Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ВЫПИСКИ ИЗ ДНЕВНИКА, ВЕДЕННОГО В ПЕКИНЕ

Все это, однако ж, никак не может составить суммы свыше 10 миллионов руб. сер. и, следовательно, в мирное время, или когда не требуется экстренных расходов, чистый остаток государственных доходов должен бы простираться все-таки по крайней мере до 10 милл. рублей серебром. При этом надобно заметить, что доходы, получаемые китайским правительством, нисколько не могут почесться обременительными. Нет ни одной статьи, которая в других государствах не была бы обременена гораздо большим налогом. Китайские финансьеры, как видим, отдают предпочтение прямым налогам перед косвенными; почти три четверти всего дохода падают на землю; но этот налог все-таки никак не должен считаться значительным. Если на одну десятину обрабатываемой земли (считая во всем государстве до 80 миллионов) и падает круглым счетом до 75 к. сер., то не надобно забывать при этом, что тут заключаются и подушные и подать с таких земель, которые дают часто три раза в год жатву; земля в Китае при огромнейшем народонаселении считается одним из главнейших условий богатства, и таким образом поземельного налога приходится никак не более 15 копеек на душу, а всего-на-все правительство берет налогу с души только 20 к. сер. в год. По этому расчету, Англия не должна бы иметь доходу свыше 6 [172] миллионов руб. сер., и то не принимая в расчет того обстоятельства, что почва в Англии, несмотря на все удобрение (в котором не отстали и китайцы), никак не может быть так же производительною, как в Китае, благоприятствуемом климатом и природой. Что касается до косвенных налогов, то мы видим, что ни одна статья дохода не может быть сравниваема с тою тяжестью, какою она падает в Европе, не исключая даже самого главного налога на соль по 2 1/2  коп. на душу и столько же по таможенной части. Один доход с чаю, произведения, исключительно свойственного Китаю, дает правительству самую незначительную сумму, тогда как все государства, употребляющие его, умеют извлекать через него огромные деньги. Заметим здесь кстати одно обстоятельство. Никто не спорит, что в Китае очень много злоупотреблений, что система взяточничества и доходов сильно развита, то есть, помимо поступающих в казну сумм, другие поборы попадают в карман чиновников. Но если эти незаконные поборы присоединить к налогам, допущенными правительством, то и тогда окажется, что все же народ не платит столько, сколько в других государствах, и что поэтому китайское взяточничество напрасно вошло в пословицу. Вообще налоги (исключая соляной) падают на тех, которые в силах платить, потому что земледелец в Китае не может насидеться с хлебом. Что же касается до дороговизны денег и происходящего от этого понижения в цене товаров и задельной платы, то это зависит от преизбытка класса, не имеющего собственности и потому ничего не платящего правительству. Хотя Китай добывает сам только малое количество драгоценных металлов, но они стекаются в него тысячелетиями, и денег здесь не мало; не говорю уже об обращении всюду ассигнаций частных банков. Рассказывают о множестве богачей, имеющих запасного наличного капитала часто даже до 100 миллионов рублей серебром. Доказательством этого может служить факт об одном купце, пожертвовавшем вдруг четыре миллиона на военные издержки. Кладовые таких богачей представляют, по рассказам китайцев, целую крепость; они обнесены стенами и рвами; кругом ходят день и ночь караульные. У нас в подворье теперь много толкуют о критическом [173] положении правительства, об упадке его финансов. Но вникните в чем заключается все дело. Чтобы суметь увеличить государственные доходы посредством новых налогов, конечно нет недостатка в смысле и у китайского правительства; оно понимает богатство народных средств или множество источников. Но к чему нужно такое увеличение? Что будет оно делать с притекшими к нему суммами? Если употреблять эти доходы на производство общеполезных работ, то в Китае этого сделать нельзя,— чиновники в самом деле украдут по крайней мере половину; увеличить армию — но нужно ли это, когда войска и без того считается 800,000? Жалованье чиновникам также самое достаточное, судя по дешевизне всего: оно простирается от 1000 до 150,000 руб. серебром. Притом китайское правительство уже более 2000 лет руководится правилом: стараться как можно менее отягощать народ налогами, не давать ему повода к ропоту, выдумывая новые статьи доходов; оно разрабатывает район только тех налогов, которые введены уже с давнего времени. Мало того, если б нашелся господин, который бы обещал правительству увеличение его доходов, то оно приняло бы его не с благодарностью, а наказало бы как врага отечества. Недавно еще кто-то предлагал, говорят, брать по нескольку копеек с лавок, и правительство не приняло этого проекта. История может представить нам множество случаев, что богдоханы издавали именные указы, чтоб никто не осмеливался входить к ним с проектами об увеличении государственных доходов.

В чем же дело теперь? Правительство, как мы видели выше, не нуждается в деньгах на покрытие обыкновенных издержек; для этого по-прежнему достаточны доходы, но запасное казначейство истощилось и, в случае экстренных надобностей, не откуда будет взять денег; запасное казначейство не пополняется остатками доходов, потому что иначе не о чем было бы и рассуждать.

При нынешней династии не раз случалось, что в запасном казначействе хранилось до 160 миллионов р. сер. Чтобы выпустить в обращение хотя часть их и не накоплять более запасных сумм, правительство принуждено было прощать подати за год целым провинциям, награждать щедро знаменных [174] солдат, одним словом, придираться ко всякому случаю сделать издержки. Мы видели выше, что по обыкновенному бюджету в запасное казначейство должны поступать от 10 до 20 миллионов р. сер. ежегодно; таким образом, чтоб привести это казначейство в нормальное положение (то есть чтоб в нем было от 80 до 150 миллионов руб.), нужно лишь несколько лет спокойствия или избытка доходов перед расходами.

Но в настоящее время финансы расстроились не от одной потребности в расходах, а более от злоупотреблений в самых статьях доходов; чтоб поправить финансы, нужно только стараться устранить злоупотребления, а не выдумывать новые статьи. Точно такие соображения руководили правительством и в настоящем случае; ему не нужно отыскивать новых источников, пускаться в непривычную сферу опытов; оно должно разработать старые материалы, очистить их от злоупотреблений. При недостатке в Китае энергии, при распространении потворства со стороны правительства, избалованного блестящими прежде успехами и цветущим состоянием финансов, велик уже и тот подвиг, на который оно решается. Беда не в том, что будто средства государства истощены, а в том, что оно, действуя в известном кругу соображений, всегда уклоняясь от радикальных преобразований, из которых при его слабости может произойти еще более зла, не сделает ничего, несмотря на все умные меры: поговорят, поговорят, да и отстанут, и все пойдет опять по-прежнему.

Один из главнейших источников доходов после подушных состоит, как мы видели выше, в налоге на соль; с ним равняется из косвенных налогов только таможенный, которым правительство, кажется, очень довольно: здесь не бывает недочета — и очень натурально. Для каждой таможни определено с давнего времени, сколько она должна представлять в год денег, и сверх того положено, чтоб с каждым годом хоть что-нибудь прибавлялось сверх прошлогоднего, и это исполняется свято. Что тут удивительного? Мы видели, как ничтожны суммы всех таможенных доходов в сложности для такого огромного государства. Конечно, директоры таможен уж так довольны остатками, перепадающими в их карман, что и не думают захватывать часть, следующую [175] казне. При постоянном увеличении народонаселения, опасения за упадок промышленности не может быть никакого. Совсем другое дело с солью: хотя распоряжения насчет продажи ее и не одинаковы, но главным образом продажа эта подходит к нашим винным откупам; на каждую провинцию рассчитано, сколько должно продать соли, на которую назначается от правительства и цена. Местное начальство выбирает самых знаменитых купцов для сдачи этого откупа; прежде это была завидная доля, потому что, разумеется, правительство предполагает гораздо меньшее количество соли против продаваемого в действительности. О соляных откупщиках сохранились с прежних времен почти баснословные рассказы: так они были некогда богаты! Но правительство, в случае надобности в деньгах, стало мало-помалу возвышать цену на соль, и вследствие этого появилась страшная контрабанда, отчего все купцы стараются уклониться от возложения на них откупа, а те, которые не могут его избежать, разоряются и не доставляют в казну всего положенного количества денег. Разумеется, они разоряются отчасти и потому, что местные власти все еще по старому смотрят на них как на запасное казначейство. Итак, теперь правительство обратило внимание на то, как бы поправить соляной откуп, и мы видим, что оно командирует своих вельмож, для изучения всех средств, на места добывания соли, которые на севере находятся в Тянь-цзине и Шань-дуне (на юге соль, получаемая около реки Хуай, подчинена особым правилам, и, кажется, там злоупотребления не так увеличились).

Правительство, сверх обыкновенных налогов, допускает один экстренный, именно продажу чинов, под благовидным именем пожертвований. Открывается ли война, случается ли голод, или потребовались чрезмерные речные работы, во всех этих случаях, чтоб поддержать запасные суммы, открывается продажа чинов, издаются постановления, за сколько и кто может получить какой чин; есть различие в плате, смотря по тому, хотят ли получить только чин или и самую должность и притом немедленно или по очереди; есть различие в плате, смотря по лицу, покупающему место: чиновник, ученый, который со временем и без того мог бы получить эту должность или этот чин, платит меньше простолюдина, и притом [176] обращается внимание на место его службы (Продажа чинов производится до звания дао — род прокурора над двумя или тремя департаментами.). Укажем на Ю-чжун-ци, одного из знаменитейших генералов прошлого столетия: он тоже начал с того, что купил себе военный чин. Этот пример показывает, что право способностей от покупки чинов нисколько не страдает. В самом деле, что дает право на повышение в должностях обыкновенным порядком? Докторские экзамены, наука: какая, кажется, прекрасная мысль! Но когда мы посмотрим, что заключается существенного в этих познаниях докторов, то невольно родится вопрос,— почему же не сделать министрами наших дьячков или уже много семинаристов? Иной из китайцев ни как не сумеет написать отличной хрии, за какую дается ученая степень, но случается, что смыслу в нем более, чем в другом педанте; он чувствует свое призвание, и вот кстати подоспевает продажа чинов! Чин дается богатству, но дальнейшая карьера зависит от способностей. К чести китайских чиновников надобно заметить, что они, принадлежа по большинству к ученым, косо смотрят на добившихся равного с ними звания посредством денег, и ничто не мешает губернатору провинции войти с представлением, что такой-то купивший чин неспособен к должности. Если же рассуждать, что чиновник, награбивший деньги на низшей должности, покупает теперь высшую, именно в том предположении, что на ней будет получать еще больше доходов, то что вреда от этого китайскому государству? Ведь не тот, так другой все равно получал бы столько же. И пусть уж лучше дурная слава падет на торгаша, чем на истинного ученого.

Но по большей части люди не из числа ученых покупают только чины, а не должности, именно богатые купцы и прочие зажиточные люди. Здесь играет роль тщеславие,— но нет, виноват,— не одно тщеславие, а и чувство самосохранения; купивший чин или шарик не только тщеславится этим в кругу своих знакомых, но когда встретятся обстоятельства, то есть когда он явится в присутственном месте для суда, с ним нельзя уже обращаться, как с простолюдином, нельзя [177] пытать его, давать ему пощечины, нельзя даже ставить его на колени: для этого надобно, как и для прочих чиновников, испрашивать особое разрешение от императора — снять с него шарик! Вообще нет ни одного богатого человека, который бы не поспешил воспользоваться правом покупки чина; потому-то считают, что от продажи чинов правительство получает круглым числом ежегодного дохода до шести миллионов руб. сереб. Итак в настоящее время правительство обратило внимание между прочим и на этот налог; оно желает сделать покупку чинов доступнее, отказываясь за это только от права давать большее количество пощечин! Рассказывают анекдот о том купце, который, как я упомянул выше, пожертвовал зараз более четырех миллионов руб. сер. Богдохан велел губернатору съездить к нему и спросить, какой он желает награды. Кто-то подучил купца просить звание доктора! Но при этом вооружился весь ученый мир: купец мог получить все, кроме ученой степени! Помнится, где-то Конфуций сказал: лучше сосуд, чем имя; то есть можно дать принадлежности, свойственные известному званию, но не самое имя!

Наконец, главную ветвь государственных доходов составляют подушные и подати с земли по кадастру; в последнее время, они стали не добираться в огромном количестве. Здесь уездные начальники, конечно, чувствуют себя не в таких благоприятных обстоятельствах, как таможенные директоры: хотя меня и уверяли, что с каждой му (Му — мера земли.) обыкновенно платят в полтора раза дороже положенного количества, и это не считается обременительным; однако же год на год нет приходит. Не всегда вина падает и на уездного правителя, который, разумеется, прежде всего заботится получить то, что ему следует самому, а потом уже думает о казне; присяжные или сборщики тоже думают о себе и за несколько чохов объявляют, что с такого-то нечего взять; крестьяне также думают о себе, а через десять лет является амнистия, и все недоимки слагаются!

Теперь правительство прежде всего старается привести в ясность и отчетность, как недоимки, так и то, что уже собрано, [178] но может быть не показано; обещает награды правителям, которые будут представлять в казну положенное количество с их уезда или хоть 7/10 всего сбора; стращает наказаниями недобирающих. Другое злоупотребление заключается в том, что в провинциальных казначействах никогда не бывает тех денег, которые в них остаются из полученных доходов в запас; в этом, как видим, подало пример главное казначейство, в котором вдруг не досчитались более шестнадцати миллионов! — В Китае развита система сборов натурой: во многих провинциях вместо денег сбирается подать хлебом, который иначе надобно бы было покупать для выдачи пайка знаменным солдатам в Пекине; этот хлеб отправляется в столицу по знаменитому каналу. Но доставка падает на тех же плательщиков хлебом, которые и должны на издержки доставки также платиться хлебом. Все бы не беда, но каково-то при сдаче хлеба! Сколько притеснений, сколько злоупотреблений, и вслед затем опять дефицит в доходах правительства, которое старается теперь, нельзя ли вместо хлеба получать прямо деньги!

До сих пор дело шло только об увеличении доходов, но вот мера, принимаемая правительством на общественное благо: оно полагает, что доходы его оттого не полны, что народ стал беднее. Между тем, вследствие предрассудка, что от стечения народа могут произойти разбои и бунты, до сих пор не позволялось разрабатывать золотые и серебряные руды, и настоящее разрешение есть неслыханный подвиг правительства. Заботясь, с одной стороны, об увеличении доходов, правительство хочет сократить, с другой, расходы, и очередь падает на речные работы, где, говорят, всегда бывает страшное злоупотребление, так что чиновники воруют 6/10 из отпускаемых им сумм. Одна мера заслуживает здесь внимания: правительство решило сократить расходы, не убавляя, а прибавляя жалованье служащим, и распространяя взыскания не на одних высших, но и на низших чиновников. Это показалось нам необходимым заметить к пояснению указа и доклада, которые мы намерены привести. Они покажут нам образчик и других бумаг в этом роде. Упомянем еще одно обстоятельство: указ богдохана обыкновенно издается вследствие представленного ему доклада, [179] но в газетах является прежде указ, а потом уже доклад. Потому и мы будем следовать этому порядку по мере появления в свет официальных документов.

Указ.

«Прошедший раз, когда министерство финансов представило нам проект насчет запаса нужных сумм, я назначил княжеское правление (цзунь-жень-фу), канцлеров и государственный совет обсудить это дело вместе с самим министерством финансов; теперь когда вельможи представили мне на рассмотрение обсужденные ими вместе с палатой пять статей, я, просмотрев их, нахожу их весьма удовлетворительными. Наше государство давно уже наслаждается спокойствием, и потому естественно ожидать, чтобы оно вкушало самое обширное благополучие; но когда послабление, начавшееся с давнего времени, возрастает с каждым днем, то если бы не принять строгих мер для его прекращения, если бы не восстановить выгодного положения, не уничтожить злоупотреблений, правительство не выполнило бы своих обязанностей, чиновники продолжали бы быть небрежными, а народ страдать. Итак представленные высшими чинами статьи основаны или на уложениях или на весьма очевидной потребности обстоятельств:

1) По тщательном рассмотрении оказывается, что пожертвования и соляные дела должны быть источником увеличения доходов, и что с непрестанным увеличением народонаселения должно прибегать к последовательным изменениям. В настоящее время соляные дела в Чжили и Шаньдуне находятся в самом затруднительном положении; поэтому я нарочно отправил Цзюнь-Вана Цзай-Цюаня и других для принятия мер как в том, так и в другом месте; эти высшие чиновники должны непременно с истинным усердием сообразить все обстоятельства,— и кроме мер, которые уже в ходу и оказываются удовлетворительными, следовательно пока не требуют изменения, они должны обсудить все прочие и принять такие, которые бы служили и к облегчению народа и к расширению доходов.

2) Касательно собрания податей в губерниях, уже приняты меры для освидетельствования губерний Цзян-су, Чже-Цзян, Хэ-нань, Шань-дун, Фу-Цзянь, Сы-Чуань и пр. Им назначен определенный срок; но опасаясь, чтобы не произошло замедления в отчетах их палат финансов и в составлении счетных книг, повелеваю чтобы генерал-губернаторы и губернаторы провинций наперед поспешно приготовили четырехграфовые счетные книги, по одной для каждого губернского города (фу), и со дня получения указа, они должны окончить все в продолжение восьми месяцев; для недочетов уже указано место, откуда они должны быть пополнены. Итак [180] генерал-губернаторы и губернаторы должны как можно скорее приготовить отчет, а не откладывать по недеятельности; как скоро счетные книги будут окончены, то они должны известить об этом палату финансов, которая по мере прихода будет извещать тайный совет, а этот обязан в неопределенное время просить меня об отправке ревизоров (цинь-чай) в разные города и уезды, для освидетельствования (действительно ли находятся на лицо показанные суммы). Что касается до прежних недостатков в суммах, то сделаны уже распоряжения для пополнения и взыскания их, и хотя чиновники заслуживают поэтому наказания, но я непременно прощу им то, что они прежде не прилагали должного старания; только если после донесения министерства финансов откроется истина: вода стечет и выставятся камни, если ревизоры откроют новый недостаток в суммах, то чиновники немедленно будут преданы суду и не получат никакого помилования. Те места, которым выходит срок раньше этих восьми месяцев, не должны просить отсрочки на основании этого срока, но по-прежнему составить беловые отчеты и представить в министерство для поверки.

3) В постановление о сборе хлебом (податей) есть статья о замене его деньгами; только надобно опасаться, что областные и уездные начальства под разными предлогами требуют свыше прежде положенного, делают насилия при приемке и таким образом набивают карманы (мешки, что вернее для Китая); предположено уменьшить цену (за сбор хлебом) и присоединить к главным доходам (деньгами); поэтому все генерал-губернаторы и губернаторы и все заведывающие этим лица, сообразив обстоятельства, должны соразмерно определить, какая сумма должна быть взыскиваема, и на нее, по положению, покупать в плодородных местах северных губерний провиант или приглашать купцов привозить хлеб в Тянь-Цзинь. Что же касается до отсроченных прежде взыскания податей хлебом и сбора нынешнею осенью, то, не разбирая, прямой ли или дополнительный это хлеб, взыскать вместо его всего деньгами, и отправить их в министерство. Также за весь хлеб, который должен был выдаваться на содержание и траты перевозчикам провианта и все статьи, каковы: доставление в анбары рогож, дерева и проч., все это сверстать с отсроченным хлебом и, взыскав деньгами, препроводить в министерство. Но если областные и уездные начальства будут под этим предлогом незаконно требовать денег вместо хлеба, сверх положенного, то немедленно предавать их строгому суду.

4) Что касается до злоупотребления в напрасных издержках по водяным работам, то это известно каждому; нынешний год я уже издал указ по этому случаю. Итак министерство финансов да держит в памяти, что кроме определенного количества [181] сумм не должно отпускать ни на волос более; должно стараться, чтобы и в отпускаемых по положению суммах избегали напрасных издержек. Если действительно чиновники разных тинов (участков) не издержат ничего сверх положенного, то позволяется главноуправляющему водяными сообщениями через три года представлять их к награде. Отныне штрафование главноуправляющего остается на прежних основаниях, то есть смотря потому, перелилась ли вода через край или сделала прорыв, штрафовать их только жалованьем или лишать чинов с оставлением на должности, но отрешать не нужно; тех же чинов, которые недосмотрели, предавать строгому наказанию. Вместе с этим прибавляется главноуправляющим столовых для поощрения их к честному управлению; итак цзяньняньскому главноуправляющему выдавать всего 12,000, а шаньдунскому (Хэ-дун) 10,000 лан, так что чрез это они по справедливости могут воздержаться от незаконного лихоимства. Что касается до излишнего числа чиновников в тинах, то генерал-губернатор Цзян-нань и Цзян-си должен, посоветовавшись с помянутым главноуправляющим, сократить их число.

5) Что касается до открытия руд, то это естественные богатства, скрываемые землей для народа; если бы местные чиновники исполняли надлежащим образом свои обязанности, то каким образом дошло бы до того, что толпам народа легко собраться, а трудно рассеяться и что на этом основании стали запрещать народу сыскивать пропитание? Итак генерал-губернаторы и губернаторы Сычуаня, Юньнаня, Гуйчжоу, Гуандун, Гуанси и Цзянсу должны исследовать находящееся в подвластных им губерниях рудники, и издать объявления о позволении их разрабатывать. Да и губернаторы прочих провинций также должны тщательно разведать о рудниках в своих провинциях, и если откроется обещающее обильную жатву место, то по соразмерности разрабатывать, а отнюдь не позволяется, из опасения трудности и из желания покоя, отговариваться и выжидать. Если же будут откладывать, а не приводить в действие (это мое приказание), то (должны знать, что) мне не трудно отправить чиновника для надзора. Если же рудники окажутся действительно невыгодными для народа или разработка сопряжена будет с большими злоупотреблениями и малою выгодой, то также позволяется доносить о закрытии их. Что же касается до того, производить ли разработку от казны или от народа или от купцов, и каким образом постановить правила для управления и надзора, то я не отказываюсь издать должные постановления; только вышеупомянутые правители, так как они знакомы с местными обстоятельствами, должны представить мне наперед свои соображения касательно этих правил.

Одним словом, управляющими должны быть люди, а не законы, и потому настоящее изменение истекает под влиянием [182] обстоятельств и времени. Все эти постановления, кроме тех, которые бы в самом деле были невыгодны для народа и о которых правители провинций должны донести, все они должны непременно принять свой ход, и никто не смел болтать вздор и смущать правительство. Если высшие правители, действительно, пробудят в себе бодрость, вырвут из себя болезненные недостатки и приложат небольшую совесть к великому делу, то не может статься, чтобы из этого дела не вышло никакой заслуги (пользы); в непродолжительном времени окажется также, что для народа в этом нет никакой невыгоды. Итак вы, все, чиновники, приложите ваши общие старания. Я буду весьма доволен, если вы окажетесь заслуживающими моих наград и не подвергнетесь моему наказанию.

Все это должно быть обнародовано, для всеобщего сведения, как вне, так и внутри. Прочее должно быть исполнено, как определено (в докладе ко мне); представленный проект также издается. Быть посему».

В пояснение предыдущего указа мы приведем здесь самый доклад княжеского приказа, по поводу которого издан указ. Уже из этого одного мы убедимся, что большая часть богдоханских указов есть не что иное как выбор букв и замечательных фраз из самого доклада. Заметим еще, что княжеский приказ, хотя он и считается первым присутственным местом во всей империи, на деле есть не что иное, как почетное титло, основанное на знаменитости лиц, которыми оно управляет; собственно же в делах правления он ни сколько не участвует. Теперь же, когда император составил особенный комитет для совещания о финансах, и в этот комитет поместил членов приказа, то он, натурально, стал выше и всех канцлеров, и сената (Нэй-гэ), и государственного или тайного совета. Но может быть не одно только почетное титло правления доставило ему этот перевес. Император с некоторого времени стал в делах употреблять лиц из своего рода; пример Ци-ина доказал, что они способнее, чем напыщенные неизменными правилами конфуцианства китайцы и идущие по их следам маньчжуры: вообще все эти педанты, которые затвердив на память свою псалтырь: сы-шу, занимают не как у нас место дьячков, но первые ступени правления, очень несговорчивы. Припомним, что для поддержания соляных интересов отправлены лица [183] царского рода Цзюнь-ван и Ци-ин; очевидно, что они принимали большое участие и в составлении настоящего доклада:

Доклад.

«Цзун-жень-фу (княжеский приказ) и прочие ямуни (присутственные места) почтительнейше представляют свое общее мнение с ожиданием и просьбой о мудром решении; (и именно) 17-го числа 4-й луны 28 года правления Дао-гуан (1848 года) министерство финансов, в докладе своем по случаю оказавшегося истощения запасов главного казначейства, представило различные соображения, чтобы иметь в готовности деньги на всякий случай, и поэтому был получен следующий императорский указ: «Министерство финансов представило мне несколько статей (мер) к пополнению запасов казначейства и сверх того просит о приказании совещаться и о других мерах, которые бы могли принести пользу; поэтому пусть Цзун-жень-фу, канцлеры и члены тайного совета тщательно обсудят вместе с министерством финансов все меры и представят мне свое мнение. Быть посему». (Вследствие этого указа) мы, подданные (вашего величества), просмотрев упомянутый доклад, здраво обсудили его на общем и личном совещании. Все статьи его основаны на том, что доходы не соответствуют временным потребностям. Что касается до пожертвований на вспомоществование подвергшихся бедствиям жителей южных стран и развития постановлений касательно приобретения званий и должностей, то на счет этого министерства чинов, финансов и войска уже составили уложение и представили (вашему величеству),— эти статьи уже изданы. Касательно же убавки столовых сумм, распространения выкупа за преступления (о которых докладывало хубу, министерство финансов), то об этом нечего и думать (то есть оно отвергнуто). Поэтому, мы согласясь с министерством финансов в главном и разойдясь с ним в частности, составили вместе из различных мнений пять статей, которые представляем на высочайшее усмотрение, в ожидании императорского утверждения. При этом мы осмеливаемся украдкой выразить свое мнение, что главный предмет государственного управления состоит в источнике богатства и употреблении (дельных) людей; но невозможно, чтобы солнце всегда одинаково светило, то есть, чтобы благополучные времена были всегда постоянны и без ущерба: с развитием повсюду народонаселения, источники богатства уже не удовлетворяют потребностям множества; к этому нужно присоединить продолжавшуюся сряду несколько лет войну с иностранцами, речные работы, прокормление голодных, все это истощило государственную казну, запасные капиталы не соответствуют более своему назначению; но ясно, что причиной этого суть как бедствия, посланные небом, так и человеческие дела, и [184] все это последовало друг за другом; в нынешнем году еще случилось наводнение в Чже-цзяне, Ань-хой и Ху-бэй, но голодный народ остался спокоен и не заботится еще о своем пропитании, потому что отыскались для него средства денными и ночными заботами нашего императора, который готов пожертвовать собственными своими потребностями, чтоб помочь неимущему (то есть своим подданным), и таким образом отвратил опасность, прежде нежели она пустила ростки. Судя по общему ходу дел, можно сказать с уверенностью, что будущий год должен быть весьма плодородным, и как далекие, так и близкие страны все равно насладятся благополучием (Это основано на том мнении, что, как и мы говорим: после бури всегда бывает ведро, и китайцы хотят сказать, что мера бедственного положения государства переполнилась.). Однако ж, хотя эти предположения и сбыточны, но так как невозможно знать будущего и трудно угадать волю небес, то человеческие дела должны быть заранее предупреждены; говорится же: убирай пожитки и замазывай крышу прежде чем пошел дождь, или: рой колодезь не дожидаясь, когда захочется пить. Сверх того императорское сердце постоянно заботится об устройстве правления; когда каждый день от него получаются приказания о прокормлении народа, о провианте войску, о денежном пособии страждущим, то рабы вашего величества, которым все это известно; получив мудрое повеление тем с большим рвением, хотя не без стыда и страха, должны были обдумать средства расширения государственного богатства, чтобы успокоить императорские заботы. Поэтому, обсудив тщательно все полезное, мы не смеем доводить до высочайшего сведения только пустые планы:— тем более, как осмелились бы мы выставлять меры, которые совершенно противоречат постоянно действующим уложениям? Поэтому мы здесь проясняем только издавна уже существующая постановления, поправляем их односторонность или уничтожаем злоупотребления; то есть мы или отыскиваем более приличные меры, или предлагаем заменить взимание податей натурой взиманием деньгами, для облегчения народа, или открыть более просторный ход откупам на соль, или сокращаем издержки, ограничивая беспорядочное употребление сумм, или обращаемся к естественным выгодам, предоставляемым землей народу и скрываемым ею в своих недрах для его прокормления. Все эти меры по большей части касаются денежных податей, перевозного хлеба, соляного управления, речных работ и рудников. Что же касается до накопившихся недоимок в подушных, то если их не привести в полную известность, невозможно будет прекратить новых недоимок, да притом не покрыть и старых. Во внешних провинциях [185] сбор хлебом по большей части производится натурой, но издержки на провоз его обходятся вдвое дороже того, что он стоит; поэтому здесь предполагается взимать половину деньгами в тех мыслях, что народ с радостью будет вносить подати. Соляные дела в Чжи-ли и Шань-дуне до невероятности в упадке, так что если не переменить струн, легко может статься, что прервется всякая от них выгода и все достанется в руки контрабандистов, а государственные доходы не извлекут от этого никакой пользы. Злоупотребления в постоянном требовании особых прибавок (сверх положенного количества) на речные работы известны каждому; уже несколько лет исполнялись все требования оттуда, но это не предохранило от двукратного наводнения: как же не настаивать на сокращении и не указать ограничений, чтобы прекратить незаконное лихоимство! В различных губерниях нет недостатка в богатых серебряных рудниках, но, с запрещением их разработки с давнего времени, этим преградили и средства к пропитанию народа. Пред сим неоднократно знатные местные жители просили о позволении им разрабатывать рудники; если теперь не воспользоваться обстоятельствами и не позволить раскрыть рудники, — то какое же будет это содействие к выполнению назначения земли и соответствие с желаниями людей? Все эти статьи, хотя бы они и оказали свое (благодетельное) действие медленно, вполне основаны на мысли о постепенном ходе, способны противодействовать настоящим обстоятельствам, в которых с ущербом многих соединяется выгода нескольких; мы убеждены и ясно понимаем, что наши меры скользки, но главная цель их состоит в том, чтобы доставить в пользе народа выгоду государству! По крайней мере, если истребовать, чтобы скоро оказались следствия этих мер, то они не причинять ни малейшего ущерба народу. Мы никак не смели упустить из вида господствующие уложения. Но так как характер народа (то есть черни) непостоянен, вздорен и легко может увлечься опасными словами, то мы просим для него императорского вразумления, чтобы он знал, чему последовать; если эти статьи удостоятся высочайшего утверждения, то оно будет твердым и сокрушающим все препоны алмазом. Может быть, вследствие этих мер, найдется что прибавить или убавить для приведения в настоящую стройность, или из применения их истекут еще новые превосходнейшие меры: все это будет зависеть от неутомимого и искреннего усердия чиновников как вне, так и внутри (то есть в провинциях и столице), и мы никак не смеем сказать, что все нами присужденное должно быть безусловно так. Когда получится императорское повеление, то так как эти статьи потребуют составления многосторонних правил, требуется, чтобы чины министерств и департаментов с крайним [186] старанием составили правила и испросили повеление для приведения их в действие. Таким образом подданные вашего величества, составив протокол взаимного совещания и прилагая при нем реестр статей, с почтением преподносят на высочайшее воззрение: так ли это, или не так, об этом мы должны умолять зерцало вашей мудрости.

Статья 1. Надобно освидетельствовать накопившиеся недоимки в подушных и податях с земель. Государственные крестьяне составляют главную подпору государства (то есть сбор с них составляет главную статью государственных доходов): как же можно, чтобы подати с них уменьшились хотя на волос? Но с некоторого времени все провинциальные отчеты не представляют полного сбора определенных сумм; даже и из объявленных собранными сумм, те, которые не поступают к отправлению, но остаются на месте, неоднократно оказывались несуществующими:— чему же приписать это, как не лихоимству уездных и областных правителей? А высшие чины провинций скрывают это, и только когда чиновник или умирает или подвергается суду по другому делу, тогда уже об этом доносят; конфискация никогда неудовлетворительна: это только пустая болтовня на бумаге, не имеющая никакого приложения. При этом упорстве в злоупотреблениях, обратившемся в привычку, самые наказания уже стали казаться обыкновенным делом. И так если не привести всего дела в ясность, если в настоящее время не освидетельствовать сумм, то нельзя допытаться до истины, так что одной обыкновенной фразы: извещение о том, что неоднократно поверялись суммы, недостаточно, чтоб прекратить злоупотребления на будущее время;— теперь уже по докладу (вашему величеству) приказано произвести такое освидетельствование в Цзян-су, Чже-цзяне, Хэ-нань, Шань-дуне, Фу-цзяне и Сы-чуане, но только не получено еще оттуда известия; надлежит также, чтоб это произведено было и в прочих провинциях, и назначить по каждой сроки для донесения. Относительно тех сумм, которые были взяты по казенной надобности, должно постановить правила для их пополнения, за те же, которых не достает без всякой причины, должно предавать строгому суду и взысканию; но только обстоятельства требуют, чтобы поступить снисходительнее за прошлые дела, иначе не добьешься истины; с другой стороны, если нестрого наказать, то как можно будет делать предписания для будущности и преследовать жадность и лихоимство? Итак следует просить приказания (вашего величества) всем генерал-губернаторам и губернаторам провинций, произвести как можно скорее освидетельствование, и в те провинции, которые донесут, отправить нарочных ревизоров, которые бы произвели проверку в городах уездных, областных и департаментских, и если окажется [187] недостаток, то укравшего чиновника предавать усиленному наказанию, а самых высших приговаривать к различным штрафам. Что же касается до того, что с приближением ревизора областные и уездные правители могут занять суммы у богатых жителей и прикрыть свое бездельничество, а по окончании дела опять возвратить их хозяину, то для этого нужно приказать губернаторам разведывать тайно и всеми силами стараться прекратить обычные злоупотребления. В последующее же время, по приведении на этот раз в известность наличных сумм, должно каждый год показывать истину и по временам извещать министерство финансов в ожидании перевода сумм; если же снова будет недостаток, то подвергать присвоивших себе чиновников наказанию без всякой пощады.

Статья 2. Податной хлеб лучше всего заменить взиманием денег. Правда, южный провиант есть главное пособие к наполнению небесных житниц, и в них нельзя допустить недостатка; но вот уже несколько лет ход судов стал медлен, подвергается задержанию, и от этого увеличились траты на перевозку; количество хлеба оказывается неполным, и это производит беспокойство по случаю бесполезных расходов; итак, по истине нельзя не просить изменения. Притом же в уложении о податях хлебом сказано: «всякий сбор хлебом позволяется заменять взносом денег, и по этому случаю должно делать объявления, какую сумму следует взносить» и еще прибавлено: «когда подати хлебом заменяются деньгами, то требовать, чтобы и сопряженные с перевозкой его и другие издержки, взимаемые тоже хлебом, взносились по количеству деньгами». Из этого видно, что и прежде были постановления о замене хлеба деньгами; сверх того находим, что во всех провинциях уезды и области, несколько удаленные от водяных путей, или навсегда, или временно должны были взносить (хлебный сбор) деньгами, но такое старинное постановление допускало чиновников вмешиваться в это дело: надбавлять количество денег, не зная меры. Если же двор сам от себя сделает постановления, то народные подати пойдут мимо областных и уездных правителей и местных перевозчиков хлеба; и государственные расходы, как-то: на жалованье знаменным крестьянам (то есть перевозчикам), на постройку и поправку судов, перевозку и перегрузку по прибытии в Тун-Чжоу, прощение пошлины с товаров, перевозимых на казенных судах и проч., все это может сократиться и уничтожиться. Тогда на собранные суммы можно будет купить хлеба, в плодородных местах Хэ-наня, Шань-си, Фын-тянь-фу (Муздень в Маньчжурии), или пригласить купцов привозить хлеб морем в Тянь-Цзин; при таком перевороте не только будет польза касательно издержек, но можно будет воскресить [188] упавшее юго-восточное купечество. Если бы весь южный провиант заменить деньгами, то цена на хлеб в столице непременно повысилась бы,— и потому должно производить это соразмерно, то есть положить, какое количество на сто мешков должно быть заменено деньгами, и после нескольких лет еще увеличить это количество. Что же касается до отсроченных податей хлебом, то по истечении отсрочки надлежит, не разбирая прямой ли податной это хлеб, или хлеб на провозные издержки, за весь требовать деньгами, которые препровождать в казначейство министерства для заготовления риса и пшеницы; равным образом весь хлеб, который берется на плату и пропитание перевозчикам в дороге и проч., а также на доставление в магазины рогож, досок и проч.; все это сверстать с отсроченным хлебом и вместе с ним взыскивать деньгами, которые препровождать в министерство. Суммы же, которые отпускаются матросам на издержки во время перевоза и в казначейство Тун-Чжоуское, также должно сокращать по мере (убавки перевоза) и, присоединяя к остаточным суммам вместе с полученными взамен хлеба деньгами, препровождать в казначейство. Итак, мы просим высочайшего повеления всем генерал-губернаторам и губернаторам приложить в этом деле тщательное старание и не смотреть нисколько ни на ропот матросов, ни на просьбы подчиненных, но назначать каждогодне, когда наступит время, по существующей на рынках цене, сколько хлеба должно быть в уездах уплачено деньгами, и по какой цене; губернаторы должны стараться предупреждать злоупотребления, соображаясь с местными обстоятельствами, доносить обо всем. Если же областные и уездные начальники будут под разными предлогами требовать сверх назначенной цены, или перевозчики домогаться излишнего на издержки за провоз взимаемого хлеба, то все это должно быть строго запрещено. Главное дело состоит в том, чтобы разведать желание народа, вразумить его, что ему не следует роптать и насыщать низких чиновников; для этого лучше всего уменьшить цену и сделать сбор прямым налогом; в таком случае, когда подати примут правильное действие, увеличатся государственные доходы. Что же касается до отсроченного сбора хлеба, то не разбирая, побочные ли то или главные статьи, должно требовать взноса, не отсрочивая еще далее; а если сбор окажется не полным, должно приказать губернаторам сделать распоряжения к его пополнению.

Статья 3.Соляные учреждения в Чжи-ли и Шань-дуне требуют изменения. Эти дела пришли в такой в упадок, подверглись таким злоупотреблениям, что все распоряжения не оказывают никакого действия, и что невозможно не прибегнуть к нововведениям в надежде на улучшения. Прежде этого в Лянь-хуай стали выпускать соль по билетам, и это было принято народом с [189] благодарностью; с того времени уже прошло много лет, и хотя число этих билетов и не доходит до прежнего, но в сравнении с Чжи-ли и Шань-дуном тамошние соляные дела находятся в гораздо лучшем положении. В настоящее время народ боится поступать в соляные купцы (В нынешнем году происходило большое следствие по этому случаю. В торговцы солью обыкновенно назначаются богатые местные купцы по произволу губернаторов; понятно, что это может доставить им и подчиненным большой доход. Но когда торговля солью обещает разорение и хлопоты всякий купец желает избегать такого счастья и готовь откупиться. В нынешнем году вдруг пожаловались на бывшего шань-сийского губернатора жившего уже в отставке, что он взял 12,000 лан с одного купца для того, чтобы избавить его от торговли солью. Отправлен был нарочный в Шань-дун, где жил отставной губернатор, опечатать его дом и привести в Пекин для суда; других лиц из различных губерний тоже потянули в столицу. Впрочем, дело взвалили на домашних губернатора, как будто он сам не знал об этом, и его только сослали на станцию.), а поступившие заботятся только о спокойствии и часто достают соль не из мест, которые указаны в их контрактах, так что несколько десятков областей и уездов, с их народонаселением в несколько миллионов, вовсе круглый год не едят казенной соли; таким образом возникла опасная частная контрабанда; теперь в Чжи-ли составлено положение, чтоб казна развозила соль вместо купцов; это распоряжение сделано с намерением усилить сбыт, но его действия ограничены, как действия временной меры и требуют развития: лучше всего сделать постоянное и обширное изменение во всем, то есть, или по примеру Лян-хуай выпускать соль по билетам, или приказать, чтобы сами чиновники развозили и продавали ее в своих местах, или чтоб (купцы) приходили (за солью и покупали ее) в соляных промыслах, чтоб при выдаче, и в продаже соли во всем было однообразие. Так как выгоды севера и юга не одинаковы, тогда как они имеют один соляной источник в Чжи-ли, уезды и области несходны между собой по характеру (жителей или местности), то вводя общий выпуск соли по билетам, надобно принять в расчет и квитанции, если приступить к казенной развозке, то должно иметь в виду и купцов других мест; для этого может быть понадобится ввести повсюду билеты на соль и совершенно уничтожить квитанции, чтобы не допустить купцов подрывать друг друга. Для всего этого мы находим нужным просить высочайшего повеления отправить высших сановников порознь, как в Тянь-цзинь, так и Шань-дун, чтобы они постановили (на месте) правила, которые бы могли иметь прочность. На все нами изложенное мы ожидаем мудрого разрешения задачи вашим величеством. Может быть вы найдете средства, которых не в силах выдумать наши слабые силы и запачканные [190] на груди платья (то есть умственные способности), и вы постановите что-нибудь такое, что окажет свое благодетельное влияние на тысячу веков и не будет только маловажным и временным подспорьем.

Статья 4-я. Излишние издержки на речных работах должны быть сокращены, и число ненужных чиновников уменьшено. Ежегодные издержки на починку Южного и Восточного канала, простираются на несколько миллионов лан, собственно назначены для охранения жителей и для удобного провоза хлеба; но в продолжение последних немногих лет два раза случился прорыв; в нынешнем году вода, разорвав все плотины, устремилась вниз и затопила большое пространство земли. Таким образом, издерживая десятки миллионов, не могли же предохранить от бедствия наводнения. Сверх того, прежде лана серебра стоила 1000 чохов, а теперь ее цена удвоилась, и вещи хотя большею частью повысились, но все же не могли дойти до сугубой ценности. Поэтому должно просить, чтобы сверх положенного количества сумм для Южного и Восточного каналов, и, вследствие указа нынешнего года, министерство финансов держало в памяти, как бы ни на волос не отпускать более, и если участковые чиновники не будут просить ничего сверх положенного, то после трех лет позволяется главноуправляющему водяных сообщений представлять их к награде. Таким образом издержки могут сократиться до миллиона. Хотя власть главноуправляющего так велика, что он может распоряжаться по своему произволу неограниченно, как он найдет нужным; но так как низшие чиновники и служители не все равны по достоинству, то если за упущение подвергать одних главноуправляющих строгому наказанию, чиновники непременно будут стараться свалить вину на высшего, говоря, что прорыв и разнесение плотин произошли от его своекорыстных расчетов: поэтому мы находим нужным просить, чтобы на будущее время главноуправляющие подвергались за перелив воды, по старым правилам, штрафу жалованьем, а за прорыв понижением, но не удалялись от должности, которая на них возложена; чрез это могут прекратиться злоупотребления (так как главноуправляющие будут иметь в виду, что им же придется возиться с плотинами и впоследствии); за упущение же должно особенно взыскивать с участковых чиновников и предавать их строгому наказанию. Теперь, когда высшим сановникам поручится главным образом наказание участковых, то они никак не осмелятся брать с подчиненных. Находя, что 8000 лан столовых для главноуправляющего Южным и 6000 Восточным каналами недостаточны к побуждению их быть бескорыстными, мы почитаем нужным просить, чтоб впредь первому выдавалось 12,000, а второму 10,000, потому что, сокращая издержки более чем на миллион, можно увеличить столовые главноуправляющим, [191] чтобы поставить их выше подкупа. Мы слышали также, что многие места участковых чиновников могли бы быть упразднены, и потому должно приказать упомянутым главноуправляющим распорядиться этим. Если все вышеприведенные сокращения удостоятся высочайшего одобрения, то должно приказать министерству строений составить нужные распоряжения.

Статья 5-я. Рудники должны быть открыты для обширной разработки. Разработка рудников основана на естественной выгоде, предоставляемой небом и землей, и служит для государства обогащением, а народу пропитанием, — это не подвержено никакому сомнению; но прежде не думали приводить этого в действие, потому что боялись, что собравшимися при этом случае толпами трудно управлять немногим; еще опасались, что если рудник окажется небогатым, то напрасно издержатся капиталы; но мы осмеливаемся думать, что в Юн-нане и других провинциях издавна существуют медные рудники; в западных горах (от Пекина) также находятся угольные копи, и при этом пропитывается великое множество народа, но не слышно еще, чтобы от этого предстояла какая-нибудь опасность. Когда в одном медном руднике прекращается работа, то работавшие на нем люди отправляются в другое место для отыскания работы. В прошлых годах из провинции Цзянь-су стали возить хлеб морем, но не слышно, чтобы оставшиеся без дела речные лодочники произвели беспорядки; все это оттого, что такого рода люди хлопочут о снискании пропитания, а не о произведении беспорядков. Итак, все зависит от местных распоряжений и первоначальных пробных постановлений. Должно снять запрещение со старых рудников, определить местоположение новых, и пригласить купцов употребить свои капиталы, а казна должна брать только один или два процента. Кто из работников выроет много, того купцы должны награждать, а кто не будет награждать, у того запечатывать рудник; таким образом все возложится на купцов, которые в этом случае не подвергаются никакому насилию; чиновникам же не будет хлопот. Правительство поступит здесь сообразно с выгодами, представляемыми землей и желаниями народа. Уже прошло более ста лет, как рудники не были разрабатываемы, земляные жилы могли подкрепиться, и потому их произведения непременно будут превосходнее прежнего. Сверх того, разработка рудников вовсе не основана на той мысли, что от нее будут доходы для казны; пусть только хоть богатство разовьется в большом количестве для народа. Мы слышали, что Сы-чуань, Юн-нань, Гуан-си, Цзянь-су обладают серебряными рудниками, и поэтому должно просить о приказании тамошним губернаторам тщательно разведывать в подвластных им местах находящиеся рудники и издавать об этом объявления. О том же, [192] каким образом разрабатывать и какие находят нужным сделать по этому постановления, они должны в свое время донести вашему величеству, а не должны сметь упорствовать в застарелых привычках, и уметь доносить только о том, что трудно исполнить».

24-го. Можно судить о нравственности и значении патриархальных нравов, которыми так гордятся китайцы, по следующему докладу синбу (министерства юстиции). Мы не думаем, что есть что-нибудь неприличное в рассказе о таких вещах, которые не только доводятся до сведения публики в газетах, но даже представляются богдохану для прочтения. Происшествие случилось в Пекине, но больших подробностей о действующих лицах не сообщено; только из того обстоятельства, что сын удавившегося старика называется будочником, должно заключить, что сцена происходит в низшей сфере пекинского общества. Где-то в столице проживает целое семейство: старик Ян-да, жена его, сын Ян-у, женатый на вдове и проч. Так как невестка уже в другой раз вышла замуж, то может быть она и не слишком молода, однако ж за ней постоянно ухаживает свекор; то строит глазки, то схватит, ущипнет, но невестка не поддается старику. В начале зимы, она принесла в комнату уголь для растопки печи, который вместе с тем заменяет у бедных и диван (нары); тут сидел в то время старик, как главный член семейства; когда невестка наклонилась к печке (отверстие которой наравне с полом), соблазн для старика был так велик, что он вдруг схватил ее. Невестка закричала, и бывшая в то же время в комнате свекровь, оглянувшись, видела, как старик отдернул руку; невестка стала ей жаловаться на притязания старого сластолюбца, а тот бросился на нее с палкой, но получил пощечину, которая не сгладилась с лица и по смерти старика, потому что он в ту же ночь удавился, заткнув в чулок записку, что умирает от злобы невестки. Так как это семейство было не богато, то нечего подозревать синбу в пристрастном и неверном изложении дела: чтоб допытаться истины, оно имело в распоряжении страшные орудия пытки. Теперь вопрос: что сделать с невесткой? От нее удавился свекор, она дала ему пощечину,— за это должна неминуемо следовать смертная казнь; но, говорит министерство, [193] сам старик подал к этому повод, он сам нарушил все узы родства, и потому невестка отдается на высочайшее помилование, и в случае прощения, должна только развестись с мужем (которому нельзя же жить вместе с убийцей отца). Подобные происшествия нередко случаются в Китае. Вот что значит здесь на деле родство! В высших обществах даже принято за правило, чтобы ни отец, ни старший брат не смели входить в комнату невестки, или видеться с ней в неположенное время; я слышал рассказ, что однажды невестка откусив язык своему свекру, от которого она никак не могла отвязаться. Надобно знать, что в Китае амурятся не по-нашему, и фраза: есть или сосать язык, так же верна, как у нас слово целоваться.

Мы получили известие, что в нынешнем году торговля в Кяхте будет чрезвычайно плоха; из 180,000 ящиков, которые были готовы в Калгане к отправке, только 30,000 могли выйти из заставы, потому что только на это количество купцы могли предъявить билеты для пропуска. Касательно торговли с нами, как и вообще для выезда в Монголию, существовало положение, чтоб купцы являлись в трибунал, объявляли свой товар и место, в котором они намерены торговать, и получали для этого билет из хубу (минист. финансов). Но обыкновенно делалось так, что купцы, почитая пошлины, а более издержки, которые вероятно превышали пошлины, обременительными, объявляли только часть своего товара; а некоторые совсем освобождали себя от хлопот брать билеты, платя таможенным по 2 ч. серебра или 700 чохов с каждого ящика. Последнее обстоятельство может дать понятие о доходах директоров таможен. Только пошлина за 30,000 ящиков поступала в казну, а 150,000 ей были неизвестны; все это переходило в чужие руки! Впрочем, вероятно и тридцати тысячам ящиков не удавалось пройти в заставу, не выплатив тех же 700 чохов. Вероятно и кяхтинский цзаргучей, который имеет право отослать и кажется подвергнуть конфискации купцов, не имеющих свидетельства, брал ту же подачку; вот почему его доходы считают в несколько ваней серебра. Говорят, что особенно уклонялись от получения свидетельства мелкие торгаши, вывозившие лишь по нескольку сот ящиков (на один билет позволяется [194] вывозить не менее 300 ящиков) и притом такого рода чаю, который не принадлежит к так называемым у нас фамильным чаям, то есть выпускаемым под известными фирмами из известных чайных оптовых контор, которые ручаются, что в чае нет никакого подлога и примеси. Но оттого ли, что, как говорят, главные купцы, потерпев в последние года большие убытки на Кяхте, стали жаловаться на то, что их стесняет множество мелких торгашей, которые, не оплатив чая пошлинами и привезя его в большом количестве, подрывают цену фамильного, оплаченного пошлинами, или потому, что само правительство, почувствовав недостаток в доходах, издало строгие распоряжения,— в нынешнем году в Калгане вдруг не стали выпускать чаю без свидетельств. Купцы пробовали было задарить директора, бросились хлопотать в Пекин; им ужасно хотелось удержаться в прежнем положении, то есть проезжать без билетов; но ни что не помогло. Вот уж остаюсь полмесяца до наступления нового китайского года. После праздников, обыкновенно начинается у нас в Кяхте главная расторжка, а между тем более ста тысяч ящиков и не трогались из Калгана. Можно вообразить себе, какой это производит подрыв торговле. Наши товары будут тоже лежать в Кяхте и не поспеют в Мао-чжу (китайская ярмарка), равно и чаи не все придут на Макарьевскую ярмарку. Теперь в Калгане купцы уже надбавили цену на наши товары; а между тем представьте, что больше 30,000 верблюдов, пригнанных монголами из разных мест к Великой Стене, для перевозки чаю, должны или воротиться назад ни с чем, или дожидаться четыре и пять месяцев, пока купцы не достанут билетов.

Можно думать, что не одни финансовые расчеты участвовали в действиях китайского правительства. Корыстолюбие таможенных не удержалось бы от искушения; но между тем слышно, что заняты были все ближайшие к Калгану проходы, чтоб прекратить всякую контрабанду. Чай с давнего времени играет важную роль в китайской политике — и, правда, чего не сделала бы она посредством этого орудия, если бы была просвещеннее и энергичнее! Не более двадцати лет перед этим, горные тибетцы, жившие на юге Хуан-хэ, выступили из своих жилищ, перешагнули на другой берег реки и, [195] разорив кукэ-норских монголов, грозились не только поработить их, но внести грабежи внутрь собственно китайских владений, и что же?— Правительство объявило им, что если они не возвратятся на южный берег Хуан-хэ, то не будет позволять своим подданным торговать с ними, и в подтверждение своего обещания заняло войсками все проходы на своих границах. Главное пропитание тибетцев (равно как и монголов, отчасти казаков, калмыков и кокандцев) состоит в чае, и они, не могши добывать его, должны были подумать о средствах сближения с правительством, то есть выполнить его предписания. Конечно, европейцы не питаются чаем, но для большей части их и американцев он сделался уже почти необходимою потребностью. Сверх того, какой бы подрыв могли произвести китайцы и нашей торговле и нашей промышленности! Они никогда не берут в расчет вреда, наносимого самим себе, когда решаются вредить тем, кем они недовольны; они всегда действуют в этом случае с гордою мыслью, что вред, наносимый другим, чувствительнее, чем для своих подданных,— и что государство, управляемое идеями (ли), каково Китайское, может и должно не обращать внимания на интересы, которыми руководствуются в своем управлении другие государства. Спрашивается только, какой повод имели китайцы быть недовольны нами? Это трудно определить, потому что кто узнает наверно мысли глупца! И мало ли чего ему не взбредет на ум! Но мы уже дважды, хотя и косвенно, просили торговли на западе, и резко отказали в выдаче какого-то грабителя Хасытая, зашедшего в китайские владения из Томской губернии; в одно прекрасное утро, мы читаем в пекинских газетах указ, чтоб ургинский амбань велел русским представить разбойника Хасытая; однако же, на деле оказалось, что русские не поторопились исполнить приказаний. Что такой случай мог раздражить китайское тщеславие, это не невероятно. Припомним, что последний разрыв торговли, продолжавшийся семь лет, в прошлом столетии произошел от подобного же обстоятельства: тогда в урянхайских владениях (собственно никому не подчиненных) русский подданный убил китайского купца; мы его поймали, наказали по закону и сослали на каторгу; но китайцы требовали, по старому обычаю, казни его на границе, [196] чего мы не могли исполнить, вследствие состоявшегося указа об отмене смертной казни; но этого оправдания не достаточно было для тщеславнейшего императора, каков был Цянь-лун. Нашего губернатора честили поносными именами, требовали от сената сменить его; кажется, в китайских бумагах можно даже отыскать не слишком деликатные титулы и для самой императрицы Екатерины. Теперь повторяется тот же самый тщеславный поступок. Мы говорили уже выше об обнародовании богдоханского указа; ни одному китайцу, не знающему хорошо нас, не придет в голову, что богдохан не имеет права нам приказывать через своего ургинского амбаня, которому он велел снестись с русскими, не сказав именно с кем. Между тем в Кобдо сообщено было, что уж нашему сенату велено прислать ограбившего в Кяхту. (Это рассказывал, приезжавший в нынешнем году, один кобдоский учитель, который до того и не слыхивал, что у нас есть сенат; следовательно, его слова верны.) Разумеется, что разве только стороной дело это стало известно азиатскому департаменту, который представляет сенат в сношениях с Китаем, потому что ургинский амбань может писать не более как к иркутскому губернатору. Тогда, исправлявший его должность, г. Карпинский, как будто чутьем угадал, что здесь, в требовании китайских вельмож, скрывается китайское тщеславие, и в самом деле можно было заметить это по тону бумаги, в которой амбань назначает срок к высылке преступника. Г. Карпинский сперва известил, что дело случилось не в подвластной ему губернии, но что он уже отнесся к местному начальству, которое вероятно не замедлит, если отыщется преступник, выслать его на границу для произведения следствия; но притом он предупреждает, что едва ли это может поспеть к назначенному сроку. Через несколько времени, другою бумагой, он сообщает, что начальство того края, который прилежит к кобдоским владениям, сообщило ему, что оно вовсе не знает того преступника, и что во всех его делах нет известия о случившемся грабеже. Между двумя государствами есть постановление — разбирать дела о грабежах и убийствах, сыскивать виновных внутри своих владений; но это постановление касается только тех мест, которые разумеются в [197] трактате, то есть южных границ Иркутской губернии; тут протянута с обеих сторон линии форпостов, которые имеют между собою сообщение и взаимно передают следы перешедших за границу. Принявшая след сторона должна непременно отыскать перешедшего, который обыкновенно бывает вор или разбойник, а иногда и бродяга (В бытность нашу в Пекине, один монгольский лама перешел к нашим бурятам, выдавал себя за хутукту, и проживши несколько лет, возвратился на родину с багажом из 20 верблюдов. Пожитки его состояли в собольих и лисьих мехах, в серебре и прочем; но караульные, напав на след его, позвали монголов, которые на другой же день догнали обманщика, имущество его было взято назад, а сам он сослан в ссылку. Эта история весьма известна пекинским ламам, которые облизываются при рассказе о богатствах, собранных было их товарищем.). Эти правила строго соблюдаются; но обязывают ли они и прочие наши границы далее к западу, насчет которых нет никаких постановлений? И хотя часто китайские караульные в Кобдо, Тарбагатае и Или едят золотую русскую грязь, но формально не имеют никаких сношений с соседственными нашими местами: они как будто не существуют друг для друга. Итак обязано ли знать, и может ли даже знать, тамошнее пограничное начальство, что сделал наш подданный в китайских владениях? Китайцы должны были бы сами поймать его в своих владениях, и тогда, разумеется, мы не отказались бы судить его. А между тем, как говорят, дело в том, что вошедший в их пределы, теленгут Хасытай, заплатил шесть лошадей китайскому ся, или пограничному офицеру, за право пограбить за границей. Можно себе представить удар, нанесенный китайскому тщеславию! Это происшествие сделалось известным по всей границе, потому что из Кобдо и с караула Чатистай офицер привезен в Ургу, в ожидании, когда его препроводят в Кяхту на следствие. Все знают по этой линии, что русским уже приказано представить разбойника, но ждать, пождать — проходят месяцы, год — а его нет: как же это русские не торопятся исполнять приказание китайского богдохана? Не родится ли у иного мысли, уж полно имеет ли богдохан право приказывать? Может быть я и клевещу на теперешнее китайское правительство, [198] истощенное и проученное англичанами; но твердо уверен, что оно в другом случае непременно постаралось бы проучить нас за это, и потому на происшествия в Калгане не должно бы тогда смотреть как на случайности, но как на возмездие проистекшее из-под руки самого правительства; впрочем, и теперь можно ли отказать ему вполне в сумасбродной мысли померяться с нами силою? В последние два года обращают особенное внимание на укрепление западной линии, на запасы тамошних арсеналов. К границам нашим насылаются высшие против прежнего чиновники (например, в Ургу,— ши-бан, товарищ министра; ургинский амбань должен бы приехать в нынешнем году в Пекин, но не будет, потому что умер Чжебцзунь-дамба). Во всяком случае надобно подумать, если не о настоящем, то о будущем времени для упрочения благосостояния нашей торговли; разрыв ее, если мы не приготовимся, может иметь пагубное влияние, потому что она приняла огромные размеры. Мы должны подумать о том, чтобы быть в состоянии, в самое короткое время, дать китайцам почувствовать все невыгоды разрыва,— но как это сделать?.. Здесь только гром пушек может вынудить мирный трактат. О пустынях Халхи богдохан не будет заботиться, и приобретение их не заменит выгод торговли, если китайцы станут упорствовать в уклонении от нее. Самое приобретение западного края не доставит нам этой торговли, когда китайцы запретят выпуск чая по всей внутренней границе, потому что сбыт наших товаров идет внутрь Китая, а не в эти места. Захотим ли мы получать продукт, стоящий десятка миллионов через третьи руки, а иностранцы, участвуя в доставке чая, захотят ли расплачиваться за него с китайцами нашими товарами,— во всяком случае не пропадет ли тогда для нас Восток, потому что, с прекращением торговли, прекратится и участие нашей политики? Заставить нацию не пить чая, употребление которого до того времени находило поощрение, по крайней мере косвенно, не будет ли насильственным переломом, который тем чувствительнее, что потребует обратить руки рабочих к другим занятиям? Только слабость китайского правительства и безнадежность, что оно когда-нибудь оправится до возможности померяться с колоссальным своим соседом, много еще нас [199] успокаивает нас. (Так в тексте — Ingvar.) Что же будет, когда, вследствие этой же слабости, юг Китая перейдет в руки какой-нибудь европейской нации? Тогда мы не достанем его своими пушками, и даже союз с остальною частью Китая не вырвет из рук Европейца края, который вдруг может приобрести значительную силу. Индеец ничто в сравнении с китайцем, способным ко всему под руководством благоразумного и благонамеренного правительства. Он никогда не будет в тягость победившему,— а между тем мы слышим, что англичане приготовляют европейские умы смотреть на это дело, как на следствие необходимости. Вероятно, они постараются исполнить свое намерение при первой войне. Не будет ли зависимость наша тогда вдесятеро опаснее, и национальная гордость наша не требует ли, чтоб мы приняли заранее меры против этого? Мне кажется, что вместо увеличения числа пограничных пунктов для торговли, должно требовать свободы ее во всей Китайской империи. Говорю требовать, потому что на просьбы китайцы не любят обращать внимания. Кто поручится нам, что китайское правительство не будет каждый раз приниматься за эту вынудительную меру, когда оно найдет это удобным, и тем более, когда беспокойства Запада привлекут к себе все наше внимание? Между тем оно будет отзываться, что все это происходит от расчета самих купцов, от неурожая чая и проч.; так что мы не будем по совести иметь предлога жаловаться или прибегнуть к силе. Тем не менее кажется, что не так трудно было бы добиться от китайского правительства позволения на свободную торговлю, доказав ему, что, при всей его брюзгливости, мы ни разу, в продолжение двухсотлетнего существования династии, не попробовали решить, кто из нас петух и кто курица; следовательно, оно может рассеять свои подозрения насчет своего соседа. Эта свобода торговли внутри Китая, или на правах его подданных, или за известную наперед установленную пошлину (китайское правительство не погонится за этим, только разве придаст этому вид дани,— но тогда бог с ним) не только бы усилила и развила новые статьи сбыта и вывоза, но под надзором наших консулов избавила бы торговлю, от лихоимства таможенных чиновников, которые не упускают случая притеснить своих купцов. Только это может дать ей желаемую прочность, [200] а мы имели бы средство следить за всеми покушениями иностранцев, ослаблять их притязания, не допускать их до войны; последнее условие можно предоставить даже Китаю, как вознаграждение за уступку.

Сверх того, со свободой торговли мы приобрели бы тогда и право плавания по Амуру и не замедлили бы увеличить свой флот на Восточном океане (Все это писано за несколько лет до последних событий в этом крае); кроме сообщения с нашими островами и твердой землей в Америке, мы скоро бы стали привозить в Китай миллионы четвертей хлеба, за что он почел бы себя истинно нам благодарным. Собственно говоря, что может быть предосудительного для Китая в этом позволении? Не поделились ли бы мы с ним взаимными выгодами, не пожелали бы ему тогда успеха, процветания, силы? Даже отказались ли бы подать ему руку помощи? Неужели же в таком важном деле останавливаться его невежеством, ослеплением, и неужели грешно принудить его хотя бы силой! Государство, имеющее соседей, должно же, хоть отчасти, соображаться с их требованиями, потому что не имеет права стеснять их своими капризами; если оно в самом деле хочет быть изолированным, то убирайся же на край света, поищи себе места, где нет соседей, которые в праве требовать от него исполнения общественных приличий: имеет ли право сосед своим высоким забором загородить в мои комнаты доступ света?

В. Васильев.

Текст воспроизведен по изданию: Выписки из дневника, веденного в Пекине // Русский вестник, № 5. 1857

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.