СТЕПИ

Степь, также как и море, рождает одинокую идею о бесконечности. Заманчивые степные оазисы напоминают собой цветущие островки, живописно разбросанные по пространству вод; сравненье обветшалое, но верное, — верное, как и то, что одна лишь природа с ее неподдельной красотой может дать близкую идею о прелести степей африканских. — Сахара или Фала, как теперь называют ее, долгое время была страною мистической, знакомой лишь по догадкам и самым темным понятиям о производительности ее почвы. Обыкновенно описывают ее, как однообразную пустыню, наполненную жгучим песком, безводную и не представляющую никаких начал ни жизни растительной, ни животной; в удел ее степной красоте остались одни пальмы, да хищные звери, бродящие по ее пескам, не встречая даже предметов добычи.

Постараемся извлечь более верные сведения об африканской природе из описаний Французов, сохранивших в себе тот романический тип, который характеризует эту необработанную частицу мира.

Плодоносная страна — север Африки, лежащая по берегам Средиземного моря и населенная белыми, называется Тель; она имеет около двадцати четырех миль в ширину; с севера омывается волнами Средиземного моря, а с юга — палящими песками степи. Французские писатели недавно наименовали ее Алжирской Сахарой. Степь эта, заключающая в себе Пустыни Шода, Ангелика и проч., разделенная хребтами Атласских гор и пересеченная множеством оазисов, - похожа на море, усеянное островками, в виде Архипелага; к югу [14] Великий океан, централизующий степь, — откуда, в том же направлении, простираются Судан или Ногриция, страна огромная, мало известная Европейцам и населенная черными, — граница песчаного океана! — Единственные плаватели этих опасных морей — караваны. Снаряжаемые на берегах Теля, они приходят в Алжирскую Сахару для торговли с туземцами, и здесь, снабдив себя всем необходимым для дальнейшего следования, направляются к югу, оставив за собою Архипелаг, и оттуда плывут к черным, которых главный порт Томбукту. Караваны, которые ходят от одного оазиса к другому, называются крейсирующими; идущие же в Томбукту - в собственном смысле путешествующими.

Значительная часть Фалы едва покрыта самым жалким произрастением; другие же не что иное, как каменистые равнины, более или менее возвышенные. Цепь песчаных пригорков, которые часто совершенно сглаживаются, образует собою как бы резервуары, куда стекает вода, наводняющая, вовремя сильных дождей, землю. Но самое разительное и прекрасное явление — это Джебет Готар, который, как остров среди песчаного моря, поражает каждого своею роскошной природой. Площадка и отвес Джебет-Готара образуют собою возвышенность, лежащую хотя и под знойным поясом, но жители которой принуждены носить меховую одежду и жить в палатках; покрытых звериными шкурами, чтобы защитить себя от холода, царствующего на его вершинах.

Бесплодные части Фалы каменисты и неровны. Случается, что песок, поднятый с земли ураганом, снова садится, образуя собою пригорки; но новый порыв ветра внезапно его рассеивает, — чем и объясняется, отчего в этой стене, как и в Алжирской Caxapе, не встречается оазисов; и в самом деле, если вода есть необходимое условие плодородия, то, с другой стороны, кучи песку, беспрестанно засыпающие грунт земли, составляют непреодолимое препятствие к ее производительности, и таким образом в одно в тоже время видишь на возникающих растениях начала жизни и смерти. В самой Алжирской Сахаре легко заметить гибельные следствия этой борьбы песку и воды на растительность. Оазисы постоянно находятся в опасности от этих бродящих песков, которые, по мере приближения своего, постепенно уничтожают их благоухающие сады, и грозят совершенною гибелью.

Фалы совершенно отличаются от других степей Африки [15] большим количеством песку в меньшею растительностью. Они тоже находятся под влиянием гибельных бурь, поглощающих часто целые караваны. Случается, что песок, несомый ураганом, наполняет колодези и засыпает источники, которые потом тщетно отыскивает утомленный караван; тогда' и люди и скот гибнут, если не представится возможности раскопать наносный песок, или вода, приняв новое направление, не покажется в соседстве. Из 23-х дней, необходимых для перехода в Томбукту десять или восемь дней, караван не может надеяться встретить где-нибудь хоть каплю воды, что составляет самое мучительное ycловиe в этом путешествии. Если сирокко застанет караван во время следования, и будет дуть хоть несколько времени, то, иссушив воды, оставляет множество жертв своего гибельного дуновения. Однако грунт земли не везде песчаный; он тоже состоит из земли твердой и красной, называемой тангруфль.

Пальмы в Фала не растут, и даже на значительном пространстве этой степи вовсе не заметно растительности; но иногда кое-где можно встретить ее, особенно в глубоких местах, которые не были занесены песком; в сухих же мало встречается даже животных; водятся они преимущественно в горах и на границах степи, как то: жирафы, страусы, газели, зебры, дикие козы, львы, пантеры и множество змей. Из домашних же животных: козы и бараны.

Места сухие и маловодные необитаемы; изредка лишь посещаются они проходящими караванами и бродящими шайками хищников; но есть вовсе безводные и непроизводящие никаких растений, и, к удивлению, в них то виднеются палатки, скрывающие бедное племя.

Жители центральной степи называются Туареги; это белое поколение, которое, как полагают, имеет сродство с племенами, населяющими Сахару и племенем Дерберским. Они сходствуют в некоторых общих чертах; но Туареги имеют более свой тип, выражающийся в одежде, нравах и обычаях. Корень их языка — общий варварийский; но их наречие совершенно отличается от оазийского; оно имеет какую-то жесткость, отчего получило название немецкого степного языка, и более подходит к языку Гуаншев, первых обитателей степи. Религия их исламизм; но имеет ту замечательную странность, что к корану примешиваются идолопоклоннические обряды фетишей.

Туареги, большею частью, хищники — кипучее племя этого [16] песчаного океана. Изгнанные сначала из Теля первыми вторгшимися победителями, которые, впоследствии, показавшись в Алжире, вытеснили их и из Алжирской Сахары, — Туареги, считая ее своею отчизной, принуждены были поселиться в степях, в с тех пор жажда кровного мщения к новому поколению победителей составляет главный характер ожесточенных изгнанников. Жены в семейства их живут в юго-западных городах, на границах Нигриции и в Джебет-Готаре, куда приезжают на зиму и мужья их; но весною последние начинают кочевать, занимаясь транспортом товаров из Руаны в Дамергу, или грабежом караванов, проходящих из Томбукта. Во всех этих экспедициях мегари неразлучный спутник Туарега. Все, что ни рассказывают о прозорливости, сметливости и способностях этого животного, почти невероятно. Генерал Морей, который путешествовал по степи, говорит, что мегари столько же отличается от верблюда, как беговая лошадь от ломовой. Цен-тральная степь не только их отчизна; но и исключительно постоянное местопребывание. В северной Африке они не водятся; иногда только встречаются в Теле; причина в климате, который для них невыносим, в к тому же здесь бывают они часто жертвою собственной ошибки, питаясь ядовитым растением дриас, имеющим наружное сходство с тем, которое в их степи постоянно употребляют они в пищу. Сухощавый, высокий, гибкий, послушный и вообще характера чрезвычайно мягкого, мегари управляется длинною возжею, вдетою в кольцо, или привязанною к металлической палке, продетой сквозь его ноздри. Чрезвычайная быстрота, как будто нарочно усвоена этому животному, чтобы пробегать неизмеримые пространства степи. Туземцы разделяют мегари на 10-ть сортов: меньшего достоинства те, которые не могут сделать в день более 25-ти миль, лучшие из них в тоже время десять раз пробегают это пространство. Уверяют, что превосходнейшей породы мегари могут пробегать в день, без отдыха от 70-ти до 80-ти миль.

Способ воспитания Туарегами своих животных довольно замечателен. Только что родится мегари, его закапывают по уши в песок, чтобы слабые ноги его не повредились от тяжести корпуса. В продолжение 14-тн дней, новорожденного питают молочным маслом, которого состав и количество, по принятому правилу, ежедневно уменьшают. Туарег особенно бережет и ценит того мегара, которого мать приобрела [17] уже известность быстротою своего бега. Вообще по степному поверью, юный мегари наследует это достоинство матери. Пока не минет месяц, его не пускают бегать, но по прошествии этого срока, продевается ему в ноздрю кольцо, и тем начинается его воспитание. Прозорливость хорошо обученного мегари ни в чем не уступает его быстроте. Если скачущему на нем Туарегу придет фантазия воткнуть пику в песок, то сметливое животное, угадав желание своего хозяина, начинает кружиться возле орудия, пока седок не схватит пику, и тогда мегари с прежнею быстротой пускается снова скакать. Если всадник убит в бою, его верный спутник не оставляет поле битвы; он, как собака, ложится к ногам убитого, в ожидании малейших признаков жизни, как будто приглашая ездока к себе на спину, чтобы унести с кровавой сечи; но когда тело остается без движения, он отыскивает дорогу к жилищу семейства убитого, и бедная жена, завидя верное животное без седока, невольно испускает вопль, и вскоре присоединяется к нему раздирающий душу крик детей. В минуту — вся деревня в волнении. Жители устремляют беспокойные взгляды в ту сторону, откуда пришел печальный вестник: сначала чернеют точки, увеличиваются, приближаются, принимают свои формы и что же? Это другие мегари без седоков, — немые очевидцы неудачной стычки и гибели бойцов.

Сложение Туарегов похоже на их мегари, гибкое в сухое. Они разделяются на черных и белых, не по цвету кожи, а по цвету их одежды, которую носят они из этих двух цветов; одеваются точно так, как Арабы. Черные ходят в мантиях; их образ жизни и обычаи резко отличаются от соседних племен. Последние же, напротив, как Европейцы, носят панталоны, подвязанные шерстяным кушаком; постоянно босые, потому что никогда не ходят пешком; самые ничтожные расстояния они переезжают на своих мегари. Беднейшие же из них, которые не в состоянии иметь мегари, обуваются в сандалии, кольцами привязанные к ногам. Костюм их очень разнообразен; он состоит из блуз или широких платьев, из бумажной пестро-полосатой ткани, которая ткется в Нигриции. В городе или в поле, они обыкновенно надевают три блузы, из которых верхняя вышита золотом, с пестрыми узорами на левом боку, груди и правом плече. Когда они ездят, то [18] дополняют свою одежду другими блузами темного цвета; голову и шею закрывают длинным гаиком, или закутываются в шерстяной шарф, оставляя место только для глаз. Самая же материя, из которой шьют платье, налакирована каким-то смолистым составом, к которому песок не может пристать. Головы свои Туареги бреют, оставляя длинный клочок волос, и носят шешило, которая в складках гаика почти незаметна.

С наступлением весны, Туареги оставляют свои семейства, и выступают в степь. Тогда все проходящие по ней караваны должны или данью искупать свою безопасность, или оспаривать ее с оружием в руках. Для своего продовольствия Туарег запасается самою легкою провизией и кожаным мешком, наполненным водою. Его оружие — длинная пика, широкий меч, отпущенный с обеих сторон, кинжал, прицепленный к кушаку, лук со стрелами и щит из слоновой кожи. Вооруженный таким образом, он садится на мегари, на седло, утвержденное между его плечами и бедрами, наскоро прощается со своими, ни мчится на бегуне с такою быстротой, что посылаемые вслед всаднику прощальные приветы семейства едва достигают до него. Он спешит присоединиться к шайке пиратов, которых бывает от 100 до .2000 человек. При свете звезд, они ловко пробираются к каравану, и пользуясь темнотою ночи, скоро настигают его, не быв замечены. Утром же делают свои наблюдения, и до того зорки, что видят караван за 25-ть миль. Когда же вожаки верблюдов тронутся со своих бивуаков в путь и уходят, в степи воцаряется тишина; не слышно ни шума, ни крика, только легкое колебание воздуха, понятное лишь тонкому слуху Туарега, нарушает ее. В это время удальцы подвигаются с осторожностью; вскоре облако пыли оправдывает их ожидания. Нападение отложено до утра. Но передовые караваны, как бы чувствуя близость врагов, как змеи ползут по песку, чтобы разузнать о силах неприятеля; а главная часть каравана, остановившись у первого источника, терпеливо ждет возвращения своих лазутчиков. Если окажется, что пираты многочисленны, и опасно выступать в степь, то караван выжидает, день, недели и даже месяцы другого каравана, имеющего ту же цель путешествия, и соединившись с ним, составляют собою уже значительную массу, и продолжают путь вместе. Если же, напротив, пираты окажутся не слишком в значительном [19] количестве, то караван отваживается идти далее, жертвуя, разумеется, им в дань несколько людей в часть товаров.

На следующее утро, едва слабый свет успеет показаться, как солнце является почти в полном блеске. Там восход и захождение его непродолжительны. Верблюды, пробужденные вожаками, испускают пронзительный крик, и послушно даются вьючить себя; некоторые из них поднимаются, не выждав пока вожак на него сядет, но и тут — легкое прикосновение последнего заставляет его снова опуститься на колени. Шейнель-бокаль, — начальник каравана и независимый распорядитель его движений, дает сигнал к скорейшему выступлению, и караван тронулся. Проводники, опытом изучившие степной путь, следуют впереди его, а за ними медленно тянется вся остальная масса. Но в то время, как пираты, направившись в другую сторону, за новой добычей, убедили лазутчиков в своем отсутствии, — и купцы, не подозревая хитрости врагов, тоже успокоились на их счет, — Туареги, разведав, чрез шпионов, что караван уже выступил в степь, быстро настигают его, сделав болеe 100 миль в продолжение ночи. С рассветом раздается дикий крик — сигнал нападения, — и тут начинается отчаянная битва. Песчаное поле делается полем сражения, и вместе могилой побежденных. Счастлив, кто, пораженный смертельным ударом, тут же умирает, но ужасна участь раненых, простертых на раскаленном песке!... Победитель никогда не придаст смерти пораженному его кинжалом; степь, по его мнению, лучше докончит его страдания, ибо томительная смерть от жажды и отчаяния, действительно, ужаснее всякой пытки, придуманной лютым мщением. Под конец сражения начинается грабеж, и победители торжественно уводят верблюдов, навьюченных добычей, исчезая за песчаными горами.

Вечером и небо и земля принимают какую-то однообразную тень, которая мало по малу сливается с ночною темнотой, покрывающей всю природу. Тогда, в тиши ночной, слышатся то крик, то молитва, то ропот отчаяния. Один лишь Мусульманин безмолвно страдает, что есть принадлежность его природы; он умирает без ропота. Некоторые тени движутся, ползут, и наконец падают — это последнее предсмертное мучение!

Вдруг глухой шум нарушает эту мертвую тишину.... увеличивается... приближается... Воздух становится сух и тяжел; поднимается удушливый ветер, подобный дыханию [20] огнедышащей горы, и песок, бросающийся в лицо, палит как искры сильного огня... Это сирокко! Поверхность степи .сначала легко волнуется, как тихие воды озера от падающего насекомого; но волнение становится сильнее; — и вот уже степь походит на бурное море. Крутимый вихрем песок взвивается ветром, и распадается как огненный сноп, бросая по сторонам свои песчаные глыбы.

Вскоре тревога умолкла, шуму меньше, и тишина, мало помалу вновь воцаряется... воздух чист, и ночная прохлада сменила огненное дыхание сирокко; — песок засыпал остатки каравана, и луна осветила степь, вновь дышащую спокойствием и тишиною....