Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ЕРМОЛОВ, ДИБИЧ И ПАСКЕВИЧ,

1826-1827.

XXII.

Дибич — императору Николаю.

Всемилостивейший Государь! В последнем донесении моем имел я счастие предупредить ваше императорское величество о намерении моем представить предположения мои о военных действиях после взятия Тавриза, вместе с мнением на оные генерала Ермолова; а в отправленном по последней экстра-почте письме графу Толстому просил я его доложить вашему величеству, что по получении упомянутого мнения генерала Ермолова, находя в оном различие с прежде начертанным планом, я почел за необходимость иметь с ним личное по сему предмету объяснение. При сем имею счастие представить, под литерою А, предположения мои, а под литерою В, отношение генерала Ермолова с возражениями на оные и его мыслями о ходе, который должны иметь наступающие кампании. Из сего отношения ваше величество усмотреть изволите: 1) Что занятие Тавриза, буде возможно еще до знойного времени, предложенное самим генералом Ермоловым в плане, представленном им вашему императорскому величеству, представляется ныне совсем в другом виде, и возможность оного почти только в единственном случае возмущения в Адербейджане.

2) Что дальнейшие действия после овладения Тавризом рассчитаны так, что едва ли можно надеяться наверное кончить войну прежде 1829 года. Сие последнее послужило мне только к вящшему удостоверению в том мнении об осторожности и недостаточной предприимчивости генерала Ермолова, о котором я неоднократно имел счастие доносить вашему величеству; но перемена мыслей его насчет предстоящих первых действий против Тавриза требовала [244] решительного вопроса: не оставил ли он намерения своего (несколько раз мне повторяемого, даже после отправления моего донесения вашему величеству) решительно наступать к Тавризу еще в продолжение июня месяца, если какие-либо особенные и важные препятствия тому не помешают?

Генерал Ермолов в ответ уверял меня, что он ни в чем не переменил решения своего, но считал долгом поставить на вид все затруднения, кои могут встретиться; признался, что изложил бы сие с большею ясностью, если бы не был уверен, что я не буду сомневаться в том, что он не в состоянии отменить то, о чем он уже представил вашему величеству. Касательно предположений его о кампании, он объяснил, что изложил свое мнение только на тот случай, если бы наступление к Тегерану казалось необходимым, ибо в моей записке было о сем упомянуто, и он, по собственному знанию тамошних мест, почитая овладение Султаниею в зимнее время невозможным, расположил план операций сходно с сим убеждением. Я на сие отвечал, что требовал мнения о действиях решительных и сходных с тою необходимостию в скорейшем окончании войны, о которой объявлял я ему высочайшую волю, и ожидал плана решительного, хотя бы и совершенно несходного с моим, но ведущего к той же цели, к скорейшему окончанию войны, буде возможно еще будущею зимою, а отнюдь не позже весны 1828 года. Он повторял, что не так понял сделанное предложение, и хотел сегодня еще представить мне другую записку.

Я с сердечною откровенностию признаюсь вашему императорскому величеству, что все сие не дает мне более прежнего уверенности в решительности действий генерала Ермолова, и понудило меня в повторению вопроса: «не чувствует ли он в себе менее против прежнего решимости и деятельности?» Он повторял, что надеется еще быть в состоянии исполнить волю вашего величества лучше многих других, хотя признается, что любит быть осторожным, дабы не подвергаться ответственности; что покоряется во всем воле вашего величества, не желает никакого места и будет жить спокойным и верным гражданином, если вашему величеству угодно будет отозвать его от начальства, но надеется также, по известности ему здешней страны, действовать с пользою; а с вящшею деятельностию и решимостию, когда бы мог быть уверен, что частные ошибки не будут представляемы вашему величеству отдельно, и тем, прежде заключения о действиях вообще, не навлекут на него гнев вашего величества. Я уверял его, что при [245] исполнении ваших приказаний ошибки от решимости и деятельности происходящий, конечно, никогда не прогневят ваше величество.

Я ожидаю теперь обещанную записку, которую с кратким мнением моим буду иметь счастие представить с сим же фельдъегерем. Но каково бы ни было содержание оной, она не переменит мнения моего, что от генерала Ермолова нельзя ожидать блистательных действий; но с тем вместе я уверен, что с числом войск, ему данных и с имеющимися способами, он еще до знойного времени займет пространство до Аракса, и полагаю, что даже решится овладеть Тавризом. Вероятно, что сие доведет до желаемого мира. Во всяком случае, и при перемене главнокомандующего нельзя ожидать от весенней кампании значительных выгод, и потому я не нахожу себя в праве употребить данное мне полномочие, не будучи уверен, как я и прежде доносил, чтобы переменою здешнего главного начальства посредственное было бы заменяемо лучшим. Однако я прошу позволения вашего императорского величества, после приказанного мне осмотра войск, которое не могу сделать прежде как по сборе оных, т.-е. после 15-го апреля, остаться здесь еще недели две, дабы удостовериться во всех распоряжениях генерала Ермолова при самом начатии кампании, и о верном и надежном направлении всех заготовлений, Каспийским морем доставляемых, к деятельной осенней кампании. Действия генерала Ермолова в продолжение весенней кампания могут единственно удостоверить более, полезно ли будет или нет оставление его в здешнем крае в случае незаключения мира.

Если вашему величеству таким образом угодно будет оставить здесь генерала Ермолова, то конечно необходимо надобно отозвать генерала Паскевича, как он сие и сам желает; причем услуги сего генерала, оказанные в елисаветпольском сражении, и усердие, которое он употребил ко внутреннему устройству здешних войск, без сомнения обратят на него всемилостивейшее вашего величества благоуважение.

Если же ваше величество, потеряв доверенность к генералу Ермолову, изволите решить удаление его еще до весенней кампании, то при назначении другого главнокомандующего необходимо нужно, во всяком случае, определить особого, ему подчиненного, начальника по гражданской части. В случае назначения генерал-фельдмаршала графа Витгенштейна, или другого генерала, мне кажется неизбежным, чтобы я остался здесь до вступления нового начальника в полное распоряжение всех дел. Буде же вашему величеству угодно будет оставить здесь генерала Паскевича [246] командующам, то полагаю возможным мне отъехать после осмотра войск. С верноподданническою верностию и проч. Иван Дибич.

Марта 10 дня, 1827 года.
Тифлис.

А. 1) Все собранные мною сведения насчет здешнего края и того, который долженствует быть театром войны, не подают надежды, чтобы в оных можно было найти подножный корм ранее половины апреля; почему и не полагаю возможным открыть кампанию прежде, как в конце того месяца. Дабы обеспечить безостановочное следование провиантских и прочих транспортов, и тем предупредить остановку в начатии действий, будут взяты здесь по возможности все меры для благонадежного устройства фуражного продовольствия на пути до сборных пунктов войск.

2) Несмотря на сие медлительное приспевание подножного корма, принуждающее к позднему открытию весенней кампании, я совершенно уверен, что можно будет достигнуть цель оной, т.-е. занять все пространство до Аракса. Взятие же Тавриза (в том предположении, что можно будет перейти чрез Аракс в конце мая месяца), будет зависеть наиболее от способов продовольствия и от действий неприятельской кавалерии, которая появлениями в тылу армии может останавливать следование припасов к оной подвозимых, и тем самым замедлить и движение войск.

3) Насчет жаров в Персии имел я разговор с здешним епископом армянским, жившим долгое время в Эриване и Тавризе; по словам его, зной в тех странах бывает хотя сильный, но стерпимый и не таков, чтобы можно было опасаться причинения вредных заразительных болезней. Основываясь на сем, я мыслю, что переход через Аракс в конце мая и быстрое потом движение на Тавриз возможны, ежели удастся иметь достаточные способы к переправе и подвезти достаточный подвижной магазин. Наступление к Тавризу и овладение сим городом, по мнению моему, не представят важных затруднений.

4) После овладения Тавризом, я полагаю, что надобно будет прекратить дальнейшее действие до осени, и тогда же предложить персиянам мир, на предначертанном основании, и даже перемирие до 15-го сентября. Сим временем можно-б было воспользоваться для устройства больших магазинов в Нахичеване, Агаре, Маранде и Тавризе; расположить войска на летние квартиры для отдохновения и оправления во всех отношениях; а в случае, что не принято будет перемирие, легкие отряды, вторгаясь между тем в ханства Хои и Ардебиль, покорили бы сии области и утвердили бы [247] совершенно нам тыл и фланги. Исполнением сего предположения приготовился бы и основался совершенный успех последующих действий, если бы персияне и не захотели согласиться на мир, чего однако ожидать нельзя.

5) Если, напротив того, после занятия до Аракса, недостаток в способах для переправы и в продовольствии, или чрезвычайный жар принудят остановиться на некоторое время, тогда надобно будет воспользоваться оным временем, чтобы устроить все способы в переправе и большие двухмесячные магазины в Нахичеване и Ахуглане, долженствующие обеспечить движение на Тавриз. Тем временем бригада, расположенная в Дагестане, смененная войсками из Кавказской области, примкнет к отряду левого фланга; к главным же силам в то же время присоединится, по всей вероятности, большая часть отряда, производившего осаду Эривани; ибо можно предполагать, что крепость сия не устоит после двухнедельного открытия траншей, а по взятии ее нужно будет только оставить в ней небольшой гарнизон.

6) Если же нужно будет отложить движение к Тавризу до осени, то полагаю неприличным вступать в какие-либо переговоры, о перемирии, разве персияне очистят Эривань и Сардарабад (коих гарнизонам можно дать свободный проход), равномерно ханства: Талышинское, Агарское и Ардебильское.

7) Движение нужно начать к 15-му сентябрю, в двух колоннах, имея для всех войск двухмесячную пропорцию провианта в Ахуглане и Нахичеване. Главные силы идут из Нахичевани, прибывшие из Дагестана — из Ахуглана, чрез Агар, на Тавриз, где будут в последних днях того же месяца. Как отряд левого фланга слабейший, то марши должны быть рассчитаны так, чтобы он прибыл к Тавризу в один день с главными силами, но делая последние два марша форсированные.

8) По овладении Тавризом предложить мир на высочайше утвержденных условиях, и заключить даже перемирие на один месяц, но с тем, чтобы очищены были ханства: Хои, Ардебиль и Талыш; в случае же, если персияне на сие не согласятся, овладеть оными легкими отрядами, и во всяком случае приготовить в Тавризе подвижной магазин на месяц продовольствия и таковое же количество в Агаре и Маранде с способами доставки.

9) Весьма вероятно, что в продолжение сего времени, т.-е. при занятии Тавриза, летом к 15-му сентября, а осенью к 1-му ноября, или примут предложение о мире, или откроется всеобщий бунт в Персии. В сем последнем случае, по мнению моему, правила [248] законности наш не позволяют участвовать в оном; но принимая присягу на зависимость от ханов занятых нами провинций, как-то: Хои, Агара, Ардебиля, нужно занять посылкою небольших отрядов весь Адербейджан, Урмию, Гилян, и буде возможно Мазандеран, стараясь также склонить ханов на покорение себя Россия, с тем чтобы ханы сии, за признание их независимости и покровительство, подвергались заплатить дань, которая бы могла с излишеством заменить все издержки и убытки войны, и в неслишком продолжительном времени.

10) Если бы, напротив того, против всякого вероподобия, все провинции остались спокойны и верны шаху, тогда нужно решиться на предприятие дальнейшего похода.

11) Устроя оборону Грузии и Армении из резервных батальонов, из ополчений грузинского и армянского и из казаков, оставив в Тавризе, Марате и Агаре 20-ю дивизию с одною бригадою улан в резерве, которые бы заняли также озеро Урмию и переправу на Кизиль-Озане, действующие батальоны 21-й дивизии, гренадерская бригада, 1-я бригада уланской дивизия, нижегородский драгунский полк, сводный гвардейский полк и 6-ть казачьих полков, — что всего составит:

в 18-ти батальонах,

в 18-ти эскадронах,

в 6-ти полках казаков,

в 12-ти конных ротах,

в 24-х легких ротах,

в 12-ти батарейных ротах

примерно около 15 т. человек рядовых, кроне казаков, — идут пряно на Тегеран, куда, при быстром наступлении м вероятно по большом сопротивлении, могут прибыть в один месяц, а много в два.

12) С тем вместе собрать в Дербент, или в Баку, 4-ре батальона 22-й пехотной дивизии с 8-ю орудиями и одних казачьим полком. Там же заготовить транспортные суда с двухмесячным провиантом на 20 т. человек и с артиллерийскими запасами на комплект всех орудий главного отряда. Сии войска сделают десант около Хоремабада, три недели спустя после выступления войск из Тавриза, и устроив там небольшую крепостцу, в которой оставят один батальон и 4-е орудия, с остальными наступают с осторожностью к Тегерану, когда получат известие, что наши силы приближаются в оному.

13) Овладение Султаниею и Тегераном (где хранятся все [249] сокровища шаха) и верное сообщение с Каспийским морем обещают вам мир на самих выгодных условиях. В случае непредвидимом, когда бы столь решительные успехи не довели персиян до заключения мира или до всеобщего бунта против шаха, при котором оставалось бы признать независимость покоряющихся нам, с должным вознаграждением, потребуется усиление войск рекрутским набором, которым в весне 1828 года вся Персия непременно покорена была бы российскому оружию, чего однако же, по мнению моему, ни ожидать, ни желать не должно. Генерал-адъютант Дибич.

XXІII.

Ермолов — Дибичу.

(секретно).

Командира кавказского отдельного корпуса в Тифлисе, 9-го марта 1827 года, № 12. Начальнику главного штаба его императорского величества господину генерал-адъютанту и кавалеру барону Дибичу.

Вашему высокопревосходительству угодно было предложить мне, чтобы я объяснил мнение мое насчет действий войск наших за Араксом, и если бы взятием Тавриза не был положен конец войне — о дальнейших за тень предприятиях.

Из собранных сведений ваше высокопревосходительство удостовериться неволили, что позднее появление подножного корна, особенно в возвышенных местах, смежных с Персиею, не допустит перейти границу главными силами прежде, как в конце апреля месяца.

Не взирая на сие, еще до наступления жаров удобно весьма занять Нахичевань. Там присоединившаяся часть войск из Кара-бага (если неприятель со стороны сей не употребит больших усилий), поставит передовые войска наши от главного отряда в твердое положение до того времени, как прочие силы присоединиться могут. Нет сомнения, что Сардарь Эриванской, которому конечно даны будут подкрепления, снабдив гарнизонами крепости Эривань и Сардарабад, будет еще иметь достаточные силы, чтобы беспокоить отряд наш, под Эриваном расположенный; паче же многочисленными толпами своей конницы, быть весьма опасным для транспортов, в большом количестве провождаемых, отчего необходимо движение их подвергается медленности, и войска едва ли будут иметь все нужные запасы, дабы тотчас, или лучше сказать, почти неостанавливаясь могли предпринять наступление за Аракс к Тавризу. Для удержания Сардаря надобно будет немедленно оставить [250] часть войск, кроме тех, кои будут или наблюдать Эривань, или осаждать оный. Не трудно будет прогонять Сардара за Аракс, но столь же легко будет он опять возвращаться. Твердое положение за Араксом даст ему убежище от небольших сил, его преследующих; из Хои и других мест Адербейджана, будет он иметь беспрепятственное продовольствие. Большей части его конницы нельзя будет помешать действовать у нас в тылу.

Приобретение Эриванской области разрешило бы все затруднения и войск, оставленных при оной, достаточно было бы владеть провинциею и обеспечить сообщение. Но, по трудностям и неудобствам в доставлении необходимых для осады припасов, свозимых из отдаленных мест, осада не может быть начата в скором времени.

Итак, предлежит вопрос: идти ли за Аракс до занятия осады и непременно в знойное время, ибо до того, конечно, не успеют прибыть в войскам достаточные запасы продовольствия, которого не будет за Араксом до нового урожая; или идти в половине сентября, когда все нужные запасы будут приуготовлены и превратившийся зной даст возможность действовать быстро и решительно. Эривань в то время, может быть, достанется во власть нашу или по крайней мере осада не допустит продлить сопротивление оного.

В сем последнем предположении соблюдена будет вся строгая осторожность, и потому успех менее подвержен будет сомнению. Продолжение же движения, не останавливаясь в Эриванской области, может быть приличным в том только случае, если бы в Адербейджане обнаружились: неповиновение Аббас-Мирзе, возмущение в некоторых провинциях и готовность способствовать нам средствами продовольствия.

Вероятно, что в Эриванской области не решится неприятель дать сражения всеми силами, ибо в случае потери оного, в тылу, Аракс может быть причиною больших бедствий, и тогда Адербейджан, где много недовольных, не будет спокойным свидетелем происшествий и неминуемо последует возмущение во многих местах.

Итак, правдоподобнее, что неприятель всеми силами противостанет между Тавризом и Араксом, где надобно будет аттаковать его.

Овладение Тавризом необходимо, и сколько можно скоро, и хотя можно думать, что неприятель предложит о мире, может однако же быть, что он того и не сделает. Тогда надобно будет ожидать [251] мира или от внутренних возмущений, или внести войну далее во внутренность Персии.

В таком случае, по мнению моему, дабы произвести внутренние беспокойства, надлежит остановиться в Адербейджане. Уничтожив в Тавризе все европейские заведения я укрепления, оставить город, который, в общем мнения, потеряет всю свою важность, а войска расположить в Маранде, Хое и окрестностях. Марага, отстоя от Тавриза на сто верст в сторону, в занятию неудобна. В семь расположении надлежит провести зиму и сделать все приуготовления к новой кампании.

Камланию, думаю я, надлежит начать следующим образом:

Оставить совершенно Адербейджан, ограничиться занятием Эриванской области по Аракс, силами впрочем достаточными, учредив несколько укрепленных постов, дабы между оными могли с удобностию двигаться войска, ибо неприятель, без сомнения, будет делать вторжения, дабы наносить разорение жителям. В укрепленных местах при войсках наших употребить армян, которых всех вообще вооружить. Укрепления утвердят жителей в понятии прочного занятия нами Эриванской области, особенно если уже крепость будет во власти вашей. По устроении сего, перенести действия на нижний Аракс, в Карабагскую провинцию. Операционная линия наша должна иметь направление чрез Мегекинский округ, город Ардебиль, небольшую облает Халхал, Зенган и далее. Сим путем обойдены будут безводные места, между Зенганом и рекою Кизиль-Озень, никакого подножного корма непроизводящие и потому мало весьма населенные. От Аракса до Ардебиля устроить укрепленные посты, и между сим городом и местечком Лар иметь легкий отряд войск для прикрытия операционной линии.

Талышинское ханство тотчас придет в покорность, в близком расстоянии лежащая Гилянская область выйдет из послушания персиянам, и сим воспользовавшись, надобно будет овладеть Зинзилийским портом, лучшим на Каспийском море, где при самом входе в оный устроить крепостцу, которая в руки наши отдаст все выгоды торговли с изобилующею богатствами Гилянью. Учреждение сие впоследствии понудит шаха на большие пожертвования.

Для сей экспедиции достаточно двух тысяч человек и тридцати орудий крепостной артиллерии, для немедленного заложения крепостцы. Войска могут быт отправлены из Баку; построение транспортных судов должно быть сделано, равно как в прочие приуготовления заблаговременно. [252]

При всех выгодах действий со стороны Мазандерана я почитаю их подверженными большим неудобствам и чрезвычайным издержкам, ибо предпринять оные не иначе можно, как с силами значительными, для перевоза коих на берег, равно лошадей для артиллерии и необходимой части конницы, для всех нужных припасов надобно большое количество транспортов, которых приуготовить в скорости нет возможности. Если же перевозить войска по частям, то сие продолжится долгое весьма время, не можно допустить верного в оном разсчета, выгода внезапности потеряна будет, и Тегеран достанется также опустошенным, как и при действиях с сухого пути.

При движении на Ардебиль и Халхал надобно распределить действия следующим образом: выступить из Карабага раннею весною; в сие время шахсеванцы и другие кочующие народы не имеют другого убежища, кроме Муганской степи, и потому придут тотчас в покорность.

Знойное время лета надобно остановиться в Султаниэ и окрестностях, где воздух чрезвычайно здоровый, пастбища изобильные. По окончании зноя надобно, сколько возможно, быстро занять Тегеран. Но там нельзя выжидать предложения о мире, ибо возвратный путь будет неудобен по той причине, что возвышенные места около Султаниэ на большое пространство покрываются глубоким светом и бывают жестокие кители. Итак, если не будет предложен мир, надобно разорить Тегеран и до зимы возвратиться в Зенган, где войска могут иметь отдых.

Снабжение провиантом и другими потребностями войск не иначе устроено может быть, как из Баку. Осенью и в продолжение зимы должно оно свозимо быть чрез Муганскую степь, в округ Ужарлы, принадлежащий Талышинскому ханству, где надлежит сделать укрепление и, кроме гарнизона, в оном расположить часть войск для конвоирования подвозов. Дорога от реки Буры до округа Ужарлы, и далее от оного до Ардебиля, с небольшими исправлениями, весьма удобна. От Зенгана до Ардебиля в протекшем году шах прошел с войском и пушками. К берегам Талышинского ханства подвозить продовольствие невозможно, ибо чрез горы, отделяющие ханство от Ардебиля, есть две известные дороги чрез Зувант и Намин, но обе неудобны для повозок. Почти нельзя сомневаться, что Гилянская область доставит значительное количество провианте, паче же когда в оной обнаружатся беспокойства, что непременно должно случиться.

Решительно заключить возможно, что шах персидский [253] недопустить войск ваших до Тегерана, дабы не произвести всеобщего возмущения против себя и всего племени каджаров, и поспешит предложить выгодный мир. Конечно не затруднится шах уступить Эриванскую область, но разве одна, собственно лицу его грозящая опасность понудит его уплатить издержки войны и нанесенные нам в доходах потери.

С нашей стороны не должно быть делаемо никаких предложений о мире или перемирии, ибо окружающие шаха обольстят его мыслию, что должны быть обстоятельства нас к тому понуждающие, и таковым образом может сие истолковано быть легковерному народу, который легко обманывать возможно.

Молчание наше заставит шаха сделать предложение, но предварительно надобно звать на сей предмет точную волю его императорского величества.

Изложив мнение мое на некоторых сведениях о земле и народах основанное, должен я заключить тем, что действия от границ наших весьма отдаленные, в стране, представляющей чрезвычайно мало средств, должны быть обеспечены собственными способами, и что сложность таковой операции требует, паче при некомплекте корпуса, усиления оного одною пехотною дивизиею и несколькими полками казаков. Генерал-от-инфантерии Ермолов.

XXIV.

Дибич — Ермолову.

Милостивый государь, Алексей Петрович. Я читал с большим вниманием предположения вашего высокопревосходительства на счет будущей кампании; они требуют непременно личного и решительного объяснения с вами, ибо я опасаюсь, что не довольно ясно вам объяснил волю государя, вести сию войну быстро и решительно, или не совершенно понял объяснения ваши о готовности и возможности исполнения. Время короткое, и решимость и скорость могут единственно основать успех. Я прошу ваше высокопревосходительство покорно, принять меня в 12-ть часов для объяснения о столь важном предмете. С истинным почтением, и проч. Дибич.

XXV.

Дибич — императору Николаю.

Имею счастие представить при сем на высочайшее усмотрение вашего императорского величества особые две записки о состоянии [254] войск, в каковом я нашел их здесь в Тифлисе, равно как гошпиталя и других заведений. Генерал-адъютант Дибич.

Марта 10 дня, 1827 года.
Тифлис.

До сего времени я не успел еще, по занятиям другими предметами, донести вашему императорскому величеству о состоянии войск и прочих заведений, кои видел я в Тифлисе, Здесь нашел я такое распоряжение, что развод делается через день, и я всякой день на оном бываю. Таким образом видел я до сего времени, кроме сводного гвардейского полка (о коем доклад мой представляю вашему величеству особо), следующие войска: баталион херсонского гренадерского полка, баталион 7-го карабинерного, две роты 41-го, две роты 44-го егерских, и находящуюся здесь роту 8-го пионерного баталиона.

Вообще нашел я в сих полках вид людей хорош, в особенности 7-го карабинерного и 44-го егерского полков. В последнем люди очень молоды; в херсонском полку люди довольно старые и менее здоровы; но унтер-офицеры сего полка имеют преимущество пред прочими. Гг. штаб- и обер-офицеры вообще своим приличным наружным видом и тем, что у развода заметить можно, превзошли мое ожидание; знание же по фронтовой части не мог до сего времени заметить, ибо еще не делал никакого ученья. Разводы делаются, со времени прибытия генерала Паскевича, предписанным порядком: проходят скорым шагом и рядами. Одиночной выправки в нижних чинах весьма мало; лучше в пионерах, потом в 7-м карабинерном, херсонском гренадерском, 41-м и 44-м егерских полках. Одежда новая, чистая, но сшита без всякого щегольства; аммуниция прочная, но дурно пригната, равно как и кивера; егерские же полки не имели с собою киверов, ибо по причине зноя в летнее время и опасения простуды, при сильных ветрах и беспрестанной перемене в климате зимою, также и по невозможности возить кивера на подводах, существует здесь с давних времен положение, чтобы при дальних переходах оставлять вивера в штаб-квартирах. О сем, равномерно как о необходимых по здешнему климату соображениях в одежде летнего и зимнего времени, я неумедлю представить вашему императорскому величеству по изготовлении образцов лейб-гвардии в сводном полку, ибо удостоверясь в необходимости иметь в здешних войсках другие правила на сей счет, полагаю, что таковые должны быть определены законом, а не произволом здешнего начальства. [255]

Осмотрев здешний гошпиталь, нашел а строение обширное, хота еще не совершенно оконченное; во внутреннем же порядке требуются большие исправление как по медицинской, так и по комиссариатской части, в чем принимаются нужные меры. Большое число больных, доходящее до 850 человек, когда гошпиталь положен только на 600, служит некоторым, но недостаточным извинением тому, что вообще не наблюдается тот порядок, каковой мы привыкли видеть в российских гошпиталях, особенно же в чистоте белья и вещей и в содержании палат.

В городовой тюрьме, где содержатся и военные арестанты, нашел я также недостаточную чистоту; но должен хвалить здоровый воздух и свободное размещение арестантов.

Здешний город представляет странную смесь весьма красивых европейских строений и оснований великолепных зданий, с самыми развалинами беднейших хижин; некоторые площади правильны и улицы широки, но окружаются такими тесными переулками, где почти проехать нельзя и где нечистота превышает даже местечки Белоруссии. Все новые хорошие здания построены во время управления генерала Ермолова военнорабочими. Сии работы и построение полковых штабов можно полагать из главнейших причин совершенного упущения фронтовой части; они имели, как я уже прежде доносил вашему императорскому величеству, также влияние на беспорядки в одежде и аммуниции действующих войск прошедшей кампании, ибо команды наряжались без должного порядка, сообразно составу войск, и посылались в старой аммуниции и в ветхих мундирах, которые, равно как и белье, на работах во время жаров износили и, не возвращаясь в свои штаб-квартиры, выступили прямо в поход в самом жалком положении. Если, по благополучном окончании войны, будут продолжаться подобные работы, как сие кажется необходимо, то нужно бы завести тот самый порядок , который существует в полках инженерного ведомства. Генерал-адъютант Дибич.

Марта 8 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXVI.

Ермолов — Дибичу.

Командира кавказского отдельного корпуса в Тифлисе, 10-го марта 1827 года, № 13. Начальнику главного штаба его императорского величества, господину генерал-адъютанту и кавалеру барону Дибичу. [256]

Объяснившись с вашим высокопревосходительством о сообщенных мною предположениях насчет действий против персиян, я, согласно с прежним по сему предмету рассуждением, отнюдь не отвергаю возможности идти на Тавриз прежде знойного времени, во почитал полезным, заняв немедленно Нахичевань, остановиться в Эриванской области, дабы медленно движущиеся позади транспорты могли достаточно подвезти провианта и для подвижного магазина, за войсками следующего, и для составления запаса, ибо случиться может, что неприятель, избегая сражения, заставит делать движения, дабы его в тому принудить. Но как ваше высокопревосходительство в прежним подтверждениям о возможном ускорении окончания войны изволили присоединить и то, что необходимо кончить оную, буде возможно, зимою 1827 года или, всеконечно, не позже весны 1828 года, я не могу не видеть, сколько потребны все необыкновенные усилия, и надеюсь, что к половине июня с месячною и более пропорциею провианта войска будут за Араксом.

По занятии Тавриза, ваше высокопревосходительство почитаете нужным не оставить оный, и сие легко исполнить.

Не переменяя операционной линии и не оставляя Адербейджана, изволите полагать продолжать действия от Тавриза. На сие объясню, что по причине совершенного недостатка подножного корма и воды, на пути от реки Кизиль-Озена до Зенгана представятся величайшие затруднения, но все употреблены будут усилия, дабы преодолеть оные.

В заключение остается мне уверять ваше высокопревосходительство, что я весьма разумею выгоды скорого окончания войны, и что на то все обращены будут средства, которые, знаю, что представиться мне могут. Генерал-от-артиллерии Ермолов.

XXVII.

Дибич — графу Толстому.

Милостивый государь, граф Петр Александрович. С посланным вчерашнего числа фельдъегерем отправил я в государю императору подробное донесение о том, что здесь происходило и мною сделано после рапорта моего от 5-го числа сего месяца. Со вчерашнего же дня по нынешний ничего заслуживающего большого внимания не случилось, почему и не почитаю нужным утруждать его императорское величество особым о сем донесением. Погода несколько переменилась, свежий ветер и небольшие, весьма продолжительные холодные дожди заменили теплое и сухое время, пред сим [257] продолжавшееся; трава начинает показываться, однако не подает надежды к появлению подножного корма прежде означенного мною в предъидущем донесении срока, т.-е. не ранее половины апреля; совсем тех можно полагать наверное, что в тому времени оный уже будет в таком количестве, что дозволит приступить к предположенным начальным действиям. Из Персии никакие сведения здесь не получены; известия же о хищнических набегах неприятеля незначительными партиями на Нижнем-Араксе, продолжаются. Для прекращения сих покушений его соберется к 5-му числу апреля отрад в Карабахе, куда, для командования оным, отправится на сих днях генерал-лейтенант князь Мадатов. По гражданской части тоже ничего особенного, уважения достойного, до меня вновь не доходило.

Прося покорнейше ваше сиятельство довести о всем вышесказанном до высочайшего его императорского величества сведения, с истинным почтением и проч. Иван Дибич.

Марта 12 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXVIII.

Дибич — императору Николаю.

Всемилостивейший государь. Вчерашнего числа имел я счастие получить высочайший рескрипт от 27-го февраля. Приимите, всемилостивейший государь, искреннейшую благодарность мою за содержание оного и за милостивое внимание к представлению о генерале Эмануэле; я уверен, что монаршее благоволение усугубит еще усердие его.

Сердечно желаю, чтобы ваше императорское величество из моих донесений отсюда изволили усмотреть точное положение здешних дел; я до сего времени не нахожу ничего такового, что-бы могло переменить мнение мое, которое старался основывать на беспристрастном обсуждении всех обстоятельств. Какое бы ни было решение вашего императорского величества, но ласкаю себя надеждою, что прибытие мое сюда могло быть полезно для хода будущей кампания, в что по крайней мере имело ту существенную пользу, что явные осуждения того или другого начальника, которые начали-было себе позволять, сделались гораздо скромнее и я почту долгом употребят все старание предупредить впредь подобное. Хотя я надеюсь, что движение к Тавризу исполнятся еще летом, но весьма и с моей стороны согласен, что предполагаемое вашим величеством занятие, укрепление и удержание Зинзигиса может иметь [258] важнейшую пользу. Ваше величество изволили видеть из предположений генерала Ермолова подобное его предположение, и я оное равно как движение со стороны Ардебиля, дабы приближаться к Каспийскому морю, нахожу весьма заслуживающим внимания; не могу только согласиться на большой интервал в действиях. Если персияне после взятия Тавриза не заключат мир, то занятие и укрепление Зинзигиса может делаться тем еще выгоднее, когда, вместе с оным, с вероятием можно считать на покорение, хотя временное, Гилянского ханства; но даже и без сей надежды можно будет употребить на сие с пользою часть бригады генерал-майора Граббе, когда у головы наших главных сил совершенно обеспечится Ширван и Дагестан. Ответ графа Аракчеева удивил меня, ибо я полагал, что он принесет по крайней мере чистосердечное признание вашему величеству, если самолюбие ему не позволит быт откровенным со мною.

Генерал Паскевич и флигель-адъютант Адлерберг приносят вашему величеству глубочайшую благодарность за милостивое вспоминание.

В последнем нашел я истинного помощника, совершенно мне по сердцу и радуюсь, что сей случай нас короче познакомит.

С верноподданнейшею преданностию имею и проч. Иван Дибич.

Марта 16 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXIX.

Дибич — императору Николаю.

После последнего донесения моего вашему императорскому величеству здесь важного ничего не происходило. Продолжавшееся холодное время и бывшие даже легкие морозы покрыли вновь горы Безобдала и Башабарана снегом; о подножном корме никакого нет еще признака. В Ширване таковой достаточно уже показывается и в последних донесениях из Карабага упоминается также, что и там начинает являться трава.

Посему уже и дано повеление войскам, составляющим отряд генерал-лейтенанта князя Мадатова, собраться в 5-му числу апреля в Ахуглану; сам князь Мадатов отправился вчерашнего числа в Карабаг.

Равномерно надеемся, что возможно будет собрать главный авангард под командою генерал-адъютанта графа Бенкендорфа к началу апреля в Джелал-Оглу (Лоры), дабы быстрым, по возможности, нечаянным наступлением спасти армянские селения около [259] Эриванн и Эчмиадзнна от разорения; вместе с тем будет он стараться достать провиант карсского паши. Вообще надеюсь, что в провианте недостатка не будет, но в фураже одна надежда на подножный корм.

Вследствие сего считаю, что собрав теперь главные силы прежде половины апреля месяца к Шулаверам, где я полагаю сделать ям смотр, можно будет прибыть к Эривани в конце апреля месяца и к Нахичевани в половине мая.

Если тогда князь Мадатов при соединении с авангардом обеспечит доставку провианта из Ахуглана и Гируси в таком количестве, чтобы вместе с привезенным от Эривани, и найденным в земле, иметь месячное продовольствие, то, по мнению моему, ничто не помешает наступать к Тавризу, ибо транспорт из-под Эривани будет продолжаться, равномерно как и доставка запасов в Нахичевань, и сверх того можно будет надеяться на таковую же доставку из Ахуглана, когда привезется хлеб из Баку.

Из полученных от генерал-майора Граббе донесений видно, что открывается надежда доставить часть хлеба и фуража вверх по Куре — от Сальяна до Сардоб; это самое может иметь выгодное влияние на успешное продовольствие войск.

Большие снега в кавказских горах замедлили также прибытие генерал-интенданта Жуковского, но я теперь ожидаю его ежечасно и надеюсь, что присутствие его также принесет ощутительную пользу.

Генерал Ермолов не дал мне еще до сего времени никакого объяснения на записки мои по гражданской части, но я поныне не могу переменить прежнего мнения, что упущения есть довольно значительные, но что доносы о злодействах и преступлениях, основанные только на слухах, ничем не доказанные, и весьма часто даже по совершенному недостатку причин к злодейскому поступку невероятные, никакой веры не заслуживают.

Начальник корпусного штаба генерал-майор Вельяминов вступил в исправление должности. Он человек с познаниями и здравыми военными мыслями, но кажется, по весьма холодному характеру и систематическому образу суждений, более склонен в верным, нежели к блистательным действиям. Сие качество было бы полезнейшим при главном начальнике весьма предприимчивом; в нынешнем же положении дел оно может быть менее выгодно. Взведенный на него поступок, причинивший будто смерть казачьего офицера, здесь ничем не подтверждается; я о сем снесусь с атаманом донским, ибо полагаю, что в случае выдумки должно подвергнуть выдумщиков строжайшему взысканию, особливо в краю, [260] где, по несчастию, нахожу величайшую склонность в выдумкам, укоризнам и клеветам самым злодейским.

Флигель-адъютант барон Фредерикс возвратился из Бант и представил следственное дело; по рассмотрении оного, я буду иметь счастие представить об оном вашему императорскому величеству.

Насчет здешних дел все им мне сказанное подтверждает совершенно прежнее мое мнение. Генерал-адъютант Дибич.

Марта 16 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXX.

Дибич — императору Николаю.

Всемилостивейший государь! Холодная погода и выпавший во всех возвышенных местах в большом количестве снег отняли, по несчастию, вновь надежду на скорое появление подножного корма.

Не менее того будем стараться не отлагать наступление авангарда генерал-адъютанта Бенкендорфа долее первых чисел апреля, и по возможности начать главное движение войск по прежнему предположению.

Известия из Персии весьма различны, но самое время года не позволяет еще неприятелю делать какие-либо значительные сборы войск.

Сбор отряда генерал-лейтенанта князя Мадатова обеспечит левый фланг со стороны Карабага, и полноводие в Куре и Араксе, по всей вероятности, помешает всякому немного значительному движению неприятеля ближе к устьям сих рек, где, впрочем, генерал-майор Граббе прикрывает Дагестан целою бригадою. Не менее того я в полной мере чувствую необходимость действовать отсюда с первою возможностью; но без подножного корма ни в какое время года нельзя считать на необходимый подвоз подвижных магазинов; это самое, по моему мнению, чрезвычайно затруднит здесь военные действия, начиная от половины декабря до конца апреля; ибо горные хребты, пересекающие дороги по разным направлениям, покрыты снегом, тогда как в долине трава осенняя и весенняя в изобилии. Я сие считаю даже затруднением гораздо более действительным, нежели летние жары, которые можно хотя несколько избежать малыми и ночными переходами, а недостаток в корме зимою, особливо для подвозов, ничем заменить невозможно.

Известие о прокламации Аббас-Мирзы к народам Дагестана и [261] берегов Сунжи не будет иметь никакого действия, когда мы двинемся в Араксу; впрочем содержание оных подлежит еще большому сомнению.

С некоторого времени начинают армяне из Эривана подсылать своих с изъявлением желания, чтобы мы не наступали на Эривань, но преимущественно заняли бы Нахичевань, под опасением, что в противном случае персияне будут их угонять. Генерал Ермолов и армянский епископ полагают, что подобные известия даются принужденно по внушению Эриванского сардара, который месте с сим старается сим способом узнать наверно о намерениях наших; посему и даются армянам обещания, из коих не можно узнать о точных предположениях наших.

Все известия о войсках, в Эриване и Сардарабаде находящихся, не показывают больших мер к сопротивлению, ибо оных полагают в первом месте до 3,000 человек самого дурного состава, а в другом только 500, кроме армян; но уверяют, что собрано чрезвычайно много припасов. Движение генерал-адъютанта Бенкендорфа даст нам о сем вернейшее понятие, ибо я здесь, по несчастию, привык видеть, что со всех сторон стараются представлять вещи, как всякому лучше рассудится.

Я узнал, что здесь на некоторых офицерских обедах были званы Оржицкий, Пущин и Коновницын 1. Первый уже отправлен в полк, и мною дано насчет его полковнику Раевскому должное наставление. Последние два находятся, по просьбе подполковника Евреинова, в 8-м пионерном баталионе, где служба их точно может быть полезна; однако я г-ну подполковнику Евреинову со всею строгостию заметил, что сия польза нимало не должна выводить их из состояния, в котором они единственно милостию вашего величества поставлены для того, чтобы кровью могли заслужить монаршее снисхождение. Я равномерно не счел приличным назначить поручика Депрерадовича адъютантом к генерал-адъютанту Бенкендорфу, ибо полагаю, что таковое назначение могло бы вести в подобным же представлениям.

Об участвовавших в означенных обедах, кои, впрочем по собранным по сие время сведениям, не имели ни малейшей непозволительной цели, я узнаю подробнее и донесу вашему императорскому величеству.

В разговоре с генералом Ермоловым о сем предмете и по [262] совершенному согласию на принытыя меры, коснулась речь до разных толков о подобных предметах. Он, как я уверен, с полною откровенностью жаловался на несчастие свое, что некоторые ошибки молодых его лет, никогда против правительства, но против начальников, кои ему казалась несправедливыми, а более всего, Как он полагает, врожденное ему снисходительное обращение, особливо с молодыми людьми, в коих он замечает особенное дарование, вели к оскорбительному заключению, что он может быть причастен подобным мыслям; что ему кажется, что звание и лета его должны бы защитить его от подозрений такого рода, и что насчет своего обхождения с подчиненными, если оно и дает повод к некоторым упрекам, справедливым в строгом смысле службы, он считает себе оправданием то, что ни один из его окружающих в этом отдаленном краю, и даже ни один из его корпуса не был замешан в гнусных замыслах, ибо Якубович, быв уговорен Волконским, в то же время удалился из корпуса; а Кюхельбекера он же сам, по весьма коротком здесь пребывании, выслал, отрекомендовав его князю Волконскому, как вольнодумца и весьма порочного молодого человека. Я не осмеливаюсь затруднять ваше императорское величество содержанием всего нашего разговора, но должен сознаться, что в оном (как и прежде и во все время моего здесь пребывания) я мог удостовериться более, что обвинение генерала Ермолова в сем отношении есть совершенно неосновательное и имело причиною наиболее время служения его в гвардии начальником главного штаба в продолжение прошедшей войны, но вашему величеству известно, что тогда много было подобных виновных.

По болезненному состоянию генерал-майора Вельяминова, которое ему не позволяет с полною деятельностью заниматься должностью своею, я советывал генералу Ермолову назначить ему в помощники полковника Муравьева, командира 7-го карабинерного полка, служившего прежде в свите по квартирмейстерской части и отличавшегося усердною службою, скромностию и познаниями. Если выбор сей, как до сего времени мне кажется, оправдается, то я представлю о сем на высочайшее утверждение, ибо здоровье генерал-майора Вельяминова слабо, но лишиться его вовсе было бы жаль, так как он человек с отличными познаниями и имеет весьма хорошую репутацию насчет хладнокровия и распорядительности в сражении.

При сем имею счастие приложить для сведения вашего величества известия о Персии, доставленные квартимейстерской части [263] штабс-капитаном Скалоном, который был послан в Джелал-Оглу для осмотра дорог. С верноподданническою преданностью имею счастие пребыть всемилостивейший государь вашего императорского величества я проч. Иван Дибич.

Марта 19 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXXI.

Дибич — императору Николаю.

Погода сделалась несколько дней сряду теплее и трава показывается; но дождей нет и сие дает опасение насчет недостатка в травяном продовольствии. Впрочем несколько теплых дней поправит все.

Авангард генерал-адъютанта Бенкендорфа, назначенный для предварительного занятия Эчмиадзина, монастыря и окружностей Эривани, дабы тем по возможности спасти армянские селения от угона жителей, соберется к 30 марта в Шулаверы и может прибыть в Эривани около 10-го апреля. Горы Безобдал и Башабаран еще покрыты снегом, и посему отряд сей составится более из пехоты, а именно: из двух баталионов грузинского гренадерского полка, из одного баталиона 7-го карабинерного (другой действующий баталион только завтра возвращается из Барабага, и ему необходим хотя короткий отдых), из двух баталионов ширванского полка, из одного баталиона тифлисского полка (другой баталион в резерве сему же отряду в крепости Джелал-Оглу); из 12-ти орудий гренадерской артиллерийской бригады легкой роты № 3-го, и из двух полков казачьих: Карпова и Андреева. Резервная кавалерия не назначается, ибо но недостатку в сухом фураже и невозможности подвоза чрез снежные горы, она бы скоро могла придти в изнурение.

Я осмотрю сии войска (исключая тифлисского баталиона и артиллерии, кои находятся уже в Джелал-Оглу) при Шулаверах, или 30-го марта при вступлении, или 1-го апреля при выступлении. Равномерно завтра осмотрю возвращающийся из Карабага баталион 7-го карабинерного полка.

21-го сего месяца смотрел я разводное ученье херсонского гренадерского полка. По малому знанию своего дела офицеров и линейных унтер-офицеров во всех почти построениях, приказал я чаще учить в кадрах, но нижних чинов велел освободить, ибо они для войск, возвратившихся из кампании и никогда почти небывших в сборе, исполняют дело свое изрядно и видно большое усердие. [264]

Насчет обеда, о котором я доносил вашему императорскому величеству и на котором находились из разжалованных, по происшествию 14-го декабря, один только Оржицкий в выписанный из лейб-гвардии Преображенского полка Шереметев, по всем собранным сведениям на оном совершенно ничего дурного не происходило. Кроме их были на сем обеде: лейб-гвардии московского полка офицеры: Веригин и Бутурлин, корнет князь Суворов, адъютант генерала Паскевича Фелькерзам, адъютант генерала Давыдова Ломоносов и числящийся по армии полковник Брун. Обед сей был в трактире, и Оржицкий в особенности никем зван не был. Я приказал всем оным офицерам заметить неприличие обедать с разжалованным рядовым, но еще более адъютанту моему Бухгольцу, который хотя и не был на сем обеде, но имел непростительное легкомыслие принять Оржицкого в свою квартиру. Затем Оржицкий, не подавший однако никакого повода к попреканию начальства, отправлен, как я уже пред сим доносил, в свой полк, и полковнику Раевскому дано мною наставление вообще об образе обхождения со всеми подобными, коих во вверенном ему полку достаточное число.

Впрочем, я должен во всех отношениях хвалить приличное поведение всех гвардейских и армейских офицеров, где только случалось мне их видеть. Генерал-адъютант Дибич.

Тифлис.
Марта 23 дня, 1827 года.

XXXII.

Большой некомплект армии и внутренней стражи требует непременно с наступлением будущего года рекрутского набора, не менее как по два человека с 500 душ, а если вашему императорскому величеству угодно будет иметь корпуса, действующие в полном комплекте, то может быть потребуется даже и по три человека с 500 душ.

Кавказский отдельный корпус, состоя ныне из трех дивизий пехоты, гренадерской бригады и пяти кавалерийских полков, и имея, особенно в 20-й дивизии, уже ныне значительный некомплект, вероятно еще потеряет значительное число людей не столько в сражениях, как от болезней знойного времени в климате, особенно нездоровом и где во время военных действий невозможно будет пользоваться всеми средствами, в обыкновенное время употребляемыми.

Если сей некомплект пополнить новым рекрутским набором, я сей набор сделается по обыкновенному, 1-го января, то рекруты [265] ни в каком случае не могут прибыть на линию прежде апреля 1828 года, на линия должны быть немного обучены в продолжение трех месяцев, и потом могут придти к своим полкам не прежде августа или сентября того же 1828 года, и после маршей в самое знойное время; между тем как в осеннюю кампанию баталионы 20-й дивизии едва-ли будут в состоянии выводить по 400 человек, а к весне, конечно, и сие число уменьшится одною третью.

Столь слабое состояние войск при вящшем удалении от границ наших (если бы после взятия Тавриза персияне не заключили мир), совершенно бы лишило возможности сделать быструю зимнюю кампанию, от которой между тем зависит окончание или неокончание войны.

Сие укомплектование войск нужно даже я в том случае, если бы заключен был мир, для исполнения воли вашего императорского величества, дабы решительным и систематическим действием против горских народов восточной части кавказских гор совершенно покорить сию часть.

Сии причины, по мнению моему, поставляют в необходимость, чтобы укомплектование, нужное для кавказского корпуса, прибыло еще во время осени. Для исполнения сего я вижу только два способа:

Первой. Сделать набор еще летом, и без промедления в тех губерниях, кои назначаются для кавказского корпуса, именно же я полагал бы в Астраханской губернии, Кавказской области, в Земле Войска Донского, в губерниях Таврической, Екатеринославской, Воронежской, Саратовской, Тамбовской и Пензенской, которые, если взять по два рекрута с 500 душ, дадут 10-ть тысяч человек, а если по три с 500, то дадут 15-ть тысяч человек. Набранных рекрут отправить обыкновенными партиями в резервные баталионы 20-й и 22-й пехотных дивизий, где необходимо несколько их обучить; потом отправить часть чрез Грузию, а часть чрез Дагестан в действующим войскам. Но таковая мера снабдит корпус сей не только малообученными рекрутами, но такими людьми (как сие доказано долговременными опытами), кои, по непривычке в военным трудам, к носке аммуниции и проч., подвергаются болезням и смертности втрое более, чем старые солдаты. Сверх того мера старого набора в некоторых только губерниях была бы новая, никогда еще в употреблении небывалая.

Итак, мне кажется остается другой, вернейший и надежнейший способ, в особенности когда не предвидится война против турок до будущей весны, а именно: войска, в Персии действующие, т.-е. [266] действующие баталиона 20-й и 21-й пехотных дивизий, три полка 22-й дивизии и три гренадерской бригада укомплектовать еще осенью старыми солдатами, таким образом, чтобы в каждом баталионе было 1,000 человек (уланы могут укомплектоваться из своих резервов, драгуны и артиллерия из пехоты). На сие полагал бы я достаточным в круглом счете определить по 500 человек в каждый полк, ибо хотя в полки 20-й дивизии потребуется до 1,000, но за то некоторые баталионы 21-й и 22-й дивизий будут почти в 1,000-м комплекте, ибо имеют ныне по 1,100 и по 1,200; следовательно достаточно будет 9,000 человек нижних чинов.

Еслибы на сие определить по две комплектные средние роты полков 3-го пехотного корпуса, или из 7-й, 8-й и 19-й пехотных дивизий, как ближайших к Грузии, то собрав таковые к началу июля, в окружности Екатеринослава и Харькова, они могли бы в первых числах августа выступить оттуда и в продолжение хотя поздней осени прибыть в действующим войскам, которые тогда укомплектовались бы людьми старыми, привыкшими к службе и трудам.

В полках 1-й и 2-й армии должны бы они замениться рекрутами набора 1-го января, кои если поступят из первых набранных в новороссийских и малороссийских губерниях, в хорошо обученные кадры ротные, сформированные из одной трети всех мушкетерских и егерских рот, будут к весне непременно готовы ко всякому движению.

Если сия мера удостоится высочайшего утверждения, то будет она тем полезнее, чем скорее приведется в исполнение.

Резервные же баталионы здешних войск и три полка 22-й пехотной дивизии могут быть укомплектованы рекрутами, ибо они зимою, по бездействию горцев, не имеют надобности в большом комплекте. На сие потребно будет примерно от 5-ти до 6-ти тысяч рекрут. Генерал-адъютант Дибич.

Марта 26 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXXIII.

Дибич — императору Николаю.

Всемилостивейший государь! Вчерашнего числа имел я счастие получить, чрез посланного фельдъегеря Петрова, высочайший рескрипт от 12-го марта, в коем ваше императорское величество повелеть хне соизволили: если обстоятельства, после донесения от 28-го февраля мною обнаруженные, не переменили положения [267] здешних дел, то приступить немедленно и не ожидая другого приказания к исполнению высочайшей воли, удалив генерала Ермолова от командования отдельным кавказским корпусом и сопряженного с оным главного начальства над краем, находящимся на военном положении, и назначив на место его генерал-адъютанта Паскевича. Не заметив со времени отправления помянутого донесения моего ничего такого, что могло бы мне дать мнение противное тому, которое я имел счастие тогда представить вашему величеству, и не находя, чтобы в последовавших рапортах моих были изложены какие-либо обстоятельства или мысли, могущие побудить ваше величество к отменению высочайшего решения вашего, я почел долгом выполнить оное без задержания. Посему объявил я вчерашнего же числа генералу Ермолову словесно, а сегодня в отношении, с коего список приложен во всеподданнейшему рапорту, при сем представляемому 2, что ваше величество всемилостивейше соизволяете на увольнение его в Россию, и что генерал-адъютант Паскевич назначается на его место.

Он принял высочайшее решение вашего величества с величайшею покорностию и без малейшего ропота или изъявления неудовольствия.

При сем считаю обязанностию повторить уверенность мою, уже прежде изъявленную, что по всему, что я узнать и видеть мог, нельзя винить генерала Ермолова в вредных замыслах или умышленных, противузаконных поступках и действиях; но я сохраняю убеждение мое, что известные вашему величеству значительные ошибки и упущения его произошли от нерешимости, недостатка предприимчивости и принятого им особенного образа управления делами, каковые качества конечно не могут обнадеживать в блистательных и быстрых, ниже в верных успехах в войне.

Генерал-адъютант Паскевич вступил в управление сего же числа. Он изъявляет искреннюю глубочайшую благодарность за всемилостивейшую доверенность, ему оказанную, и ревностное желание сделаться оной достойным усердным стремлением к достижению предназначенной вашим величеством цели скорейшего и выгоднейшего окончания войны.

С согласия генерал-адъютанта Паскевича, с которым я имел только краткое еще суждение, я признал полезным:

1) Препоручить временно исправление должности начальника корпусного штаба генерал-лейтенанту Красовскому, которого и [268] вытребовать сюда немедленно из Алиябата, куда он на сих днях обратно поехал; полковника же Муравьева оставить при нем помощником, а когда сей последний современен более приобыкнет в делам, сему званию присвоенным, тогда можно будет, назначив его настоящим начальником штаба, возвратить генерал-лейтенанту Красовскому командование дивизии; однако сие полагаю возможным сделать только после войны, или по крайней мере не прежде окончания хотя весенней кампании.

2) Командование 20-й дивизии, на время откомандирования генерал-лейтенанта Красовского, оставить старшему по нем генерал-майору Панкратьеву.

3) Управление гражданскою частью сохранить генерал-лейтенанту Вельяминову на прежнем основании до прибытия генерал-адъютанта Сипягина, о назначении коего я здесь не объявлю до воспоследования высочайшего о том указа; по вступлении же сего последнего в должность генерал-губернатора, я полагаю, что генерал-лейтенанта Вельяминова надобно будет уволить в Россию, точно также как генерала Ермолова, и с полным сохранением содержания, ибо ничем еще не доказано, чтобы доносы и жалобы, его обвиняющие, были основательны.

Сии распоряжения без отлагательства приведутся в исполнение.

Сверх того полагаю: поручить начальство над 21-й дивизией генерал-лейтенанту князю Эристову, ибо генерал-лейтенант Вельяминов теперь уже должен будет оставаться здесь для управления гражданскою частью; а генерал-майора Вельяминова, теперешнего начальника штаба, который по нынешним обстоятельствам сию должность сохранить не может, назначить командиром резервной гренадерской бригады.

Вместо генерал-лейтенанта князя Мадатова, в коем генерал-адъютант Паскевич доверенности не имеет, он полагает возможным вверить отряд левого фланга войска донского генерал-майору Иловайскому; однако он на сие не совершенно еще решился.

Управление же Карабагом он желает поручит командиру 44-го егерского полка полковнику князю Абхазову, отличному офицеру, который, быв адъютантом у генерала-от-инфантерии Котляревского, и будучи уроженец грузинской, столько же знаком с образом управления тем краем, сколько знает нравы, обычаи и язык жителей оного.

О сих последних переменах в назначении частных начальников, которые еще в исполнение не приводятся, я доношу вашему императорскому величеству только предварительно; [269] решительное же о них представление я сделаю не прежде как в то время, когда генерал-адъютант Паскевич (коего внимание на первых днях развлечено обращением вдруг на столь различные предметы), вникнув более в положение дел, обдумает и возьмет более твердое основательное намерение, и когда я оное найду сходным с моими убеждениями о пользе, которую от того ожидать можно.

По совещании с ним о всех предметах, до новых его обязанностей относящихся, и по достаточном удостоверении о ходе, который дела примут, я буду иметь счастие донести вашему величеству о времени, когда мне можно будет предпринять обратный путь. С верноподданническою преданностию имею и проч. Иван Дибич.

Тифлис.
Марта 29 дня, 1827 года.

XXXIV.

Всемилостивейший государь! Из записки, приложенной в последнему письму моему, ваше императорское величество усмотреть изволили, что дорога от Шулавер в Джелал-Оглу и далее сделалась чрезвычайно затруднительною от продолжительно-выпавших снегов. Известия о таковом дурном состоянии сей дороги, подтверждаясь ежедневно, заставили некоторым образом опасаться, что авангард генерал-адъютанта Бенкендорфа не будет в возможности начать движение в предназначенное время; однако, несмотря на сие опасение, войска, составляющие оной отряд, собрались 30-го числа нарта в Шулаверах, куда и генерал-адъютант Бенкендорф отправился того же дня. Вчерашнего числа он донес, что хотя переход чрез Азабиюк действительно представляет затруднение, он однако, взяв всевозможные меры к преодолению оного, не сомневается в успехе, и не останавливаясь, двинется вперед по прежнему предположению. Вследствие сего можно ожидать, что авангард выступит из Джелал-Оглу 5-го числа текущего месяца.

Предположенную мною поездку в Шулаверы для осмотра авангарда я был вынужден отложить до прибытия оного в Джелал-Оглу по причине, что некоторые баталионы, быв командированы вперед для поправления и расчищения дорог, я не мог бы видеть там весь отряд в сборе. Завтра я отправлюсь в Джелал-Оглу, где после сказанного смотра, проводив войска чрез Безобдал, я буду в состоянии судить о затруднениях, которые переход через гору сию представит нашим главным силам, и личным обозрением удостоверюсь в средствах продовольствия для подвижных магазинов. Не скрою от вашего величества, что статья сия столь [270] важная для войны, особенно в здешнем крае, не совершенную еще дает уверенность в ее благонадежности. Поздняя против обыкновения весна и беспрерывно в последнее время выпадавшие на высоких местах снега остановили появление подножного корма, и трава как около Тифлиса, так и в Дорийской степи чрезвычайно скудна. Ваше величество сами рассудить изволите, сколько сие может иметь влияния на военные действия, ибо подвоз подвижных магазинов, будучи учрежден на волах, может производиться с успешностью только тогда, когда на пути будет достаточное травяное продовольствие. Совсем тем я не теряю еще надежды, чтобы движение главных сил не могло быть начато по предначертанию. В Карабаге трава уже показывается в довольном количестве.

Генерал-лейтенант Красовский, вытребованный из Алиябата, прибыл сюда третьего дня и назначен исправляющим должность начальника штаба. Генерал-адъютант Паскевич весьма им доволен и желает, чтобы он был утвержден в сем звании. Зная способности генерал-лейтенанта Красовского, я совершенно одобряю желание генерала Паскевича, и потому осмеливаюсь просить ваше величество о высочайшем утверждении его настоящим начальником штаба здешнего корпуса, причем однако полковник Муравьев должен остаться его помощником.

По предположению, представленному в последнем письме моем, надлежало, за откомандированием генерал-лейтенанта Красовского, командовать 20-ю дивизиею генерал-майору Панкратьеву, но как он со вверенною ему бригадою находится в отряде левого фланга, то остающиеся при главных силах две бригады поручаются генерал-лейтенанту князю Эрнстову до прибытия главных сил к Нахичевани, откуда уже генерал-майор Панкратьев, присоединив к оным свою бригаду, отправится под Эривань и примет начальство над дивизиею, а князь Эристов по прежнему вступит в командование резервною бригадою.

Генерал-лейтенант Иловайский, отказавшись сам от предводительства отряда левого фланга, сохраняет команду над одними казаками; на место же генерал-лейтенанта князя Мадатова генерал-адъютант Паскевич решительно положил назначить первоначально генерал-маиора Панкратьева, придав ему в начальники штаба полковника князя Абхазова, который вместе с тем будет и правителем Карабага. Генерал Паскевич полную имеет доверенность в способностях сего офицера по обоим сим отношениям и надеется, что с помощию его генерал-майор Панкратьев успешно выполнит предстоящие ему обязанности. По отделении сего [271] последнего к Нахичевани, генерал Паскевич полагает уже оставить князя Абхазова командиром левого фланга.

Рассуждая с генералом Паскевичем о будущей осаде Эривани и о необходимости иметь для ведения оной опытного по сей части офицера, я предложил ему генерал-адъютанта графа Мишо, и он на назначение его изъявил совершенное согласие. Я считаю выбор сей полезным столько же потому, что граф Мишо, с познаниями искусного инженера и сведениями по военной части, соединяет большую опытность в образе осад восточных укреплений, сколько по дружеской связи, существующей между им и генералом Паскевичем. Не благоугодно ли будет вашему величеству, если здоровье графа Мишо того позволяет, приказать ему отправиться сюда без замедления.

Сардар эриванской, обладает большими сокровищами и богатством, и потому нельзя надеяться склонить его посредством денег к сдаче крепости; но может быть он польстится на обещание оставить его и под правительством российским в звании сардаря, с сохранением всех, или большей части его доходов. В подобном оставления его правителем Эривани (разумеется без всякой военной власти), я с моей стороны не вижу неудобства, ибо он старец 80-тилетний и не имеет сыновей. Если ваше величество изволите полагать сие удобоисполнительным, то нужно будет немедля уполномочить генерала Паскевича на заключение с сардарем такового договора, на случай, когда-б сей последний вступил в переговоры ж согласился бы на таких условиях уступит им вверенную ему крепость.

Генерал Паскевич, долженствуя в спором времени отсюда удалиться для военных действий, которые дадут ему немалозначительное занятие, имеет непременную надобность в деятельном, твердом помощнике по гражданской части; генерал-лейтенант Вельяминов, по предшедшим обстоятельствам, не пользуется полной доверенностью генерала Паскевича. Посему, считая присутствие генерал-губернатора необходимым, я осмеливаюсь всепокорнейше просить ваше величество сколь возможно ускорять назначение генерал-адъютанта Сипягина, повелев ему вместе с тем прибыть сюда без отлагательства.

В предъидущем донесении моем я предварял ваше, величество, что по совещании с генералом Паскевичем я по достаточном удостоверении о ходе, который дела здесь примут, я донесу вашему величеству о времени моего обратного отсюда отправления. В столь короткое время невозможно мне было основать положительного [272] мнения о ходе дел, и потому нахожу нужным промедлить еще несколько моим отъездом, коего время может определиться одними только обстоятельствами. Если осмотр авангарда и взгляд на край, из которого операции начнутся, дадут мне довольно твердую уверенность в направлении кампании и в положении всех частей устройства армии, чтоб представить о всем том вашему величеству точное донесение, то мне можно будет отправиться тотчас после предположенного в Шулаверах, около 16-го апреля, осмотра главных сил; если же сего поверхностного обозрения не будет достаточно для моего удостоверения в тех предметах, тогда я полагаю остаться здесь и следовать с главными силами до Эривани. Генерал Паскевич сам изъявил мне желание, чтоб я пробыл здесь еще некоторое время, и ожидает оттого пользы в успешном ходе действий. Коль же скоро армия двинется к Нахичевани, что, я полагаю, исполнится в первых числах мая, я немедленно и без малейшего замедления предприму обратный путь. Однако и в первом случае раннее мое отбытие может быть затруднено переходом чрез горы, который часто не прежде делается удобным и безопасным, как в половине или в конце мая. Если такое препятствие отправлению моему помешает, я равномерно буду следовать с войском, но отнюдь не далее Эривани.

Со дня объявления высочайшей воли вашего императорского величества об увольнении в Россию генерала Ермолова, и назначении на место его генерал-адъютанта Паскевича, ничего замечательного здесь не происходило я все сохранило прежнюю тишину и порядок. Большая часть дворян, и особенно армянское купечество, кажется сею переменою довольны; на войска же, сколько я заметить мог, она не сделала никакого ощутительного впечатления, и я уверен, по всему мною виденному, что войска здешние в таком устройстве относительно верноподданнической их преданности престолу, что никакая подобная перемена не может иметь влияния на их покорство и усердие к службе вашего величества. Генерал-адъютант Бенкендорф доносит, что при объявлении о перемене главного начальства вверенный ему отряд не изъявил ни малейшего признака неудовольствия, но показал только совершенную покорность и ревность к исполнению воинских обязанностей своих.

Я обязан отдать генералу Ермолову справедливость, что он, скромным и тихим поведением своим в теперешнем положении, совершенно выполняет обещание свое жить мирным гражданином, совершенно покоряющимся священной воле вашего величества. Я имел с ним разговор о предстоящих военных действиях, и [273] в суждениях и мнениях сбоях он оказывал истинное желание успеха и блага.

Прилагаемый у сего последний приказ, им по корпусу отданный 3, по несходству его с выражениями, в коих объявил я ему высочайшее вашего величества решение, вынудил меня иметь с ним объяснение. Замечание мое, что таковое несходство может подать повод в заключению для него невыгодному, его оскорбило и он отвечал мне, что нимало не думая поступить тем против воли царской, он желал только отвратить от мыслей войск, бывших под его начальством, мнение, что какая-либо неприятность могла его заставить просить удаления от службы и от поприща, где им предстоят, опасности и труды. Не могу решительно заверить, чтобы такова была действительно мысль его, но вместе с тем не имею и права думать, соображая скромность его поведения, чтобы он имел другие виды в сем отклонении от смысла слов, в коих ему было объявлено его смещение, по мнению моему, самым деликатным образом.

При сем имею счастие представить два списка с предписаний, данных генерал-адъютанту Бенкендорфу, насчет действий вверенного ему отряда.

Отъезд мой в Джелал-Оглу и пребывание мое там вероятно не дозволят мне отправлять донесения по будущей экстра-почте.

С верноподданническою преданностию имею и проч. Иван Дибич.

Апреля 2 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXXV.

Копия с предписания, данного от господина генерала-от-инфантерии Ермолова господину генерал-адъютанту Бенкендорфу, от 27-го марта 1827 года, № 87-й.

Поручая вашему превосходительству начальство над особым отрядом, состоящим из 6-ти баталионов пехоты, 12-ти легких орудий и 2-х полков казачьих, предлагаю вступить в командование оным и действовать в силу особенного секретного моего повеления, которое вслед за сим получите.

В состав сего отряда входят следующие войска:

Два баталиона грузинского гренадерского полка, коими командует флигель-адъютант полковник барон Фридерикс. [274]

Два баталиона ширванского пехотного полка, под командою полковника Ковалева.

Один баталион 7-го карабинерного полка, под командою майора Хомутского.

Сим войскам предписано прибыть 30-го марта к деревне Шулаверам, где расположатся по распоряжению вашего превосходительства лагерем, и имея 31 растах, продолжают 1-го апреля движение к Джелал-Оглу. В сем последнем месте соединяются они 3-го апреля с одним баталионом тифлисского пехотного полка, под командою командира оного, князя Севаршидзева, с легкою ротою № 3 кавказской гренадерской артиллерийской бригады, под командою подполковника Аристова, и с казачьими полками: полковника Карпова 2-го и подполковника Андреева 1-го.

Во время растаха 4-го апреля, войска должны пополнить из дорийского магазина десятидневный провиант непременно; а 5-го апреля продолжают движение по распоряжению вашего превосходительства, сходно с секретным моим наставлением.

Для исправления должности начальника штаба при вверенном вам отряде назначается свиты его императорского величества по квартирмейстерской части полковник Гурко. О прочих офицерах квартирмейстерской части и других, в штаб отряда вашего поступающих, сделайте нужное сношение с начальником корпусного штаба.

С подлинным верно: Полковник Муравьев 1-й.

XXXVI.

Копия с секретного предписания, данного господином генералом-от-инфантерии Ермоловым господину генерал-адъютанту Бенкендорфу, от 27-го марта 1827 года, № 88.

Продолжавшаяся до сего времени сухая погода и совершенный недостаток подножного корма принуждают еще на некоторое время отложить движение главных сил наших в стороне Эривани. Сие промедление могло бы служит неприятелю как к усилению гарнизонов и оборонительных средств в крепостях Эривани и Сардарабада, так и к уничтожению остатков запасов в окружностях сих крепостей и даже к самому угону жителей, дабы тем затруднять действия наши.

Дабы, сколько возможно, воспрещать сему, равно для предварительного приуготовления главного для нас этапного пункта в армянском монастыре Эчмиадзине, предположено отправить туда [275] предварительно сильный отрад, составленный наиболее из пехоты, по причине затруднений, кои могут встретиться при переходе через горы Безобдал и Башабаран, и по совершенному недостатку в траве.

Сей отряд вверяется начальству вашего превосходительства. Состав оного, время и места сбора, известны вам из предписания моего, за № 87.

По известным усердию и благоразумию вашего превосходительства, я наверно ожидаю преодоления затруднений и достижения вышеупомянутой главной цели всеми теми мерами, которыми обстоятельства, самая природа, положение и действие неприятеля могут сделать нужными. Для руководства же вашего предлагаю следующее:

1) Грузинскому гренадерскому и ширванскому пехотному полкам в Шулаверах пополнить издержанный ими в пути провиант, и потом но сборе в Джелал-Оглу, пополнив на растахе 10-ти-дневный запас провианта и взяв сухого фуража, сколько имеющиеся у вас способы позволят, перейдя Безобдал, и по направлению прямой дороги от Амамли чрез Башабаран в Эривани, наступать быстро в Эчмиадзину и овладеть оным.

2) По занятии Эчмиадзина, местные обстоятельства, коих здесь предвидеть нельзя, должны решить направление ваше на Эривань или на Сардарабад, оставляя в Эчмиадзине достаточный гарнизон, примерно один баталион пехоты и 4 орудия.

3) Если по сведениям, которые получите в Эчмиадзине, должно опасаться угону жителей из окрестностей Эривани, а предвидится возможность помешать ему, или если ожидается подкрепление гарнизона Эриванского войсками или припасами и можно надеяться встретить таковые, то в том и другом случае наступать к Эривани для исполнения того или другого предмета.

4) После сего употребив необходимое время на успокоение, по необходимости, жителей и стараясь собрать сколько можно более провианта, фуража и способов в перевозке в Эчмиадзин, придти быстро и сколь возможно нечаянно в Сардарабаду, и сделать сильную рекогносцировку сей крепости, но отнюдь не сделать настоящего на оную нападения, если по обстоятельствам нельзя быть совершенно уверену в верности успеха.

5) Когда не предвидится верного успеха против Сардарабада даже несколько-дневным обложением и действием артиллерии, то не приступая в таковому, тотчас после рекогносцировки воротиться в окружности Эривани и движением отряда наиболее между реками Абаронон, Гарникаем и Араксом, не удаляясь более двух маршей от Эчмиадзина, исполнить главную цель отряда: спасение жителей [276] и селений окружности Эривани, и сбор всевозможного количества провианта, фуража и способов перевозки в Эчмиадзин.

6) Если бы удалось взять Сардарабад, то по занятии оного достаточным гарнизоном, на что потребуется менее баталиона, поступать по сказанному в 5-м пункте.

7) Если с первоначальным прибытием в Эчмиадзин не предвидится особенных выгод от наступления в стороне Эривани, то начать действие со стороны Сардарабада и исполнить сходно с сказанным в пунктах: 4, 5, и 6.

8) Командиру эчмиадзинского гарнизона прикажете по возможности усилить оборонительные средства сего монастыря и сделать всевозможные приуготовления для предварительного устройства в оном госпиталя на 500 человек и для складу запасов артиллерийских и провиантских. Сбираемый вами хлеб постарайтесь перемолоть в муку; почему и стараться восстановить все мельницы, буде они разорены неприятелем. Фуража собрать по возможности более, равно как арбы и другие способы к перевозке.

Все подобные сборы сделать реквизициею, платя жителям за доставленные ими по 3 руб. серебром за четверть пшеницы; по 2 руб. 40 к. за четверть ячменя и по 15 к. за пуд сена или самана; за арбу по 7 руб., за вола по 10 руб., а погонщикам назначить, кроме продовольствия, по 3 руб. сер. в месяц.

9) По всем имеющимся сведениям, сардарь эриванский не намеревается оставаться в оной крепости и вероятно будет стараться беспокоить вверенный вам отряд. Я уверен, что вы разобьете, буде бы он осмелился вступить в общее сражение. Против частных же нападений требуется осторожность всех начальников, и быстротою движения можно иногда наказать неприятеля.

10) Удаление значительных сил персиян не позволит думать, чтобы Аббас-Мирза мог подкрепить сардара Эриванского прежде прибытия главных сил наших. Но если бы сие сделано было частью, то я уверен, что вверенный вам отряд довольно силен, дабы в окружности Эчмиадзина вступить в решительное сражение.

11) Выше объяснены причины, по коим нельзя было придать к вверенному вам отряду кавалерии. Но если вы найдете сверх чаяния достаточные способы в продовольствию оной, то ожидаю о том вашего донесения, дабы ускорить приближение таковой.

12) По имеющимся сведениям, карапапахи, составленные из выбежавших из Грузии, готовы просить прощения. Если сие окажется справедливым, то уполномочиваю вас входить о том в сношение и удостоверить их всемилостивейшим государя императора [277] прощением всего прежде бывшего, обещать им неприкосновенность их собственности, прежних их прав и принять их по прежнему в верноподданство России. Карапапахи, имея многих значительных старшин, повинуются Наги-хану, который может обратить их в пользу нашу. Переговоры с ним надобно вести так осторожно, чтобы сардар того не заметил, и предварительно разведать, какие от народа сего у сардаря есть аманаты; ибо по сему можно , будет знать, до какой степени можно будет верить обещаниям Наги-хана или оные будут обманчивы.

13) Известные правила и усердие вашего превосходительства уверяют меня, что строжайшая дисциплина в войсках сохранит жителей в полном спокойствии и оградит их от всякой малейшей обиды, и что примерное наказание достигнет всякого, какого бы звания ни был, который бы осмелился преступить приказания, вами на сей счет отдаваемые.

14) Прежнее сношение с нашею карским, о коем известен подробнее полковник князь Севаршидзев, дает надежду! что из оного пашалыка по прибытии главных сил к Эривани, а может быть и до оного, можно достать покупкою провиант и фураж. Я поручаю вашему превосходительству входить о сем с ним в предварительное сношение! Равномерно постарайтесь удостовериться о возможности достать из Карса же лес для построения мостов на Араксе, и возможно ли будет ставить таковые вниз до окружности Нахичевани?

15) Сколько бы ни желательно было подкрепить отряд вашего превосходительства подвозом провианта, но чрезвычайно позднее, по здешнему климату, открытие весны и невозможность движения волевых транспортов не подает мне в сему основательной надежды, и я нахожусь в необходимости предоставить вашему превосходительству, после получения в Джелал-Оглу 10-ти-дневнаго провианта, распорядиться в дальнейшем продовольствии войск вверенного вам отряда по обстоятельствам и усмотрению вашему местными способами, сколько таковых найти можно, заменою частию хлеба мясом и крайнею бережливостью. Легко быть может, что ни в Эчмиадзине, ни в ближайших селениях нельзя будет достать на порцию скота, и потому надобно будет взять оного из Джелал-Оглу; полковнику князю Севаршидзеву предписывается купить оного у жителей по Лорийской степи.

16) О движениях ваших, о положении отряда неприятеля и земли и всех сведениях, вами получаемых, доносите прямо ко мне как можно чаще: до Джелал-Оглу с нарочными, а оттуда по летучей [278] почте; в важных же случаях с нарочными прямо ко мне. Равномерно имеете доносить обо всем оном и генерал-адъютанту Паскевичу.

17) Для соображения вашего и единственного вашего сведения предваряю вас при том, что главные силы соберутся между 15-го и 20-го апреля в окружности Шулавер, и что взяв с оными прямое направление к Эривани, я надеюсь прибыть туда в последних числах апреля. До того времени остается в Джелал-Оглу баталион пехотного тифлисского полка.

С подлинным верно: Полковник Муравьев.

XXXVII.

Генерал-адъютант Бенкендорф рапортом от 13-го числа текущего месяца доносит, что по причине ненастной погоды и дурного состояния дорог, он не мог поспеть в один переход от Судагента к Эчмиадзину. Переночевав с 12-го на 13-е число в 17-ти верстах от сего монастыря, он пришел к оному 13-го же числа в час пополудни, и тотчас им овладел без всякого сопротивления. Бывшие там до 400 человек сарбазов выступили к Эривани за день до его прибытия, увезя с собою пять старших монахов и все съестные припасы, за исключением только некоторого количества вина. В Эчмиадзине он не нашел никого, кроме 22-х монахов. С 12-го числа утра, он был наблюдаем, во время марша, с противоположного берега реки Аборона сильным отрядом конницы, коим предводительствовал Измаил-Ага, один из старейшин куртинцов. Хассан-хан с многочисленною кавалериею теперь окружает его в Эчмиадзине, и занимается вывозом из окрестных селений всех съестных припасов и жителей, коих уже два дня пред тем начал отправлять за Аракс. После необходимого двух-дневного отдыха, устроив в монастыре госпиталь, присоединив к себе оставленные в Судагенте отряд и обозы, и собрав надлежащие сведения об укреплениях и силе гарнизонов Эриванских и сардарабадских, генерал-адъютант Бенкендорф намеревается действовать по обстоятельствам против той или другой из сих крепостей. Генерал-адъютант Дибич.

Апреля 18 дня, 1827 года.
Тифлис.

XXXVIII.

Всемилостивейший государь (отправлено 21-го числа с князем Меликовым)! Имею счастие донести вашему императорскому [279] величеству, что состояние дел, которое казалось угрожало весьма невыгодными последствиями, взяло счастливые оборот.

Генерал-адъютант Бенкендорф выступил 16-го числа в 1-м часу пополудни из Эчмиадзина к Сардарабаду, встретил в 10-ти верстах от сей крепости куртинцев в числе 1,000 всадников. Генерал-адъютант Бенкендорф с передовым отрядом своим, состоящим из 500 казаков, полков Карпова 2-го и Андреева, двух рот тифлисского полка и одного орудия, тотчас аттаковал неприятеля, а казаки, горя желанием заслужить неудачу, понесенную в последнем деле при деревне Айгланлу, с невероятным мужеством бросились на них, в одно мгновение опрокинули и погнали 7 верст. Один из предводителей неприятеля, Измаил-хан, один из доверенных военачальников Эриванского сардара, взят в плен, а племянник главного начальника куртинцов, Гусеейна-Аги, убит. По словам Измаил-хана, потеря неприятеля простирается до 80-ти человек убитых, коих тела в первый раз он не успел увлечь за собою по обыкновению; с нашей стороны убито 5-ть казаков, ранено 17-ть, и 30-ть лошадей убито и ранено.

К Сардараббаду: 5 рот и 4 орудия.

Рекомендует: полковника Карпова 2-го, графа Толстого и адъютанта князя Меликова.

Князь Севаршидзев: находился 1-й баталион ширванского, 2 роты тифлисского и казачий полк; рекомендует: Андреева, Гурко и Коцебу.

После сего поражения генерал-адъютант Бенкендорф остановил отряд свой в 3-х верстах от Сардарабада………………….

……………………………………

XXXIX.

(Секретно). Хотя имею я секретное предписание вашего превосходительства доносить о происшествиях, но не могу сего делать, не будучи подвержен открытию, а потому вложил я сию записку в представление экспедиции и сам запечатал.

После победы, одержанной генералом Паскевичем над персиянами, должны бы казалось успокоиться и остановить себя все, окружающие Грузию народы: но напротив того лезгины, в соединении с другими горцами, сделали нападение на Кахетию, и хотя они важного вреда не произвели, не менее того составляют народную диверсию в пользу персиян. Дагестан также неспокоен.

Татарские дистанции, прилежащие к Тифлисскому и Елисаветопольскому уездам, Борчалинская, Казахская и Шамшадильская не [280] благонадежны, и уже опыты доказали, что они вспомоществуют персиянам.

В казахской дистанции на гемагнинском посту перешедшая с турецкой стороны партия убила двух казаков и увела двадцать три казачьих лошадей. Партия сия военная или воровская, еще неизвестно. Ио известно то, что до открытия войны с персиянами подобных происшествий не было со стороны Турции.

В шамшадильскую дистанцию пробрались персияне в недавнее время, тому прошло недели три, истребили две армянские деревни, и как слух носится, увлекли до двух сот душ в плен, а шестьдесят человек убили.

После того пробрались также в борчалинскую дистанцию и истребили две армянские деревни. Происшествие сие последовало верстах в 80-ти или несколько более от Тифлиса.

В сей же дистанции одна немецкая колония истреблена.

Итак, Грузия со всех сторон окружена неприятелями и должна со всех сторон ожидать неприятеля. Самые грузины были бы сомнительны, если бы успехи российской армии были несчастливы.

Торговля приостановилась в ходе своем. Возделывание земли и посевы противу прежних лет должны быть скуднее потому, что крестьяне заняты военными транспортами. Доходы казенные пришли в великий упадок и не скоро могут быть восстановлены. Многие откупщики оброчных статей отказываются от откупов, по причине невозможности содержать оные в нынешнее время.

Подписал: начальник экспедиции, статский советник Василевский.

Сообщ. П. И. Вриони.

_____________________________________________

От редакции. Приводим заметку историка Кавказа, И. Ф. Дубровина о напечатанных выше документах.

«Донесения Паскевича чрезвычайно интересны, но односторонни и несправедливы. Паскевич был дослан на Кавказ с целию, так или иначе, обвинить Ермолова и занять его место. Он достиг того, что остался главнокомандующим, но никто не станет упрекать Ермолова в том, в чем упрекал его Паскевич. Впоследствии (как видно из материалов и приказов), Паскевич сам отказался от своих убеждений в во многом следовал Ермолову. Уезжая с Кавказа, он оставил войска теми же оборванцами, какими принял; осуждая Мадатова, он сделал его своим близким помощником и даже вызвал потом, как известно, в Варшаву, где и оказывал полную доверенность. Причина войны с Персиею вовсе не та, какую изложили Паскевичу армяне Коргановы и друг. Сам Корганов был первейший плут и вместе с Угурлу-ханом личные враги Ермолова. В одном из своих донесений, помешенных в «Русской Старине», Паскевич сам говорит, что «персиянам нельзя верить ни в чем», а между тем все здание его нареканий на Ермолова построено на их показаниях, Чтобы указать неверности донесений Паскевича на Ермолова, пришлось бы написать объемистую статью...»


Комментарии

1. Все трое замешанные в дело 14-го декабря и сосланные на Кавказ. Ред.

2. Копий с этого списка мы не имеем. Ред.

3. Приказа этого в наших бумагах не оказалось. Ред.

Текст воспроизведен по изданию: Ермолов, Дибич и Паскевич. 1826-1827 // Русская старина, № 9. 1872

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.