Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

  БИЧУРИН Н. Я. [ИАКИНФ]

БЫЛ ОН ВЫСОКОГО РОСТА,
ДЕРЖАЛСЯ СОВЕРШЕННО ПРЯМО.
СЕРДЦЕ ДОБРОЕ, ВЕЛИКОДУШНОЕ.
ПРЯМОЙ И ПРОСТОДУШНЫЙ,
ОН НИКОГДА НЕ ФАЛЬШИВИЛ И ПОТОМУ
ТЕРПЕТЬ НЕ МОГ ЛЮДЕЙ ЛУКАВЫХ
И ЗАИСКИВАЮЩИХ

МОЛЛЕР Н. С.

Иакинф Бичурин в далеких воспоминаниях его внучки.
«Русская старина», 1888 г., кн. VIII.


ПИСЬМО К КАЗАНСКОМУ ПРОТОИЕРЕЮ Б. Г. ПОЛИКАРПОВУ

Оставя Пекин мая 15, мы приехали в Кяхту августа 1 числа. Несмотря на великую трудность и долготу пути, благодаря Богу совершили сие путешествие весьма благополучно. Итак, после долговременного странствования, наконец возвратились в любимое Отечество и с нетерпеливостью желаю знать о участи родных и друзей моих. Имея всегдашнее пребывание в общей нашей отчизне, без сумнения, знаете, где ныне находится о. архимандрит Антоний, Г. Карсунский и брат мой Илья Фениксов. Покорнейше прошу уведомить меня как о местопребывании, так и состоянии их. Сим окажете мне приятнейшее одолжение. Я не могу точно сказать, сколь долго пробуду в Кяхте, ибо со стороны правительства не учинены предварительное распоряжения к отправлению нас в далекий путь; но думаю, что не ранее, как зимним путем можем тронуться из Иркутска. Итак, письма Ваши можете адресовать на имя мое в Иркутск. В надежде скорого личного свидания остаюсь с истинным почтением и преданностью

архимандрит Иакинф.

Августа 8
1821 г.
Кяхта.

ПИСЬМО К Н. А. ПОЛЕВОМУ

Милостивый государь мой Николай Алексеевич!

Многократные свидания с вашим братцом столько ознакомило меня с вами, что я как будто лично и хорошо уже знаю вас и потому в [...] переписке с вами буду [297] изъясняться просто. Обещанная вам статья, как принадлежащая к статистике, будет помещена в Северном Архиве, а в вашем ученом журнале приличнее напечатать две первые главы из Китайской философии. Рассмотрите их повнимательнее. Я все понимаю в них; но, будучи худой знаток с российской словесностью, затрудняюсь в прииске слов для вразумительного изложения понятий. Сии две статьи были мною сообщены здесь некоторым филологам; даже сам M. M. Сперанский читал их. Но все встретили затруднение в новом образе китайского умствования. Если вам удастся приискать слова, ближе по значению подходящие к понятиям китайцев, то прежде сообщите мне. Имея пред собой самые определения терминов их, я лучше могу судить о соответствии каждого слова к понятию изображаемой ими [...].

К новому году еще выйдет в свет статья «Описание Чжуньгарии и Восточного Туркестана в древнем и нынешнем состоянии». Перевод с китайского. Потом буду печатать Историю первых четырех ханов из дома Чингизова. Также перевод с китайского. История Тибета и Хухунора от древн[ейших] времен до 13 столетия давно переписана набело и на сих днях будет подана в Азиатский департамент. Это также перевод с китайского. Теперь занимаюсь отдельною [...] Землеописание китайского государства, которое в конце следующего года будет издано в свет с пятью большими картами: Китая, Маньчжурии, Монголии и Туркестана на двух, Тибета с Хухунором на одной. Далее сего ничего не предположено. Помолитесь апостолу, чтоб вдохнуть россиянам охоту к чтению книг на русском языке [...]. Прощайте. [...] всегда ваш покорнейший и усерднейший слуга м[онах] Иакинф.

Ноября 12
1828.
С. П[етер]бург.

ПИСЬМА, ОПУБЛИКОВАННЫЕ В «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЕ»

ВЫПИСКА ИЗ ПИСЬМА К И. В. СОМОВУ

(от 5 апреля, из Иркутска)

С 26-го минувшего месяца я нахожусь в Иркутске. Путь мой от столицы до сего места был благополучен. В исходе [298] мая отправлюсь за Байкал в путешествие. В здешнем краю я нашел много интересного для меня, и надеюсь провести время странствия в трудах принявших и полезнейших, по отношению к этнографии азиатских народов. Теперь занимаюсь монгольским языком, и в доброжелательстве здешних жителей нахожу во всем соответствие моим желаниям... Окружности сего города (Иркутска) покрыты громадами льдов на великое пространство, а на окрестных горах лежит снег, несмотря на прекрасную, теплую погоду, около трех недель продолжающуюся... В городе так все тихо, как будто живешь на уединенной даче. И так по необходимости сижу дома, препровождая время в разговорах с монгольскими литераторами.

1830

ВЫПИСКА ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА. КЯХТА, 23 АВГУСТА 1830 г.

Забайкальский край видел в нынешнем году одно из обыкновенных естественных явлений, но горестных для человечества по своим последствиям. Это наводнение, которое здесь называют потопом. В последние два дня минувшего июля находили с северо-запада перемежающиеся дожди. С 1-го августа река Селенга начала возвышаться и столь быстро, что 4-го числа поднялась уже до 24-х футов выше обыкновенной своей поверхности. Надобно предполагать, что сильные дожди шли более от Кяхты к юго-западу, потому что Селенга совершенно остановила течение побочных рек. Около 20-го числа она только начала упадать (к 22 числу убыль простиралась до 7-ми футов), и в продолжение сего времени между противоположными цепями береговых ее гор сверкала одна зеркальная поверхность вод, покрытая черными пятнами. Это были верхушки талинных дерев и кустов, обильно растущих по островам и береговым долинам. Сухопутное сообщение между Иркутском и Кяхтою пресеклось. От Верхнеудинска до Байкала, и на последней станции от Кяхты к Селенгинску, по большой дороге плавали в лодках. Торчащие из воды верстовые столбы показывали направление пути. Верхнеудинск почти весь был в воде; по улицам из дома в дом плавали в лодках. Селения, расположенные по Селенге и в устьях побочных рек, большой частью потоплены или снесены водою. Жители, нечаявшие столь высокой воды, [299] успели спасти только скот, а теперь и сами живут в юртах и шалашах по горным возвышениям.

Бедствия, причиненные сим наводнением, трудно представить во всем их объеме. Все сенокосы по берегам и островам Селенги, от границы до Байкала, потеряны, потому что скошенные травы унесены водою, а оставшиеся на корне покрыты илом. Равной участи подверглись и хлеба, посеянные близ разлившихся рек. К довершению сих бедствий, должно присовокупить еще потерю лова омулей, производимого по Селенге в первой половине августа. Известно, что селингинские омули составляют коренную пищу жителей Иркутской губернии, а самый лов доставляет пропитание нескольким тысячам людей обоего пола. Высокая вода отняла средства воспользования сим промыслом.

Августа 30. Наводнение уменьшилось; но вода в Селенге еще стоит выше берегов. Сказывают, что в западных странах Китая было землетрясение. Наше наводнение не есть ли следствие сего землетрясения?

Сегодня духовная миссия, посылаемая в Пекин, отправляется за границу.

1830

КЯХТИНСКИЙ ПИР

(Письмо из Восточно-Азиатской России)

Несмотря на чрезвычайную трудность дороги по причине необыкновенного наводнения за Байкалом, 17 августа достигнул я китайской границы, и притом в самое счастливое время. В Троицско-Савске, где я остановился по должности, находилась духовная миссия, отправляющаяся в Пекин, и разные чиновники, назначенные для сопровождения оной. В самой Кяхте имел пребывание действительный статский советник барон Шиллинг Фон-Канштат со своею свитою, а в китайскую торговую слободу прибыл один монгольский князь, для сдачи русских, перешедших за границу. Стечение столь разнообразных гостей очень занимало меня, и я дал полную волю языку для удовлетворения любопытства.

О нынешней духовной миссии вообще здесь говорят, что она состоит из образованных молодых людей разных знаний, с хорошею нравственностью и отличными способностями. Сего очень довольно для оправдания надежд [300] правительства. Честь министерству иностранных дел, что он умеет избирать людей, достойных почетного своего назначения! — барон Шиллинг, как говорят, более всего занимается теперь с бурятскими ламами разбором монгольских и тибетских книг, и должно думать, что не одно любопытство побуждает его предаваться занятиям столь скучным, но цель высшая и полезнейшая: распространение филологических сведений о восточных языках и пояснение темных мест в истории коренных обитателей Восточной Азии. Слышно также, что барон, по случаю перемены духовной миссии, намерен выписать из Пекина весьма много ученых книг на языках китайском, маньчжурском, монгольском и тибетском. Впрочем, сказанное мною выше о цели его есть только моя догадка: поверку оной и истинную причину сих ученых изысканий раскроет нам время.

О приезжем монгольском князе сказывали мне, что он есть третий сын Юндунь-Дарцзия, известного в России по долговременному его управлению пограничными делами в Урге. Он теперь служит в Урге при пограничном начальнике в качестве правителя канцелярии, и будто бы с той целью, чтобы впоследствии занять здесь должность покойного отца своего. Старший брат его наследовал достоинство и удел отца и находится при Китайском дворе в должности генерала-адьютанта; второй брат служит в кабинете при приеме бумаг, а четвертый еще дома воспитывается.

Пограничный начальник г. Петухов, по благоразумию и опытности своей, легко и скоро привел к концу спорное дело о перебежчиках, и 22-го августа пригласил к столу всех гостей и своих единоземных, и заграничных. Вы не можете себе представить, сколько я радовался, увидев себя в списке приглашенных. С этой минуты каждый час казался мне сутками. Новость предметов и редкость подобных случаев отняли у меня сон, и 22-го числа рано поутру я был уже в Кяхте ибо все то, что прежде мне рассказывали об этом месте, казалось как-то неудовлетворительным, и потому мне хотелось видеть все события сего дня собственными глазами.

В половине 12-го часа послышались за границею, один за другим три выстрела, которые отдавались глухо, но несколько сильнее ружейных. Мне сказали, что пограничный китайский начальник никуда не выезжает без трех выстрелов из вестовых пушек. Наш караул, расположенный внутри пограничных ворот, вышел к ружью, и до десятка конных казаков выстроились тут же по сторонам дороги. Вскоре за сим показались несколько десятков монголов, [301] ехавших верхами в один ряд. На них были изорванные и засаленные китайские кафтаны, и старые шляпы с отвислыми полями, с распущенными назад лентами. У каждого за спиной торчали стрелы в колчане, а при левом бедре висел сайдак с луком. Вооружение и седла вполне соответствовали одеянию сего почетного отряда пограничной монгольской стражи. За сим отрядом ехало несколько одноколок, покрытых коробом, обтянутым черною или синею китайкой. Каждая одноколка запряжена была или лошаком, или лошадью, но без дуги; а кучера шли по левую сторону одноколок, рядом с лошадьми. Вожжей не держали в руках, и только помахивая небольшими бичами, кричали: о! о! или юй-юй! В одноколках, словно в канурках, сидели: в первой князь, во второй чжаргуци (так называют пограничного китайского начальника), в третьей княжеский секретарь, в четвертой китайский пристав, назначенный препровождать нашу миссию до Пекина, в пятой два бошко. За княжескою одноколкой следовало около 20-ти конных вооруженных монголов в засаленном шелковом платье, с различными шариками на шляпах. Это была княжеская свита, состоявшаяся из тайцзиев и офицеров. За прочими телегами также ехали конные китайцы с трубками в руках. Это были слуги. Князь проехал в дом купца Баснила, сделать визит барону Шиллингу. О приеме и приемах в обращении внутри комнат ничего не знаю; ибо я не имел повода быть при сей церемонии. Чрез час заграничные гости двинулись прежним порядком к дому русского пограничного начальника. Я был уже там. При подъезде каждой одноколки к крыльцу, слуга брал с передка скамейку и ставил на землю. Господин, согнувшись, вылезал из короба и спускал ногу на скамейку, а другою становился на пол. Хозяин встретил князя на крыльце и повел в комнаты. Внимание мое было обращено на князя, как на первое лицо между иноземными гостями. Он имеет около 40 лет, но видом моложав; ростом низок, телом плотен. Лицо у него смуглое, круглое, полное, шея короткая, глаза черные, большие, возвышенные, как у всех китайцев и монголов; взор быстрый, открытый; нос высокий и островатый; усы небольшие, черные; бороды еще не отращает. Хозяин ввел князя в гостиную и указал ему место на диван. По правую сторону князя сел секретарь его, а по левую кяхтинский чжаргуци и пристав. Два бошко заняли высшие кресла. Здесь я имел случай обстоятельнее рассмотреть костюм китайский. Каждый из китайцев одет был в кафтан, разрезанный спереди и сзади на аршин от [302] полу. Под кафтаном было еще нижнее платье, похожее на халат. Сверх кафтана однобортное полукафтанье, длиною до бедр, с широкими рукавами, с отдельным воротником. Здесь называют сии полукафтанья курмами. Кажется, сие одеяние более приспособлено к удобству верховой езды. Из-под курмы виден шелковый тесьмовый пояс с пряжкою. К поясу привешены с правой стороны нож в ножнах, шелковые шитые кошельки и карманные часы в футляре; с левой веерпнк с кошельками же. Сапоги на китайцах из черного атласа с белыми подошвами, толщиною в дюйм. Шляпы на них имели вид кораблика, с возвышенными полями черного бархата, с красными кистями и шариками на макушке тульи. У князя от шарика назад висло павлинное перо длиною в фут, с одним глазком или очком. Перо сие сложено, по-видимому, не менее как из 15-ти павлинных перьев, одно на другом; а очко составлено к концу пера в виде зеленого глаза. Сказывают, что есть таковые перья с двумя и тремя очками, расположенными одно над другим, и даются князям высших степеней. Гости все сидели с накрытыми головами, а когда попросили их снять шляпы, они отозвались, что новость знакомства не позволяет им отступить от правил учтивости. Диванный стол был накрыт, и вместо передобеденной закуски подали десерт. Это меня изумило. «Тут нет ничего странного», — сказал мне один из гостей, — китайцы обедают в 9 часов утра, а к нам приезжают к ужину, который у них начинается десертом; почему и мы, приспособляясь к их обычаям, вместо закуски потчуем их вареньями и сухими плодами». Не менее показалось мне странным, что слуги китайцев, одетые довольно дурно, вошли также в гостиную и толпою расположились позади своих господ, которым часто подавали раскуренные трубки.

Князь вел разговор с хозяином на монгольском языке через толмача, с такою непринужденностью, как будто бы они были давно знакомы друг с другом. Чиновники, бывшие с князем, говорили мало. Вскоре за сим вошел в гостиную барон Шиллинг, и чужестранные гости, казалось, были поражены его важною осанкой. Он занял кресла пониже дивана. Подле него сели гг. Ладыженский, Галлеховский и пр. Князь каждому из них предлагал табакерку; в этом, кажется, китайцы поставляют особенный знак вежливости при свидании. Разговор сделался несколько живее; но вообще состоял более в поверхностных и общих вопросах с пашей стороны. Барон Шиллинг скоро показал, что он обладает тонкою способностью приноравливаться к [303] обычаям иностранцев, и это чрезвычайно нравилось князю, который несколько раз изъявил удовольствие приятною улыбкой и наклонением головы.

Угощение началось чаем, после чаю потчивали сотерном, а потом ликерами. Гости заграничные все принимали, но ничего не пили. Когда наступило время обеда, или по китайскому понятию, ужина (в два часа по полудни), то гостей попросили к столу. Князь занял одно из высших мест по его выбору; по правую руку сели его секретарь, барон Шиллинг и прочие чиновники русские; по левую чжаргуци, пристав, бошки, тайцзи и восемь человек китайских компанионов {Надобно заметить, что в Китае левая сторона считается старшею.}. Хозяин сел почти насупротив князя; но, приметно, не был расположен ни начинать, ни поддерживать разговора; и поэтому иностранные гости более разговаривали между собою на китайском языке, который по краткости слогов и однозвучности многих слов показался мне птичьим чиликаньем или щебетаньем. Кушанье подавали по русскому обычаю; но гости не очень были привычны к нашим европейским приемам. Ни один из них не умел порядочно владеть ни ложкой, ни ножом с вилкою. Сверх сего заметно было, что у китайцев нет обычая употреблять одно блюдо за другим, ибо чжаргуци, после ветчины с горчицей, придвинул к себе блюдо с пирожным и начал потчивать им своих единоземцев.

Князь мало ел, а пил воду с вином; и когда потчивали его, то всякий раз отвечал, что он «и пьет и есть без всякого притворства». Барон Шиллинг, желая позабавить гостей, сказал князю, что он может претворить воду в вино. С сим словом он взял два стакана воды (в которой разведены были содовые порошки) и слив в один, получил как бы шипучее шампанское, которое и выпил. Чжаргуци тотчас взял со стола рюмку и сказал своим землякам (с китайского переводил нам отец Иакинф): «Претворить воду в вино нетрудно; а я умею вино претворить в ничто» и сим словом выпил рюмку до дна. Князь рассмеялся. При тосте за здравие Его Величества Государя Императора, объявили князю причину пития, н он, равно как и спутники его, встали и выпили по целому бокалу шампанского. Таким же образом пили и второй тост, желая здравия Повелителю Китая и Монголии. Чжа-гурци запретил своим компаньонам пить вино во время стола, и они довольствовались только водою, квасом и медом; но при тостах, сие запрещение тотчас было отменено. В конце стола барон Шиллинг изъяснил [304] благодарность князю, что он, при несклонности своей к винам, непринужденно выпил два бокала из благоговения к двум великим монархам, живущим в тесной дружбе и непрерываемом согласии между собою. В продолжение стола играла музыка: но заграничные гости очень равнодушно слушали наши концерты. Когда же одни дисканты начинали петь китайскую песню, то у некоторых и сих гостей иноплеменных навертывались слезы, а другие из них совершенно превращались в слух. Столь приятно было им слышать свое национальное! Неужели внутреннее образование уха китайского отлично от образования органов слуха европейского?.. Не берусь судить об этом.

По окончании стола, гости не долго сидели за десертом и обратно отправились в Маймачен прежним порядком. Хозяин, столько озабоченный в сей день, не рассудил удерживать и русских своих гостей. Ввечеру вся кяхтинская слобода была иллюминована; но китайцы не могли видеть сего зрелища, ибо пограничные ворота с обоих сторон запираются рано. Как в самой Кяхте ни у кого не было в тот вечер собрания, то после вечерней прогулки я возвратился в Троицко-Савск, и чтобы точнее н подробнее выразить новость и разнообразие дневных впечатлений, немедленно принялся за перо.

1830

ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА, ПОЛУЧЕННОГО ИЗ КЯХТЫ ОТ 6 СЕНТЯБРЯ

Целую неделю я потерял на любопытство, наблюдая китайцев. Все, что я ни читал об них в описаниях путешественников, старался поверить собственными глазами, и это в Кяхте не затруднительно; потому что китайцы, остающиеся здесь на лето (до 700 чел.), от праздности и скуки ежедневно ходят к нашим купцам. Они изъясняются с нами на испорченном русском наречии, в котором я, по новости, понимаю не более десятого слова. Удивительно для меня было, что русские н китайцы, препроводя здесь по нескольку десятков лет для торговли, не могут изъясняться правильно, ни русские на китайском, ни китайцы на русском языке. Я хотел узнать истинную причину сему, и вот что сказали мне: затруднение состоит в грамматической противоположности сих языков между собою. Речения русские подвержены большому изменению, а китайские напротив никакого не имеют. Для россиянина непонятно, каким образом в слове: люблю без изменения можно подразумевать многочисленные изменения сего глагола по [305] залогам, наклонениям, временам, лицам и числам. Китаец напротив удивляется, для чего русские не говорят: ты люблю, она люблю, надобно люблю, как они действительно говорят на своем языке. Впрочем китайцы, живущие в Кяхте для торговли, за необходимое поставляют обучаться русскому языку: по потому-то они все, хотя и худо, но изъясняются на русском языке. Наши торгующие напротив не имеют охоты ни сами обучаться китайскому, ни правильно обучать китайцев русскому языку. Отсюда вы можете вывести заключение, что китайцы не ко всему иностранному имеют пренебрежение; напротив, охотно заимствуют все полезное для нас. Они приняли от Европы часы, сукна, зеркала, математические орудия, артиллерию, астрономию; из Туркестана вывезли виноградные лозы, но с математической точностью можно положить, что до преставления света не выпишут ни одной модной шапки из Парижа. Впрочем все это не относится к настоящему содержанию сего письма. На сей раз я хочу вам описать костюм китайцев.

На сих днях (20 авг.) китайцы только что переменили летнее одеяние на осеннее. Собственно сия перемена относится до одной шляпы; но по большей части переменяют при сем случае и одеяние. Сказывают, что у них перемена летнего одеяния на осеннее, и весеннего на летнее зависит от правительства, которые для сего назначает известный день; да и самая форма одеяния будто бы законами же предписана. Это истинное варварство, закричат у нас в целой Европе; один только слабоумный китаец способен подчиняться такому деспотизму. А если сказать правду, то китайцы в сем случае едва ли не умнее просвещенных европейцев. Беспрерывная изменчивость в предметах роскоши пагубна для государств и с физической, и с нравственной стороны. Не отсюда ли проистекают расточительность, расстроивающая имения, и непостоянство в мыслях, ослабляющее характер народный? Китайское правительство сочло необходимым звеном в законодательстве — образовать и укрепить характер в народе, предписав законами форму всему, относительно религизионных обрядов, взаимного обращения, одеяния и строений. После сего мы не будем дивиться, что столь огромная машина, каков Китай, при самом малосложном механизме, при всеместной испорченности ее частей (злоупотреблении), движется правильно, действует прочно.

1830 [306]

ДВА ПИСЬМА ИЗ КЯХТЫ

1.

Я уже сказал, что по прибытии в Троицко-Савск имели случай видеть у китайцев перемену летнего костюма на осенний. Мне хотелось еще узнать одеяние прочих времен года, и в этом не было дальнего затруднения. Все, что только нужно было видеть, принесено в мою квартиру. Мало трудности я встретил и при изложении нашими буквами китайских названий вещам с их гугнивого языка; в этом мне помог один путешественник, живущий в Кяхте. Но при соображении взаимного приличия вещей в самом, одеянии требовалось довольно времени.

Одеяние мужское разделяется на форменное, частное и народное. Форменным называю одеяние, предписанное законами; частное произошло от небольших перемен в форменном; народное есть употребляемое чернью.

Полное форменное одеяние заключает в себе: курму, кафтан и шубу, верхнюю рубаху, фуфайку, нижнюю рубаху, и пр. воротник, пояс со всеми принадлежностями к нему, шляпу, сапоги и чулки.

Курма (гуа-цзы) есть верхний полукафтан, сходный с греческою рясою, однобортный, с пятью пуговками, с широкими рукавами. Шьется из четырех прямых полотнищ, без; боров, с небольшими клиньями, с тремя разрезами от подола почти до пояса, длиною за колено. Есть еще малая курма, называемая конною (ма-гуа-цзы); длиною до бедр. Кафтан (пхао-цзы) состоит из четырех же прямых полотнищ без боров, с большими клиньями в боках; длиною до закоблучьев; рукава у него длинные, узкие, с овальными обшлагами; спереди и сзади по самой середине разрезы от подола к верху до трех четвертей. Сей же кафтан, подложенный мехом, называется шубою (пьхиао). Верхняя рубаха (шань-цзы) отличается от кафтана только широкими рукавами и небольшими разрезами по бокам, а по середине не имеет их; в длину полуфутом короче кафтана. Фуфайка (ao) и исподняя рубашка (хань-тхань-цзы) одного покроя с верхней рубахой, но в длину короче оной тремя четвертями и рукава имеют поуже. У всех сих платьев, исключая курмы, левая пола наверху; от пуговок шейной и плечной она изгибается около плеча по правую пазуху, и потом идет вниз прямою чертою, застегиваемая тремя пуговками. Воротник (лин-цзы) шьется особливо, шириною] в вершок, с застежкою спереди; к нему пришивается [307] небольшая круглая манишка (лин-и) тесьмами под пазуху для придерживания на шее. Шляпа (мао-цзы) бывает летняя (лян-мао), осенняя (цю-мао) и зимняя (пьхимао). Летняя шляпа имеет вид полушара пустого, без полей; плетется из волокон тростинных; сверху покрывается красною кистью из шерсти тибетских буйволов; для чиновников же шьется из белой шелковой материи, с красною кистью сученого теневого шелка. Внутри шляпы вместо тульи пришивается венчик, обтянутый шелковою матернею со снурком, прикрепляющим шляпу на голове и подбородке. Осенняя шляпа имеет форму овальную, с полями, поднятыми вверх, которые составляют как бы околыш и бывают черного бархата, верх вишневого атласа на картоне или на вате. Зимняя шляпа такую же форму имеет; только околыш ее из соболей и куниц подчерневших, или из черной бухарской мерлушки и лапок черных лисиц.

Сапоги (сюэ-цзы) сходны с нашими, но просторнее, и шьются из атласа или китайки черного цвета с белыми подошвами, толщиною в дюйме. Сии подошвы набираются из бумаги или ветошек; внизу кожа прошитая несмоляною драпивой, а с боков простеганы по холсту и подбелены. Каблуков нет, а в швах вложены ремешки зеленого сафьяна. Чулки (ва-цзы) шьются из китайки, или шелковых материй, с толстыми простеганными подошвами. Зимою подпоясываются сверх кафтана кушаком (да-бао) из черного травчатого крепа, а летом плетеным или вязаным шелковым поясом (дай-цзы) с пряжкою (дай-гэу-цзы). К кушаку и поясу пришивают на правом боку нож в ножнах, карманные часы в футляре и кошельки с ареком и серебром; на левом кошельки же, платок, а летом еще веерник с веером. Исподняя рубашка, а зимою и фуфайка, верхняя рубаха, кафтан и курма составляют собственно форменное одеяние. Прочие вещи суть общие и частному и народному одеянию. Господствующий и неизменяемый цвет для курм есть черный, для кафтанов голубой. Впрочем для кафтанов избирают и другие скромные цвета, исключая алого и зеленого, предоставленных женскому полу. Верхняя рубашка осенью и зимою цвета голубого и лимонного, а летом белого. Фуфайка и платье исподнее бывают и шелковые и китайчатые без разбора цветов. Все сии платья не имеют воротников, а употребляется к ним один воротник, накладываемый сверху.

В отношении к одеянию, год делится на четыре времени: холодное, умеренное, теплое и жаркое. Для всех четырех времен и промежутков их назначены особливые [308] платья, перемена которых с точностью соблюдается.

В холодное время курма и шуба подбиты долгошерстными мехами. У шубы обшлага из соболя, или камчатского бобра, или из котика. Верхняя рубаха, фуфайка и исподнее платье на вате; шляпа с куньим или собольим околышем, воротник из хребтика или хвоста камчатского бобра. При переходе от холодного времени к умеренному, курма и шуба мелкошерстных мехов; шляпа и воротник также, а после сего курма и кафтан на вате или суконные; прочее все на подкладке без ваты; воротник бархатный, шляпа осенняя. Меха для шуб употребляются из тигровых, рысьих и лисьих черевок, долгошерстных тибетских мерлушек, русских мерлушек и белки; меха для курм из . камчатских бобров, красных и других лисиц, кошки, белки, лисьих и собольих лапок, русских черных и белых, и серых бухарских мерлушек. Курмы надеваются более шерстью наружу; и потому меха для них подбираются с отличным вкусом и искусством. При переходе от умеренного времени к теплому, местное начальство издает повеление переменить время (хуань-цзы), т. е. переменить осеннюю шляпу на летнюю. В сие время сначала курма и кафтан и прочее платье все шелковое на подкладке, воротник матерчатый; потом курма и кафтан камлотовые или шелковые без подкладки; воротники вставляются. При переходе от теплого времени к жаркому, курма и кафтан частого газа (флеру), а потом редкого; прочее платье из легких шелковых материй, или легкого холста, тканого из упругих волокнистых растений. В сие время дозволяется чиновникам оставлять курмы. Далее до самой зимы перемена одеяния происходит на обороте точно таким же порядком.

Чиновники и должностные люди должны носить форменное одеяние по обязанности, а частные люди по произволению. Солдаты и присяжные по должности могут носить и частное одеяние: но при форменной шляпе. В частном одеянии шуба и кафтан не имеют ни разрезов спереди и сзади, ни обшлагов, ни рукавов; вместо курмы можно употреблять фуфайку, вместо шляп, зимою валяную или шитую на вате шапочку, летом феску или соломенную шляпу с кистью, или вязаным шелковым шариком на верху. Летом по большей части одну верхнюю рубашку и ходят с открытою головою, с веером в руке; в ненастное время надевают короткую камлотовую или суконную курму. Чиновники могут так одеваться только дома и в прогулках.

Бедные люди, работники, крестьяне и ремесленники, для удобности носят летом одну рубашку и исподнее платье, а [309] зимою сверх сего фуфайку и пр. на вате. Для нарядных выходов употребляют фуфайку, или рубашку длиною за колено, и всегда подпоясываются, исключая жарких дней. Для дороги зимней употребляют нагольные и крытые тулупы простых овчин. Вместо шляп носят зимою вязаные колпаки или шапки с ушами, а летом соломенные шляпы; вместо сапогов, башмаки с тонкими прошивными подошвами. Все их одеяние делается из китайки.

Хотя покрой форменного одеяния одинаков для всех сословий (исключая духовных), но для чиновников находятся некоторые исключительные преимущества. Они одни имеют право носить курмы из материи вишневого цвета и собольи; пришивать к ним на груди и на спине нашивки с изображением птиц и зверей, носить на шляпе сверх кисти шарик, на шее четки. Роды птиц и зверей, цвета шариков и форма в нанизке четок расположены соответственно семи классам чинов. Сверх обыкновенного форменного одеяния, еще находится одеяние церемониальное, употребляемое при Дворе; но здесь нет образцов оному.

Очень хотелось бы сказать что-нибудь о костюме китаянок, и за сие, может быть, я удостоился бы в Иркутске лестной улыбки от кого-нибудь: но ревнивые китайцы, в досаду нашему любопытству, запретили своему прекрасному полу шагать через великую стену на север. И так я предоставляю это другому, кто будет счастливее меня.

2.

По окончании возложенного поручения, надлежало мне отправиться в обратный путь, но одно обстоятельство удержало меня в Троицке еще на несколько дней. В 30-й день августа положено Российской духовной миссии отправиться за границу. Вы знаете, как сильно в подобных случаях действует на нас любопытство. Для чего же не пожертвовать несколькими днями, чтобы быть очевидцем происшествия, в целое десятилетие однажды случащегося? Так я сказал самому себе и отложил поездку.

В восемь часов утра назначенного дня, обоз миссии вступил в Кяхту двумя отделениями и расположился на площади у пограничных ворот. Он состоял из 80-ти телег, сопровождаемых казаками в серых плащах с синими воротниками, что придавало ему вид военного транспорта. Эта была первая картина, которая в каждом рождала какое-то печальное чувство, самому ему неизвестное. Утреннее солнце возвышалось по чистому небу. Толпы [310] любопытствующих, и русских, и китайцев, умножались на площади. В 10 часов прибыли из Троицка в Кяхту все члены миссии. По совершении литургии, обоз окроплен святою водою и двинут за границу. Кяхтинские купцы, коих искреннее гостеприимство заставляет путешественника на время забывать родину, сочли обязанностью угостить миссию напутственным столом. Обед дан в доме здешнего главы купца Котельникова. Собрание было довольно многочисленно, но не доставало веселья. Мысль десятилетней разлуки накинула на всех печальное покрывало; казалось, что мы прощались с соотечественниками, отходящими в какой-то другой, неизвестный мир. Из отъезжающих одни плакали, другие казались спокойными, и сия противоположность чувствований происходила более от личных обстоятельств каждого. Дамы смотрели на них с каким-то умилением и шутили над теми из своих подруг, которые не могли при сей картине отзываться равнодушными. Одни только временные члены миссии необыкновенно восхищались. На торжествующем лице каждого из них можно было глазами читать мысль, что они надеются скоро проникнуть в недоступную столицу Китая и разгадать там свои темные предположения. Посреди сей есм си печали и радости вдруг послышались слова: silence! silence! и вот г. Соломирский явился на сцене с прощальным приветствием, вдохновенным музами, а вслед за оным закипел в бокалах дорогой нектар Галлии. Наконец услышали вечерний благовест — сигнал к отправлению в путь. Все пошли в церковь, и духовные члены миссии сами совершали моление единому, сохраняющему нас в пути. По окончании молебня, здешнее духовенство, в церковном облачении, с крестом и хоругвями, при колокольном звоне, препроводило миссию за пограничные ворота и остановилось на самой черте, разделяющей две великие державы между собою. Здесь совершено крестное целование с кроплением св. водою, и в ту минуту, когда началось последнее прощание, не было ни одного, кто бы не излил в жертву оному нескольких капель слез. — Я был приглашен к сопровождению миссии до первой станции, и поверите ль, что при первом шаге на западную землю Срединного царства, воображал себя в каком-то новом мире. Наши экипажи, проезжая чрез Китайскую торговую слободу, остановились у судейского дома. Учтивость требовала посетить пограничного начальника. Здесь предложили нам сухие плоды и подали чай. Плоды разложены были по сортам, в одном деревянном ставце, но в разных перегородках; чайные чашки без [311] блюдечки, чай без сахара. Что город, то норов; что деревня, то обычай. — Но время не позволило нам долго оставаться здесь, и мы чрез пять минут отправились далее. Солнце уже скрылось за окрестные горы, когда мы приехали на станцию, в 7-ми верстах от Кяхты к югу. На краю возвышенной долины, по восточную сторону большой дороги, белелись четыре юрты, поставленные для китайских провожатых чиновников, а от дороги к западу расположен был стан русский. Не помню, кто из провожатых в шутку сказал, что китайцы и в самых мелочах соблюдают свои церемониалы с такою же точностью, как у нас дети наблюдают важность в подражательных играх. — «Из чего вы заключаете это?» — спросил другой. — «Вы приметили с каким уважением они обращались с членами миссии, и несмотря на то поставили юрты для себя по левой стороне, которая у них почитается старшею». Вот снова полилось шампанское, но уже другие мысли занимали каждого. Вечер был холоден. Члены миссии искали ночного приюта, а провожатые спешили воспользоваться сумеречным просветом, чтобы безопасно перебраться обратно чрез топи Буринские. Мы уже сели на дрожки, как вдруг показалась огромная, закоптелая юрта, которая сама собою двигалась из-под горы наверх, прямо к нам. Очень забавно было смотреть на сию картину; и что же открылось? Несколько бедных монголок с детьми, находясь внутри юрты, несли ее на себе для приюта русским путешественникам. Говорят, что знающие сию дорогу очень советовали взять для миссии собственные три юрты: но человек так сотворен, чтобы всему научился из опытов. Мы поздно возвратились в отчизну из краткого путешествия в Китай.

На другой день в десять часов утра печально я побрел на ближние высоты, чтоб еще издали проститься с отъезжающими. Скоро нашел то место, на котором вчера был раскинут наш полевой стан: но видел только пустую безмолвную долину, опушаемую темным бором, а они были уже за высокими горами и, может быть, готовили чай из влаги очаровательного наринь-могая. Долго я смотрел на буринские высоты: ибо на той самой долине, на которой миссия препровела первую ночь за границею, некогда (1727) граф Владиславич-Рагузинский подписал дружественный трактат между Россиею и Китаем.

1830 [312]

ПИСЬМА, ОПУБЛИКОВАННЫЕ В «МОСКОВСКОМ ТЕЛЕГРАФЕ»

1. (Отрывок из письма из Кяхты)

Сообщаем читателям отрывок любопытного письма полученного нами из Кяхты, от 19 сентября сего 1831 года.

В то же самое время, как два министерства иностранных дел и финансов, соревнуют друг другу в открытии на Кяхте училища для китайского языка, здешнее купечество предупредило их своею готовностью содействовать благодетельному об нем попечению правительства. Сего сентября 13 числа мы были свидетелями испытания в китайском языке, происходившего в присутствии барона Шиллинга фон-Канштат, всех членов, возвратившейся из Пекина духовной миссии, многих других чиновников и купечества здешнего. Вначале прошли первую часть грамматики в - которой общая этимология китайского языка изложена столь просто и столь ясно, что мы с первого раза убедились в несправедливости общего мнения о великих трудностях в изучении сего языка. Ученики, занимавшиеся оным не более полугода, отвечали очень удовлетворительно Потом прочитали на китайском языке несколько разговоров, содержанием коих были предметы, обыкновенные между торгующими в Кяхте. Наконец предложили нам посмотреть опыты письма их. Судя по сим успехам, должно отдать справедливость и рвению учащихся, и заботливости обучающего. Ученики суть дети, или воспитанники кяхтинских купцов, а учитель их о. Иакинф, который, находясь здесь по делам службы, принял на себя временную обязанность обучать их, по предварительному предложению со стороны купечества.

Для многих странным покажется, что наши купцы имея пребывание в Кяхте, с самого открытия пограничного торга, в 1728 году, доселе не обращали внимания на китайский язык. Но сие удивление скоро рассеется, когда представим себе, что сей язык, в правилах своих будучи совершенно противоположен нашему, недоступен к изучению без хорошего учителя, а правительство не могло их снабдить оным, потому что само имело недостаток в переводчиках, образовавшихся в Пекине. За то изворотливые китайцы не долго думали о трудностях нашего языка Они сделали у себя постановление, чтобы каждый мальчик, предназначаемый для торговых дел в Кяхте, по прибытии сюда, непременно обучался русскому языку. На сей конец [313] в каждой лавке находится небольшой китайский словарь с русским переводом, написанным китайскими буквами. Но как китайский язык не имеет изменения в словах по окончаниям, и, сверх того, нет в нем созвучных слов, для тонического переложения наших слогов, имеющих по две и по три согласных букв, то из перевода приятелей образовалось особливое русское наречие, в котором наши слова, обезображенные произношением, употребляются в том виде, как были внесены в словарь, без малейшего изменения по окончаниям.

Хотите ли видеть образчик торговых сношений на сем ново-русском языке? Вот он:

1. Э-дин лю-дн бо-ли-ше-лэ.

2. Ти-би, бу-ли-я-ти-л я не ш-на-лэ (ше).

3. Ти-би ду-ва-л гао-ху-да хо-ди.

4. Ву-чи-ла бо-ли-ше-лэ.

5. Ти гэ-кай ду-ва-л е-сы.

6. Яся-кэ ду-в-л е-сы

7. Ти ге-кай ду-ва-л на-ду.

8. Э-ди-ка ду-ва-л я ня-на-ду.

9. Ху-лао-ши ду-ва-л э-дай.

10. Цай-на гао-ву-ли.

11. Ли-ши-ка ня-бу-ло-си.

12. Э-дин ду-ва сы-лао-ву.

13. Да-ляо.-ка гао-ву-ли.

14. Бу-ляо-ма цай-на гао-ву-ли.

15. Ти ма-ла ма-ла бу-ли-бей-вэй.

Поняли ли вы что-нибудь? Вот вам буквальный перевод:

1. Один человек пришел.

2. Тебя, приятель, я не знаю.

3. У тебя товары когда придут?

4. Вчера пришли.

5. Ты (у тебя) какой товар есть?

6. Я (у меня) всякой товар есть.

7. Ты (тебе) какой товар надобно?

8. Этого товара я (мне) не надобно.

9. Хорошего товара подай.

10. Цену говори.

11. Лишка не проси.

12. Одно, два слова.

13. Далеко говоришь.

14. Прямую цену говори.

15. Ты мало мало прибавь. [313]

Хотя все почти кяхтинские жители говорят с китайцами на сем странном наречии, но вообще объясняются с затруднением, даже о предметах обыкновенных, отчего нередко происходят недоумения и споры при совершении торговых сделок. В сем отношении открытие казенного училища для китайского языка необходимо важно в нашем месте.

1831

(ОТРЫВОК ПИСЬМА ИЗ ИРКУТСКА)

На сих днях я видел одно из редких художественных произведений Китая: это суть ширмы, вырезанные из красного, сандального дерева. Он состоит из пяти полотенцов, утвержденных на отдельном пьедестале. Каждое полотенце представляет вид кабинетного постава с вещами, служащими для украшения комнат. Таким образом здесь в малом объеме подведены под один взгляд все вещи, какие только можно видеть по столикам, в разных комнатах богатого китайского вельможи.

Полотеицы ширм состоят из дорожчатых рамок с разным бордюром из черного дерева. Среднее полотенце содержит в вышину 5 футов 2 дюйма; в ширину 2 ф. и 2 д. Боковые полотенцы имеют по 4 ф. и 10 д. вышины, и по 20 1/2 дюйма ширины; два крайние полотенца по 4 ф. и 8 д. вышины и по 17 дюймов ширины. Пьедестал содержит в себе 9 дюймов вышины. На каждом полотенце четыре отделения. Земля темноголубого цвета,

В верхнем отделении среднего полотенца: стихи, содержащие в себе с заглавием 61 букву, вырезанную из белого нефрита, камня очень уважаемого в Китае. Подле них курильница из нефрита верблюжьего цвета, в 4 дюйма вышины, а по другую сторону кувшинчик зеленоватого нефрита, 6 д. в вышину; в нем две ветки: одна с развертывающимися бутонами деревца Ла-мэй из янтаря, другая бамбуковая с кистью горошчатых плодов из красного коралла; подле кувшина птица из белого нефрита, сидящая на гнезде. Во втором отделении: яхта белейшего нефрита, в раме за стеклом, длиною в 6 д.; подле нее нефритовое корытцо, длиною в 4 д.; в нем деревцо позолоченной бронзы с девятью бутонами из разных дорогих камней, в числе коих есть редкий искромет. Подле корытца банка белого нефрита, вышиною в 4 дюйма; в банке веточка с двумя цветками желтой кризантии из янтаря и один астрик [314] синеватый из лалла. В третьем отделении гора белого нефрита в 9 дюймов длиною. При подошве ее пастух, при двух лошадях, под тенью сосны. По правую сторону сей горы деревянная кадочка с кистями писчими, веером и пр., а на левой стороне баночка с цветками чжу-лань, из белого нефрита.

На правом полотенце, подле среднего, в верхнем отделении: 33 буквы белого нефрита, а пониже их финифтяная баночка с веткою деревца юй-лань; на ней бутоны белейшего нефрита, и один распустившийся цветок, содержащий в себе несколько десятков бело-розового шпата. Подле банки веточка с двумя персиками белого нефрита, каждый в два дюйма. Во втором отделении бронзовый, вызолоченный, чеканной работы кувшинчик с цветком, висящий с шеста на цепочке белого нефрита. Подле него, на нефритовом блюдце (4 д.) два уродливые лимона из янтаря; пониже печать белого нефрита, и такой же (круг) в 3 1/2 дюйма в поперечнике. В третьем отделении жу-и в 9 1/2 д. длиною, и сосуд в 4 дюйма вышиною, все из белого нефрита; подле корытцо из горного хрусталя (в 4 д.): на нем нарисованы две золотые рыбки, представляющиеся в воде.

На левом полотенце, подле среднего, в верхнем отделении 33 буквы белого нефрита; пониже их баснословный однорогий зверь, нефрита верблюжьего цвета, и бронзовый позолоченный, чеканной работы, кувшин (в 6 д.) с веткою цветочного персика; бутоны и цветки бледноватого нефрита. Во втором отделении чайник (в 6 д.) нефрита верблюжьего цвета; подле него утка на воде, а пониже китайская табакерка горного хрусталя, и уродливый лимон белого нефрита. В третьем отделении цимбал белого нефрита, в 9 дюймов длиною; а подле него, на черном лакированном подносе, две чайные чашки с крышками, желтоватого нефрита.

В верхнем отделении, правого крайнего полотенца, 33 буквы белого нефрита; пониже банка синеватого нефрита (в 5 д.), ненюфорный бутон и цветок из сердолика. Во втором отделении повешенный цин; подле него сосудец с водою, банка с веткой красного коралла и львицы с львенком — все белого нефрита. В третьем отделении столовые часы, в деревянном футляре; подле, за стеклянными Дверцами, баночка белого нефрита, с нарцисами зеленоватого нефрита.

В верхнем отделении левого, крайнего полотенца, 33 буквы белого нефрита; пониже банка беловатого нефрита (4 д.), с тремя астрами из нефрита, аметиста и сердолика.. [315] В среднем отделении мальчик белого нефрита; подле него виноградная ветка (стеклянная) на блюдце финифтяном, а пониже дощечка желтоватого нефрита с тёмнокрасной полосою. В третьем отделении щиток белого нефрита в рамке, за стеклянными дверцами три книги из кости, и на них две печати белого нефрита.

Четвертое отделение, на всех полотенцах одной меры, в вышину около 6 дюймов, и содержит в себе писанные на стекле виды разных монастырей, занимающих пленительное местоположение при подошве гор. Все каменные, вещи и их подставки суть превосходной резьбы. Сии ширмы; принадлежат г-ну Игумнову, Кяхтинскому первой гильдии купцу.

* * *

В ноябре минувшего года привезли в Иркутск семерых; китайцев, возвращающихся в отечество. В 1826 году, при взятии мятежниками Кашгара, они были захвачены в плен и отведены в Кокан в неволю; из Кокана некоторые сами бежали, а другие были перепроданы в Бохару. Отселе в разные времена ушли в Ургенч, где, по уверению бохарцев, надеялись найти русских. Здесь они пропитывались склеиванием разбитой фарфоровой посуды, которая в большом уважении в Средней Азии, а посему и плату им за сей труд производили значительную. Наконец, в начале прошлого года, они пристали к купеческому каравану, отправляющемуся из Ургенча на линию, и в августе прибыли с оным в Оренбург.

По их показанию: хивинцы называются усбек, коканцы, сарт, киргиз-кайсаки казак; кочующие между Коканом и Кашгаром кэргыз и кара-кергыз; от китайцев бурут. Жители Кашгара, Яркана и других городов, лежащие далее на Восток, называются по именам своих главных городов; все же народы, обитающие от Аральского озера на восток до Хама, носят общее название турки, и говорят турецким (татарским) языком. Бухарцы называются тачжик, и говорят фарсиским (персидским) языком. Ханов коканского и бохарского называют падша (падишах) ; Турцию рум, а султана халиф; Россию урус, государя Ах-падша т. е. Белый царь. В Кокане около 50 пушек большей частью бронзовых, но малого калибра. Возят каждую на верблюде, а стреляют повертывая на винте в разные стороны. В Хиве также около 50 пушек, по большей части чугунных. В обоих местах сии орудия расставлены пред дворцами; в Бохаре, напротив, хранятся секретно. Коканцы принудили [316] пленников обриться и одеться по-турецки; сверх сего приневоливали к перемене религии, что немало изумило последних, потому что китаец исключительно никакой религии не держится. В Средней Азии невольников, убежавших от своих господ, посторонние не берут в неволю, да и видов у них не спрашивают; напротив дают временное убежище и пропитание. Наши китайцы в дороге обыкновенно назывались хочжа, общим названием идущих в Мекку; а сии у магометан везде находят приют и хлеб-соль.

1831, декабря 5

ПИСЬМО К П. Л. ШИЛЛИНГУ

Ваше Превосходительство

Милостивый государь

Вчера на утренней заре мы прибыли в Казань. До сего места я не имел времени писать к вам о нашем путешествии. Дорога от Новгорода до межи Нижегородской губернии на пространстве почти восьмисот верст была чрезвычайно дурна. В некоторых местах -даже по три версты в час не могли проезжать. Ваша повозка не выдержала дороги и на последней станции перед Казанью отпали все доски от головен, так что, пока ямщики не заметили сего, выпало несколько вещей, в числе которых находится и подарок ваш Петру Андреевичу. Все это пропало. Починка повозки стоила 70 рублей и сегодня после полудня отправляюсь в дальний путь, который, как сказывают проезжие, до самой Перми чрезвычайно дурен. О неприятностях нашего пути не нужно и писать. В Москве мы остановились У Ивана Юрьевича Хачжикосты, которым был принят весьма гостеприимно. В его доме мы нашли Иннокентия Дмитриевича, старшего брата Марфы Дмитриевны. Он собирался ехать в Петербург для свидания с своею сестрицею; из новостей кягтинских сообщил нам обстоятельные сведения о несчастном Языкове и другом происшествии, Довольно странном в наш просвещенный век. Вы знаете Селенгинский заштатный монастырь, а может быть видали настоятеля сей обители игумена Израиля, который впоследствии произведен в архимандрита. Он хотя не был образован, но считался человеком умным и начитанным. В то время, как Вы находились в Кяхте, он тайно [317] составлял новую веру, в которой восстановил древнее, но его мнению, богослужение. Христос и другие лица, известные по истории сего спасителя, были живые и сам себя он представлял Христосом, дочь Луки Тимофеевича Молчанова имела титул Марии; крестьяне и некоторые из купцов пожалованы были апостолами, так что вся свита забайкальского лжеспасителя состояла почти из 70 чел. Вы слыхали о новой пустыни на кягтинской границе, покровительствуемой Шумковым. В прошлом году на пасхе Израиль пришел в упомянутую пустынь ночью. Старик Парфений, начальник сей пустыни, впустил их во двор и в церковь. Израиль пошел прямо к алтарю, растворил ногою царские двери и, назвав прежние обряды нечестивыми, приказал своим ученикам и спутницам вынести кресты из алтаря и поставить среди церкви, потом сел он на престол и в первый раз всенародно совершил богослужение по новым обрядам; по окончании сей комедии сказал Парфений, настоятель пустыни, что он может донести о сем происшествии начальству и с сими словами отправился в Кягту для проповедания своего учения. Но как он шел медленно, то в Троицкославске уже ожидали его — одни как Христа-спасителя живого, а начальство как ереси начальника. Котельников и некоторые другие кягтинские купцы уже решились было принять его новое учение, но Николай Матвеевич Игумнов своею решительностью удержал их от сей глупости. Таким образод взято было около 70 чел., представлявших разные святые лица времен Христа Спасителя и уже разосланы по монастырям. Мария Магдалина и сестра ея привезены в Казань, а богородица с родителем ея Молчановым отвезены куда-то в другое место.

В Москве в доме Волынского я встретился с кавказским Ермоловым, который принял меня очень ласково и довольно говорил со мною. В Казани я навещал Ковалевского и Попова. Первого не застал дома, а у последнего пил чай. В одно время со мной выехал из Москвы Соломирский в Екатеринбург и Трапезников в Ирбит. Последний дважды догонял меня под Казанью, но я не имел случая видеться с ним, потому что не имел излишних денег для уплаты 200 руб. — по препоручению Вашему. Исполню это по прибытии в Иркутск с переводом на Ивана Савича Вавилова. Есть много других новостей, но маловажных; и потому умалчиваю об них.

По прибытии в Казань мы сделали новое распоряжение касательно предлежащего пути. Одну повозку уничтожили; [318] вещи сдали Крупеникову для отправления оных в обозе, а сами едем в одной повозке. Трудность пути и позднее время необходимо требовали сего. Мы все здоровы. Приближается время к укладке, и потому спешу кончить сие письмо. Честь имею быть с истинным почтением и совершенною преданностью.

Вашего Превосходительства
покорнейший слуга м. Иакинф.

Марта 1 1835
Казань

ПИСЬМА К М. П. ПОГОДИНУ

1

Милостивый государь

Михаил Петрович

Отправляясь в Кягту почти на целый год, покорнейше прошу вас доставляемый ко мне Московский вестник впредь посылать в Кягту, адресуя: Его преподобию — о. Иакинфу в Кягте. Вчера сказали мне, что г. Венелин в Петербурге; но я ни от кого не мог узнать о его местопребывании. Жаль, если не увижусь с ним, а с вами надеюсь свидиться в проезд через Москву. Прощайте. Остаюсь ваш покорнейший слуга

М[онах] Иакинф

[начало февраля 1830]

2

Зиму провел я в болезнях и не имел силы заниматься, В мае прогулками на чистом воздухе совершенно оправился от болезни, но силами еще слаб. Вот почему я запоздал статьею, обещаясь в ваш журнал. При отправленной к вам статье были чертежи: но я оставил их у себя, потому что издание их дорого будет стоить. Ваш журнал как дитя — день ото дня лучше становится. Если даже будет расти таким же образом, то Москвитянин сделается [320] [...] и редкими современными журналами. — Я решил печатать статистику Китая на свой счет. Требуется 7 т[ысяч]. Кажется, что и половины этой суммы собрать трудно будет. Мой Китай доказательством этому. Наши ученые от всей души согласны лучше врать, нежели нужное и дельное читать. У вас Корш, у нас Сокольский и Устрялов — доказательством тому. Им, как детям, более нравятся враки французские, нежели правда русская. Те с вычурами и звонками, а это просто одета. Но что хуже всего: у нас ученые еще гордятся вралью, потому что он говорит отличное от других. — Ожидаю вашего мнения насчет посланных к вам опытов литографированных китайских букв для словаря. — Чрез месяц кончу изложение китайского земледелия со чертежами всех земледельческих орудий. Мне хотелось бы написать изложение всего сельского хозяйства в Китае: но оно не принесет пользы ни мне, ни читателям: потому что Китай лежит от 40° до 24°, а Россия от 40° до 64° северн[ой] широты. Вот почему отложил я это дело в сторону.

[1841 — 1842]

3

В прошедшей статье вы, кажется с намерением поправить одно слово, написали минг вместо мин. В азбуках Западной Европы нет букв ъ или ь, почему франц[узы] и англич[ане] звук минь и подобные сему пишут или выражают чрез ming: a португальцы пишут mim. Статья написана несколько жестко, нечего делать осталось. У нас ученые делают разные дурачества, считают это высшим умом, а иностранцы от академии нагло и бесстыдно выдают себя знающим то, чего не знают. Из Парижа приехал профессор китайского языка, и тотчас отказался, когда предложил ему составить опись китайских книг. Теперь этот профессор читает часослов на языках грузинском и армянском и титулуется членом Академии, между тем как в Петербурге при должностях находятся природные грузины и армяне, образовавшиеся в университетах. Поневоле вспоминаешь Портфель Ломоносова.

Наш директор предложил Академии принять о. Аввакума, который знает четыре языка: китайский, маньчжурский, монгольский, тибетский и частью древнеиндийский. Он кончил курс в Петербургской духовной] академии и [321] вышел магистром. Отказали, потому что — русский, не иностранеq.

Окт. 17
[1844]

4

Живучи на даче, имею довольно свободного времени для сочинения подобных статеек. Посылаю первую для вашего журнала. Если не поленюсь, пришлю и другую — подобную сей. Наши учебники давно бы надлежало исправить общими трудами ученых комитетов — подражая путешественников во всех странах. Жаль, что не каждый из них имеет верный взгляд на вещи и правильное, беспристрастное об них суждение. Один из католических миссионеров в Пекине говорил мне, что табак весьма тучно растет от мочи развратных женщин; в Кантоне табак весьма хорошо родится: — посудите, каков там разврат должен быть? После таких взглядов и умозаключений нельзя слишком винить и сочинителей учебников.

[1844]

5

Я не получил Москвитянина за октябрь. В почтамте сказали мне, что если бы прислали вы, непременно был бы отдан вам. Сделайте милость, не забудьте из остальных послать мне другой номер, не ожидая почтамских справок. На сих днях я привел к концу два новых сочинения: Китай в гражданском и нравственном состоянии и Религия ученых с 26-ю чертежами. Только не знаю, что с ними делать. Горе от ума! Наша первостатейная ученость требует одних сказок китайских, чтобы после карт с приятностью заснуть. В следующем письме сообщу вам оглавление помянутых сочинений, а теперь готовлюсь представить их министерству.

17 ноября 1844 года.

6

Десятый нумер Москвитянина прислан ко мне из почтамта нераспечатанный и неразрезанный: но почему они [322] оставили у них более двадцати дней по получении, не объяснили мне. — Наконец я кончил последние свои труды! через неделю представляю в департамент. Первая книга под заглавием: Китай в гражданском и нравственном состоянии, в четырех частях. Часть I. Основания Государств венного управления; ч. II. Уголовное право, или оснований уголовного законодательства; ч. III. Общественная и частная жизнь китайцев; IV. Просвещение. Вторая книга под! заглавием: Религия ученых, с приложением 26 картин и чертежей. Последняя не может выйти в свет; потому что напечатать ее в 200 экземплярах стоит 6000 р. серебром; а на издание первой буду просить пособия от правительства. От издания Статистики Китая и Земледелия в Китае, я понес убытку до 2500 р. серебром. Статистики продано около 30, а Земледелия в Китае до 15-ти экземпляров. Петербургские ученые не ложатся спать без Мертвых душ, а об исправлении учебников и думать не хотят. Но их не должно и винить в этом; потому что исправление учебников принадлежит хозяину наук, а подручники уверяют его, что все, выходящее из под их пера, носит печать полного совершенства.

Ноября 27.
1844.
С. П[етер]бург.

7

Вчера через контору транспортов я отправил к вам 60 экземпляров Земледелия в Китае, для получения которых посылаю при сем и билет конторский. Еще повторяю мою просьбу перед вами — незамедлить помещением моих статей в Москвитянине. С сегодняшнего дня предпринимаю положить начало второму изданию Китая. Этот труд потребует около года времени, потому что те же материалы размещены будут в новом и притом систематическом порядке, а это потребует значительных прибавок, которые будут состоять не в распространении пустых выражений, а в помещении, где нужно, дополнительных сведений по разным предметам. Я предворяю вас об этом с намерением получить от вас замечания, в каких местах и чего недостает в моем прежнем Китае. Я воспользуюсь ими с большой благодарностью.

дек. 25
[1844] [323]

8

Много благодарю за присылку Москвитянина на нынешний 45-ый год. Ваш Москвитянин год от году растет так, что Петербургская литературная моль ныне боится и приближаться к нему. Под молью разумею наших издателей литературных журналов. Примерно, что вы затрудняетесь изданием замечаний на русскую историю Устрялова. Колкие по вашему мнению выражения можно смягчить как вам угодно, и издать ее нужно. У нас сочинители учебников, привыкшие в университетах подражанию иностранным писателям, сами ни во что вникать не хотят, а при сочинении имеют постоянную цель — года чрез три или четыре построить каменный дом тысяч в двести. Но если что-либо особенное препятствует вам напечатать помянутую статью, то возвратите ее мне известным путем. Между тем я посылал вам еще статейку с наставлением для исторических писателей. Этой статьей, кажется, можно положить конец моим трудам по сей части: ибо я не полагал, что г. Арсеньев стал ожидать, чтобы Бурремпутра, повинуясь гласу его пера, сделала прыжок во сто верст — к подножию Хлассы. Г. Ободовский, хотя и гневается на мои замечания, но большую часть погрешностей исправил, а остальные, вероятно, не затруднится исправить со временем. Далее намерен я заниматься мелочами, как-то: о древнем населении Сибири, описанием походов пои завоевании Китая монголами в XIII столетии и пр. и пр. С января текущего года мое здоровье начало поправляться, и только годы несколько задерживают эту поправку, а наш климат как злое начало в нравственном] мире, всеми мерами помогает им. — Обещанную статью отправляю через г. Юнгмейстера вместе с подарком для г. Шевырева, отличного из ваших сотрудников. Я полюбил его за его благонамеренность.

Марта 15
1845

Не можно ли возвратить мне вторую статью замечаний на сочинение Гумбольда? Она мне нужна для справок.

На отдельной странице: Станислав Жульен, известный Парижский китаеслов, просил графа Канкрина сообщить прочим министрам, чтоб они, если имеют нужду в переводе чего-либо с китайского языка, непосредственно относились к нему Станиславу, а русские ориенталисты, как он [324] писал графу, не в состоянии правильно переводить с китайского языка. — Назад тому три года Академия наук действительно выписала из Парижа профессора китайского языка. Это был Броссе. Но как, вместо переводов, возложили на него составить каталог кит[айской] библиотеки, находящейся при Академии наук, то он отозвался, что он по давности не в состоянии упомнить значение всех букв китайских. После сего вместо китайщины принял на себя звание профессора языков армянского и грузинского. Я написал каталог и получил 200 р. серебром, а г. Броссе за этот же каталог получил орден. Не наглое ли бесстыдство? Впрочем все это происходило под завесою тайны, да и теперь неприлично открывать.

9

Недавно получены из Пекина два сочинения: первое под заглавием обеты при посвящении буддистов, а второе учение Хапи [...] оба превосходно написанные. Каждое из них может занять не менее пяти листов печатных. Хапи [...] есть основатель древнейшей индийской религии, называемой Брахманскою. Если согласитесь, то известите меня запискою. Помянутые сочинения нашего директора г. Сенявина. Остаюсь истинно уважающий вас Иакинф.

Ноябрь 26
1845
С. П[етер]бург

10

Ноября 24 дня 1846 года

В прошлом году я обещал вам две статьи присланные из Пекина. Директор остается при прежнем своем мнении — напечатать их на счет казенный! Может быть, он и успеет с этим. — Посылаю вам статью для журнала, а чтоб не повяла свежесть занимательности ее, прошу вас не откладывать вдаль. Из это[й] статьи усмотрите, как европейские ученые мечтательны, хвастливы, и до такой глупости влюблены в свою ученость. Англичане в Лондоне мечтают, что они первый на свете народ, который хорошо знает и китайский язык, и Китай. А что читать мне доводилось о Китае из английских сочинений, правы везде пополам с грехом. О наглых французских хинологах и говорить не [325] нужно. Я дивлюсь бесстыдству с каким они пред целым ученым светом величают друг друга знаменитыми, что сплошь делается и между нашими знаменитостями. Это часто дети до десятилетнего возраста, а притом дети глупые. Из наших некоторые пробуждаются. Г. Ободовский по втором издании своей географии сделал поправки кое-где, а в третьем еще более в чем и сам сознается. Но этого очень мало надобно все поверять. В Китае учебники сочиняются учеными комитетами, подобно как ныне словарь и грамматика у нас. Для чего прочие учебники пренебрежены? — С 1-го января текущего года я занимаюсь составлением истории древних народов в Средней Азии, и частью соседственных ей владений. Сия история начинается во втором веке пред РХ и оканчивается в IX веке. В будущем году для справок я буду перелистывать историю Китая и все любопытное особо выпишу для вашего журнала. Здесь в книжных лавках совершенное затишье, а журналам литературным раздолье; и чем бессовестнее, тем в большем почете. Надобно же будет когда-нибудь приняться за воспитание и нравственность. Без этого наша философия будет чучела огородная, а люди — французские куклы. — Ныне мне ровно 70 лет, и лекари очень советуют оставить сидячую жизнь. Скучно без дела; и потому занимаюсь с небольшими роздыхами — летом, а может быть ране еще буду писать и просить разрешение на две вещи. Простите до того времени. С истинным к вам уважением остаюсь ваш покорнейший слуга Иакинф.

11

Извините, что желаемое вами поздно посылаю. Эти статьи стоили двух суток работы, а набело переписывать около трех недель. Отправка рукописей в Москву, за неимением здесь вашей конторы, затруднительна несколько. Надобно бы мне самому переписывать набело: но времени очень мало. В прошлом году я кончил собрание материалов для истории о древнейших народах в Средней Азии. В нынешнем году едва ли успею снабдить ее примечаниями и пояснениями, а время летит. Что будет дальше, не знаю. В прошлом году мое здоровье после трехлетней болезни довольно поправилось, и думаю еще поработать тем более, что теперь желание наших хинезистов сбылось. Наша Пекинская миссия будет отправлена в Китай только на пять лет. И прожившие десять лет не в состоянии писать что-нибудь важное о Китае — без погрешностей. Что же могут [326] написать прожившие пять лет? Одне повести и романы, которые не учености требуют, а сильного воображения для расцвечивания вымыслов. Ныне ученые во всей Европе помешаны на мнении, что с университетским образованием сопряжено всезнание. Более ничего не скажу. Простите. Остаюсь покорнейшим слугою. Иакинф.

Генв[аря] 22
1847

Глаза мои слишком плохи для разбора вашего рукописания.

12

Милостивый государь Михаила Петрович!

Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, обещанные мною Академии наук назад тому за пять лет, ныне приведено к концу и в исходе сего года покажется в свет. Но как сие собрание написано в виде исторических записок, разбросанных и изложенных в древнем азьятском вкусе, в котором европейские критические исследования много затемняют самую историю, то покорнейше прошу вас, для прояснения, предварительно сообщить чрез ваш журнал публик[у]емое объяснение, в чем состоит та противоположность, которая могла бы запутывать критические толкования прежних европейских историков. Нет сомнения, что читатели будут ожидать сего объяснения.

С истинным моим к вам уважением и преданностью честь имею быть Ваш покорнейший слуга

Монах Иакинф.

ноября 28 1850

13

Милостивый государь Михаила Петрович!

Я уже вступил в те годы жизни, в которых чувства одно за другим отказываются служить нам. Ныне особенно я [327] жалуюсь на зрение, которое слабостью своей побуждает меня отказываться от чтения книг. Мне 77-й год и я вижу необходимость расстаться с вашим Москвитянином, который интересными своими статьями доставил мне столько удовольствий. Но я не вовсе оставляю ваш журнал, а по временам буду доставлять кое-что, в доказательство же сего и теперь прошу принять две статьи, еще не бывшие ни в одном из журналов; в первой из них описано первоначальное вступление езуитов в Макао и в Пекин, вторая содержит верную родословную Дома Чингисханова. Если одобрите, то прошу поместить их в вашем журнале, а мне на память прислать пять оттисков и экземпляр.

Честь имею быть с глубоким к вам почтением и истинною преданностью вашим покорнейшим слугою

Монах Иакинф

Декабрь 12 дня
1851 года

14

Милостивый государь Михаила Петрович!

У нас стоит постоянно самое худое время; попеременно то сильный мороз, то страшная [...] вьюга, а несноснее всего туманы, особенно для слабых и старых. Я сам страдаю уже третий месяц, ничего не могу ни читать, ни писать. В такой скуке очень благодарен вам за подарок журналом вашим, за который заплачу вам в мае присылкою статьи совершенно новой в нашем журнале. Это будет поход хуннов на Европу, т. е. поход предпринятый калмыками из Чжуньгарии. Страшная темнота, особенно в моей хате, отовсюду загороженной. Простите, досвидания. Остаюсь вашим покорнейшим слугою

Монах Иакинф

Генвар[я] 1,
1852

15

Янв[арь] 1852

Милостивому государю Михаилу Петровичу г. Погодину

Я все нездоров от дурной погоды, впрочем присылаю Вам историю Средней Азии и еще в прибавок Статистику [328] Китайской империи. Описание гуннов надо подождать по меньшей мере три месяца; ранее изготовить не надеюсь.

Ваш покорнейший слуга Монах Иакинф

16

Милостивый государь Михаил Петрович!

Покорнейше вас прошу выслать ко мне немедленно, то есть с первою почтою, копию с данной мною Вам родословной моей; я нахожусь ныне в болезненном положении, а потому теперь не могу припомнить, когда я родился и сколько мне от роду лет и прочее. Мне это сведение в настоящее время очень-очень нужно. При пожелании вам здравия и благополучия остаюсь

доброжелатель ваш Иакинф.
[Арх. Иоакинф, находящийся в Александрийской Лавре]

19 июня
1852 года
С.П.Б.

17

Михаил Петрович!

Вот принес назад трактат, преобразив его несколько и умножив; поправлять слог совершенно не имел Бремени, ибо еще кое-что прибавил и к находящейся статье в наборе. У меня лежит уже два дня один корректурный листок от недосуга. Умилосердитесь и исправьте, ибо мне на днях приготовляться к экзамену.

NB. Мне рассудилось поставить сей трактат пред походами Аттилы в Галлию, которые по сему составить должны последнюю статью. Этот порядок более естественный и понятный, и приличный и... и... и...

Приготовьте листок для Завтрева в типографию; ныне набирали последние [...].

Пожалуйста, ради вечной памяти покойного Аттилы!!

Vale et mei reminivce [...]
Jakinv. [329]

ПИСЬМО К РЕКТОРУ КАЗАНСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

Высокопреподобный Отец Ректор

Милостивый государь!

Препровождая к Вашему Высокопреподобию список книг, пожертвованных мною в Казанскую духовную академию, считаю нужным предупредить вас, что в списке не все книги и рукописи означены, а некоторые остались при мне для справок при будущих трудах, и впоследствии поступят в академию же; а частию могут, по их содержанию, получить другое назначение. Разделение книг на разряды по их содержанию я представляю внутренним распоряжением в академической библиотеке; а с своей стороны покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, только о двух вещах: рукописи, для сбережения в целости, хранить неприкосновенными, а портреты содержать закрытыми до получения от меня особого распоряжения о них. Что касается частно приложенных книг, примите труд на себя первые три экземпляра представить Его Преосвященству как усерднейшее приношение от воспитанника Казанской академии, а прочие раздать по назначению.

Примите уверение в истинном к Вашей особе уважении и преданности, с которым и имею честь быть всегда.

Вашего Высокопреподобия
покорнейший слуга монах Иакинф.

Января 13
1849.
С. П[етер]бург.

СПИСОК КНИГ, ОТПРАВЛЕННЫХ В КАЗАНЬ

I. РУССКИЕ КНИГИ

Томы

1. Илиада Гомера — 1

2. Путешествие по святой земле А. Норова — 2

3. Живописное путешествие по Азии — 3

4. Очерки России — 2

5. О больших военных действиях [...] — 2

6. История пугачевского бунта .... 1

7. О России. Сочинение Ко[то]шихина ... 1 [330]

8. Сочинения Крылова — 3

9. История Устрялова — 5

10. Путешествие по Нубии и Египту — [1]

11. Путешествие к семи царствам — 1

12. О наказаниях — 1

13. Энциклопедия законоведения — 2

14. Описание киргиз-кайсацких орд и степей — 3

15. Летописи открытий — 3

16. История о татарах — 2

17. Китайские законы — 3

18. Энциклопедический курс для глухонемых — 1

19. Глухонемые — 1

20. Уголовное судопроизводство — 1

21. Кавказские минеральные воды — 1

22. Волжские калмыки — 1

23. Записки о внешней торговле России — 1

24. Теория садоводства Линдлея — 1

25. Историческое обозрение Сибири — 1

26. Крестовые походы — 1

27. О гемороидальной болезни — 1

28. Метрология Петрушевского — 1

с двумя брошюрками его же: О польской метрологии и Краткое описание медицинского весу — 2

29. Книга для сельских хозяев — 1

30. География Греча — 1

31. История философии архим. Гавриила — 2

32. Пространная грамматика Греча. Т. 1 — 1

33. Опыт частного гражданского права — 1

34. Теория общих прав — 1

35. Статистика европейских государств — 1

36. Уложение Китайской Палаты внешних сношений — 1

37. Беседы русского купца — 1

38. Дипломатия Российского Двора — 1

39. Древний Феатрон — 1

40. История Кайданова — 1

41. Грамматика черемисская и чувашская — 1

42. Замечания о Сибири. Смесь — 1

43. Письмовник Курганов [а] (для пословиц) — 1

44. Гамлет — 1

45. Нынешние песни греков — 1

46. Болгаре Венелина. 1-й т — 1

47. Славянский словарь — 1

48. Уголовное право — 1

49. Судебная медицина — 1

50. Руководство молодым офицерам — 1 [331]

51. Слова Баженова — 1

52. Евангельские чтения на литургиях — 2

53. Общий состав торговли — 1

54. Песни задунайских славян — 1

55. Священный словарь Малова — 1

56. Слова и речи Соколова — 1

57. Бухгалтерия — 1

58. Священная география — 1

59. Религиозная система Брамгенов — 1

60. Житие Бакона — I

61. Руководство к судебной медицине — 1

62. Монеты Золотой Орды с монгольскою грамотою — 1

63. Путешествие по Сицилии Норова — 2

64. Система логики Бакмана — 3

65. Панорама Петербурга — 3

66. Руководство к естественной истории — 2

67. Очерки истории философии — 1

68. Двор и замечательные люди в России — 2

II. КНИГИ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

69. Английский словарь с русским переводом — 2

70. Собрание трудов Императорской Академии наук. на франц. — 6

71. Путешествие кругом света. На франц. — 1

72. Французская грамматика Ломонда — 1

73. Русская грамматика на анг. языке — 1

74. Словарь российско-татарский — 1

75. Татарский букварь и еврейская грамматика — 1

76. Китайская грамматика и словарь — 2

77. Основные правила турецкого разговорного языка — 1

III. ПРИБАВОЧНЫЕ КНИГИ И КАРТЫ

Двадцать экз. Статистики Китайской империи — [10]

Двадцать экз. Земледелия в Китае — [0]

Двадцать экз. История четырех ханов — [101

Двадцать экз. История Тибета и Хухэнора — [10]

Два экз. Описания Чжуньгарии — [1]

Два плана Пекина с описанием — [1]

Десять экз. Федона — [5]

Двадцать карт Маньчжурии — [10]

Двадцать карт Восточной Монголии — [10]

Двадцать карт Тибета и Хухэнора — [10]

Из прибавочных книг и карт половина должна [332] поступить в академию, а другая в семинарию, куда следует и 1 экз. Путешествия по св. земле 2 изд.

IV. ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ КАРТЫ, ЧЕРТЕЖИ И КОСТЮМЫ

1. Карты пяти частей света.

2. Подробная карта Северной Америки.

3. Карта сибирской границы.

4. Карта Средней Азии.

5. Карта Древней России.

6. Топогр. карта окрестностей Москвы.

7. План Москвы.

8. Тринадцать чертежей к Земледелию в Китае.

9. Три тетради чертежей к Очеркам России.

10. Тетрадь чертежей к сочинению Жомина. Друг природы. Атлас к чертежам Жомина.

11. Костюмы инородцев в Китае.

12. Костюмы кавказских народов.

V. РУКОПИСИ

1. Изложение кит. законодательства в трех томах, сокращенный перевод с китайского.

2. История монгольского народа, извлечения из Китайской летописи Тхунь-зянь-гань-му. Перев. с кит.

3. История древних среднеазиатских народов. Черновой перевод с китайского.

4. Китайская география в трех частях. Сокращенный перевод с китайского.

5. География 13 китайских губерний. Перевод с китайского.

Обе сии географии переведены для собственного употребления при справках, не для печати.

6. Китайская история в семи томах. Перевод с китайского. Сия история извлечена из китайской летописи Таун-гянь ган-му и состояла из 16 томов; но в последний мой отъезд в Кягту в 1835 году девять томов из них остались в библиотеке барона Шиллинга, с которой по смерти его вместе с прочими моими книгами поступили в библиотеку Императорской Академии наук», где и теперь хранятся. Впрочем, как сия история была переведена для собственного употребления при справках, то перевод вообще неполон, необработан и без пояснений. [333]

7. Монгольский словарь с русским переводом, сделанным с китайского словаря Сан-хэ-бянь-лань.

8. Историческое обозрение ойратов. Сочинение.

9. Единственный экземпляр старой Китайской грамматики — литографированный.

10. Записки о Монголии на франц. языке.

11. Описание Тибета на франц. языке.

12. Об оспе в Китае. Перевод с китайского.

13. Список губерниям и городам в Китае, составленный для справок.

14. Народные племена в Монголии. Перевод с немецкого.

15. Голосовая система китайского языка и письма.

16. Степное уложение китайское.

Второй экземпляр сего сочинения находится в Академии наук, а третий в 1848 году подарен о. архимандриту Палладию, начальнику Пекинской миссии.

К списку отправленных книг причислены:

    Серебряная медаль на открытие Пулковской обсерватории, и два портрета, масляными красками писанные.

Книги частию приложенные:

    Экземпляр Китайской статистики с картами, Экземпляр Китая в гражданственном и нравственном состоянии,

    Экземпляр Китайской грамматики для поднесения Его Высокопреосвященству;

    два экземпляра Китайской статистики с картами — один для о. Ректора, другой для о. инспектора семинарии,

    два экземпляра Китайской статистики с картами — один для о. Ректора, другой для о. инспектора семинарии,

    экземпляр Китайской статистики с картами — протоиерею Виктору Петровичу Вишневскому.

Монах Иакинф.


Комментарии

Письмо к Казанскому протоиерею Б. Г. Поликарпову

Письмо хранится в Архиве Института востоковедения АН СССР (ф. 7, д. 38, л. 112). Впервые опубликовано в «Ученых записках» НИИЯЛИЭ при Совете Министров Чувашской АССР (Вопросы археологии и истории Чувашии, — Чебоксары, 1960, вып. 19, с. 318).

Поликарпов Б. Г. — учитель и префект Казанской духовной академии; Антоний — друг Бичурина, быстрая карьера которого определила решение будущего ученого постричься в монахи.

Письмо к Н. А. Полевому

Письмо хранится в ОРГБ им. В. И. Ленина (ф, 32, оп. 17, ед. хр. 32).

Напечатано в «Советском китаеведении» (1958, No 3, с. 141-154).

Полевой И. А. — редактор журнала «Московский телеграф».

Письма, опубликованные в «Литературной газете»

Всего 6 писем. Первое письмо, написанное в Иркутске 5 апреля 1830 г., напечатано под названием «Выписка из письма о. Иакинфа к И. В. С[омову]» (1830, No 28, с. 226). Второе письмо, отправленное из Кяхты 30 августа 1830 г., помещено в No 59 за 1830 г. Третье письмо под названием «Кяхтинский пир» (1830, No 60, с. 189-190), очевидно, адресовано Н. Бестужеву, который, в свою очередь, отправил его в редакцию «Литературной газеты». Четвертое письмо (1830, No 61) отправлено из Кяхты 6 сентября 1830 г. Пятое и шестое письма помещены в один номер (No 66, с. 239-242) под названием «Два письма из Кяхты».

Письма, опубликованные в «Московском телеграфе»

Напечатаны в «Московском телеграфе» (1831, ч. 42, No 21, с. 141-144; No 22, с. 268 — 273).

Письмо к П. Л. Шиллингу

Извлечено из архива и напечатано в книге «Н. Я. Бичурин и его вклад в русское востоковедение» (М., 1977, ч. II, с. 117-118).

Петухов П. А. — глава пограничной администрации в Троицкославске; Молчанов Л. Т., Игумнов Н. М. — кяхтинские купцы; Ермолов А. П. — известный русский генерал; Ковальский О. М. — основоположник монголоведения в России; Попов А. В. — монголовед; Соломирский В. Д. — секретарь П. Л. Шиллинга во время экспедиции 1830 — 1831 гг.; Вавилов И. С. — петербургский купец.

Письма к М. П. Погодину

Номера 1-16 напечатаны в «Советском китаеведении» (1958, No 3, с. 144-154), а последнее письмо (No 17) извлечено составителем из фондов Отдела рукописей ГБ им. В. И. Ленина (ф. 251, р. II, п. 47, ед. хр. 12, л. 1).

Погодин М. П. — редактор журнала «Москвитянин», историк и литератор; Венелин Ю. — сотрудник «Москвитянина», историк болгарской литературы; о. Аввакум (Честной Д. С.) — член Пекинской духовной миссии, крупный ученый-востоковед; Ободовский А. Г. — автор учебника географии; Броссе М. И. — академик (о нем Бичурин писал и в письме No 3).

Письмо к ректору Казанской духовной академии

Оригинал письма хранится в ЦГА Татарской АССР (ф. 10, оп. 1, д. 812, лл. 28-31 об.) Полный текст письма публикуется впервые.

Вишневский В. П. — известный чувашевед, автор книги «Начертания правил чувашского языка» (Казань, 1836), которая имелась в библиотеке Бичурина (см. No 41 списка). В Отделе рукописей ГПБ им. M. E. Салтыкова-Щедрина (ф. 15, ед. хр. 38) сохранилось несколько писем В. П. Вишневского к Н. Я. Бичурину.

Текст воспроизведен по изданию: Н. Я. Бичурин (Иакинф). Ради вечной памяти. Чебоксары. Чувашское книжное издательство. 1991

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.