изборождена руслами временных потоков с конгломератовыми берегами, по мере же удаления к северу принимает более равнинный характер.

Последняя наша стоянка была у ключа Да-чуань, мимо которого пролегает дорога в урочище Куку-сай. Да-чуань — отрадный ключ, богато поросший кустарниками и бедно травянистою растительностью. От него остался только один переход до нашего лагеря в Са-чжоу. [235]

Падение извилистого ущелья, по которому мы направились в Са-чжоу, значительное. По мере движения вниз ключевой воды становилось больше; кустарников также. В недалеком расстоянии, южнее кумирни Чен-фу-дун, тропинка покидает ущелье, взбегая левым берегом на горный отрог, сплошь почти засыпанный сыпучим песком. Отсюда вдали на севере и северо-западе тянется темной полосой оазис Са-чжоу, резко граничащий с серо-желтой песчано-каменистой пустыней; к западу от него вздымались высокие песчаные барханы, составляющие непосредственное продолжение песков Кум-таг. Внизу же позади виднелась кумирня Чэи-фу-дун, подле которой красовались высокие тополи, осеняющие зеленые поля отшельников.

На пути мы наблюдали ласточек и стрижей, с криком паривших или с замечательной быстротой носившихся вверх и вниз по ущелью; изредка волнистым полетом перемещались плисицы; высоко и плавно летал подорлик; по временам пел сорокопут; турпаны, привыкшие к людям, подпускали к себе очень близко. По соседству с ущельем, в открытой песчаной равнине, гордо выступал стройный джепрак. Мой спутник — ярый охотник — послал ему две пули, от которых испуганный зверь помчался с неуловимой быстротой. Побежка его была изящна: по временам он точно плыл в мираже, игравшем по равнине...

Пробыв 20 дней в экскурсии и описав сомкнутую кривую в 640 верст, мы, наконец, достигли оазиса. Пышно развернулась за этот период времени его зелень и еще издали, лаская взор путников своим приятным колоритом, манила под густую, душистую тень...