Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

ДЕ ВОЛЛАН Г.

В ГОРАХ ЯПОНИИ

Летом, когда в Токио нестерпимо жарко, все имеющие только малейшую возможность бежать оттуда покидают душную и пыльную столицу Японии. Японские министры ищут прохлады и успокоения на берегу моря в Ойсо, в разных курортах вроде Икао, Сибу и т. д. Миссионеры облюбовали местечко Каруизаву, отличающееся свежестию воздуха и высоким положением над уровнем моря. Дипломаты переселяются на Олимп… виноват, я хотел сказать — Чюзендзи, находящееся в 3 часах езды на джинрикшах от знаменитого Никко. Никко со своими храмами и усыпальницами сёгунов, расположенными в тени вековечных парков находится уже высоко в горах; но для того чтобы попасть в Чюзендзи — 4375 футов над уровнем моря — надо подниматься в гору в течение 3 1/2 часов.

Дорога большею частию в отвратительном виде, и курумаи, везущие маленькую японскую колясочку, просто надрываются от усилий при всяком крутом подъеме на гору, подбадривая себя громкими криками, прибаутками и веселыми шутками. Удивительный народ по своей выносливости! Другие давно бы стали проклинать судьбу, ругаться, а они на все эти невзгоды и неприятности отвечают веселым смехом…

Виды восхитительные, и пейзаж местами принимает грандиозный характер. Отвесные скалы причудливой формы сменяются зелеными вершинами, среди которых ярко выделяются букеты цветов. Из ущелья вдруг вырывается горный поток "Даягава" и с шумом и грохотом, выбрасывая облака водяной пыли, мчится по громадным каменьям. Несколько мостиков довольно примитивного устройства перекинуты через бурную, клокочущую воду, а в других местах дорога вьется по [125] узкому карнизу горы. Вода, беспрепятственно падая с высоты, понемножку размывает дорогу, которую, конечно, чинят, но без прочных результатов, потому что в сезон дождей сообщение становится очень опасным и прерывается на некоторое время.

А там дальше, на красном фоне застывшей лавы вырисовывается серебристая струя водопада и тонет в зеленой пучине леса. С каждым поворотом новая картина, и не знаешь, которая из них лучше. И что за разнообразие в красках, сколько оттенков в самой зелени, окутывающей горные вершины! При вечернем освещении вся местность является в каком-то сказочном блеске. Золотистые, пурпуровые, фиолетовые лучи полосами тянутся по скалистым карнизам гор и затем тонут в зеленой чаще и в горном потоке.

Чем выше мы поднимаемся, тем чаще встречается родная береза. Но вот еще один подъем — и мы в красивом парке, а там дальше озеро, вокруг которого несколько красивых домов японской постройки. Озеро Чюзендзи, длиною в 7 1/2 и 2 1/2 миль шириною, вулканического происхождения, с крутыми отвесными берегами и чистою, прозрачною водой. Вся местность, впрочем, вулканического характера, и многие предполагают, что центром этой вулканической работы и было озеро Чюзендзи, которое по своей форме напоминает кратер вулкана.

Немного дальше по той же дороге находится японская деревня или, вернее сказать, целый ряд японских гостиниц и японский храм. Здесь же, недалеко от деревни, находятся дачи, занимаемые дипломатами. Тут на маленьком пространстве собрались все представители Европы. Вдали от политических забот они отдыхают в тишине, прохладе и наслаждаются прогулками, катаниями на лодке, а иногда устраивают пикники и обеды. В Чюзендзи проведен телеграф и почта приходит каждый день, но все это при благоприятных обстоятельствах. В случае непрерывных дождей, как я сказал раньше, почта не приходит и телеграф в самое нужное время не действует. Что же политика, что министерские кризисы, как они обходятся без вмешательства дипломатов которые заперты на своем Олимпе?

Но оставим европейцев в покое, — ведь мы в Японии, — и займемся лучше японцами. Я только что говорил о японских гостиницах; их несколько и все они расположены [126] на берегу, недалеко от храма. Летом они посещаются заезжими туристами, но настоящая жизнь начинается около 3-го августа, когда в Чюзендзи являются тысячи паломников. Тогда все гостиницы полнехоньки; но, кроме того, для паломников открываются громадные сараи, которые в другое время стоят заколоченными. Эти сараи принадлежат храму, который получает от паломников известную плату за восхождение на священную гору Нантай-сан. В эти дни вереницы паломников тянутся непрерывною чередой от Никко до Чюзендзи. Обыкновенно паломники одеты в белый, сшитый из грубого холста или из простых мешков, костюм который так и не переменяется во все время паломничества. Впрочем, в каждой гостинице к услугам постояльцев всегда имеется чистый юката, или халат, в который облачаются японцы после ванны. У каждого паломника на голове соломенная шляпа, стоящая несколько сенов, и на плечах соломенная циновка. В руках длинная палка с длинными полосками бумаги (гохей) и гонг или колокольчик, которым он звонит, призывая имя Будды. На ногах — обычные сандалии из соломы или варадзи — самая удобная обувь для восхождения на горы. В каждой лавчонке или чайном доме паломник может купить новую пару варадзи и идти дальше. И вот почему, когда начинается паломничество, вся дорога из Никко в Чюзендзи усеяна сотнями этих сандалий. Багаж у паломника — ящик в виде буддийской молельни, в котором помещаются одежда и пища. Кроме того, каждый пилигрим имеет книгу, в которой по прибытии на место паломничества местный жрец делает надпись и прикладывает печать. В таком виде Японцы делают легко сотни верст и не чувствуют неудобств и усталости. Между паломниками можно встретить людей богатых и принадлежащих к высшим классам общества, но во время паломничества по внешнему облику вы не отличите их от других беднейших сотоварищей. Паломничества бывают самые разнообразные. Есть короткие, как, например, посещение 33 храмов Кваннон, богини милости, или 88 храмов Кободайси, буддийского святого, основателя секты Сингон и изобретателя японского письма "хирогана и ироха". Но это ничто в сравнении с Сейгадзи — паломничеством в тысячи храмов, принадлежащих секте Ничирен.

В течение трех дней в августе паломничество доходит до своего апогея, и гостиницы зарабатывают громадные деньги. [127]

Мне с большим трудом удалось отвоевать себе маленький угол за три доллара в сутки, и хозяин считал, что он сделал мне большое одолжение. И он был прав, потому что он в эти дни в каждую комнату пускал по 30 или 40 паломников, плативших ему хотя немного — от 30 до 40 центов, но эти гости были куда выгоднее заезжего иностранца.

Вечером, когда я возвращался в свою гостиницу, вся площадь белела народом. Не нашедшие приюта в гостиницах поместились лагерем на площади или в так называемых кичиньядо (дома или сараи для паломников, в которых они платят только за дрова, нужные для варки пищи). Благодаря этим "кичиньядо" каждый, даже самый бедный земледелец имеет возможность на месяц отлучиться из дома и постранствовать по Японии, и в то время, когда растущий рис не требует особенных забот, тысячи отправляются в странствие. Площадь была освещена тысячами фонарей, факелами и кострами. Рядом с гостиницами точно грибы выросли японские лавчонки, торгующие разною снедью. Для увеселения паломников явились сказочники, марионетки, диорамы и передвижные театры.

Добраться до своей крохотной комнаты было дело не легкое. Весь нижний этаж, все коридоры были завалены телами, т. е. спящими паломниками. Нужна была особая осмотрительность, чтобы не наступить кому-нибудь на голову. Но не все спали. Одни, во втором этаже, уже готовились к восхождению на священную гору и пред этим подкрепляли себя едой и саке — рисовою водкой. Другие целыми десятками купались в студеных водах озера (не забудьте что это было в полночь). Купание сопровождалось криками, песнями и завываниями, как будто купавшихся жарили на медленном огне. Вы можете представить себе, какой хаос царствовал в гостинйце, в которой не существует настоящих европейских стен, отделяющих одну комнату от другой, а лишь задвижные стены из бумаги. Хозяин и хозяйка с бесчисленными поклонами извинялись за причиненное беспокойство. О сне, конечно, нечего было думать, но вся картина была настолько интересна, что я спокойно ждал ухода пилигримов на гору. Но вот они готовы; с посохами и факелом в руке они двинулись к храму, где уже заранее взят билет и заплачена известная сумма за право восхождения на гору. Массивные ворота храма открываются [128] настежь, и вся толпа с громкими песнями двинулась в гору. По прошествии некоторого времени вся гора с низа до самой вершины была точно перевита непрерывною лентой огней. Дойдя до вершины, паломники дожидаются восхода солнца, молятся и потом возвращаются домой. После ухода паломников, в два часа ночи, в гостинице водворяется тишина до 5 или 7 часов, когда паломники возвращаются и закусывают пред отправлением в обратный путь. Утром, когда я вышел из своей комнаты, все уже было чисто. "Варадзи", или соломенные сандалии, были все сгребены в кучу и преданы сожжению, полы вычищены и блестели точно новые, и вы не подумали бы, что тут ночевали сотни людей.

В эти дни наследный принц посетил Чюзендзи со своею свитой. Приехали они в джинрикшах. Принц был в пиджаке и в котелке, а свита в сюртуках и в цилиндрах — и это было в самый зной.

Принц поместился в храме, и для его развлечения устраивали иллюминацию и японские фейерверки.

Окрестности Чюзендзи очень хороши. Лучше других прогулка в Юмото. Для сокращения пути можно поехать на лодке до соседней деревушки, и затем начинается подъем среди леса, в котором березы чередуются с соснами. На пути очень красивый водопад. После подъема начинается плоскогорие, окруженное невысокими холмами. Здесь когда-то происходило сражение. Посреди этой местности находится холм, насыпанный после сражения над телами убитых воинов. Вся эта местность необработана, да и по соседству нет признака человеческого жилья. Вообще, как это ни странно, в Японии еще много мест, которые ждут труда человека, и о переполнении страны еще рано говорить. Но насколько я мог заметить, японцы не любят селиться там, где не родится рис. Итак, несмотря на поощрение правительства Хоккайдо (остров Иессо) до сих пор пустует и ждет переселенцев, в то время когда японцы тысячами переселяются на Филиппинские и Сандвичевы острова.

Недалеко от Юмото надо свернуть в сторону, для того чтобы видеть водопад, величественнее и красивее первого. После крутого подъема по тропинке вы попадаете на большую дорогу и к первому озеру. Еще один подъем — и вы на рубеже двух озер. Само Юмото расположено на берегу прелестного озера, вода которого вследствие вытекающих туда горячих серных источников принимает молочный цвет. В [129] Юмото что ни дом, то гостиница, и в каждой гостинице ванны и большие резервуары, в которых полощутся мужчины, женщины, дети и старики. Японцы этому не придают никакого значения, и вы видите нагих женщин и мужчин, выходящих из ванны и проходящих перед вами безо всякого стеснения.

Эта маленькая прогулка пешком была подготовлением к большой экскурсии по горам Японии. Но погода в Чюзендзи не предвещала ничего доброго. Густые облака ходили в стороне Асио, куда мы направлялись. Кроме носильщиков, несших наши вещи и провизию, мы взяли повара, который мог бы приготовить незатейливый обед. Подъем до Асио-тоге (перевал) не особенно трудный. Неприятнее был спуск по крутым и скользким тропинкам, главным образом потому что я не мог вначале приспособить себе обувь. У моего спутника были удобные, приспособленные к горным тропинкам башмаки, привезенные из Персии, и ему, привычному ходоку по горам, мои сетования на обувь казались просто бессмысленными. В конце концов я принял японскую обувь с некоторыми изменениями и благодарил судьбу.

После крутого спуска началось опасное хождение по узеньким тропинкам, с одной стороны которых были отвесные скалы, а с другой головокружительная пропасть. Малейшая неосторожность — и вы летите вниз на сотни футов. И не за что уцепиться, потому что земля и мелкий щебень под вашими ногами так и катятся вниз. Людям, у которых кружится голова такие прогулки положительно опасны. В некоторых, самых опасных, местах правительство закрыло старую дорогу и провело новую по руслу реки. Но затем та же опасная тропинка на другой стороне, а местами, где тропинка прерывается ручейком или обвалом, туда перекинута доска. Такие тропинки японцы называют "оя сирадзи, ко сирадзу", т. е. тут дети забывают родителей, родители детей и только думают о собственной безопасности. Сначала, что касается меня, я старался смотреть в сторону горы и только изредка бросал мельком взгляд на разверзающуюся под ногами пропасть. При таком настроении трудно оценить красивые пейзажи, которые поминутно развертываются перед вами до самого Асио, знаменитого своими медными рудниками и заводами.

Так как в Асио мы пришли довольно рано, то, осмотрев рудники и закусив, мы двинулись в Сори. Дорога хорошая и проложена вдоль конки перевозящей руду. С [130] правой стороны речка, катящаяся среди громадных белых валунов, похожих на мрамор. Во время нашего пути начался дождь, который лил, не переставая, до самого Сори. Можете представить себе, с каким удовольствием мы увидели японскую гостиницу в Сори и, облачившись в удобные "юкаты", разлеглись на мягких циновках (татами). Следующий наш ночлег был в Ханаве, где мы нашли проводника, без которого, как нам говорили, нам не добраться до Акаги-Сана. Дорога идет сначала красивыми садами, в которых растут шелковица и фруктовые деревья. Проходя мимо одной деревушки, мы увидели полицейского, который, быстро пристегивая свою саблю, последовал за нами. Это было сделано им для нашей безопасности, но мы, поблагодарив его за доброе намерение, просили его не беспокоиться, и он согласился предоставить нас нашей участи. На прощание он обратился к нашим проводникам с речью, в которой просил их быть осторожными и беречь наши дорогие персоны. Дорога на мой взгляд оказалась трудною и утомительною, но совсем не опасною.

Но вот мы добрались до плоскогория с мелко растущими кустарниками, между которыми там и сям попадается ежевика. За плоскогорием оказались окруженное растительностию озеро и храм святого Акаги-Сана. Кроме храма, имеется только постоялый двор самого примитивного устройства, состоящий из одной большой комнаты, в которой поместились все посетители, хозяин, его домочадцы и все носильщики. Тут же очаг для варки пищи, и нестерпимый дым так и ходит по всему дому. Об удобствах тут нечего было думать. При храме находится жрец (каннуси), который вместе со своим братом живет на постоялом дворе. Вечером для каждого из нас вытащили японские ватные матрацы или фтоны. Нагромоздив их целую кучу и посыпав их из осторожности персидским порошком, мы улеглись спать в многочисленной компании. Мерцающая лампа освещала десятка полтора закутанных свертков; ночью было очень прохладно; по временам то там, то сям раздавался громкий храп. На следующий день мы проплутали в горах и с большим трудом только вечером добрались до Сибукавы откуда взяли джинрикшей до Икао которое находится на высоте 2.700 футов над уровнем моря. Нашим курумаям пришлось порядочно потрудиться, втаскивая наши колясочки в гору, а мы могли всласть насладиться красивыми видами. Но красивых [131] видов так много, что настал момент пресыщения и — о ужас! — я, кажется, уснул, убаюканный мерным движением экипажа. Я проснулся, когда курумаи подвезли нас к красивому чайному дому. Женская прислуга с глубокими поклонами до земли, стоя на коленах, приветствовала нас, прося отдохнуть. Циновки были безупречной чистоты, караками, или раздвижные перегородки, новые, с красивыми рисунками; и на татами, т. е. на полу, в красивой позе отдыхала миловидная японка. Наши курумаи в это время побежали к колодцу и, скидывая с себя верхнее платье, совершали омовение при всей честной публике — жанровая картинка которую встречаешь на каждом шагу в Японии.

В Икао все гостиницы были переполнены. После долгих переговоров нам отвели биллиардную, поставили там постели и от улицы отгородили нас ширмами. Икао, знаменитый своими целебными источниками, имеет очень оригинальный вид. Это в сущности одна большая и несколько боковых улиц или, вернее, лестниц, ведущих к храму и пересекаемых несколькими поперечными улицами. Вечером все это освещено сотнями огней, все эти лавочки со съестными припасами, с деревянными изделиями, разными редкостями освещены a giorno, и по лестницам беспрерывно поднимается толпа веселых, жизнерадостных людей в легких купальных юката. Хотя Икао и считается курортом, но японцы смотрят на него как на место увеселения, и потому здесь много гуляющей публики, которая не прочь попировать, послушать гейш и жить нараспашку. Тут государственные люди забывают о своих семьях и политических заботах и предаются веселию или разгулу, как обыкновенные смертные. С разных сторон слышатся звуки заунывной свирели, которыми слепой японский массажист или "дама" дает знать о своем присутствии, японская музыка и пение гейш. Но вот пестрая и веселая толпа собралась в кучу и смотрит на фейерверк, пускаемый каким-то богатым японцем для собственного увеселения.

Мой спутник был отозван по делу в Токио, и мне пришлось дальнейший путь продолжать одному. Из Икао мы вернулись в Сибукаву, и оттуда конка доставила нас до Маебаси, где я расстался со своим спутником и поехал дальше в местечку Каруйзаву.

Дорога через Усуйтоге поражает своею грандиозною красотой. Тоннелей бесчисленное множество — около 15 с одной [132] стороны перевала и столько же с другой; а когда поезд выскакивает из тоннеля, то он буквально висит над пропастью, и пред вами открывается широкий вид на дальние горы и ущелия. И есть люди, которые толкуют об игрушечной Японии! Они, вероятно, не видели ничего, кроме ближайших окрестностей Иокогамы.

Каруйзава находится в котловине, окруженной горами, и довольно далеко от станции железной дороги. Каруйзаву по-настоящему надо назвать Миссионополис — как место, в котором преимущественно живут миссионеры, и потому на улице видишь массу детей, катающихся на осликах в колясочках или покупающих игрушки у разносчика. За большою и единственною улицей, которая тянется довольно далеко, начинаются дачи, окруженные садами и устроенные на широкую, барскую ногу. В настоящее время владельцы дач испытывают беспокойство вследствие появления в Каруйзаве непрошенной гостьи… холеры, которая на этот раз не пощадила нескольких европейцев. Вследствие этого акции Каруйзавы сильно упали, и в газетах возгорелась даже ожесточенная полемика о том, здоровое ли вообще место Каруйзава.

Но ведь я приехал в Каруйзаву не для отдыха или для того чтобы пользоваться прелестным горным воздухом, а для восхождения на действующий вулкан Асама-Яму. Восхождение было решено делать ночью, пользуясь прохладою. Вечером мы двинулись в путь верхами в сопровождении носильщиков и проводников с фонарями. Опять наш проводник сбился с дороги, и мы до двенадцати часов ночи бились, отыскивая тропинку, ведущую к вулкану. Там пришлось оставить лошадей и идти пешком. Когда мы обогнули маленькую Асаму-Яму (Ко-Асама), начался трудный подъем на самый вулкан. Нога утопает в рыхлой массе золы. Кончается всякая растительность, за исключением кустарника, принадлежащего к виду Polygonum. На пути мы нашли несколько спящих пилигримов, которые при нашем приближении встали и пошли дальше.

Забрезжился свет, и мы, потушив фонари, пошли бодрее к вершине. Мало-помалу темно-красная масса вулкана выступала пред нами, а внизу, точно молочное море, плавали облака. Но вот огненное светило вынырнуло из этих облаков, и пред нами открылся широкий вид на сотни верст. Вдали, среди других высоких гор, виднелся белый конус Фудзи-Сана. Пилигримы при виде солнца опустили головы и [133] захлопали в ладоши, как это делают японцы, когда молятся. Еще шагов двести, и мы были у обширного кратера (диаметр приблизительно 1233 фута, глубина 750 футов), из глубины которого по временам подымался дым и доносился шум громадного паровика. Стены кратера имеют красный цвет с полосами из черной лавы. С северной стороны стенки кратера ниже, чем с южной и юго-западной. В 1783 году сильное извержение понизило стены кратера северной стороны на 150 футов. Это извержение уничтожило сотни городов и деревень и поглотило множество жертв, обратив в пустыню громадное пространство земли. Даже в Токио пепла было на вершок толщины, кругом горы на расстоянии двадцати миль пепел лежал слоем до 4 футов. Скалы вышиною от 40 до 80 футов были выброшены вулканом с громадною силой и выкинуты на большие расстояния. Были камни, которые по измерению оказались от 120 до 264 футов. Один упал в реку и походил на остров. Шум от извержения был слышен до самого Оми и Исе (190 и 200 миль).

Стены кратера падают отвесно, и с разных сторон вырываются струйки пара, а внизу картина напоминает Дантов Ад.

Скалы на вершине кратера приняли самые странные формы. Тут увидишь средневековые замки, башни, фигуры, напоминающие людской образ, и потому японцы принимают их за демонов.

Я начал делать обход кратера с той стороны, где не было дыма, и зрелище было действительно грозное и величественное. Но я успел только добраться до того места, где между стенками кратера образовалась громадная расщелина. В это время Асама-Яма, рассердясь на нашу дерзость, стал высылать нам навстречу облака едкого дыма, пропитанного серным запахом. Оставалось одно — бежать без оглядки. Бывали примеры, что люди, задыхаясь от дыма, тщетно искали спасения. Мы спешили вниз, а серый удушливый дым следовал за нами по пятам. Проводники скользили по золе, точно по паркету, и мы просто летели вниз.

У подошвы мы нашли лошадей и, несмотря на протесты конюхов, поскакали в Каруйзаву, куда мы добрались к одиннадцати часам дня. После ночи, проведенной без сна, я бросился на кушетку и проспал до самого обеда.

На другой день я отправился по железной дороге в [134] Тононо. Близ станции Нагано снесло мост, и нам пришлось шествовать по импровизованным мосткам. Там же находится знаменитый храм Зенкодзи.

В Тойоно оказался недостаток в курумаях, и пришлось довольствоваться одним на каждую колясочку, и я не мог видеть, как эти несчастные надрывались, стараясь тащить нас по скверной дороге. Только к вечеру нашлись свежие люди, и мы полетели быстрее. Дорога постепенно подымается до самого Сибу, известного своими целебными источниками и прозванного раем Японии. В этом раю не оказалось места для нас грешных, и после долгих усилий мне отвели крохотное и весьма неудобное помещение.

Сибу, построенное по склону горы, представляется ласточкиным гнездом, но все постройки скучены друг около друга, и этот японский рай не имел для меня ничего привлекательного. Из Сибу я имел намерение проехать через горы в Кусацу, но разыгравшийся на другой день тайфун помешал моим планам, и мне пришлось тем же путем вернуться домой.

__________________________

Кто из бывавших в Японии не слыхал о прелестях Мияноситы, которая благодаря своему красивому положению в горах и минеральным источникам сделалась любимым местопребыванием здешней публики. Хорошая и обширная гостиница, устроенная с большим комфортом на европейский лад, служит лишнею приманкой для посетителей. В Мияноситу едут спасаться от жары и комаров в летнее время, но и в другое время там много посетителей, которые живут подолгу и пользуются горячими ваннами и прогулками. Из Иокогамы можно проехать по железной дороге до Кодзу, а там надо пересесть в конку до местечка Юмото, где также есть горячие источники.

Там надо взять джинрикшей до Мияноситы. Недалеко от этой местности находится местечко Тоносава с православною церковью и дачею, принадлежащей нашей духовной миссии в Токио. Мияносита славится еще своими деревянными изделиями и мебелью с инкрустациями из разных кусков дерева. Прогулки здесь очень разнообразные; обыкновенно идут пешком или берут носилки, так называемое кресло на двух длинных палках, для которого надо нанять четырех носильщиков. Побывавши в Мияносите, надо непременно посмотреть [135] "О дзигоку" или Большой ад. Есть еще Маленький ад — "Ко дзигоку", по дороге из Мияноситы в Асиною, с довольно сильными серными источниками. Я пошел в "О дзигоку" пешком, взяв с собою проводника. Вся местность покрыта растительностью, но в лесу царит тишина, и только изредка услышишь пение птиц. Из животных, как мне сказал проводник, здесь водятся лисицы, барсуки, дикие кабаны, олени и обезьяны. После долгого хождения по горам серный запах и высохшие деревья дали нам знать, что мы приближаемся к знаменитому аду. Черные камни, изжелта-беловатая почва — все указывает на вулканическое происхождение всей этой местности. Но вскоре мы дошли до ущелья, в котором не было признака растительности. Небольшая тропинка проложена среди желто-красноватых камней, разбросанных в беспорядке, из-под которых вырываются по временам струйки горячей желтой жидкости. Еще далее — солфатары более значительные. Можно не ошибаясь сказать, что гуляешь на вулкане. Вся почва минирована: стоит сунуть палку в любое место, и оттуда вырвется струйка дыма или откроется новый фонтан горячей воды. В иных местах тонкая кора проваливается, и пред вами открывается целый резервуар с клокочущею желтою и черною жидкостью. Бывали случаи, что люди проваливались, и дело кончалось или ожогами, или смертию. Здешние жители добывают здесь много серы, которую тут же укладывают в соломенные свертки и доставляют вниз по проволоке в ближайшее селение, откуда она на вьюках доставляется дальше.

С несколькими приятелями я решился на другой день пройти пешком в Атами (13 миль). Наша экскурсия была испорчена дождем, который шел почти не переставая. Была только передышка, когда мы спускались в Хаконе с его красивым озером, очень глубоким и с отвесными берегами. В Хаконе находится дворец, в котором останавливается император, и несколько дач, отдаваемых внаем на лето.

Погода смилостивилась, когда мы стали спускаться к плодородной долине и зеленым дубравам Атами, расположенного на берегу моря и защищенного горами от северных ветров. Кроме того, Атами обладает гейзером, который бьет шесть раз в день на значительную высоту. Есть еще и другие горячие источники. Атами называется японскою "Riviera" и посещается преимущественно зимою, летом там [136] слишком душно. Мы на другой день отправились дальше. Из Атами в Одовару проложена конка, но эти маленькие вагончики везутся не лошадьми, а людьми. Дорога вьется вдоль берега моря, то поднимаясь на соседние горы, то опять опускаясь к берегу, и местами кажется весьма опасною. Люди обыкновенно в гору дружно подталкивают вагончики, а когда начинается спуск, то они цепляются за вагон, предоставив ему лететь с головокружительною быстротой на поворотах и на близких расстояниях от пропасти. Несколько раз наш вагон соскакивал с рельсов. Поставить его на место, конечно, не трудно, но это могло случиться и в опасных местах, где полотно дороги проложено по карнизу горы, круто спускающемуся к морю. Впрочем, потом такие несчастия и случались, и несколько человек были убиты вследствие беспечной отваги рабочих.

__________________________

Паломничество на священную гору Японии Фудзи-Яма (гора), или Фудзи-Сан, составляет сокровенное желание каждого японца. Из гор Японии Фудзи превосходит другие своею высотой (около 13.000 ф.). Предание говорит, что вулкан Фудзи появился в одну ночь, так же как и знаменитое озеро Бива. Это случилось приблизительно во времена Александра Великого. В 809 году по P. X. построен был храм на вершине и посвящен красивой богине Конохана Саку Я Хима, но есть и специальное божество для кратера — "О ана мочи но микото", или владетель великого кратера. До XIV столетия Фудзи-Сан постоянно дымился. Последнее извержение было в 1707 году, когда, как говорят, образовался горб на одной стороне конуса. Эту маленькую неровность видишь только на близком расстоянии. Лучшим временем для восхождения на гору считается от 15 июня до 15 сентября. Моим спутником на этот раз был мой учитель японского языка. Из Готемба мы отправились часов в пять вечера верхом до станции Таробо. При выезде наши лошади были испуганы криками толпы, смотревшей на состязание борцов. Дорога идет садами и лесом, и все время перед нами виден был темно-синий конус Фудзи-Сана. Наши лошади, несмотря на всякое понукание, шли шагом и останавливались при каждом чайном доме. Обыкновенно в это время конюхи, или бетто, пьют японский чай, подносимый и нам в маленьких чашечках; [137] лошадям не дают пить, а только смачивают морду брызгами воды. Недалеко от Таробо пришлось сойти с лошадей и идти пешком в гору по осыпавшейся золе. Вся местность кругом носит вулканический характер. Я не ошибусь, если скажу, что этот вулканический характер бросается в глаза на 120 миль и даже больше. Обработанная земля простирается до 1.500 футов высоты; полоса дикой болотистой растительности тянется до 4.000 футов высоты и затем начинается лес с искривленными деревьями. В чайном доме в Таробо путешественники обыкновенно запасаются длинными шестами, к которым жрец на вершине Фудзи-Ямы прикладывает печать храма, и такая палка бережется как святыня в семействе японца. Надо вам сказать, что вся гора для удобства паломников разделена на десять станций, из которых 9-ой не существует. Японцы назвали эти станции "шо" или "го", то есть сосуды, которыми измеряется рис.

Там, где мы слезли и пошли пешком, господствует полная тишина, нет ни одной птицы, только в некоторых местах растет мелкий кустарник (juniper, vaccinum, lichen).

Потоки изрезали в разных направлениях рыхлые массы золы. Для того чтобы ободрить нас, носильщики выкликали на пути: "такая-то станция", и мы подходим к ней с радостью. Сама станция представляет самое жалкое подобие человеческого жилища. Это каменная хижина из громадных кусков черной и красной лавы, втиснутая в гору, так что только передняя сторона выходит немного наружу. Плоская крыша этой хижины только частию выходит наружу и вся завалена громадными каменьями, служащими защитою от страшных бурь, господствующих на Фудзи-Сане. Перед входом земля немножко приподнята, так что вы входите как в подвал. Там по японскому обычаю положены циновки и устроен очаг, но без дымовой трубы. При каждой станции от 15 июня до 15 сентября находится человек, который угощает вас японским чаем. Там же с грехом пополам можете найти яйца и незатейливый японский обед. Запасы в этих местах тем более необходимы, что в случае бури десятки пилигримов имеют только это одно прибежище от непогоды. Бывали случаи, что туристы были задержаны на какой-нибудь станции в течение двух или трех дней. Движение пилигримов уже заметно по большому количеству варадзи, которыми усыпана вся дорога до вершины. Прийдя на первую станцию, мы застали там большую партию пилигримов в [138] белых одеждах. Некоторые отдыхали на японских матрацах-фтонах, другие закусывали, готовясь в путь, а некоторые затянули напев в честь Фудзи, произнося что-то вроде молитвы. Чем выше мы поднимались, тем труднее становился путь, а мой спутник, привыкший к сидячей жизни и кабинетным работам, просто изнемогал от усталости и еле передвигал ноги. Мой повар оказался молодцом и не только не уставал, но подталкивал в спину моего учителя. Наши носильщики тоже по временам садились на камни, чтобы перевести дух. На 6-й станции мы уже были на высоте 10.000 футов, и многие говорят, что тут чувствуется сильно разреженный воздух. Я этого не чувствовал даже и на самой вершине и потому только рассказываю, что некоторые чувствуют точно приступ морской болезни, а у других из носа идет кровь.

Наши носильщики несколько раз пробовали замолвить словечко о том, что нам пора отдохнуть, но я нарочно, перемогая свою усталость, шел дальше. На 7-ой станции они заявили, что должны отдохнуть часа на полтора. Было уже 3 1/2 часа ночи, и я решил подчиниться. Седьмая станция была битком набита пилигримами, которые лежали, сидели, закусывали. Мне очистили один край циновки и подложили фтон для сидения. Подложив под голову сверток с пледами и подушками, я моментально заснул. Когда мы проснулись и надо было умыться, вода была ледяная и пальцы закоченели от холода.

Началось восхождение от 8-й до 10-й станции. Пришлось с боя брать каждый шаг, цепляясь руками, перелезать через скалы.

Начиналось утро. Весь горизонт к востоку был объят пламенем зарождающегося дня. Золотистые, розовые лучи солнца разсеяли туман, осветили верхушки гор и проникли в долины. У самых наших ног были видны красивые очертания Яманакского озера, похожего на застывшую сталь, Осима, весь берег до Мисаси; справа обрисовывались высоты Хаконе, зеленый берег и необозримое море. Сама гора при волшебном свете солнца уже не выглядывала красноватым или золотистым безупречным конусом. Это была какая-то безобразная масса неровностей, и изодранная, изрезанная; зубчатая вершина указывала ясно на вулканическое происхождение Фудзи-Сана.

На вершине, до которой мы добрались с большим [139] трудом, во впадинах горы устроены храмики. Немножко дальше — и перед нами сиял кратер или чаша около полумили ширины и около 700 футов глубины. В это время между пилигримами пронесся говор, что надо спешить вниз, потому что оставаться на вершине ввиду надвигающагося тумана очень опасно. Мой повар побежал в храм, где пилигримы сидели на циновках и молились, и за известную плату получил от главного жреца талисман, который он обещался привезти жене. Туман рассеялся, но поднялся ветер, и главный жрец, у которого надо получить разрешение спуститься в кратер, не дозволил нам этого удовольствия, о чем я нисколько не пожалел.

Спускаться обратно было гораздо легче, особенно когда мы дошли до сыпучей золы. Мы вернулись усталые в Готембу. Гостиница была переполнена паломниками и людьми, которые на другой день собирались на праздник мацури в Иошиду. В японской гостинице с ее бумажными перегородками трудно ожидать особенной тишины: все, что говорится у соседей, слышно до последнего слова, и даже видно кое-что, потому что задвижные стены закрываются очень неплотно. На этот раз в нашем соседстве собралась особенно шумная компания. Это были пилигримы только из высшего класса, и обед сопровождался тостами, речью председателя, восхвалявшего подвиг восхождения на Фудзи. Оратор рассматривал этот подвиг со всех сторон, и речь длилась безконечно. После этого все сотрапезники затянули молитву в честь Фудзи, и пение их продолжалось до позднего вечера. Молитва эта состояла из бормотания, прерываемого громкими возгласами, и не отличалась благозвучностию.

Из Готембы я проехал в экипаже до Иошиды по сквернейшей дороге. По дороге мы видели красивое озеро, и наш возница сериозным тоном рассказывал нам о водяном. Японцы ночью не пойдут по берегу из страха, что водяной втащит их в воду. В Иошиде все улицы были переполнены народом, везде были расставлены переносные лавчонки со сластями, игрушками и разными безделушками. На каждые десять шагов стояла поленница из сухих дров в сажень и больше вышиною, а в других местах были приготовлены громадные деревянные лубки сажени в 2 1/2 вышиною. Внутренность этих лубков была наполнена сухими поленьями. К вечеру все эти колонны и костры зажигались и получалась самая оригинальная иллюминация, не говоря уже о [140] тысячах фонарей. Оттого это празднество и называется "Хи" (то есть, огненное) мацури. Эти горящие светочи поставлены очень близко от домов, и надо удивляться, как не происходит пожара. Впрочем, все предосторожности приняты: крыши домов постоянно поливаются водою и пожарная часть наготове на случай несчастия. В числе увеселений можно назвать театр, состязание борцов и уличных певцов и рассказчиков.

По дороге в Кавагучи мы встречали все время людей, идущих на праздник. Это мне напомнило наши русские праздники, когда все окрестное население идет на храмовой праздник какого-нибудь села.

Японки, между которыми были очень миловидные, наряженные в красивые кимоно или халаты, идут своею утиною походкой на высоких копытцах, или гета. Женщины остались верны своему национальному костюму и не воспринимают ни одной мелочи от своих европейских сестер. Впрочем, даже в высшем обществе, где многие японские женщины нарядились в европейское платье, они теперь возвращаются к своим национальным нарядам. Что касается мужчин, — я говорю о деревенской публике, — то по части костюма существует полная анархия, особенно относительно головного убора. Есть котелки, фетровые шляпы, и есть люди, которые на японский лад идут с непокрытою головой. То же и насчет обуви. Больше всего гета, или деревянные подставки, играющие у японцев роль калош, но есть и ботинки европейского фасона, а иногда собственник этих ботинок шествует босиком и торжественно несет их в руке.

В Кодачи, на берегу красивого озера, нас встретило громадное детское население. Пока отыскивали лодку, я занялся осмотром храма, в котором сохранились очень красивые рисунки на караками (раздвижных стенках) и очень изящная резьба на дереве.

Озеро, по которому мы подъехали, очень красивое, большое, глубокое и с большими островами. В Нисиноуми, куда мы добрались вечером, не было гостиницы, и пришлось остановиться в первом попавшемся доме. Это конечно причинило массу хлопот хозяевам. При обилии комаров в каждом японском доме имеется полог, сделанный из травы (ка) и окрашенный в зеленую краску. Этот полог очень велик и занимает собою почти всю комнату, в которой почивает все семейство. На этот раз мне дали полог, [141] сделанный из бумаги, но вполне достигающий своей цели. И в этой забытой деревушке рыболовов я нашел лакированные роскошные ширмы, которые привели бы в восторг любителей японского искусства.

Дальнейший путь пришлось делать пешком под проливным дождем. Дорога в Седзи идет по кочкам, болотам и по мелколесью.

Дождь перестал как раз вовремя, когда мы подходили к восхитительному озеру Седзи. На другом берегу мы увидели дом в европейском вкусе, построенный неким англичанином, принявшим японское имя и японское подданство. Носильщик и повар надрывали свои глотки криком "Хосино-Сан", и после некоторого времени мы увидели, что от белого дома отчалила лодка. Это был сам хозяин, и мы с трудом уселись в утлой ладье. Озеро действительно прелестное и окружено высокими горами. Вдалеке видна была деревня. Озеро вулканического происхождения, очень глубокое, с прозрачною водой. Прямо перед нами возвышался стройный конус Фудзи-Сана. А что важнее всего… простите за откровенность — я, наконец, попал в европейский дом с настоящими постелями и некоторыми удобствами европейской жизни. К вечеру разыгралась буря, и наш дом построенный на открытом месте, страшно пострадал от ветра и дождя. Дальнейший путь мой пешком сопровождался большими трудностями. Приходилось вброд переходить по горным речкам, выступившим из берегов и принявшим вид бурных потоков. Путешествие мое закончилось поездкою на лодке по порогам и стремнинам Фузикавы, и бывали минуты, когда мы подвергались сериозной опасности погибнуть в волнах этой бурной реки.

Григорий де-Воллан

Текст воспроизведен по изданию: В горах Японии // Русский вестник, № 11. 1898

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.