Мобильная версия сайта |  RSS
 Обратная связь
DrevLit.Ru - ДревЛит - древние рукописи, манускрипты, документы и тексты
   
<<Вернуться назад

Немцы о Суворове.

В последнее время на немецком языке стали появляться сочинения, или специально посвященные Суворову и его деяниям, или же разрабатывающие эту тему отчасти, для доказательства своих теоретических положений. Вообще, Суворов начинает занимать военную литературу западной Европы, она стала говорить о нем иначе, чем до сих пор, стала признавать его и воздавать ему должное.

Недавно (в 1896 г.) в газете «Militar-Wochenblаtt» появилась статья Гюнтера «Suworoff in Itаlien und der Sehweiz 1799». Автор, хорошо ознакомленный с источниками, приводит из них выдержки, интересные для русских читателей, тем более, что сочинения, из коих извлечены эти отрывки, или вовсе не были известны русским историкам (напр., нигде у нас не упоминают о сочинении Dr. Fr. Lusser, «Leiden und Schicksаle der Urnеr», Аltdorf 1845), или сделались теперь библиографическою редкостью (напр. статья Штутергейма, напечатанная в «Oesterreichisehe Militаr-Zeitschrifе » за 1812 год).

Гюнтер, как и большинство писавших о Суворове, останавливается на его чудачествах. Известно, что 17-го (28-го) апреля 1799 года, всего на десятый день от начала своего итальянского похода, Суворов занял Милан, столицу Цизальпинской республики, казаками и частью австрийских войск генерала Меласа, а 18-го (29-го) апреля, в Светлое Христово Воскресенье, совершил торжественный въезд в этот [205] город. Об этом событии Гюнтер приводит такой рассказ. Для занятия Милана Мелас, не дожидаясь прибытия русских, а также остальных своих дивизий, отправил поспешно дивизии Кайма и Фрелиха. Когда Суворов узнал об этом, то немедленно послал к Милану полк казаков. Мелас, очевидно, был низкого мнения о дисциплине русских варваров, ожидал беспорядков и, желая помешать грабежам со стороны казаков, отделил за ними полковника Соммарива с несколькими эскадронами; этою мерой он рассчитывал поддержать в Милане порядок и спокойствие (!?).

18-го (29-го) апреля депутация с ключом от города встретила Суворова еще далеко в поле. Фельдмаршал поцеловал ключ, передал его для того же всем присутствующим его свиты и, когда церемония была окончена, поспешил к городу. Когда Меласу доложили о прибытии главнокомандующего, он вышел к нему навстречу с опущенным оружием и намеревался отрапортовать о сделанных распоряжениях; но русский полководец, не слушая систематического доклада австрийца, взял его за голову и крепко, сердечно обнял. Затем Суворов, а за ним Мелас и свита въехали в город и проследовали по нескольким улицам. Вдруг фельдмаршал увидел церковь, дверь которой была открыта. Быстро спрыгнул он с лошади, протиснулся сквозь толпу, пробежал к главному алтарю и распростерся на полу. Полежав несколько минут, он вскочил, благословил свою свиту, выбежал из церкви, сел на лошадь и поехал к назначенной ему квартире. Толпы народа стояли по пути, массы любопытных смотрели из окон. Суворов благословлял всех правою рукою, на которой висела плеть. Во время этого торжественного шествия главнокомандующий сидел верхом на казачьей лошади, оседланной изношенным немецким седлом и чепраком с шелковой бахромой. На ногах его были маленькие сапоги, на которые нависали спустившиеся с [206] колен чулки. Короткие штаны из белой полосатой материи слегка удерживались под коленками пряжкой; пуговицы никогда не были застегнуты порядком. Ветер надувал пузырем его рубашку без воротника с расстегнутым воротом. Сверх рубашки был надет открытый белый камзол с короткими фалдами. На голове небольшая черная кожаная каска с шелковой кисточкой. Он беспрестанно погонял свою лошадь плетью.

В параллель со вступлением в Милан приведен рассказ очевидца о въезде Суворова в Альтдорф 15-го (26-го) сентября 1. В 6 часов вечера въехал в город Суворов в фантастическом одеянии; за фельдмаршалом следовало несколько сотен казаков и много пехоты. Он был в рубашке с черным открытым камзолом и в брюках, расстегнутых с боков. В одной руке он держал кнут, а другою благословлял, как епископ, всех встречных. Ландман Шмид вышел к нему навстречу из своего дома; фельдмаршал потребовал от ландмана поцелуя в знак мира, а от сопровождавшего Шмида почтенного пастора Рингольда потребовал благословения, которое принял, благоговейно преклонив колена. Потом он сказал на ломаном немецком языке речь, в которой объявлял себя спасителем и освободителем Швейцарии, что он пришел освободить швейцарцев от неверных и тиранов.

По мнению Гюнтера, Суворов все свои якобы чудачества проделывал от чистого сердца и с любовью; впечатления были различны. Некоторые из современников (а за ними и некоторые историки), благодаря подчас выходкам великого [207] полководца, судили о нем несправедливо и не признавали его гения; на пылких же итальянцев оригинальное поведение русского фельдмаршала производило сильное, электризующее действие: оно сослужило большую службу во время итальянского похода, и если бы не помеха со стороны австрийцев, то принесло бы и еще больше пользы. На спокойных, расчетливых, да вдобавок ограбленных (французами и австрийцами) жителей швейцарского кантона Ури ни суворовские речи, ни благословения не произвели особенного впечатления; австрийцы, с первой минуты появления Суворова в Вене, приветствовали его с восторгом, но, по мнению Гюнтера, тут играла роль не только давнишняя слава фельдмаршала — в нем видели олицетворение воли Императора Павла I ниспровергнуть революцию и ввести во Франции прежний порядок вещей, а потому жители Вены одинаково чествовали бы всякого, кто бы ни был прислан вместо Суворова, хотя бы заурядного генерала Германа, которого русское правительство действительно прежде предполагало послать. Да австрийцы, первоначально, когда обратились за помощью к Императору Павлу, и не думали, что главнокомандующим будет назначен Суворов, иначе интриги первого австрийского министра барона Тугута против неутомимого фельдмаршала начались бы гораздо раньше; дипломаты думали найти в русском генерале послушный инструмент для исполнения предначертаний Тугута и вполне ему подчиненного высшего придворного совета (гофкригсрата).

О военном искусстве Суворова, Гюнтер отзывается с полным почтением и говорит, что оно именно и было той же самой тайной ведения войны, которая принадлежала Наполеону; основы были те же, на которых немецкая армия построила свой беспримерный успех во время войны против французов в 1870-1871 гг.

Прибыв в Италию, Суворов отправил несколько русских [208] офицеров для обучения австрийских войск действию штыком. Хотя эта мера оскорбила австрийцев (чему могут научить грубые, необразованные варвары столь цивилизованную армию?), но она была далеко не бесполезна; напротив, оказала в высшей степени благодетельное освежение австрийских идей, оцепенелых в формализме: солдат же австрийский действительно не имел никакого понятия об употреблении штыка. Следовательно, если Суворов хотел из подобного материала ковать орудие для подавления революции, то он должен был потрудиться в поте лица.

Из приведенного факта нельзя выводить заключения, что Суворов пренебрегал огнестрельным оружием; многие придерживаются такого взгляда, основывая его на любимой поговорке русского полководца «пуля дура — штык молодец»; но это совершенно неправильно, ибо фельдмаршал высказывал неоднократно свои воззрения относительно полезности огня (напр. при преследовании) совершенно такие же, как признаны всеми 60 лет спустя при появлении «тактики игольчатых ружей».

Контр-атака, бывшая до сих пор в австрийской армии неизвестным тактическим приемом, была введена Суворовым, как действие необходимое и самое обыкновенное.

Понятия русского генералиссимуса о тактике маршей вполне сходятся с нашими современными. Хотя он делал очень большие переходы, но в то же время заботился об удобстве солдата. В австрийской же армии, напротив, удобство солдата нисколько не принималось в расчет, а правила Суворовские (напр. о привалах) были совершенно неизвестны и никогда до 1799 года не применялись. Она шла как улитка и, хотя люди были на ногах с раннего утра до позднего вечера, проходила не больше 15 километров в день. Один старый ветеран австрийской армии так рассказывает [209] о существовавших в ней порядках 2: «По воскресеньям или праздничным дням были церковные парады. С раннего утра люди в полной амуниции представлялась поочередно капралу, фельдфебелю и офицеру. Делали смотры сомкнутому и разомкнутому строю, сабельным приемам, мерили косы и т. д. Во время маршей поступали так: людей поднимали еще до рассвета и водили по дворам и квартирам колонновожатых, капитанов, майоров; пересчитывали, пересматривали, учили приемам и, наконец, отправляли на полковой двор, чтобы начать марш. При вступлении на новый ночлег опять повторялось то же самое. Новобранцы, т. е. те люди, которые еще не прослужили четырех или пяти лет, запирались в сараи и амбары, человек по 30-50-ти; их сторожили старшие товарищи с заряженными ружьями». Ясно, насколько русский полководец быстрым полетом своих идей опередил современников.

Относительно швейцарского похода оказывается, что австрийские офицеры генерального штаба, сопровождавшие Суворова, так же мало знали страну, как и он сам. Австрийский генерал Готце, который давно уже командовал войсками в швейцарских горах, ввел Суворова в заблуждение относительно дорог. Эбель свидетельствует (Аnleitung die Schweiz zu bereisen, 2 Аuflаge, Zurich 1804), что проход через Кинцинг-кульм (знаменитый марш от Альтдорфа в Муоттаталь) был, так сказать, открыт Суворовым. Замечательно, что при начале швейцарского похода 12-го (23-го) сентября, когда Суворов находился уже в Дачио, т. е. всего в 10 верстах от Айроло, где стоял французский передовой отряд Лекурба, последний доносил своему главнокомандующему Массене о слухе, будто русские появились только в нижней Левентине — ясное доказательство, что французы [210] были бы застигнуты врасплох, если бы русские не были задержаны в Таверне по нераспорядительности австрийского интендантства. Отсюда естественно возникает вопрос — правильно ли военные ученые упрекают Суворова за выбор в швейцарском походе линии действий через С.-Готард, а не через Бернардин или Шплюген, вопрос, который следует разобрать весьма тщательно.

Гюнтер не считает нужным останавливаться на том, следует ли считать Суворова побежденным в Швейцарии? Ни при каких грозных обстоятельствах не падал дух полководца и его войск; непоколебимые, полные мужества, отправились они в обратный путь на далекую родину. Везде, где старый фельдмаршал имел возможность проявить свою проницательность, виден величайший гений полководца.

В заключение Гюнтер, как и многие писатели, выставляет вопрос: «кто оказался бы победителем, если бы Суворов встретился в Италии с Бонапартом», вопрос, по существу дела, совершенно праздный. Автор вышедшего недавно G. v. Binder-Krieglstein (в 1896 г.) в Австрии превосходного сочинения «Geist und Stoff im Kriegl» задается тем же вопросом. Так как в полководце он на первом плане ставит энергию, то, не вдаваясь в сравнение Бонапарта с Суворовым относительно тонкостей искусства их в стратегии и тактики, он доказывает, что, вообще говоря, Суворов по силе энергии должен быть поставлен выше Бонапарта. В то время, как у последнего в Италии были республиканские войска, состоявшие из граждан, одушевленных идеей борьбы за отечество, у Суворова были вербованные австрийские войска, а также русские, хотя и доброкачественные, но дравшиеся за чуждый интерес. Бонапарт был единственным распорядителем своей армии, состоявшей из французов; Суворов командовал войсками союзными, из них большая часть австрийцев; [211] не только его действия стеснялись распоряжениями гофкригсрата, но последний прямо ему мешал, отдавая приказания австрийским генералам помимо главнокомандующего, в смысле, противоположном его планам. Армия Суворова была подготовлена на основаниях линейной тактики, обветшавшей, уже отжившей свой век; Бонапарт же имел войска, восприявшие начала нового военного искусства, начала тактики перпендикулярной. Бонапарт боролся с противниками ничтожными; Суворов имел против себя и войска хорошие, и прекрасных генералов (Моро, Макдональд, Лекурб, Гюден, Массена...). Несмотря на столь невыгодные условия, Суворов свою необъятную энергию сумел вдохнуть в предводимые им войска и заставить их проявить необычайные усилия. Сражения, данные Суворовым, чрезвычайно кровопролитны для обеих сторон, что и служит, по мнению автора «Geist und Stoff», внешним доказательством энергии полководца и его войск; до крайнего максимума напряжение энергии достигает в трехдневном сражении на Треббии.

Биндер-Кригльштейн преклоняется пред обширным образованием Суворова, его глубоким знанием военного дела, и вполне основательно доказывает, что русский фельдмаршал вовсе не заслуживает клички roher Nаturаlist (неотесанный самородок), которою окрестил его Клаузевиц.


Комментарии

1 В статье Гюнтера указано 25-го сентября, но это не верно, ибо 25-го (14-го) сентября русские перешли Чертов мост и заночевали в долине р. Рёйс, причем даже авангард Милорадовича был верстах в 16-ти от Альтдорфа; в этот последний пункт русские, после боя с Лекурбом, вступили только на другой день 15-го (26-го) сентября.

2 «Dаs Schieksal oder 30 Jahre in der Garnison», Grаz 1839.

Текст воспроизведен по изданию: Орлов Н. А. Поход Суворова в 1799 г. По запискам Грязева. СПб. 1898

Еще больше интересных материалов на нашем телеграм-канале ⏳Вперед в прошлое | Документы и факты⏳

Главная страница  | Обратная связь
COPYRIGHT © 2008-2024  All Rights Reserved.