ВАСИЛЬЕВ А. Я.

ВОСПОМИНАНИЕ

О БЛОКАДЕ ГОРОДА ДЕРБЕНТА В 1831 ГОДУ.

(Из записок очевидца.)

Приехав на Кавказ со своим отцом в 1828 году, подполковник Андрей Яковлевич Васильев, тогда еще юный годами, вскоре определился в военную службу. Прослужив около тридцати лет в Дагестане, он, в первой половине пятидесятых годов, возвратился в то самое место, где провел первые годы своей юности и где еще в 1831 году сражался в рядах храбрых защитников Дербента против Кази-Муллы.

Занимая должность коменданта крепости, ту же должность, которую за двадцать девять лет занимал отец его, г. Васильев составил краткий очерк воспоминаний о всех обстоятельствах, сопровождавших блокаду Дербента.

Получив от автора эту рукопись с правом воспользоваться ею по своему усмотрению и признавая труд подполковника Васильева интересным, так как о блокаде Дербента мало встречается сведений в печати, и потому еще, что, быть может, многим неизвестно, в каком состоянии находилась тогда эта крепость и какие меры были приняты к её обороне, мы просим редакцию «Военного Сборника» поместить на страницах журнала наше извлечение из означенной рукописи и из других данных. [156]

Описанию блокады Дербента в 1831 году предпосылаем историю крепости, основанную на документах, хранящихся при самой крепости, частью и на преданиях о Дербенте.

I.

Город Дербент (Дагестанской области, в южном Дагестане), замыкая собою тесный проход (дефиле) между табасаранским хребтом и берегом Каспийского моря, выдается узкою полосою, с запада на восток, по скату горы. Обнесенный с севера и юга прямолинейными стенами из тесаного, в огромных плитах, камня, с малыми выступными частями квадратной и полукруглой формы наподобие башен, он представляет собою ящик, входом в который служат трое ворот с северной и шесть ворот с южной стороны.

Стены города, при 4-7 футах толщины и 31-42 вышины, имеют каждая около трех верст длины; с восточной стороны они входят в море, отстоя, в этом месте, на 180 сажен друг от друга; с западной — крепостные стены, разделенные между собою пространством в 120 сажен, соединяются с цитаделью или замком, называемым Нарын-Кала.

Замок Нарын-Кала (т. е. высокая крепость), служивший местопребыванием прежних властителей Дербента, занят ныне комендантом и его управлением. Он возвышается над поверхностью моря на 263 английских фута и кажется висящим над городом, с которым соединен одними воротами.

Сомкнутая ограда Нарын-Калы состоит из стен неправильного начертания, с выступными частями наподобие башен, и с западной стороны имеет ворота, сложенные из таких же каменных плит, как и городские стены. От юго-западного угла цитадели продолжается такая же стена с башнями через хребет гор в Табасарань. По рассказам местных старожилов, стена эта проходила от берега Каспийского моря к Черному и была построена с целью защиты народа, обитавшего на юге, от набегов северных варваров. Объезжая, по делам службы, в бытность мою начальником Дербентского уезда, северную Табасарань, я видел следы стены за тридцать верст от города, по направлению к селениям Зиль и Татиль (ныне Кайтахо-Табасаранского [157] округа). Стена во многих местах сохранилась в первобытном своем виде.

С северной и южной сторон города Дербента живописно раскинуты, на пространстве девяти верст в длину и до двух верст в ширину, виноградные и фруктовые сады, принадлежащие горожанам; вся же городская земля, занимая узкую полосу в три с половиною версты шириною между морем и табасаранским хребтом, возвышающимся над морским уровнем до 1.450 футов, заключает в себе около 70 верст пространства. По этим же сторонам, примыкая к самым почти стенам города, раскинуты обширные кладбища, занимающие собою до трех верст в квадрате. Между множеством памятников встречается немало арабских. Кроме того, с северной стороны есть кладбище, обнесенное отдельною оградою и пользующееся особым уважением жителей: это Кырхляр-Кабыр (кладбище сорока мучеников). Не погребены ли здесь те мученики, которые, по сказаниям нашей истории, замучены были в Хвалынском озере? Известно, что в древности Каспийское море называлось Хвалынским.

Дербент известен был в древности под разными наименованиями: например, у арабов под именем Баб-эль-Хадити, а у турок Демир-Капысы (железные ворота). По словам местного летописца, мирзы Гайдара Визирова, автора брошюры «Дербент-Намэ», замок Нарын-Кала был построен за 733 года до Р. X., по повелению персидского Лехросиб-Шаха, для удержания хазаров от набегов на Аддербайджанскую область. Спустя 270 лет, правнук этого шаха, Бегмен, сын Исфиндера, приказал провести от замка к берегу моря северную стену, за которою поселил высланные из Персии семейства, обязав их помогать гарнизону Нарын-Калы, в случае нападения северных варваров. Какой степени вероятия заслуживают эти сведения, по неимению других о времени постройки Дербента данных, судить трудно.

В 355 году нашего летосчисления, жители Дербента приняли христианскую веру, и впоследствии Дербент вошел в состав особой епархии православной греческой церкви.

В VI столетии, сын сассанидского владетеля Кабады-Ануширван, возобновив крепость, построил южную стену Дербента. При нём значительно увеличилось и население города. [158]

По падении персидской монархии, город, будучи оспариваем хазарами и аравитянами, неоднократно переходил из рук в руки и окончательно остался во власти последних, которые обратили жителей его, равно как и окрестные племена: кумухов, кайтахов, табасаранов, аваров и других, в магометанскую веру.

В исходе VIII столетия, посетил Дербент халиф Гарун-аль-Рашид (правильно: Гарунур-Рашид). По повелению этого предприимчивого воина и умного администратора, произведены были в городе многие улучшения: запруженная река Рубас, протекающая в 17 верстах южнее города, проведенными из неё в предместье каналами достаточно обеспечила Дербент водою; разведенные сады и водяные мельницы положили начало промышленности и тем улучшили быт горожан.

Хазары, ослабив своими набегами власть халифов, вторгнулись в город. Затем, переходя от одной династии к другой (господствовавших на севере Персии), Дербент делался добычею более сильных и попеременно был под властью турок-сельджуков, грузинов и персиян.

В 1382 году является собственно дербентская династия. Ширван-хан-Тимурленг передал управление Дербентом Шейх-Ибрагиму, родоначальнику этой новой династии, который возобновил городские стены и построил в городе три мечети.

В 1509 году, персидский шах Исмаил, власти которого не хотел признавать правитель Дербента, взял город приступом, переселил в него 500 семейств племени румиев, из Тавриза, и, силою пропаганды, заставил жителей, суннитов шафи, сделаться шаитами. Правителем города он назначил Манаур-бека. С этого именно времени начинается персидское владычество в Дагестане. При шахе Тахмазе, 400 семейств, из племени гурчиан, увеличили население Дербента.

В 1579 году, Дербент покорился османскому владычеству. Персидский шах эмир Гомза предлагал царю Феодору Иоанновичу союз противу турок, с уступкою городов Дербента и Баку (первые признаки влияния России на здешний край). Хотя условие это, возобновленное предложением при [159] шахе Абазе Великом, не состоялось, однако Дербент снова подпал под власть персиян.

Шах Абаз Великий, в свою очередь, переселил в Дербент 400 семейств баятского племени, под начальством Фаргат-бека, поставил в городе сильный гарнизон, построил на берегу моря большую башню ¹, соединявшуюся с городскими стенами, возобновил обрушившиеся во многих местах стены и поперек города провел две новые: одну в средине, а другую в нижней части ². По его же распоряжению, проведена из горных источников в середину города вода, устроены семь фонтанов и один большой резервуар ³.

В этот период, при правителе Дербента шах-Верды беке-Устаджлю, являлось сюда голстинское посольство.

В 1722 году император Петр I, предприняв поход для защиты законного владетеля Персии от мятежных движений народа, 12 го августа прибыл с армиею в г. Тарки ⁴. Немедленно туда явились депутаты: от начальствующего в Дербенте наиба, из племени гурчи, Имам-Кули-бека, с просьбою о покровительстве, и от хана Дербентской области Султан-Махмуда, находившегося тогда в отсутствии из Дербента, под предлогом междоусобной войны с Доут-беком и Сурхаем кази-кумухскими, с дарами к императору и с изъявлением покорности.

Положившись на уверения этих двух сановников, Петр послал в Дербент полковника Наумова с одним поручиком и двенадцатью донскими казаками; в то же время приплыла к Дербенту, вдоль берега Каспийского моря, флотилия транспортных и прочих судов, под начальством капитана фон-Вердена, который, по требованию полковника Наумова, прислал в город, с лейтенантом Самойловым, два капральства драгунов, занявших караулы у северных и морских ворот Дербента. [160]

Между тем, сам Петр, выступив 16-го августа с армиею из Тарки, прибыл 18-го числа в окрестности буйнакского ретраншамента ⁵, на границу Утемишской области ⁶, где находился тогда султан Махмуд. 19-го августа отряжен был есаул, с тремя донскими казаками, для приглашения дербентского хана в русский лагерь; но султан Махмуд, собрав 16.000 жителей, велел изрубить посланных императора и вероломно напал на русский отряд, который однако ж не дал застать себя врасплох. Отбитые с уроном, скопища Махмуда были преследуемы до местечка Утемишь, сожженного русскими, при чём досталось в добычу нашим войскам 7.000 голов рогатого скота и 4.000 баранов. Совершенное поражение скопищ изменника имело большое влияние на дальнейший ход наших успехов.

22-го августа, русская армия расположилась лагерем у реки Дарвах ⁷; 23-го числа, серебряные ключи древнего города Дербента торжественно поднесены были Петру Великому наибом Имам-Кули-беком, встретившим царя, с почетнейшими жителями, за версту от города.

Регулярные пехотные русские войска, пройдя через Дербент стройными рядами, расположились в нижней части его к морю, а кавалерия, драгуны и казаки возвратились на прежнюю позицию, к устью реки Дарвах, куда передвинулась и флотилия, под командою капитана фон-Вердена.

По решению военного совета и по недостатку продовольственных припасов, погибших на разбитых бурею судах, император Петр, оставив в Дербенте гарнизон под начальством полковника Юнгера, предпринял с остальными войсками обратный поход, и весь сентябрь месяц был занят постройкою крепости св. Креста.

В мае 1724 года комендантом в Дербенте был еще наш полковник Юнгер.

В 1726 году, самостоятельно господствовавший кази-кумухский глава Сурхай овладели, городом Дербентом и назначил наместником своим Фередун-султана, власть которого, [161] при нашествии на Дагестан крымского хана, передана была вступившему в союз с этим ханом кара-кайтахскому уцмию Ахмед-Хану; но, с появлением шаха Надира, союз распался, и правителем Дербента был сделан Мурад-Солтан-Устаджлю, впоследствии казненный шахом за убийство бывшего с ним во вражде правителя Ширвана Мегди-Хана.

В 1732 году, по мирному трактату императрицы Анны Иоанновны с персидским шахом Тахмазом, все завоевания Петра, простиравшиеся до реки Куры, в том числе и город Дербент, возвращены персиянам.

В 1741 году, по повелению Надир-шаха, переселено в Дербент общество микрики, в числе 150 семейств, потомки которых и доныне существуют здесь. Преемником казненного Мурад-Солтана назначен был Наджаф-Солтан Карачурлю; новый же правитель Ширвана был избран из племени сургур.

В 1741 году, Надир-шах назначил правителем Дербента Магомед-Али Хана-Курклю, который, опасаясь восстания в городе в пользу сына Сурхая Кази-Кумухского Мухамеда, ослепил 700 человек муганцев, производивших реакцию, и прогнал их из Дербента в Мугань.

В 1747 году, дербентцы свергли жестокого Магомед-Али-Хана и на место его избрали правителем сына Иман-Кули-Хана, Махмуд-Хана.

В 1760 году, Фетали-Хан Кубинский, подстрекаемый несколькими влиятельными дербентцами, стоявшими в главе враждебной Махмуд-Хану партии, овладел городом и впоследствии, именно в 1766 году, назначил туда правительницею жену свою, сестру уцмия Кара-Кайтахского Тути Быкэ (первый пример, в летописи Дербента, управления женщины). Город он разделил на четыре части и каждую из них поручил в управление особому беку. При военных обстоятельствах, один из беков, по усмотрению правительницы, назначался наибом, и тогда исключительно ему подчинялся весь город.

Дербент, переходя затем опять из рук в руки, неоднократно был оспариваем Фетали-Ханом, и только блистательные подвиги русских войск, предводительствуемых генералом Медемом, окончательно восстановили в Дагестане власть этого хана, постоянно преданного России. [162]

Указом 19-го апреля 1793 года, повелено было генерал-губернатору кавказскому графу Гудовичу принять дербентского и бакинского ханов в подданство России.

В 1795 году, по смерти Фетали-Хана Дербентского, наследовал ему сын его Ахмед-Хан, со смертью которого, в том же году, вступил в управление брат его Шейх-Али-Хан. Сначала казавшийся преданным, он потом изменил русскому правительству, для поддержания посягательства на персидский престол бывшего астрабадского хана Али-Магомеда.

В 1796 году, генерал-поручик граф Валериан Зубов выступил с армиею, 18-го апреля, из города Кизляра, для низвержения похитителя персидского престола Али-Магомеда, и 2-го мая прибыл к Дербенту. Граф Зубов, давая время отдохнуть войскам, предположил 7-го мая первоначально взять приступом построенную персиянами, в числе передовых укреплений Дербента, трехъярусную оборонительную башню ⁸. Для штурма были назначены два егерские батальона и две гренадерские роты, получившие приказание идти во главе штурмующей колонны.

В этот достопамятный день, храбрые гренадеры, предводимые поручиком Чикрыжевым, после двукратного кровопролитного приступа, овладели отчаянно защищаемою лезгинами башнею. Шейх-Али-Хан Дербентский, видя невозможность сопротивляться, 8-го числа вступил в переговоры и 10-го мая сдал Дербентскую крепость генерал-поручику графу Зубову.

В мае 1797 года, русские войска, оставив Дербентскую и прочие завоеванные области в Дагестане, возвратились в пределы России. Проживавшим в Дербенте армянам предоставлено было право переселиться в город Астрахань или в Кизляр.

В 1806 году, после вероломного убийства Гусейн-Кули-Ханом, у ворот города Баку, русского главнокомандующего князя Цицианова, отряд генерал-лейтенанта Глазенапа, по распоряжению генерала от инфантерии Булгакова, переправясь в мае через реку Терек, двинулся по направлению к Дербенту. [163]

Шейх-Али-Хан Дербентский, один из виновников убийства князя Цицианова, хотел противопоставить русским сильную оборону; но горожане, надеясь на покровительство России, выгнали его с малым числом приверженцев и выслали ключи Дербента генерал-лейтенанту Глазенапу, который 21-го июня, при радостных криках вышедших на встречу жителей, вступил с войсками в город.

В августе того же года, но распоряжению генерал-губернатора графа Гудовича, высланный из Дербента, под начальством генерал-майора Мейера, отряд взял приступом селения Арголь, Ендагир и Штоль и, покорив всю Табасаранскую область, возвратил ее законному владетелю Мустафе-беку.

С 1806 года, город Дербент и вся Дербентская провинция оставались в подданстве России.

Этим, согласно данных, заключающихся в архивах крепости, оканчивается летопись Дербента ⁹.

___________________________________

После окончательного занятия Дербента русскими войсками, возникавшие в окружающих город обществах табасаранском и кайтахском беспорядки всегда были прекращаемы с успехом. До появления в Дагестане Кази-Муллы, который набегами на Кизляр и крепость Внезапную заслужил громкую известность, Дербент оставался спокойным.

II.

В 1831 году влияние Кази-Муллы было так велико, что, собрав огромные скопища горцев со всего Дагестана и став в главе их, он решился открытою силою овладеть Дербентом. [164]

Подполковник А.Я. Васильев, очевидец и участник защиты Дербента, так описывает состояние, в котором находилась Дербентская крепость перед самою её блокадою:

Цитадель Дербента «Нарын-Кала» окружена с севера, юга и запада возвышенностями, которые командуют внутренностью её. Отделенные с северо-запада глубоким оврагом, эти возвышенности находятся от цитадели на ближайший ружейный выстрел. Вся местность с севера и запада покрыта богатыми садами, которые, будучи обнесены траншеями и земляным валом с колючкою, образуют естественные редуты. С юга, на возвышенной площадке, расположено христианское кладбище. От угловой юго-западной башни цитадели тянулась каменная стена, о которой упомянуто выше, и в 200 шагах от цитадели, в то время, существовала на этой стене башня, командовавшая крепостью.

Вооружение цитадели состояло из четырех крепостных и двух медных полевых орудий на лафетах. Западная стена цитадели от городских ворот до северного угла представляла слабейшую её часть. Вследствие образовавшихся от времени брешей и насыпи мусора, нетрудно было войти в цитадель, даже без лестниц. Вообще городские стены находились в полуразрушенном состоянии; на южной же стороне, между вторыми и третьими воротами, стена была так низка, что жители могли свободно переходить через нее из домов своих в сады, минуя ворота.

Гарнизон крепости состоял из малочисленного гарнизонного батальона и слабой команды артиллеристов. Большая часть городских жителей не имели никакого оружия, и только более зажиточные вооружены были ружьями и пистолетами.

В упраздненной уже тогда штаб-квартире Куринского пехотного полка, на Кифарских высотах, в двух верстах от города, были расположены три роты 3-го батальона того полка, под командою майора Черникова-Онучина, в том числе рота женатых нижних чинов, слободка которых лежала севернее полковых казарм.

В таком незавидном положении застало Дербент тревожное известие, полученное из Кара-Кайтаха, о том, что Кази-Мулла, собрав скопища горцев со всего Дагестана и лично предводительствуя ими, двигается к городу.

Хотя известия о сборах и замыслах Кази-Муллы были [165] получаемы еще в начале августа, однако комендант не допускал мысли о возможности их осуществления, и потому со стороны гарнизона были приняты только меры осторожности и ничего не сделано для усиления обороны. Трудно было предполагать, чтобы Кази-Мулла, со своими нестройными толпами, решился атаковать Дербент, столько веков отстаивавший свою независимость против войск более дисциплинированных и предводителей более опытных в военном деле.

11-го августа, в пять часов пополудни, прибывший из Терскеме в Дербент, с письмом от Кази-Муллы, мусульманин Ших-верды сказал, что Кази-Мулла находится уже в Кара-Кайтахе, что к нему присоединилось всё тамошнее население и что не далее 12-го числа скопища его явятся под Дербентом. Ших-верды прибавил, что защита города против сил неприятеля будет бесполезна и что за сдачу крепости без боя Кази-Мулла обещает оставить подполковника Васильева дербентским ханом. В письме своем Кази-Мулла выразил то же самое, заметив, что предложение это он делает единственно из уважения к его личным достоинствам и в избежание напрасного кровопролития.

Как из рассказов Ших-верды, так и из полученных от табасаранского Иссабека, человека испытанной преданности нашему правительству, писем, подполковник Васильев должен был убедиться в действительной опасности, угрожавшей городу. Опасность эта сделалась несомненною с прибытием в Дербент управлявшего Кайтахом прапорщика Джамов-Бека Уцмиева (он умер в чине генерал-майора), который, не имея возможности охранить свой пост от неприятеля и удержать вверенное ему население от волнения, искал спасения в стенах цитадели. Тогда комендант собрал военный совет из начальников частей войск, составлявших гарнизон, пригласив и майора Черникова-Онучина с кифарской позиции, для обсуждения вопроса: какие меры должны быть приняты к отражению неприятеля и к обороне города?

На военном совете единогласно определено было привести в исполнение следующие распоряжения:

а) Снять немедленно с кифарской позиции три роты Куринского пехотного полка. [166]

б) Полковые казармы и слободку женатых нижних чинов оставить без прикрытия.

в) Снятые с Кифаров три роты перевести в город и расположить их в нижней его части, как слабейшей и имеющей свободные проходы в город с северной и южной сторон, через разрушившиеся от времени стены, примыкавшие к морскому берегу.

г) Известив горожан о близости неприятеля, приготовиться к защите.

Владетель южной Табасарани, поручик Ибрагим-Бек Карчагский, нам преданный, опасаясь оставаться в своем владении, взволнованном агентами Кази-Муллы, распространявшими между жителями слухи о предстоящем падении Дербента и непобедимости своего предводителя, прибыл в тот же день с своим семейством и нукерами в цитадель. Он окончательно убедил коменданта в опасности и неблагонадежности положения обеих Табасараней.

Одновременно с событиями, угрожавшими Дербенту, владетель северной Табасарани Абдурзак-Кадий ¹⁰, сомнительной верности, в письмах своих уверяя коменданта в своей преданности и готовности защищаться против неприятеля, тайно вел переговоры с Кази-Муллою, приглашая его вступить с войсками в северную Табасарань, жители которой, всегда нерасположенные к русским, восстанут поголовно и примкнут к его силам.

На следующий день, т.е. 12-го августа, с рассветом, высланы были из города охотники для открытия неприятеля, который к семи часам показался большими массами по дороге от селения Хан-Мамед-Кала к Дербенту. В то же время, в стройном порядке, без торопливости, переходили в город из оставленных на Кифарах казарм и слободки роты Куринского полка; за ними следовали семейства женатых нижних чинов. Тотчас по вступлении колонны этой в город, на Кифарах поднялись клубы дыма: оставленная слободка запылала, возвещая начало военных действий.

Город засуетился. Из наблюдательных пикетов наших неслись всадники с известием о постепенном приближении [167] скопищ неприятеля; возгласы комендантских рассыльных «харай!» (тревога) слышались по улицам; жители, с оружием в руках, явились на северной стене города; женщины и дети высыпали на плоские крыши домов, оглашая воздух криками отчаяния и испуга. На стенах цитадели мелькнули штыки, задымились фитили при орудиях, прислуга спешила накатить орудия к амбразурам. Многие из отважных дербентцев, под предводительством храброго комендантского переводчика Лаврелова ¹¹, перескочив за стену, поднялись на кифарскую гору и засели в садах, поджидая неприятеля, который не замедлил показаться в виду крепости.

На запад от цитадели возвышается гора, покрытая лесом; подъем на эту гору имеет до трех верст; за гребнем её начинается Табасарань. Спускаясь довольно круто к востоку, она образует котловину, на дне которой находится родник, протекающий севернее цитадели глубоким оврагом, откуда, будучи проведен посредством труб далее, обеспечивает город водою. За оврагом, насупротив цитадели, к северу, дорога, следуя через каменный мост, поднимается на плоскую возвышенность и, проходя через живописно-раскинутые сады на плато Кифары, спускается близ селения Сабновы на береговую равнину, где и соединяется с большим трактом, ведущим в укрепление Темир-Хан-Шуру.

По этой-то дороге, в восемь часов утра 12-го августа, толпы пеших горцев, с множеством разноцветных значков, оглашая воздух криком известной песни «Ля-иль-Алла!» (нет Бога, кроме Бога!), быстро подходили к цитадели. Несколько конных партий неслись между садов по дороге, ближайшей к морю.

Весь гарнизон крепости собрался около батареи на северной стороне цитадели. Орудия были заряжены: одно гранатою, другое картечью. Внимание всех устремлено было на массы горцев, которые подвигались вперед, в уверенности беспрепятственно и без выстрела войти в город через водяные ворота у подошвы цитадели. Из крепостных орудий открыли огонь. Охотники наши, спрятанные в садах, прилегающих к дороге, встретив неприятеля дружным батальным огнем, начали отступать к городу. Неожиданность эта [168] только на минуту остановила наступление горцев, по слабости артиллерийского и ружейного огня. Едва первая толпа подошла к цитадели, как команда “пли» артиллеристов вновь раздалась у крепостных орудий. Удачный выстрел картечью встретил горцев, спускавшихся с кифарской плоскости, против северной части цитадели, в овраг; другой выстрел гранатою приветствовал толпы, составлявшие вторую линию атакующих.

Нельзя описать восторг гарнизона, увидевшего замешательство, произведенное в рядах неприятеля удачным действием нашей малочисленной артиллерии. Несколько горцев из передовой колонны покатились в кручу, остальные рассыпались по садам и, засев за террасы, открыли ружейный огонь по крепости. Толпы во второй линии на минуту остановились, но после другой удачной гранаты разбежались также по садам и завязали жаркую перестрелку с жителями, собравшимися на городских стенах.

Так началась блокада Дербента. Горцы, убедившись, что им нелегко будет одолеть защитников города, принялись тотчас же устраивать завалы на всех удобных местах и овладели на Кифарской высоте оборонительными передовыми башнями, которые не могли быть заняты нашим гарнизоном, по недостатку на этом пункте воды и отдаленности его от крепости. Башни эти, на расстоянии ружейного выстрела, отделялись от городских стен оврагом, переход через который был возможен только по мосту, выше водяных ворот. Между башнями, к вечеру того же дня, на протяжении двухсот шагов, устроена была неприятелем глубокая траншея с завалом из камня, для предохранения себя от выстрелов из крепости; за завалом поместилась большая партия горцев, имевших свободное и безопасное сообщение с казармами на Кифарах, где Кази Мулла, с остальными силами, основал свою временную резиденцию.

Жаркая ружейная перестрелка между осаждающими и осажденными не умолкала до позднего вечера; учащенные выстрелы из цитадели осыпали картечью завалы и сады, в которых укрывался неприятель, беспокоивший гарнизон своим метким огнем из винтовок. В эго время обнаружилась слабость крепостной обороны с северо-западной стороны, что заметил и неприятель, начавший сосредоточивать усиленный [169] огонь на этот пункт. Тогда предположено было приступить к устройству грудной обороны по стене и траверсов для защиты осажденных от боковых продольных выстрелов неприятеля.

Гарнизон занялся этою работою с наступлением вечера: из наскоро сплетенных туров и насыпанных землею кулей составлен был бруствер и усилено прикрытие пункта войсками из цитадели. Однако пункт этот все-таки остался самым слабым.

На городской северной стене всю ночь раздавались частые ружейные выстрелы; были минуты, когда вся городская стена, от подошвы цитадели до берега моря, загоралась сплошным батальным огнем, и только по временам слышались крики сторожевых: «хабардарь!» (берегись!) Иногда усиленный огонь сосредоточивался на одном каком-либо пункте вследствие замеченного приближения неприятеля, потом снова смолкал, и темная ночь будто засыпала до первого нового выстрела и оклика «хабардарь!» Так прошла мучительная ночь на 13-е августа 1831 года.

С рассветом 13-го августа, замечено было, что неприятель усилился в завалах между передними башнями; пешие партии горцев обошли садами западную часть цитадели, заняли башни на продолжении городской стены к юго-западу и отсюда стали наносить сильный вред гарнизону. Чтобы оттеснить неприятеля из занятых им пунктов, назначена была из города колонна охотников на вылазку.

С восходом солнца, смельчаки-дербентцы, предводимые милиции поручиком Ибрагим-Беком Карчахским, перескочили за стену города около водяных ворот и, под покровительством картечных выстрелов из цитадели, быстро стали подниматься из оврага на горы к завалам между оборонительными башнями. Несколько минут продолжалась усиленная пушечная пальба; вслед за нею колонна скрытно пробиравшихся охотников с дружным «ура!» вскочила на завалы и овладела ими. Испуганный неожиданностью, неприятель разбежался. Несколько значков и несколько голов горцев были трофеями этой смелой вылазки.

Кази-Мулла, узнав от разбежавшейся из завалов толпы, что дербентцы заняли передовые башни и, оттеснив горцев, сами хотят укрепиться на их позиции, немедленно двинул [170] из резерва своего сильную колонну, приказав ей сбить дербентцев и снова занять передовые башни. С приближением этой колонны, завязалась жаркая перестрелка, и дербентцы, уступая превосходству сил, принуждены были отступить к городу, потеряв ранеными трех человек.

В вылазке и в сопровождавших ее перестрелках принимали деятельное участие служивший тогда рядовым в дербентском гарнизонном батальоне Александр Бестужев и Куринского пехотного полка штабс-капитаны Жуков и Корсаков. Бестужев своею храбростью обращал на себя особенное внимание не только начальства, но и жителей Дербента.

По возвращении охотников наших, перестрелка горцев с горожанами продолжалась почти целый день, то умолкая, то усиливаясь на котором-либо пункте северной стены. Повременам конные партии появлялись между садов на северной стороне, удачно преследуемые ядрами из крепостных орудий. Засевшие в садах и в башне на западной стороне горцы ружейным огнем наносили чувствительный вред гарнизону цитадели: из рядов ого, в течение дня, выбыло раненым один унтер-офицер и убитыми двое рядовых. Чтобы вытеснить горцев из садов и из занятой ими юго-западной башни, наскоро была возведена батарея, которая весьма удачным действием картечью по завалам к вечеру достигла своей цели. На этой батарее отличился батальонный кузнец Гусев, который так метко наводил орудие, что каждый выстрел выносил из завалов двух-трех горцев.

В ночь с 13-го на 14-е августа, в цитадели были кончены укрепления грудной обороны, траверсы и новая батарея на западной стене. В городе, по-прежнему, всю ночь продолжался огонь по северной стене. Около полуночи загорелась сильная перестрелка у главных или средних городских ворот (Кырхляр-Капы). Частые залпы и вспыхнувшее зарево обнаружили, что неприятель, пользуясь темнотою ночи, подвез фашинник, с намерением поджечь ворота и потом овладеть городом. По счастью, бдительность и отвага ночного прикрытия на стене уничтожили этот замысел: горцы, потеряв двух человек убитыми и много раненых, принуждения были удалиться на Кифары.

14-го августа, утром, замечено было, что неприятель усилился [171] на кладбище Кырхляр, занял там две часовни и мечеть, поставил на их крышах несколько значков и, рассыпав застрельщиков между могильными памятниками, стал наносить урон занимавшим северную стену дербентцам. В то же время значительная часть горцев рассыпалась с той же стороны по садам, до самого берега Каспийского моря.

Чтобы вытеснить их из занятых ими позиций, предназначена была вылазка из дербентских охотников, для подкрепления которых наряжены две роты Куринского полка и одно легкое орудие. В десять часов утра, горожане-охотники, предводимые почетнейшими беками, вышли из города через средние или главные северные, а роты куринцев в нижние или дубарские ворота. Неприятель, заметив движение наших войск, направил партии свои с Кифаров в помощь горцам, расположенным на кладбище. С обеих сторон завязалась жаркая перестрелка. Колонны наши, прикрываемые выстрелами из крепостных орудий, действовавшими картечью, мужественно подошли к кладбищу и дружным натиском принудили неприятеля отступить. В то самое время, как подоспевший с Кифаров резерв, заняв часовни на кладбище, старался удержать за собою эту выгодную позицию, роты куринцев, увлекаемые примером своих командиров, Жукова и Корсакова, после жаркого часового боя, бросились к часовням и овладели кладбищем, предоставив дербентцам преследование бежавшего на Кифары неприятеля, поражаемого картечью и метким ружейным огнем куринцев. Трофеями этого памятного для Дербента дня был один значок, отбитый на кладбище. Он стоял на крыше крайней часовни. Когда колонна наша повела атаку на кладбище, рядовой Куринского полка Удалов, прокравшись между памятниками к часовне, взобрался по лестнице на крышу и уже протянул руку, чтобы завладеть значком, как увидел на противоположной стороне крыши сторожевого горца, всё внимание которого было обращено на происходившую впереди перестрелку. Услышав за собою шум, горец в одно мгновение обнажил шашку. Между Удаловым и мюридом завязалась борьба на смерть. Значок, переходя из рук в руки, наконец остался добычею храброго рядового, а горец, проколотый штыком, свалился с часовни. Отступление или, правильнее сказать, бегство неприятеля было так поспешно, [172] что он не успел подобрать тела своих убитых. С нашей стороны на этой вылазке раненых было трое рядовых куринцев и пять человек горожан; в числе последних почетный хаджи Мамед-Усейн-Бек, шедший в главе дербентских охотников.

Оттеснив неприятеля к Кифарам, колонны наши с радостными криками возвратились в город, и затем до вечера того же дня артиллерийские выстрелы из цитадели преимущественно направлены были на Кифары. Удачное действие нашей артиллерии побудило Кази-Муллу, в ночь с 14-го на 15-е число, оставив кифарскую позицию, перейти с значительною партиею горцев на южную сторону Дербента и расположиться в саду, принадлежавшем поручику милиции Гусейн-Беку, в четырех верстах от города. В ту же ночь, по распоряжению коменданта крепости, были спущены из цитадели два чугунных крепостных орудия и поставлены на предварительно устроенной, около третьих ворот южной городской стены, батарее, для обстреливания как самой стены, так и впереди лежащих садов и кладбища.

Так как неприятель обошел город с трех сторон, прервал сообщение его с окрестностями и, по полученным сведениям от захваченных им в плен двух дербентцев, успевших бежать, заготовлял лестницы и фашинник, намереваясь повести атаку с южной стороны, где городская стена была гораздо слабее северной, то немедленно сделано было распоряжение: те из жителей города, которые не имели ружей, но могли владеть ими, получили их из артиллерийского склада, откуда каждодневно все горожане принимали также и боевые патроны. К батарее южной стены подвезены были снаряды и, для прикрытия её, назначена часть пехоты из гарнизона. Кроме того, приказано было городским жителям занять южную стену, подобно северной, и сторожить за действиями и движениями неприятеля.

Перестрелка с северной стороны хотя не умолкала, однако горцы, потеряв энергию от предшествующих неудач, не решались приближаться к городу.

В тот же день, к вечеру, замечено было, что из садов южной стороны толпа пеших горцев провожает к городу конного человека. Всадник этот держал прикрепленный к палке белый платок — признак парламентера. Навстречу [173] ему выслано было несколько комендантских есаулов и горожан. Толпа конвойных горцев остановилась, а парламентер смело подъехал к встречающим. Оказалось, что этот всадник (табасаранец) был подослан от Кази-Муллы не для переговоров о сдаче города, но с возмутительными воззваниями к жителям. При обыске найдено было у него более двадцати экземпляров прокламаций, писанных на арабском языке. Часть их он успел бросить в окружавшую его толпу любопытных. Из показаний мнимого парламентера обнаружилось, что Кази-Мулла, действительно, оставил кифарскую позицию, потому что направляемые из цитадели гранаты, удачно падая в его стан, наносили ощутительный вред его скопищам; притом, переход главных сил на южную сторону давал ему следующие выгоды:

а) Он присоединял к своим партиям многих жителей Куринского ханства.

б) Находясь на кубинской дороге, лишал дербентцев сообщения с городом Кубою.

в) В садах южной стороны горцы находили обильный источник продовольствия, собирая поспевший виноград и другие плоды.

И, наконец, г) из садовых деревьев легко было изготовить необходимые для предположенного штурма лестницы и фашинник.

Табасаранец — парламентер заключил свое показание положительным уверением, что Кази-Мулла намерен штурмовать город с южной, т.е. слабейшей стороны.

С раннего утра 15-го августа, толпы горожан теснились у ворот цитадели за получением из артиллерийского склада оружия и патронов, а к вечеру вся южная сторона, подобно северной, была занята городскими жителями. С этой стороны неприятель показывался только издали; конные всадники появлялись иногда около форштата, но, встречаемые ружейным огнем с городской стены и выстрелами из орудий цитадели, поспешно удалялись и скрывались в волнистой местности.

Новые воззвания Кази-Муллы проникли в город неизвестно каким путем. Между жителями секты Шаи распространилась молва, будто бы сунниты ведут с неприятелем тайные переговоры и, из сочувствия к своим односектантам, намерены указать им ночью путь в город. Почетнейшие [174] из шаитов, явившись к коменданту, просили его принять меры к ограждению города от неминуемой опасности. Не имея ни времени, ни возможности поверить, в какой степени было справедливо взводимое шаитами на суннитов подозрение, комендант в тот же день приказал однако семействам почетных жителей секты Сунни перебраться в цитадель, где они и служили как бы аманатами за верность остальных своих одноверцев.

Неприятель, как выше сказано, обойдя город с трех сторон, отвел в тот же день, т.е. 15-го числа, воду, проведенную в город посредством труб из родников западной цитадели. Недостаток воды был для осажденных тем чувствительнее, что, кроме фонтанов, город не имел других источников; вода же, направленная в город из реки Рубаса по канаве, была горцами также отведена. Наконец и цитадель была лишена воды, потому что фонтан вне крепости, откуда получалась вода, равным образом был во власти неприятеля. Оставался один колодезь, давно заброшенный, с весьма недостаточным количеством ключевой воды. На очистку его комендант тот же час обратил внимание, и, против всех ожиданий, колодезь дал такое количество чистой воды, что жители могли наполнять ею свои кувшины. Как бы в оправдание аксиомы, что одно счастье приносит за собою другое, в стане императора Петра Великого, где расположены были роты Куринского полка, открыт был другой обильный колодезь.

«В этот самый день — рассказывает подполковник Васильев — мы сидели за обедом в зале комендантского дома, забыв закрыть северное окно, то историческое окно, в которое, по преданию, Петр Великий, во время пребывания своего в Дербенте, наблюдал за флотилиею, шедшею из Астрахани. Обед был в начале. Веселый разговор о происшествиях утра и бывших пред тем вылазках был прерван залпом выстрелов из передовых башен, и в то же мгновение три ружейные пули, разбив стоявшие на столе три бутылки с красным вином, ударились в противоположную стену залы. Предоставляю судить, какое впечатление произвело это неожиданное происшествие на всё наше общество, в особенности на дам, которые, видя красное вино, текущее по белым скатертям и чистому полу, приняли [175] его за потоки крови убитых собеседников. С криком отчаяния бросились наши дамы бежать в смежные комнаты; одна из них упала в обморок, и для всех потребовалось медицинское пособие. После подобной катастрофы, никто уже не решался обедать в комендантской зале».

Того же 15-го числа, комендант крепости, по причине занятия неприятелем всех сухопутных сообщений, не имея возможности известить начальствующего в Прикаспийском крае войсками, генерал-майора Коханова, о блокаде Кази-Муллою Дербента и о намерении его штурмовать город, убедил проживавшего в Дербенте рыбопромышленика Дроздова доставить морем донесение в крепость Бурную (впоследствии упраздненную), где в то время генерал Коханов находился с отрядом для удержания в спокойствии владений шамхала Тарковского.

Гражданин Дроздов охотно взялся за это поручение и в тот же день предпринял опасное, по времени года, морское путешествие на своей ненадежной рыболовной лодке. Другое донесение, с журналом военных действий, было отправлено, также морем, в город Баку, а оттуда в город Тифлис, к командиру отдельного кавказского корпуса. Неизвестно, был ли награжден Дроздов, по заслугам, за свое самопожертвование и отважный подвиг.

Весь день 15-го и в ночь на 16-е число, горожане и войска перестреливались с горцами, налегавшими на северную городскую стену, ниже дубарских ворот.

16-го числа, утром, с целью открыть, как далеко расположился неприятельский стан от города по южную сторону, предназначена была рекогносцировка из двух рот Куринского пехотного полка, одного легкого орудия и охотников из жителей. Колонна эта, под начальством майора Черникова-Онучина, выйдя в кубинские ворота, прошла за форштатом на кладбище и, после незначительной перестрелки с горцами, высыпавшими на встречу ей из садов, возвратилась без всякой потери в город. Результатом рекогносцировки было полное убеждение, что сады сильно заняты неприятелем и что выбить его оттуда, при незначительности войск гарнизона, не представлялось решительно никакой возможности.

17-е и утро 18-го числа употреблены были на усиление слабых стен города и на более прочное устройство батареи [176] под третьими воротами, где из брусьев, положенных над ними в параллель крепостной стены, образовалась достаточно просторная платформа.

18-го числа, после полудня, от выбежавшего из садов южной стороны дербентца, захваченного в плен горцами в виноградниках, получено было сведение, что 20-го августа Кази-Мулла намерен штурмовать город. Вследствие этого, в ночь на 19-е число, были приняты усиленные меры военной осторожности на стенах, и город с трепетом ожидал решительной минуты нападения.

Как для ободрения жителей, так и для наблюдения за подозрительными людьми, из религиозного фанатизма сочувствовавшими успеху Кази-Муллы, расположена была между ними по стенам часть нижних чинов гарнизона. Горожане, видя среди себя русских солдат, с большим усердием работали по вооружению стен и готовились отстаивать родной город.

Ночь на 19-е число гарнизон и все вооруженные жители провели на стенах Дербента. Около десяти часов ночи небо покрылось тучами, и вскоре полил проливной дождь. Перестрелка на стенах постепенно становилась реже и реже и наконец прекратилась. Темные тучи, охватившие весь горизонт, предвещали сильную грозу, которая действительно и разразилась. Ночь для осажденных показалась бесконечною, мучительною. С рассветом 19-го числа, небо прояснилось; но, к общему удивлению, из неприятельских завалов не раздавался ни один выстрел; окрестные сады как будто опустели. Смельчаки-дербентцы, один за другим, начали влезать на возвышенные места городских стен, как бы вызывая горцев на бой; но в неприятельском стане царствовало прежнее безмолвие.

Посланные в разные стороны охотники нашли передовые башни и все позиции, занятые накануне огромными скопищами, опустевшими. Кази-Мулла, пользуясь темнотою ночи и ненастьем, отступил так поспешно, что оставил даже порядочный запас провианта.

Радостная весть об отступлении неприятеля разнеслась по городу, и дербентцы, предводимые своими беками, бросились в сады на южную сторону; но и сады уже были очищены.

Захваченные три аварца, оставшиеся поднять вьюки с награбленным виноградом, на допросе показали, что Кази-Мулла, [177] получив сведение из Кара-Кайтаха о движении на помощь Дербенту генерала Коханова, с двумя батальонами пехоты, сотнею казаков и взводом артиллерии, поспешил снять блокаду и потянулся со своими скопищами во внутрь Табасарани. Почти вслед затем прибыл нарочный от генерала Коханова с известием, что отряд ночевал в 30 верстах и к вечеру прибудет в город.

Дербентские жители, ободренные спешившею к ним помощью, просили коменданта дозволить им преследовать скопища Кази-Муллы; но подполковник Васильев не решился дать им просимого дозволения, потому что, для поддержания кавалерии из дербентцев, нельзя было отделить из гарнизона никакой части войск, крайне изнуренных предшествовавшими делами.

Пополудни того же дня прибыл генерал-майор Коханов. Расспросив подробно обо всех обстоятельствах блокады, он поблагодарил коменданта за благоразумные распоряжения, а войска и жителей за стойкость и усердие при защите города. Дербентцы опять просили дозволения идти по следам Кази-Муллы; но генерал Коханов, зная хорошо табасаранскую местность, отказал им, как по причине утомления войск гарнизона и его собственного отряда, так и потому, что в лесистой Табасарани нанести поражение Кази-Мулле, с малым отрядом, какой мог быть отделен из Дербента, было невозможно.

Из рассказов генерал-майора Коханова оказалось, что хотя он имел достоверные сведения о движении неприятельских скопищ в Кара-Кайтах, но, будучи задерживаем беспорядками в шамхальстве Тарковском, не мог выступить для преследования Кази-Муллы. Когда же рыбопромышлешик Дроздов доставил ему донесение коменданта о тесной блокаде Дербента и угрожающей опасности, он в тот же день, с частью отряда, форсированию двинулся на помощь городу, куда, как показали последствия, и подоспел вовремя.

По осмотре дербентских садов с южной стороны, найдено было в саду поручика милиции Гусейн-Бека, где помещался сам Кази-Мулла, более 200 туров и 50 лестниц, приготовленных для штурма.

Город, избавившись от опасности, повеселел; но грозно-воинственный вид его оставался еще долго. Горожане сложили [178] много песен о Кази-Мулле, называя его в этих песнях «Тази-Мулла» (Мулла борзая собака); женщины-мусульманки, на своих обычных сходках в банях и на кладбищах, восхваляли молодежь, отличавшуюся удальством на вылазках.

___________________________________

Не имея возможности поверить сообщенных мне подполковником Васильевым о блокаде Дербента данных, я считаю труд свой далеко не лишенным ошибок и пробелов. Вызывая сведущих людей к пополнению пробелов и исправлению ошибок настоящего очерка, полагаю, что желающий обстоятельно обработать канву, послужившую основанием моего очерка, вероятно, найдет, для своего труда, много важных и любопытных фактов в делах главного штаба войск кавказской армии.

ПАВЕЛ ПРЖЕЦЛАВСКИЙ.

Г. Калуга.

Комментарии

1. Развалины этой башни видны и теперь по южную сторону, в десяти саженях от берега.

2. Стена эта проходила поперек города, выше православной церкви, в части города, называемой Дубари. На месте, где ныне православный храм, был караван-сарай, следы которого открыты при выемке фундамента под церковь.

3. Следы этого резервуара, представляющего значительной величины погреб, со сводами из тесаного камня, существует поныне, в верхней части города, вблизи мечети, называемой ханскою.

4. Владение шамхала тарковского, Дагест. обл., в северном Дагестане.

5. Владение князя шамхала Тарковского.

6. Терекомейского участка, Кайтахо-Табасаранского округа.

7. Река Дарвах, вытекая из табасаранских гор и соединяясь с канавою, проведенною из Маджалис-Чая, протекает мимо селения Хан-Мамед-Кала, в 18 верстах севернее Дербента. Она впадает в море и при устье своем имеет превосходные пастбища и покосные места.

8. Башни эти существовали до 1831 года, но после блокады Дербента Кази-Муллою разрушены до основания. Они находились на Кифарской высоте, против цитадели и командовали всем городом.

9. В арабской рукописи Омар-Бекра-верды, под заглавием: «Джаридатуль-аджаиб, ве фаридатуль-гараиб (Сумка чудесного), говорится следующее. «Ибн Абасс передает нам, будто бы пророк Магомед сказал: «Народ, из числа моих последователей, покорит своей власти город Бабуль-аб-ваб (Дербент). Город этот обнесен высокими каменными стенами, план которых начертил архангел Гавриил, основание положил Александр Македонский, а построили персы. Длина стены 47.000, а ширина между стенами 1570 1/4 локтей».

По показаниям других летописцев, стены построены персидским шахом Ануширваном, северная стена в течение девяти месяцев, а южная в четыре года. Кладку стен производили люди разных наций; каждый рабочий получал в сутки девять абазов (1 руб. 80 к. сереб.). Дербент построен во втором столетии по Р. X., спустя 120 лет. По предсказанию Магомета, он будет разрушен прежде конца мира. — Авт.

10. Абдуразах-Кадий, в числе прочих табассаранских беков, уличенных в измене, после снятия блокады Дербента, был сослан во внутрь России, где прожил около 20 лет.

11. Лаврелов состоит ныне в чине штабс-ротмистра и проживает в шамхальстве. Мусульмане называют его обыкновенно Гебек.

Текст воспроизведен по изданию: Воспоминания о блокаде города Дербента в 1831 г. // Военный сборник, № 2. 1864