Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ВЕСНЫ И ОСЕНИ ГОСПОДИНА ЛЮЯ

ЛЮЙШИ ЧУНЬЦЮ

КНИГА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Внешность мужа / Жун ши

Муж не односторонен и не партиен. Он гибок и в то же время тверд; скромен, но внушителен. Внешний же вид у него бодро-веселый и бесхитростный; он сосредоточен [416] на внутреннем. Он не опускается до мелких вещей и всей душой принадлежит великому. Вид у него не воинственный, но никто не может его запугать; он прочно стоит на своем, отважен и смел и не дает себя оскорблять и порочить. Он смело встречает несчастье и идет туда, где опасно, соблюдая верность моральному сознанию и ни в чем от него не отступая. Даже когда он встает лицом к югу и называет себя «несчастным», он не становится из-за этого высокомерным и не считает себя великим. С первого дня, когда он начинает править народом, он начинает стремиться к тому, чтобы покорились все в мире за пределами четырех морей; он берется только за большие дела, ценит только лучшее и не гонится за мелкими выгодами. Его уши и глаза бегут пошлости, с ним можно говорить об укреплении государства. Он не ищет богатства и славы и не страшится бедности и неизвестности. Действует согласно внутренней силе, проявляет силу характера и с уважением относится к разуму — поэтому стыдится использовать хитрость, чтобы себя оградить. У него щедрое сердце, и он снисходителен к проступкам других. В сердце он очень строг к себе, он не поддается влиянию внешних вещей-событий и никогда не станет делать ничего недостойного. Таким должен быть государственный муж.

В Ци был один знаток собак, его сосед обратился к нему с просьбой купить ему собаку, которая ловила бы мышей. Целый год прошел, пока тот такую нашел, и сказал соседу: «Вот хороший пес». Сосед держал этого пса несколько лет, но ни одной мыши тот не поймал, и он сообщил об этом знатоку. Знаток сказал: «Это хороший пес, ему бы ловить кабанов и косуль, а не мышей. Если хочешь, чтобы он ловил мышей, зажми ему задние лапы в колодки». Сосед надел ему колодки на задние лапы, и тот действительно стал ловить мышей.

Нрав горячего скакуна, порыв дикого гуся — с помощью этих образов можно описать изначальный порыв человеческого сердца. Так уж устроен человек, что если он будет искренен, то душа его будет услышана другим человеком. Зачем же еще нужны речи, чтобы что-то выразить? Это и есть то, что называется общение без речей.

Некий пришлый гость предстал перед Тянь Пянем из Ци. Одет пришелец был пристойно, вел себя строго в соответствии с правилами, манеры его были свободны и изящны, речи обнаруживали, что он сведущ и умен. Тянь Пянь выслушал его и отпустил. Но даже когда гость [417] выходил, Тянь Пянь все еще провожал его взглядом. Тогда к нему с вопросом обратился ученик: «Этот пришлый чем не муж?» Тянь Пянь ответил: «Боюсь, что не муж. То, что этот пришелец скрывал в речах и от чего воздерживался в действиях, — как раз то, что настоящий муж прямо высказывает и открыто делает; то же, о чем настоящий муж предпочитает умалчивать и от чего воздерживается, этот тип как раз выставлял напоказ. Так что боюсь, что это не настоящий муж».

Когда зажженный светильник освещает один угол, большая часть комнаты остается в тени; когда кости и сочленения рано заканчивают формироваться, отверстия, по которым поступают питательные вещества, становятся плохо проходимыми, и тело больше не вырастает. Когда кто-то рано научается все делать как надо, новые знания не поступают, и такой остается мелким человечком. У заурядного человека нет внимания к соответствию внутреннего внешнему — он думает только о том, как он выглядит в глазах других людей, поэтому у него много талантов, но нет души. Такой не станет заботиться о других и не способен на большие дела; он любит получать, но не отдавать, поэтому такой даже в большом царстве не будет царем надолго. Беды и несчастья будут там что ни день. Так что внешность благородного мужа чистотой может сравниться с яшмой из гор Чжуншань — он виден издалека, как дерево, стоящее на вершине холма, он предусмотрителен, старателен и с опаской относится к переменам, не смея быть довольным собою. Он старателен; успех у него или неуспех, он не показывает вида, оставаясь в сердце простым и безыскусным.

Тан Шан в свой срок стал скрибом-ши. Его старый знакомый, полагая, что Тан Шан рад этому назначению, обратился к нему с поздравлением. Тан Шан на это сказал: «Не то чтобы я не мог быть скрибом-ши, просто я стыжусь этой роли и поэтому не хочу им быть». Его приятель ему не поверил. Когда войско Вэй-Лян окружило Ханьдань, Тан Шан убедил лянского Хуэй-вана снять осаду и получил в награду от чжаосцев округ Боян. Тогда его приятель поверил, что тому стыдно было оставаться всего лишь простым скрибом-ши. Через некоторое время этот приятель обратился к Тан Шану с просьбой о назначении для своего старшего брата. Тан Шан сказал: «Когда умрет вэйский правитель, его место займет твой старший брат». Приятель очень обрадовался и дважды поклонился, вполне ему поверив. [418]

Здесь тот случай, когда не верят, когда можно верить, и верят тому, во что поверить нельзя, — таково несчастье, приносимое глупостью. Понимать, как устроен человек, но быть неспособным распространить это понимание на самого себя — такому вручи хоть всю Поднебесную, все равно потеряет. Ибо нет большего несчастья, чем глупость. Беда от глупости в том, что она вполне на себя полагается. Если такое творится в стране, лучше вообще не иметь государства. Обычай передачи власти достойному в древности именно от этого и произошел. Дело было не в том, что не любили своих сыновей и внуков, и не в том, что были спесивы и стремились прославить свои имена, — просто сама действительность толкала на это.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Служить большому / У да

Если мы заглянем в записи прежних ванов, то увидим, что там говорится: из советников трех ванов не было имени, которое не было бы прославлено, и не было достояния, которое не пребывало бы в безопасности. Это потому, что их заслуги были поистине велики. Когда же речь идет о помощниках заурядных властителей, то стремление к славе и богатству у них было точно такое же, что и у советников тех ванов, однако имена их всегда оказывались покрыты позором, а их достояние всегда оказывалось под угрозой. Это потому, что их успехи были невелики. Волновались они всегда из-за того, что их собственные персоны были недостаточно почитаемы в царствах, где они служили, но их не беспокоило то, что их властители не пользуются достаточным уважением в Поднебесной. Вот и получалось, что, желая славы, они впадали в еще больший позор, желая безопасности, все больше оказывались под угрозой.

Конфуций об этом говорил: «Ласточки отбивают себе в борьбе друг с другом удобное место под стрехой, мать и дети кормят друг друга из клювиков, весело щебечут вместе, радуясь, поскольку полагают себя в полной безопасности. А между тем дымовая труба очага уже лопнула, и огонь лижет стропила, но у ласточек по-прежнему довольный вид. Почему так? Они не понимают, что беда скоро коснется и их самих. Среди подданных мало кто умом отличается от таких вот ласточек. Такие, становясь подданными, продвигаются в чинах и званиях. Отцы [419] и дети, старшие и младшие братья, поддерживая друг друга, собираются в одном каком-нибудь царстве и весело щебечут там, довольные друг другом. Тем самым они создают угрозу алтарям земли и посева, но то, что и там приближается огонь из лопнувшей трубы очага, им невдомек, потому что их ум ничем не отличается от ума ласточек. Поэтому и говорится: «Когда смута в Поднебесной, ни одно царство не может остаться в безопасности; когда смутой охвачено царство, ни один дом не может наслаждаться спокойствием; когда смутой охвачен дом, ни один человек не может остаться в стороне». Здесь имеется в виду, что безопасность малого всегда зависит от большого, а безопасность большого всегда зависит от малого. Малое и большое, подлое и благородное опираются друг на друга во взаимозависимости — только тогда могут все спокойно радоваться».

Бо И изложил вэйскому наследнику Сы-цзюню свое учение об искусстве царствовать. В ответ на это наследник сказал: «У меня есть тысяча колесниц, и я желал бы принять ваше учение. Бо И на это сказал: «У Хо способен поднять тысячу цзюней — не тем более ли один цзюнь?»

Ду Хэ объяснял чжоускому Чжао Вэнь-цзюню, каким образом можно обеспечить безопасность в Поднебесной. Чжао Вэнь-цзюнь сказал Ду Хэ: «Я хотел бы научиться, как сохранить безопасность в одном только Чжоу». Ду Хэ ему ответил: «Если то, о чем я говорю, невыполнимо, Чжоу не может остаться в безопасности ни при каких обстоятельствах. Если же то, о чем я говорю, возможно, то безопасность для Чжоу наступит сама собой». Это и имеется в виду, когда говорится о достижении безопасности без специального стремления к ней.

Правитель Чжэн спросил у Бэй Чжаня: «Я слышал о вас, преждерожденный, что вы считаете своим моральным долгом не отдавать жизнь за правителя и не уходить в изгнание из-за его гибели. Можно ли этому верить?» Бэй Чжань ответил ему: «Это есть. Если моих речей не слушают, мое искусство-дао не применяют на практике, то такому правителю я служить не стану. Если же мои речи слушают, а методы применяют, то о какой смерти или изгнании может идти речь?» Таким образом, нежелание умирать и уходить в изгнание Бэй Чжаня выглядят достойнее, чем если бы он готовился умирать и уходить в изгнание.

В древности Шунь хотел, чтобы ему покорился весь мир, но сумел он стать только лишь ди-правителем; Юй хотел стать ди, но сумел стать лишь ваном [420] в Поднебесной; Тан и У хотели наследовать Юю, но не преуспели и стали лишь мудрыми и хорошими ванами в своих царствах; пять ба-гегемонов хотели продолжить дела Тана и У, но не сумели и потому смогли стать лишь предводителями чжухоу. Кун и Мо хотели утвердить великий путь-дао в современном им мире, но не преуспели и сумели лишь прославиться в будущих поколениях. Так что неуспех в претворении великого морального закона-справедливости тоже в своем роде успех, и причина этому в том, что стремятся к по-настоящему великому.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Важность земледелия / Шан нун

То, в чем прежние ваны наставляли свой народ, — важность земледелия. Когда народ занят земледелием, это не только приносит пользу земле, но также драгоценно для нравов самого народа. Когда народ занят земледелием, он становится простым; когда он становится простым, его легко использовать на службе; когда его легко использовать на службе, безопасность границ обеспечена, а властитель в почете. Когда народ занят земледелием, он становится серьезным, а когда он серьезен, у него не бывает сомнений относительно долга. Когда же у него нет собственных представлений о том, что есть внутренний закон, тогда законы, гарантирующие общее благо-гун, стоят прочно, а все силы народа собираются воедино. Когда народ занят земледелием, богатство страны удваивается; когда это богатство увеличивается, он думает, прежде чем уходить на другое место. Когда серьезно думают, прежде чем переселяться, умирают там, где живут, и не ищут ничего лучшего. Если отбросить корень и заняться верхушкой, невозможно будет повелевать; если невозможно будет повелевать, нельзя будет защищаться. Когда народ отбрасывает корень и хватается за верхушку, его имущество становится компактным, а когда его имущество компактно, он легко идет на переселение или убегает. Когда народ легко переселяется с места на место, в стране и семьях начинаются проблемы — все начинают гоняться за дальним, ни на чем не успокаиваясь мыслью. Когда народ бросает корень и хватается за верхушки, он начинает ценить ум, а когда в цене ум, много обмана. Когда многие обманывают, тогда начинают умело толковать законы и указы, выдавая правду за ложь, а ложь — за правду. [421]

Хоу Цзи говорил: «Землепашество и ткачество необходимо ценить выше всего за то, что с их помощью насаждается культура». По этой причине сын неба лично во главе чжухоу вспахивает поле предка-ди, дафу и мужи всегда при этом имеют свои задания и дела.

По этой причине, когда наступает время для полевых работ, крестьяне не должны появляться в городе — этот закон нужен для того, чтобы привить народу уважение к земле.

Первая дама-хоу ведет девять компаньонок в предместье собирать тутовые листья на общем поле — это делается для того, чтобы показать, что круглый год — весной, осенью, зимой и летом — найдется работа с коноплей и шелком, чтобы тем самым укрепить личным примером усердие женщин. Вследствие этого мужчины не ткут, но одеваются, а женщины не пашут, но кормятся — так мужчины и женщины обмениваются продуктами своего труда, удлиняя жизнь друг другу. Такой порядок установлен мудрецами. Поэтому уважают всякое время года и любят каждый день; не состарившись, не оставляют трудов; не уходят с работы, если только не болеют; не отказываются от работы, если еще не мертвы. Крестьянин, работающий на поле высшего качества, способен прокормить девятерых; работающий на поле худшего качества — пятерых. Может быть больше, но меньше быть не может. Один человек занимается делом, а десять от этого кормятся, включая шесть видов домашних животных. Таково высшее искусство использования земли. Поэтому во время полевых работ не начинают военные сборы, не ведут крепостных работ, не начинают обучения в школах. Мужчинам запрещается устраивать сборища для посвящения в совершеннолетние, жениться, выдавать замуж дочерей, устраивать праздники с жертвоприношениями, приглашать гостей, устраивать многочисленные пиры с вином. Без приказа вышестоящих крестьянин не смеет заниматься другими делами, так как это может повредить сезонным работам. Затем устанавливается запрещение на обработку пустующих земель, присоединение полей через брак лиц одной фамилии. Крестьянам запрещается также покидать пределы деревни для гулянок, девушкам запрещено искать женихов на стороне — все это для того, чтобы обезопасить земледелие.

В уставе по использованию пустующих полей пять пунктов: «Пока поле не перепахано под следующий год, запрещается заниматься обработкой конопли и вывозить навоз из ям. Если возраст не достаточно велик, [422] запрещается заниматься садоводством и огородничеством. Если сил на все не хватает, следует заниматься не ирригацией, а пахотой; земледелец не должен заниматься торговлей или иным делом, так как это приносит вред сезонным работам. Весной запрещается рубить лес в горах и вывозить его оттуда; запрещается выжигать лес у водоемов или уничтожать там траву. Запрещается выносить за ворота силки и сети; запрещается опускать в водоемы рыболовные сети; если на озерах нет смотрителей лодок, нельзя, пользуясь этим, плавать: все это вредит сезонным работам».

Если кто из народа не трудится на земле, на его домашний скот ставят клеймо правителя. Управлять государством трудно, когда три сомнения достигают предела. Это значит — когда поворачиваются спиной к основному и нарушают законы ведения дел, тем самым разрушая свое государство. Всякий человек, становящийся взрослым, подчиняется одному из трех управителей: земледельцы имеют дело с зерном, ремесленники — с утварью, торговцы — с товарами. Если сезонные работы не выполняются, это становится большим несчастьем.

Если насильно отвлечь земледельцев и занять их земляными работами, это называется цзи — «задержка», тогда возникают беспрестанные заботы и приходится сокрушаться по поводу пустых колосьев. Если насильно отвлечь земледельцев на водные работы — это называется юэ — «нарушение», и это все равно что траур сопровождать музыкой — никто из соседей не придет. Если отвлечь земледельца на военные дела — это можно назвать «ли» — жестокость. А если бедствие войны будет продолжаться несколько лет, то некого будет поднять на жатву. Если же много раз будут отвлекать народ в сезон, то наступит большой голод. И тогда на полях будут валяться сохи, а люди кто будет болеть, кто петь песни, и так от зари до сумерек, и гибель хлебов будет очень велика. Все это бывает от знания второстепенного и непонимания истинного значения основного занятия.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Использование земли /Жэнь ди

Хоу Цзи говорит: «В состоянии ли ты сделать из низины холм? В состоянии ли ты исправить недостатки земельного участка и сделать его плодородным? Способен ли ты промыть землю от соли и сделать ее вновь [423] рождающей? Можешь ли ты ускорить рост и надолго дать земле покой? Можешь ли ты сделать так, чтобы не росли сорняки? Способен ли ты выровнять поле так, чтобы оно орошалось равномерно? Способен ли ты сделать свое поле защищенным от выветривания? Способен ли ты вырастить просо так, чтобы оно было ровным и чтобы колос стоял прочно? Можешь ли ты сделать так, чтобы колосья были большими, крепкими и одинаковыми? Сможешь ли ты сделать зерно круглым и только полбу — тонкой? Можешь ли ты сделать его сытным и питательным? Если нет, что толку во всем остальном?»

В пахоте основная цель состоит в том, чтобы твердую землю сделать мягкой, а мягкую — плотной; отдохнувшие земли нуждаются в том, чтобы их вновь использовали, а постоянно используемые — требуют отдыха. Тощие нуждаются в удобрении, а жирные — в истощении; те, которые дают быстрый рост, нуждаются в замедлителях, те, на которых все растет медленно, требуют ускорителей. Влажные нуждаются в осушении, сухие — в увлажнении. На высоко расположенном поле сажать надо в низинах, на расположенном низко — на возвышениях. Пять раз нужно пахать, пять раз боронить, тщательно готовить почву к севу. Глубина посадки зависит от насыщенности влагой — тогда не будет высокой травы, а в ней — вредителей-кузнечиков.

Если в этом году хороший рис, на следующий год будут хорошие хлеба. Но для этого нужен плуг в шесть чи, чтобы вспахать поле, и лемех должен быть в восемь цуней, чтобы обеспечить приток влаги. Мотыгу по размеру следует подбирать так: если она шести цуней, ею можно работать в междурядье. Землю можно унавоживать, можно и, наоборот, истощить. Если унавоживать во влажную погоду, она становится жирнее: всходы тогда будут крепкие, а земля — рассыпчатая. Если ее мотыжить в сухую погоду, она становится мелкокомковатой.

Трава поспевает в первый осенний месяц. На седьмой день пятой декады после зимнего солнцестояния начинают расти камыши; камыш поспевает первым из всех трав, в это время начинают пахоту. В конце первого месяца три растения теряют листья, а ячмень пора убирать. После летнего солнцеворота засыхают куцай и цзыли; сажают коноплю и бобы. Тогда народу объявляют, что сокровища земли полностью исчерпаны.

Все травы созревают до дня весеннего равноденствия, когда последней созревает трава сишоу, а пшеница теряет лист, — тогда следует приступать к уборке урожая. Тут [424] объявляют народу, что — пора. В каждый из пяти сезонов что должно расти, то и сажай, что завершает рост, то и убирай.

Небо ниспосылает погоду, а земля приносит богатства, не совещаясь ни о чем с человеком. Если есть урожай, приносят жертвы земле, если нет урожая, — все равно приносят жертвы земле. Нельзя давать народу упускать время, нельзя посылать его заниматься чем-либо менее важным. Народ должен понимать что бедность или богатство — искусство ли-ци — зависит от того, успеваешь ли вовремя: упустил время — никакое искусство не поможет. По этой причине и старые, и слабые должны напрячь все силы, поскольку тут день год кормит. Те, кто в этом ничего не смыслит, когда время еще не пришло, действуют против природы, а когда время уже упущено, гонятся за вчерашним днем.

Упускать время, когда наступил подходящий момент, — все равно что толкать свой народ назад, мешая ему работать. Если народ толкать назад, лучшее время будет, конечно, упущено, а в этом деле ничего хуже быть не может. Когда земледелие становится столь хлопотным делом и когда в нем не могут отличить главного от второстепенного, тогда народ начинает разбегаться. Кто сажает раннюю пшеницу поздно, а позднюю рано, получит мало зерна, и труды его пропадут даром.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Споры о почве / Бянь ту

Искусство земледелия в следующем: прежде всего необходим хороший чернозем, который держит достаточно влаги и нескоро высыхает. Лунки под посадку нужно делать глубокими: тогда влага будет проникать к корням. Слабые всходы надо подкармливать, сильные — пропалывать, тогда влага будет стоять в лунках и постепенно доходить до корней.

Полям первого разряда необходимо вдвойне уделять внимание; но и на полях второго разряда нужно сделать все, чтобы использовать их возможности. Нельзя отдавать землю на разор трем разбойникам: три раза снимать урожай с поля, обработанного четырежды; устраивать большие промывающие и малые отводящие каналы; разводить на полях рыбу. Нельзя также охотиться, когда на полях всходят посевы, — все это ограбление земли. Когда сажают не рядами, когда пашут, но не [425] удобряют — тогда растения крадут друг у друга. Когда не пропалывают — тогда поля зарастают; когда пропалывают все подряд — тогда трава ворует у растений. Нужно устранить эти три вида воровства, и зерна будет много.

Важна также точная по времени обработка поля, иначе много трудов, но мало толку. Если спешат — делают все слишком рано; если тянут — слишком поздно. Следовательно, холод и жар действуют неравномерно, и растения тогда либо пустые, либо слишком отягощенные.

Что касается полей орошаемых, то если они на склоне — им не хватает влаги; если они на крутизне — земля обваливается; если на ветру — почву сносит; если слишком высоко — обнажаются; если открыты холодам — растрескиваются; если открыты жаре — рассыхаются. Когда в один сезон нападают эти шесть напастей, ясно, что урожай получить невозможно.

Если высаживают культуры не одновременно, а поспевают они одновременно — урожайные культуры созревают первыми, и тогда все «грабители» разом начинают воровать. На вид вроде бы много, а соберешь — пусто. Ведь крестьянин понимает только, как сделать свое поле красивым, но не понимает, что его посадки могут быть при этом слишком редки и сделаны не вовремя. Он любит выравнивать межи, но не думает о том, что почва, на которой он сажает, тощая и, если не полоть — зарастет, а если полоть — оголится. В этом большой ущерб делу. Так что канавы минь нужно делать широкими, с ровным дном, а канавы сюнь — узкими и глубокими. Тогда внизу будет собираться инь, а наверху — ян, и все будет правильно расти.

Для рассады плохо, когда высаживают ее в пыль, а когда она принимается, то упирается в твердую землю. Осторожность при посадках требует, чтобы рассады не было слишком много или слишком мало для этой площади. Что касается культивации, то нельзя, чтобы ее было недостаточно, но также нельзя, чтобы ее не хватало.

Когда первый урожай поспел, можно переходить ко второму севу. Почву после уборки первого урожая следует выровнять, тогда рассада лучше примется. Если ряды будут широкими и ровными, корни при культивации не будут повреждаться. Стебель должен быть на одну пятую под землей. Когда стебли поднимаются ровными рядами, легче культивировать; если они достаточно редки, то не мешают друг другу и быстрее растут. [426]

Поперечные ряды должны быть реже, а продольные — чаще. Если ряды ровные, их лучше продувает ветерком. Когда ростки еще слабые, им необходимо свободное пространство; когда они поднимаются, они как бы начинают тянуться друг к другу, а когда они созревают, то стоят плотной стеной. Поэтому, когда сажают кустиками по три, зерна бывает больше.

С рисом беда в том, что он всходит не всегда одновременно, зато часто одновременно осыпается. По этой причине лучший рис — тот, что раньше всходит; тот же, что всходит позже, — хуже. Поэтому, когда проводят пропашку риса, помогают росткам «старшим братьям» и устраняют «младших братьев»; когда же вносят удобрения, стараются сделать так, чтобы где-нибудь рис взошел раньше и образовал целый куст. Если вносят много удобрений, но слишком широко разбрасывают — бывает много половы; если делают наоборот, много растений погибает раньше срока.

Непонимание принципов земледелия ведет к тому, что при культивировании убирают «старших братьев» и оставляют «младших» и получают вместо лучшего зерна мелкое. Если ни в начале, ни в конце не думают о безопасности — многие растения погибают. Если почва слишком плотна, не проходят питательные вещества; если же она слишком слаба — растение ложится и не может подняться. Если почва слишком темная и плотная, ее необходимо размягчить перед севом. Если не избегать повторной вспашки и уничтожать сорняки и вредителей, то сельское хозяйство можно вести успешно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рассуждение о времени / Шэнь ши

Дао всякого земледелия: главное — в неукоснительном попечении. Срубишь дерево не вовремя — оно скоро сгниет. Когда зерно спелое, а ты его не убрал — жди небесной кары. Для всякого злака так: посажен он человеком, дает ему рост земля, а вскармливает его небо. Поэтому, когда сажаешь рассаду, надо оставлять между кустами место шириной в ступню; когда пропалываешь мотыгой — место шириной в мотыгу; когда убираешь урожай — место шириной с руку. Это называется: искусство пахоты.

Когда злак убран вовремя, у него длинный стебель и длинный колос, большой корень и мало ответвлений, [427] между коленцами большой промежуток, а колос велик; семена тогда круглы, а мякины мало; зерно тогда полное и питательное. Такое зерно не осыплется от ветра.

То, что собрано раньше срока, будет нести на ветвях и листьях костру, будет коротким и ломаным. Колос будет крупным и пышным, а вкус — как у лучшего зерна, но без того аромата.

То, что собрано позже срока, будет нести на стеблях и листьях костру, торчащую вбок. Колос будет тощий и зеленоватый, осыпающийся. В нем будет много пустых зерен, он не будет налитым.

Когда просо снято вовремя, ость и стебель гнутся долу; на колосе ость длинная. При обмолоте остается мало мякины, обмолачивается колос легко; не сушит рот, на вкус ароматен. Такое просо не испортишь даже плохой готовкой.

У проса, снятого до срока, крупный корень и мощный колос, а стебель слабый и короткий; лист у него длинный, а стебель короткий.

У проса, снятого позже срока, стебель слабый и спутан с другими; колос короткий, в нем много мякины. Зерно мелкое, слабое и без аромата.

У риса, снятого в срок, крупный корень и мощный стебель. Стебель у него длинный, с редкими сочленениями, а колос — что конский хвост, зерна крупные и без ости; потрешь в руках, останется мало мякины. Легко обмолачивается, на вкус ароматен. Такой рис не впитывает воду.

У риса, снятого до срока, крупный корень, а лист такой же длины, что и стебель. У него короткий стебель и короткий колос, много пустых зерен и мякины. Зерно мелкое, много ости.

У риса, снятого позже срока, стебель слабый и сухой, много мякины, много пустых зерен. Зерна мелки и непригодны. Тот, кто дождется такой переспелости, может возводить глаза к небу и умирать.

У конопли, снятой в срок, длинная ость, редкие сочленения, цвет светло-зеленый, маленький корень и крепкий стебель; у нее толстые волокна одинаковой длины. Поздно созревшая, она роскошна. В момент равноденствия она достигает двойной длины. Такой не страшна даже саранча.

У бобов, снятых в срок, длинный стебель и короткий корень. За четырнадцать дней они вызревают, так что у них становится много ответвлений и много сочленений; листья пышны и сочны. Крупные бобы круглы, мелкие, [428] если их растереть между ладонями — ароматны. Они тяжелы на вес; на вкус — сладки и ароматны. Таким бобам не страшны гусеницы. Посаженные до срока, они растут слишком буйно, листья их становятся слишком крупными, сочленения — слишком редкими. Они мелки и не успевают созреть. Посаженные слишком поздно, они дают короткие стебли с редкими сочленениями; корни у них слабые и не держат стебель.

Пшеница, поспевшая в срок, такова: у нее длинный стебель и черная шейка, за четырнадцать дней она созревает и наливается тяжестью. У нее тонкая кожица, красноватая на вид. На вес она тяжелая, на вкус — ароматная и сладкая. От нее мышцы становятся гибкими и сильными. Такой не страшны личинки.

Посаженная слишком рано, до летних ливней, она высыхает внутри и становится добычей личинок, а также других напастей. Та, что похуже, покрывается узлами. Посаженная слишком поздно дает слабый стебель и зеленоватый колос. Цвета она бледного, у нее сильная ость.

Посему колос, поспевший в срок, обилен; колос, поспевший не в срок, убог. Даже равные по высоте колосья будут тяжелее там, где они высажены вовремя. Если зерна на вид одинаково много, при обмолоте все же окажется больше у посаженной в срок. Посаженное в срок зерно, будучи обмолоченным и съеденным в равном количестве с посаженным не в срок, дольше утоляет голод.

Ибо у колоса, высаженного в срок, ароматный запах, сладкий вкус, в нем много эфира-ци. И когда его едят в течение 100 дней, уши и глаза становятся чуткими и ясными, мысли — глубокими, все члены — сильными. Болезнетворная же ци не может проникнуть внутрь, и тело человека не сокрушается.

Хуан-ди говорил: «Человек не может исправить четыре времени года, он может лишь сообразно им исправить пять злаков».

(пер. Г. А. Ткаченко)
Текст воспроизведен по изданию: Люйши Чуньцю. Весны и осени господина Люя. М. Мысль. 2001

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.