ДОЛГАНЕВ Е. Е.

СТРАНА ЭФИОПОВ (АБИССИНИЯ)

РЕЛИГИОЗНЫЕ ОБЫЧАИ И ОБРЯДЫ

В первые века христианства не было стремления к строгому однообразию во внешнем строе Церкви. Каждая частная национальная Церковь могла свободно творить формы для выражения одних и тех же неизменных христианских идей. От того образовалось несколько обрядов, сродных друг другу лишь по существу или по основной идее: латинский, греческий (византийский), арабский, египетский и друг. Все народы, просвещенные христианством в самые первые века нашей эры, пользовались этой свободой обрядового творчества, и она выразилась в строе их национальных церквей. Проповедники евангелия, обращая какой-нибудь народ в христианство, не давали ему тут же готовых, определенных форм и норм для церковно-религиозной жизни, а давали только, так сказать, схему или идею. В четвертом веке, когда христианство утверждалось в стране эфиопов, обрядовая свобода была еще во всей силе. Влияние Египта, в частности Александрии, касалось только общего направления церковной жизни и давало абиссинским христианам широкий простор в выработке внешних форм для церковно-религиозной жизни. Этим в можно объяснить то различие, какое замечается в двух сродных обрядах – египетском и эфиопском.

С другой стороны, абиссинский обряд более всех других, современных нам обрядов, носит на себе следы глубочайшей христианской древности. Он образовался и созрел приблизительно около половины VI века и с тех пор в неизменном виде сохранился доселе; века не прибавили к нему ничего; они только сообщили ему еще больше прочности, устойчивости. Между прочим, он образовался под сильным влиянием еврейского обряда, господствовавшего в Абиссинии до обращения ее в христианство, и потому в нем встречаются такие черты, которые уносят мысль ко временам Моисея, скинии, Давида, Соломона и проч. В виду всех этих обстоятельств, абиссинский обряд представляет для нас серьезный интерес. [108]

Центр обрядовой стороны – это храм с совершающимися в нем службами. Годичный же церковный круг вполне исчерпывает собою все особенности богослужения. И потому мы познакомимся сначала с устройством абиссинских храмов, а затем с древнеэфиопским богослужением.

Обычай эфиопской страны повелевает строить храмы не среди населения, как у нас, а вне, и притом далеко от мирских хижин. В большом городе, где выстроено несколько храмов, все они стоят одиноко, скрываясь в гуще леса или искусственного сада. Около храмов, на пространстве 1/4, 1/2 версты кругом, не встретите ни одного жилья. Для храма всегда выбирается местность возвышенная, обыкновенно более или менее правильный куполовидный холм, опушенный по верхушке своей густым клоком сенолиственных дерев. В соблюдении вышеуказанных правил проявляется особенное благоговение абиссинцев пред святыней храмов, не допускающее, чтобы испарения, дым, чад и проч. достигали до этой святыни. Деревья, осеняя своими верхушками здание церкви, как бы скрывают ее величие от глаз мира. Храм с окружающим его садом занимает очень большое пространство земли. Церковный сад служит кладбищем для всех принадлежащих к храму прихожан.

Церкви свои абиссинцы называют «домами христиан» (бете [109] христиан). Для соборов или старейших церквей крестных поместий существует название: гора (дебре). Напр. «гора Спасителя», «гора Девы Марии» – Это значит: «собор Спасителя», «собор Девы Марии». «Горами» соборы называются от положения своего на высотах гор.

Абиссинский «бете христиан» отличается от обыкновенного абиссинского жилья лишь размерами и крестом на крыше. В этом обстоятельстве пред нами как бы воскресает та самая ранняя эпоха христианской архитектуры, когда внешний вид [110] церковных зданий не выделялся еще ничем пред типом обыкновенных человеческих жилищ.

Храм абиссинцев всегда обращен на восток. Он строится чаще всего из дерева, редко из камня. Внутреннее распределение его частей обличает сильное заимствование плана ветхозаветной скинии. Все храмы имеют форму круглого цилиндрического здания с конусообразной крышей. На верхушке конуса водружается абиссинский крест на подобие звезды, восьмиконечный, составленный из четырех линий. За первой круглой стеной, [111] образованной из густого ряда широких колонн, внутри виднеется вторая стена – сплошная с четырьмя вратами, сделанными с диаметрально противоположных сторон: на востоке и западе, севере и юге. Врата ведут в самую внутренность храма, в центре которой или нередко близ восточного входа помещается третье круглое здание, доходящее стенами до потолка, – это алтарь. Пол алтаря, сделанный повыше, выступает широкой полосой наружу и опоясывает амвоном иконостас. В стене, окружающей алтарь, как и во внутренней – храма, четыре двери: восточная, [112] западная, северная и южная. Из них главная и наиболее широкая дверь – западная; восточная бывает всегда наглухо закрыта и никогда не открывается; остальные две играют роль наших боковых дверей алтаря. Стена алтаря снаружи – вся расписывается священными изображениями, сделанными на самых досках, составляющих стену; а в соборах и монастырских храмах расписывается живописью все церковное здание внутри и снаружи: стены наружная и внутренняя, потолок, двери и проч. В некоторых старинных храмах расписан даже пол внутри самого храма и в галерее – между наружною колоннадою и внутреннею стеною, а также площадь пред тремя входами в храм – с востока, юга и севера. Икон в нашем смысле, писанных на [113] отдельных досках, в Абиссинии нет. Изображения, украшающие храм, делаются на самом материале, из которого выстроен храм.

Внутри алтаря, в самом центре его, помещается престол, четырехугольной формы, впереди его – семилампадник, а позади и справа – две широкие завесы: одна скрывает престол от зрителей, стоящих пред западными или царскими вратами, а другая от жен, взирающих на алтарь с юга. Между престолом и северными дверями такой завесы нет, так как стояние пред ними дозволяется лишь священнослужителям, монахам, подвижникам и старцам, по обычаю, удостоенным взирать на св. престол. Прямо пред царскими вратами помещаются мужчины, все те, которые не имеют какого либо близкого отношения к храму, а пред южными – все жены; мужская половина храма отделяется от женской невысокой ширмой, проходящей от амвона до самой западной стены храма. Пред глухими, восточными вратами алтаря осмеливаются стоять только люди самой строгой, равноангельской жизни, только те, которые хотят сокрыть свой лик от взоров мирского люда и молиться в самом храме тайно, сокровенно от других. В наружном отделении храма, идущем кольцеобразно между колоннадою и внутреннею стеною, выстаивают службу абиссинские ученые с молитвенниками в руках, все, так называемые, лики, дабтары, дека-мезмуры, бала-дуги, бала-мацгафы и т. п. Они не входят в самый храм, в ту часть, где совершается богослужение, показывая этим народу, насколько велика святыня храма и насколько образование и ученость внушают человеку страх Божий. В том же наружном отделении, пред открытыми западными дверьми храма и против царских врат алтаря помещается во время богослужения вся хоровая корпорация, опять-таки, не смотря на свое участие в службе, не желающая стоять внутри самого храма – за дверями. Место для хора обозначается тем, что бывает сплошь устлано коврами.

При каждом храме, будет ли то собор, или простая ленная церковь, должно быть два здания: 1) сокровищница (ыккавет) и 2) дом приготовления веществ для евхаристии, называемый по-туземному «бетълегем» – «дом хлеба». С сокровищницей мы отчасти знакомы; в ней хранится, как известно, вся церковная утварь: чаши, дискосы, кадильницы, церковные облачения, евангелия, богослужебные книги, а также хранятся мешки с церковной казной. В том же здании, только в отдельной комнате, живет старец, исполняющий обязанности церковного сторожа. Ыккаветом заведует гавас – старшина приходского причта, а непосредственное наблюдение за имуществом принадлежит хозяину храма – баджеронде. [114]

Бетълегем, – заменяющий у абиссинцев наш жертвенник, представляет небольшую хижину, устраиваемую вблизи восточного входа в храм. Она почитается великим святилищем и огораживается высокой сплошной стеной, примыкающей к самым стенам храма с восточной стороны, так что народу от бетълегема виден лишь кончик конической крыши, увенчанный крестом. Внутри бетълегемской стены растут роскошные толстостволые дубы. Рядом с хижинкой бетълегема – внутри высокой ограды помещается еще «дом омовений» для чередных священников. В нем находятся: большой умывальник для священников и диаконов и переменные чистые одежды для них же. За ограду, скрывающую бетълегем и дом омовений непосвященным лицам вход строго воспрещается. Непосредственное сообщение бетълегема с внутренностью храма идет через восточные двери. Этими дверями переносятся из бетълегема св. дары.

Около ыккавета в ограде храма устраивается перекладина из бревен для большего колокола. Характер звона однообразный везде: ударяют скоро в один конец. При тревоге усиливается скорость ударов. Колокола есть только при соборах, а в ленных храмах вместо колоколов употребляются била из деревянных или металлических досок. Кроме того, при каждом храме есть два или три барабана необыкновенно больших размеров. За несколько дней до большого праздника барабаны выставляются против солнца для просушивания, которое усиливает звук. Когда бьют в эти барабаны, то звук отчетливо разносится во все стороны верст на пятнадцать – двадцать вокруг.

Каждый храм абиссинский освящается в честь Спасителя, или Богородицы, или какого-нибудь угодника Божия. Освящение совершается священниками, но каждый храм непременно должен иметь освященный самим епископом таот (буквально ковчег), без которого немыслимо совершение в храме литургии. Таот имеет вид четвероугольной доски, деревянной или каменной, фута в два длины и около фута в ширину с выбитыми на ней письменами, означающими Имя св. Троицы и того, кому посвящен храм. Таот, обернутый вплотную несколькими шелковыми платками, полагается на престоле вниз письменами и иногда врезается вглубь верхней доски престола. Требуется, чтобы таот был совершенно гладок, без всяких царапин и порезов, потому и ценится он очень дорого, на наши деньги в 50-60 рублей. Гавас храма обязан следить за целостью таота. Кроме того, таоты ревизует ежегодно ликакгайнат при обозрении своей епархии. Настоятель храма обязан вынести из алтаря таот, [115] снять с него платки и показать его со всех сторон ликакгайнату, который, как не имеющий сана священства, не смеет прикасаться к таоту. Строгое наказание ожидает тот причт, в храме которого таот окажется поврежденным. При перемене таота старый прячется под престолом, а для освящения нового отправляется к епископу сам гавас. Новый, освященный епископом, таот препровождается в храм с большою торжественностью. Во все время путешествия от епископа гавас держит таот на своей главе и так едет, окруженный толпою вооруженных воинов. Во время войны таот из придворного храма выносится священниками на иоле битвы.

Особенное уважение абиссинцев к алтарю выражается в том, что входить в него дозволяется лишь священнослужителям и то чередным и не иначе, как для совершения церковной службы. А св. престол – это для абиссинцев такая святыня, на которую народ не смеет и взирать! Темная завеса, не открываемая никогда, даже на пасху, навсегда скрывает от глаз абиссинского народа Божий престол. Миряне не видят ни его, ни того, что вокруг его и на нем совершается. Диаконы, присутствуя в алтаре во время службы, не смеют прикасаться к престолу. Если же это и случится по нечаянности, провинившийся в страхе налагает на себя какую-нибудь строгую епитимию, напр.,– сорок дней поста, в течение коих кающийся вкушает только хлеб с водой – в то вечером дня; поклоны по 100-200 ежедневно в продолжение года и более. В большие праздники и по воскресениям народ спешит ранним утром в храм, не на службу, а для поклонения алтарю – этому месту, где стоит престол Самого Бога и где постоянно особенным образом присутствует Сам Бог. Входя в церковь, абиссинец целует косяки дверей и порог, потом направляется к амвону и у подножия его усердно и благоговейно отсчитывает три земных поклона, относя их мысленно к самому престолу, скрытому за стеной алтаря. Кто бы ни был, царь или мужик, монах или мирянин, – никто не пройдет мимо врат алтаря, чтобы не отдать ему подобающей чести: требуется положить хоть один земной поклон. Замечательно, что у абиссинцев не принято кланяться до земли иконам – в той мысли, что иконы суть лишь изображения, а не самые лица: зачем кланяться, напр., иконе Господа, если есть в алтаре Сам Первообраз ее, сан Бог, сидящий на престоле.

Не смотря на сознание великой пользы от посещения храмов, абиссинцы с каким-то детским трепетом уклоняются, избегают бывать в священных стенах храма, считающегося великой, грозной и страшной святыней, на которую недостоин [116] грешный человек взирать даже издали! Отсюда замечается в Абиссинии странное явление: там тот реже ходит в храм, кто более благочестив и боголюбив, чем другие, кто, следовательно, более других исполнен смирения и сознания своей греховности. У нас нужно убеждать – ходить в храм, в Абиссинии наоборот: правила и уставы, обязательные для абиссинцев, наполнены только укорами и угрозами частым посетителям храмов, не помышляющим о своем недостоинстве. Там ревнители благочестия наблюдают за собою строго: идя в храм, каждый из них исповедуется тайно в своей душе, и если припомнит хоть малейшую вину, не решается переступить священный порог. Этот удивительный рабский страх сред Богом, являющимся в сознании людей каким-то грозным Судьей, Карателем, живо воспроизводит эпоху ветхозаветного культа!

Абиссинцы вообще придерживаются следующего обычая: тяжко согрешивший не идет в храм прежде, чем не исполнит положенный срок очищения, соответствующий тяжести греха. Помимо тяжких отъявленных грешников: чародеев, грабителей, убийц, кровосмесников и проч., гонимых из храмов нередко силою, в народе найдется не мало просто уничиженных смиренных душ, не решающихся входить внутрь храмов, в часы богослужений по воскресеньям и праздникам выстаивающих в церковной ограде. Стоит посмотреть, что бывает в прекрасном церковном саду во время службы: тут стоят, прислонясь к стволам тенистых дерев и обратясь лицом к храму, люди всякого звания и состояния, пола и возраста, и усердно молятся, громко и скоро выговаривают длинные молитвы по своим молитвенникам. В перерывах молитв знакомые подсаживаются друг к другу для отдыха и беседы. Когда раздастся звон, возвещающий о важных моментах службы, все встают, выпрямляются и молитвенно склоняют головы на грудь... Кающиеся, плачущие не входят даже в ограду храма, а молятся или у самой подошвы священного холма или далеко-далеко от него, в каких-нибудь уединенных долинах, – точно также поступают жены в период своего очищения и супруги, выдерживающие восьмидневный срок очищения после каждого супружеского сношения. Клиры некоторых богатых соборов, заботясь об утешении всякого рода плачущих, кающихся, подверженных очищению, – устраивают для них особую церковную музыку вне храма. Для этой цели употребляется труба «нагарит», необыкновенно действующая на чувство абиссинцев. Когда она издает звуки церковной мелодии, соответствующей той, которая одновременно с этим раздается в храме, – стоящие далеко от храма приходят в молитвенный восторг. [117]

II.

Ряд служб каждого праздника начинается в «доме хлеба», этой маленькой хижинке, устроенной близ храма. За день до праздника в ней совершается обряд, называемый, по туземному, «бетельгем мистир», – в переводе: «Вифлеемское таинство». Оно совершается старцем-аскетом при участии чередного священства. Личность этого аскета представляет серьезный и поучительный интерес. При каждом храме, – соборном или ленном, обязательно должен быть такой аскет; называемый назореем. Он живет в бетълегеме и никогда не выходит из-за высокой стены. Очам народа он совершенно недоступен. В щель стены – малую настолько, что сквозь нее едва пролазит ломтик хлеба, аскету усердствующие доставляют пищу. Сам же он не думает о ней. Его не забудут: он это знает. Его дело: непрерывно молиться....

За день до праздника или воскресения в известный час чередные священники и диаконы приходят в бегълегем, неся с собою молитвенники. В хижинке «хлеба» они рассаживаются на полу вокруг приземистого столика, на котором положены: две меры пшеницы и ветвь виноградных гроздей. Назорей подносит старшему священнику поочередно пшеницу и виноград для благословения. Потом следует непрерывное чтение всеми сидящими евангелия, псалтири, молитв и восхваление телесных членов Господа, так называемое «мелькаа Иисус». Между тем Назорей изготовляет для евхаристии – хлеб и вино. Он это совершает с неописуемым благоговением и трепетом, медленно и торжественно... Первым долгом насыпает он пшеничные зерна в горячую воду, и снимает размякшую кожицу с каждого зернышка в отдельности, выбирая при этом зерна спелые и полнея; белые очищенные зерна тщательно моет в теплой воде, переменяя ее три раза, отирает их полотенцем, просушивает некоторое время на огне и затем толчет их на чистом вымытом жернове; муку ссыпает в горшок и подбавляет туда воды и немного закваски. Все это размешивается поочередно диаконами, а назорей месит самое тесто, изготовляет из него хлебы и печет их. Каждый хлеб – пред тем, как нужно класть его на огонь, назорей подносит священнику для благословения. Когда хлебы испекутся, их кладут рядышком на церковном столике и покрывают воздухом. Потом назорей берет виноградные грозди и обирает с них лучшие зерна для вина. Плоды омываются три раза в теплой воде, а выжатый с них сок процеживается трижды сквозь чистые льняные платки. Полученное [118]

вино наливается в чистый серебряный или каменный сосуд и покрывается воздухом. В течение всей этой работы аскет обращается к священнику за благословением много раз, строго наблюдая, чтобы начало каждого действия освящалось крестным знамением и словами священника: «во Имя Отца и Сына и Святого Духа». Весь обряд приготовления св. Даров для литургии чтится, как великое таинство – «мистир». Окончание его возвещается народу колокольным звоном. Народ глубоко верит, что хлеб и вино, приготовленные в бетълегеме, ниспосылаются Самим Богом с небес, что в бетълегеме происходит чудо, подобное тому, какое совершилось в Вифлееме иудейском – в пещере, где родился от Девы Марии Спаситель мира, сшедший с небес. Только назорею и священнослужителям хорошо известно, в чем заключается таинство (мистир), совершающееся в эфиопских Вифлеемах, но и те с трепетом внимают голосу веры, убеждающему их в чудесности происхождения евхаристических даров. Всякого вновь рукоположенного диакона духовник его после обычных наставлений в обязанностях сана, вводит в бетълегем и открывает ему сущность совершаемого в нем таинства. Узнавший ее, под страхом смертного греха, не смеет открыть ее другим, непосвященным. За то многие из диаконов, узнав «мистир», становятся скептиками.

III.

В отношении служб, подготовительных к литургии, существует заметная разница между соборами – «горами» гультов и ленными храмами. В соборах совершаются такие службы, о которых клиры ленных храмов не имеют даже представления. Это и естественно: в сокровищницах соборов есть много денег и есть возможность приобрести богослужебную книгу «Дуга», стоящую очень дорого, а для простых ленных храмов такой возможности не существует. Книга «Дуга», считающаяся творением абиссинского песнописца Яреда, жившего в VI веке, представляет собою пространный сборник церковных песней на все дни года. Книга велика по объему, требует много времени для ее переписки и потому ценится от 150-200 рублей. Далее. В соборе есть великолепный хор, а в подчиненных ему храмах поют одни малоученые «седмичники» (самононя). Им не пропеть из книги «Дуга» ни одной строки, – так в вей много условных знаков, нотных крюков и т. п. Специалисты изучают эту книгу шесть-восемь лет! Итак, службы Яреда в по ценности книги [119] и по трудности исполнения их немыслимы в младших ленных церквах гульта.

Седмичники ленных храмов служат постоянно одну и ту же службу, называемую «саасат» (часы), – эту элементарнейшую и простейшую из служб, состоящую из самых общеупотребительных молитв, которые всякий абиссинец знает на память от колыбели. Саасат приписывается некоему авва-Георгису и заключает в себе по порядку следующие молитвы: 1) Уддасе Марьям, 2) Мелкаа Марьям, 3) Мелкаа Иисус, и чтения из следующих книг: 1) Таамер Иисус – сказания о чудесах Иисуса, заимствованные из апокрифических книг и 2) Таамер Марьям – чудеса Девы Марии. В заключение прочитывается из синаксаря житие дневного святого, составляющее единственную изменяемую часть саасата. В фытанегысте (эфиопском судебнике) настрого предписывается христианам ходить в воскресный день на саасат для выслушания жития. В двунадесятые праздники на саасате читаются еще места из ветхого завета и евангелия. Гавас храма определяет тогда, что читать применительно к воспоминаемому событию. Саасат служится или вечером накануне праздника, или в самый день праздника ранним утром; длится он два-три часа, не более.

В соборах – «Горах» гультов и храмах монастырей в ночь под воскресение или праздник совершается торжественная всенощная, называемая «моуддыс» (Время хваления). Начало ее возвещается народу звоном в 12 часов дня (по нашему в 6 часов вечера) – в тот самый момент, когда заходящее солнце скроет последние лучи свои. Моуддыс длится непрерывно всю ночь от захода солнца до восхода, т. е. до 6 часов утра. В составе службы бывают два кратких перерыва, характеризующие смену трех частей моуддыса. В промежутках для связи читается священником импровизированная молитва и народом «Отче наш». В известных местах службы допускается краткий отдых и тогда молящиеся садятся на ковры и циновки, покрывающие пол церкви. Каждая из частей моуддыса, сходных между собою, заключает в себе: песни Яреда, импровизированные стихи (кне), чтение из ветхого и нового завета в молитвы, похожие по своему характеру и содержанию на наши ектении. В этих молитвах испрашиваются у Бога милости для всех духовных и телесных, семейных в общественных нужд. Когда диакон произносит эти молитвы, в среде народа слышатся непрерывные возгласы: «чири-алайсон» (измененное – Κυριε ελεησον) – Господи помилуй! Каждая часть моуддыса заканчивается пением одного-двух псалмов под громкий шум литавров и барабанов.

Во время всенощной засвечиваются лампады, привешенные в [120] разных местах храма. Они горят всю ночь до рассвета. В полночь в них подливают масла и тогда же в самом характере моуддыса происходит поворот: до полуночи в песнях хора и возгласах священнослужителей звучит заунывная, печальная (гыз) мелодия, но с полуночи уже раздается радостное, праздничное (ызель) пение, которое господствует и в следующей за моуддысом литургии,

В Абиссинии не существует писанного устава о порядке служб. В фытанегысте встречаются некоторые правила относительно богослужения, но они общего характера и не определяют порядка отдельных служб. В «Дуга» собраны только песнопения на каждый день, но «чина» в нашем смысле нет. Нигде также нет указания на то, в какой день какое следует читать евангелие и какой петь пред ним прокимен, между тем во всех абиссинских храмах в этом отношении существует полное однообразие. Устав, по-видимому, существует, только не в книгах, а в головах абиссинских клириков.

Вековой обычай страны выделил особою торжественностью дни: 1) Воздвижения Креста Господня, 2) Рождества Христова, 3) Крещения, 4) Благовещения и 5) Троицы, определив служить в эти праздники не бесконечный двенадцатичасовый моуддыс, а краткую величавую службу «озима-селляси». Начинается она по заходе солнца накануне праздника и длится не более двух часов: непосредственно после нее совершается литургия – и вся служба праздника отходит до полуночи, предваряющей наступление светло-праздничного дня. Озима-селляси вся состоит из импровизированных гимнов, сочиняемых к празднику дабтарами хора. Служба распадается на две части чтением евангелия и торжественным возглашением праздничного прокимна. После возглашения диакона прокимен поется всею церковью под звуки литавров и барабанов.

Величие «озимы» может оценить только абиссинец, для которого нет лучшего удовольствия на свете, как выслушивать выдержанное и оригинальное исполнение « к'не ». А на «озиме» он услышит все двенадцать родов к'не и все положенные к ним мелодии. Он услышит тут мудрые изречения своих национальных мыслителей, вылившиеся в стройную музыкальную форму, – эти перлы национальной поэзии. Сколько замысловатости, сколько глубокого смысла, таинственного умозрительного богословствования выражено бывает в звуках к'не! Слушателю нужно усиленно напрягать ум, чтобы понять смысл стихов, и это напряжение, озаряющее ум и сердце, наполняет душу восторгом. Приятно бывает снять вдруг таинственную завесу с целого ряда образов и аналогий, так же приятно, как решить какую-нибудь [121] трудную математическую задачу. Когда исполняется к'не, дивное зрелище представляет толпа, наполняющая храм: на лицах выражается усилие, потуга ума, какая бывает у ученика, забывшего на экзамене содержание билета. Каждый принимает положение тела, наиболее помогающее сосредоточению мысли: опирается локтями в посох и накрывает правой рукой лоб и глаза…

Каждый импровизированный гимн, сочиненный ученым членом хора, исполняется – сначала solo, а затем tutti. Для solo выступает в середину поющих звонкоголосый юноша, причем позади его становится сам сочинитель гимна и подсказывает ему на ухо слова. По окончании solo, алака подымает посох и все певцы разом, как один человек, начинают унисоном тот же гимн и поют его весь до конца, при неумолкающем шуме литавров и барабанов, к которым на известных местах присоединяется еще стук посохов в хлопанье рук; причем получается интересное зрелище от одновременно поднимаемых и опускаемых посохов, увенчанных блестящими верхушками. Иногда во время пения вдруг все дабтары хора бросают посохи на землю и принимаются стучать правой ногой и хлопать ладонями. Если содержание к'не особенно интересно, то по окончании пения, в толпе нередко слышится шум одобрительных возгласов.

Есть еще третья вечерняя служба – «мелтан». Она совершается только три раза в год: в великую субботу, на Пасху и в день хромового праздника. Мелтан короче всех других служб и может совершаться даже без участия хора. Он поэтому доступен для всех ленных храмов.

Интересное зрелище представляет сельский ленный храм в день своего годичного праздника. В этот день съезжаются в село дабтары собора и несколько седмичников. Нагруженные мулы привозят для праздничной службы дорогие соборные облачения и сосуды. Своды бедного сельского храма накануне праздника – с вечера до полуночи оглашаются пением соборного хора и исполнением импровизированных гимнов, составленных дабтарами. В этот радостный для прихода день ярче всего обрисовывается естественная братская связь собора – вассала с его ленными храмами.

IV.

По фытанегысту, литургию (кыддаси) положено начинать с восходом солнца; исключение составляют перечисленные нами праздники: 1) Воздвижения Креста Господня, 2) Рождества Христова, 3) Крещения, 4) Благовещения, 5) Пасхи, 6) Троицы и [122] 7) храмового праздника; и дни четырех постов: 1) великого, 2) рождественского, 3) апостольского и 4) успенского; в этих случаях литургия совершается накануне дня, к которому относится, с вечера (около 10 час.) до полуночи.

Пред началом литургии чередной диакон получает от хозяина сокровищницы облачения, сосуды и евангелие и приносит их в алтарь. Облачения раскладываются на аналое. Все чередные священники и диаконы уходят за Вифлеемскую стену, где каждый омывает все свое тело и надевает чистые одежды; из дома омовений седмичники идут в храм через восточные ворота, у которых совершают входные молитвы. У ступеней амвона все кладут земные поклоны, целуют поочередно косяки северных алтарных дверей и проходят их один за другим: сначала священники, потом диаконы. Поклонившись престолу трижды, священнослужители подходят к аналою и возлагают на себя священные одежды: священники надевают фелонь (борнус), пояс, поручи, диаконы – стихарь без ораря или тоже короткую фелонь. Абиссинская фелонь отличается от греческой тем, что имеет вид монашеской мантии, только без складок сзади. О существовании епитрахили абиссинцы не знают. Она стала употребляться лишь недавно абиссинскими иеромонахами иерусалимской общины.

Литургия начинается при открытых царских вратах. До предначинательного возгласа бывает обхождение храма с крестом и кадилом, так называемая «процессия фимиама». Горящие угли для кадила приносят из бетельгема к алтарю низший диакон, который в соборах носит специальное название «фим-чары», что значит: носитель угольев. Относительно кадильного огня существует убеждение, что он чудесно получается с неба из облака. Процессию фимиама открывают два диакона с длинными свечами в руках, за ними идет архидиакон с деревянным крестом трехаршинной вышины; позади всех шествует предстоятель в кове (камилавке), имеющий в левой руке малый металлический крест, в правой – висящую на цепях кадильницу. Процессия обходит вокруг престола; предстоятель курит пред ним с четырех сторон; сначала с западной, потом с южной, восточной, северной... Обойдя престол и весь алтарь, процессия выходит царскими вратами, совершает обхождение вокруг иконостаса по амвону и, наконец, возвращается в алтарь царскими вратами. Архидиакон не вступает с процессией в алтарь, а останавливается на амвоне, опускает подножие креста на пол, и склонив голову под поперечник креста, возглашает: «благослови владыко». После возгласа предстоятеля следует ектения. Народ повторяет: «чири-алайсон». Пред евангельским чтением предстоятель, обойдя с книгой евангелия вокруг престола, [123] выходит царскими вратами и останавливается на амвоне лицом к востоку; здесь он передает книгу второму диакону, а вместо нее принимает от архидиакона в правую руку крест. Второй диакон возлагает евангелие на свою главу и раскрывает письмена пред глазами предстоятеля; по сторонам становятся два диакона со свечами. По окончании чтения, евангелие уносится в алтарь.

После длинной эктении и приглашения оглашенных выйти из храма, наступает торжественный момент перенесения св. Даров. Все священнослужители, кроме предстоятеля, удаляются чинной процессией в бетълегем. Здесь выбираются три самых лучших хлеба. Блюдо с хлебами берет диакон и возлагает его на свою голову, а сосуд с вином принимает в правую руку священник. Им предшествуют священники с длинными свечами в руках, диаконы с кадильницами в архидиакон с крестом. Процессия чинно выходит из бетълегема, вступает в храм восточными дверями, всходит на ступени амвона, устроенные пред восточными глухими вратами алтаря, и по амвону идет до северных дверей, которыми и входит в самый алтарь. Во все время шествия процессии не смолкают удары колокола. Толпа в эти минуты как бы замирает. Все опускают головы на верхи своих жезлов и слагают на груди крестовидно руки. Нельзя уронить слова. В алтаре принесенные хлеб и вино принимает предстоятель. Из трех хлебов он выбирает один лучший и кладет его на блюдо, представляющее дискос, а вино вливает в потир. Наконец, таинственная тишина храма нарушается громким пением предстоятеля: «Агуда Ав Ольд Манфыс Кдус», – что значит: «Адонай Отец Сын Дух Святый». Все вздыхают. «Иисус Христос есть» – слышится в толпе. Вся следующая часть литургии проходит при дивном благоговении и трепете народа. С момента внесения св. Даров выход из храма немыслим. Грозное «анафема» устрашает каждого, кто вздумал бы выйти, но такого человека не найдется, разве сын погибельный посмеет уйти от священной трапезы, подражая Иуде Искариотскому...

Агнец, употребляемый в абиссинских церквах, имеет правильную форму большего круглого хлеба (около фута в диаметре) с печатью наверху, изображающую двенадцать малых крестов и один большой, проходящий диаметрально через весь хлеб. Большим крестом агнец рассекается на четыре равные части, из которых каждая, в свою очередь, тремя втиснутыми линиями, проходящими очень глубоко – до самой исподней части хлеба, делится на три части. Таким образом, весь агнец состоит из двенадцати надломов с знаками креста на каждом. На агнце [124] по краям его изображаются слова: «Иисус Христос Сын Божий» или: «Иисус Христос Сын Бога живого» или еще: «Иисус Христос Эммануил».

Дискос с агнцем и чашу с вином священник ставит на престол (сверх таота) так: дискос пред собою, а чашу подальше от себя, позади дискоса, и тут же благословляет их поочередно, сначала дискос, потом чашу. Священническое благословение, как и крестное знамение – нужно заметить – у абиссинцев совершается обычно двумя перстами – большим и указательным, или большим и средним, сложенными накрест. До внесения св. Даров в алтарь состав литургии всегда неизменен. Но потом начинается самая важная часть литургии, видоизменяющаяся в каждой из существующих в Абиссинии четырнадцати. литургий. Эти литургии следующие: 1) Господня, 2) апостольская, 3) Богородичная, 4) Кирилла Александрийского, 5) Афанасия Александрийского (по воскресеньям), 6) Иоанна Богослова, 7) Иакова Сирийского, 8) Трех сот восемнадцати отцов I Вселенского Собора, 9) Григория Богослова, 10) Григория Армянского, 11) Василия Великого (преимущественно в дни поста), 12) Иоанна Златоустого (обыкновенно в среду, пяток и субботу), 13) патриарха Диоскора и 14) Епифания Кипрского. В ленных храмах гульта служатся не все четырнадцать литургий, а только первые три в нашем перечислении, которые считаются главными и непременно должны быть усвоены каждым получающим священство чуть не на память. В соборах Шоанского царства употребляются даже 28 видов литургии, напр., есть литургия бесплотных сил, Архангела Михаила; словом, в Шоа для всех почти великих святых установлены специальные чины литургий.

Совершение литургии в Абиссинии представляет следующие особенности. Служат ее не менее пяти священников и четырех диаконов ¹. Евангелие читается священником, а не диаконом; последний питает только апостол. После возгласа диакона: «молитесь о мире и лобзайте друг друга» ² в большинстве абиссинских храмов бывает взаимное целование между мужчинами, стоящими в храме. В редких церквах этот обычай не соблюдается. Во все время продолжения литургии старший священник стоит у престола с благоговейно возложенными на агнец руками, как бы заменяющими нашу звездицу. Он не отнимает их от агнца ни на минуту, опасаясь прикоснуться к постороннему предмету. Молитва пресуществления произносится старшим [125] священником вслух и повторяется всем народом. Потом благословляются св. дары, но земного поклона при этом не бывает. Вслед за пресуществлением следует преломление агнца на двенадцать кусков, сопровождаемое длинною трогательною молитвою, которая читается священником нараспев, громко и раздельно, так как повторяется всем народом, стоящим в храме. Во время пения этой молитвы редкие удерживаются от слез. Затем следует исповедание веры.

Причащение священнослужителей в алтаре происходит следующим образом: старший иерей, причастившись Пречистого Тела, раздает частицы агнца всем служащим, причем кладет частицы не в руки, а в уста каждого, подходящего с благоговейно сложенными руками на персях. Каждую частицу священник берет большим и указательным перстами, сложенными – как для благословения – в знак креста. Диаконы получают причастие не у престола. а в некотором отдалении от него. Затем священнослужители причащаются Пречистой Крови, но не из чаши прямо, а из лжицы. Во время причащения священнослужителей хор исполняет к'не (стихи).

Но вот отверзлись царские врата, и в них показался громадный поднос, покрытый сверху большим воздухом, несомый двумя священниками. На подносе находится дискос с Пречистым Телом. Старший иерей выходит вслед за подносом, держа руки под покровом на Пречистом Теле. Выходит и старший диакон с чашей, имея по сторонам себя двух диаконов. Желающие причащаться миряне подходят сначала к подносу. Иерей берет правой рукой часть Агнца и кладет в уста каждому, не отнимая в то же время левой руки от Пречистого Тела. Потом вдут к диакону, который причащает всех Пречистой Кровию из лжицы. Причащаются сначала монахи у северных дверей – несколько внутри алтаря; отсюда священнослужители вдут со Св. Дарами через алтарь к царским вратам; где под самою сенью врат причащают мужчин, потом переходят по амвону к южным дверям для причащения женщин.

Нужно заметить, что в Абиссинии нет обычая часто приступать к св. Таинству Причащения. По смирению своему и из страха за свое недостоинство, каждый абиссинец решается причащаться лишь раз в год. Да и то не мало усилий требуется от него, пока его удостоят этой благодати. Особенно строг устав относительно женщин. По закону абиссинская женщина может беспрепятственно причащаться до достижения 15 лет. С этого возраста причащение разрешается лишь заведомо – девственницам и замужним. Девам до преклонных лет не дают св. Причащения. Исключением может быть тяжко больная. Вот [126] абиссинский обычай говенья. Всякий, желающий очистить свою совесть властью и благодатью Церкви, идет к своему духовнику на дом. Каждый прихожанин в числе приходских священников имеет одного какого-нибудь постоянного духовника, к которому обращается во всех важных случаях своей жизни за молитвою и советом. Прядя в дом священника, кающийся опускается на колени у его ног и открывает ему свои грехи. Духовник в эго время сидит в кресле, стараясь не смотреть в лицо кающемуся, чтобы не смущать его. По окончании исповеди духовник непременно назначает кающемуся епитимию (канона), соответствующую тяжести грехов, и потом произносит слова: «да разрешить тебя Бог»; после того кающийся целует духовнику руки и ноги, в знак благодарности за прощение. Епитимия является подготовляющим средством к таинству Причащения, к которому можно приступить только по исполнении ее. Самое разрешение грехов дается священником тоже под условием исполнения епитимии. От епитимии не освобождаются даже больные, только им, ради их немощи, дается облегчение. Наименьший срок епитимии для здоровых сорок дней. Но бывают епитимии в пол года, год, даже более. Сам духовник, назначив срок епитимии, определяет ее качество: например, пост, под которым разумеется вкушение только хлеба и воды и то только вечером дня; поклоны по 500, по 1000, по 7000 в сутки. Сверх того каждому зажиточному христианину духовник вменяет в обязанность милостыню. Иногда по повелению духовника какой-нибудь богач раздает все свое имущество бедным и сам становится бедняком. Нужно заметить, что говение христиан в Абиссинии не совпадает непременно с церковным постом, как у нас. Там каждый говеет в течение года, когда случится. – Священники исповедуются друг у друга, кто у кого хочет. Если священник тяжко согрешит (прелюбодеянием или оскорблением святыни), то сам добровольно лишает себя сана (– это епитимия) и причащается, как мирянин. При этом не требуется каких-либо формальностей, сношения с епископом и т. п. В Абиссинии добровольное лишение себя сана случается не редко. Если какой-либо священник вдруг сделается простым мирянином, то все догадываются о нем: совершил какой-нибудь тяжкий грех.

По окончании срока епитимии, назначенной священником, мирянин приступает к св. Таинству Причащения. Накануне этого торжества он тщательно вымывает все свое тело и надевает чистые белые одежды. Крайний срок, до которого можно вкушать пищу желающему причаститься (мирянину или священнику), – это за восемнадцать часов до начала литургии. В [127] течение этих часов требуется полное воздержание; даже нельзя, чтобы хоть одна капля воды попала в рот и коснулась языка.

Мы еще ничего не сказали о заключительной части абиссинской обедни. Эта часть, особенно интересна по своей оригинальности. После причащения народа, когда большое блюдо с дискосом и чаша скроются за завесою, служащее духовенство выходит из алтаря и становится на амвоне. Вся церковь, весь народ, во главе с своими пастырями, произносит тогда вслух известные положенные молитвы. Начало каждой молитвы возглашает архидиакон. Обыкновенно читаются «Удассе Марьям», «Мелькаа-Марьям» и «Мелькаа-Иисус» (мелькаа – буквально телесная красота, вид). В своем месте говорилось, что «мелькаа» – это нечто в роде акафиста, в котором восхваляются телесные члены того лица, кому посвящается молитва.

Кроме этих молитв, в конце литургии читаются еще следующие: пятнадцать пророческих песней, песнь песней Соломона, Удассе (– хвала) Марьям Ефрема Сирина, Удассе Марьям Яреда, абиссинского песнописца и, наконец псалтирь.

Для прочтения всех молитв и псалтири потребовалось бы много времени. Во избежание этого допускают «многогласие». Молитвы и псалтирь архидиакон распределяет по частям между седмичниками, клириками и народом – и все читают одновременно. Когда окончится чтением одно творение, архидиакон, пройдя между народом, распределяет другое, затем третье и т. д. В промежутке между чтениями разных творений бывает обычная связка: импровизированная молитва священника и общее чтение – «Отче наш». В соборах, где чтецов наберется много, псалтирь, например, может быть вся вычитана в десять минут. Кто читает по памяти, а кто – по книге. Из присутствующих в соборе всегда найдется не мало дека-мезмуров, знающих всю псалтирь на память. Грамотные, которых тоже бывает значительный процент, имеют постоянно при себе молитвенники, в которых непременно помещена и псалтирь. В ленных храмах общеупотребительные молитвы: Удассе-Марьям, Мелькаа-Марьям, Мелькаа-Иисус – читаются народом, по распределению архидиакона, а псалтирь – седмичниками. Заслуживает внимания поразительная быстрота, с какою абиссинцы читают свои «уроки». От смешения голосов получается странный гул, похожий на ропот толпы. Женщины в чтении не участвуют.

После прочтения псалтири следует импровизированная молитва старшего священника и общее чтение молитвы Господней. Наконец, творится отпуск, на котором всегда воспоминается Хайка, известная савская царица, почитаемая абиссинцами в числе снятых. По отпуске все подходят целовать из рук настоятеля [128] св. крест. В числе первых подходит сочинитель к'не. Поцеловав крест, он становится рядом с настоятелен и получает поздравления; с некоторыми даже лобызается. Потребив остатки Св. Даров, все служащие священники и диаконы идут в бетълегем, где съедают приготовленные для литургии хлебы и выпивают остаток вина. Между тем народ располагается в церковной ограде, в ожидании выхода священнослужителей, так как в Абиссинии по окончании литургии еще бывает общая трапеза из добровольных приношений, доставляемых благочестивыми христианами. Приношения состоят из хлеба и вина, которые жертвователи оставляют пред литургией в ыккавете. Когда окончится служба, желающие принять участие в трапезе остаются в церковной ограде и рассаживаются на земле – мужчины и женщины отдельно. Потом приходят священники и диаконы и садятся возле мужчин. Один из священников берет каждый из подносимых хлебов и, благословив, преломляет его пополам; одну часть он оставляет у себя, а другую передает женщинам. Потом оставшиеся половины тот же священник раздает мужчинам. После импровизированной молитвы настоятеля и общего чтения молитвы Господней, каждый, молча, съедает свой хлеб и выпивает стакан вина. Женщины вместо вина пьют квас или мед.

II.

Церковный год, как и гражданский, начинается в Абиссинии с 1-го сентября. Все двенадцать месяцев имеют по тридцати дней, а остающиеся в конце года дни, сверх 360, называются по-абиссински «пагумен» (–дополнение). Нынешний календарь, употребляемый в Абиссинии, составлен Дмитрием, патриархом Александрийским. Чтобы сообразовать церковный год с солнечным, Дмитрий ввел такой порядок: три года имеют по 365 дней; это годы: 1) Матфея, 2) Марка, 3) Луки; а четвертый год, названный Иоанновым, имеет 366 дней. Таким образом, пагумен годов Матфея, Марка и Луки имеет 5 дней, а в Иоаннов год он имеет 6 дней.

Первое сентября – это для абиссинцев большой праздник: первый день нового года. С этим днем связан такой обычай: все без исключения в ночь накануне нового года купаются в реке. Так как того же 1-го сентября празднуется по абиссинскому календарю усекновение главы Иоанна Предтечи, то самое купанье называется Иоанновым. В этот день все едят мясо. [129] Бедные семейства, чтобы не отстать от других, соединяются вместе и закалывают для себя тельца.

Через две с половиною недели, именно 17 сентября, празднуется «Воздвижение креста» – «Баал Лямаскаль» – праздник креста. Для абиссинцев этот праздник имеет особенное значение, так как ко времени его поспевают некоторые древесные и хлебные плоды, напр., кукуруза, финики, яблоки, гранаты, апельсины и др. Считается грехом есть эти плоды до праздника «лямаскаль». С ним соединяется еще такой интересный обычай: за несколько дней до праздника народ собирает сухие, длинные деревья, из которых связывает громадный, сажени в 3-4, сноп. Сноп этот ставится за селом или за городом на возвышенном месте, вверх стропилами. В ночь накануне праздника священнослужители с крестом, в сопровождении народа, – только мужчин, идут к месту, где заготовлен костер, причем все имеют в руках горящие светильники, выделанные из травы. В Абиссинии растет трава, называемая «шиг», которая имеет свойство гореть медленно, как свеча. Несколько стеблей этой травы связывается вместе и получается длинная светильня. Ее употребляют в темные ночи в качестве фонаря. К празднику воздвижения из этой травы в каждом селе приготовляется громадное количество светилен. В этой работе преимущественно участвуют пастухи. За день до праздника они разносят светильни по домам. Когда процессия с горящими свечами приблизится к месту, где сложены дрова, духовенство выделяется из толпы и с радостным пением и ликованием обходит трижды древесный сноп. Потом все священники и народ втыкают свои светильники в костер. При сгорании снопа народ поет гимны в честь креста. Потом все поздравляют друг друга с праздником, новыми плодами и началом счастья. В этот же день все правители областей ездят с поздравлениями к верховному владыке Абиссинии и привозят с собою ему богатые подарки. В столице бывает смотр войскам.

Рождество Христово празднуется в Абиссинии 29 декабря. На всенощной пред евангелием в этот день читается прокимен: «Царие Фарсийстии и острови дары принесут, царие Аравстии и Сава дары принесут (Пс. 71, 10)». Под «сава» абиссинцы разумеют Эфиоплян, своих предков. В Абиссинии существует предание, что в числе трех волхвов, пришедших поклониться новорожденному Христу, был один эфиопский князь.

Праздник Крещения (10 и 11 января) имеет ту особенность, что к этому дню весь приход каждой церкви – народ в клирики переселяются из сел и городов на берег ближайшей реки или озера. Тут же сооружается импровизированный храм – [130] скиния и его неотъемлемые пристройки: бетълегем и ыккавет (сокровищница). Все клирики поселяются вблизи нового храма, расставив свои шатры. Богатые жители также строят себе на берегу реки палатки, а средние и бедные располагаются с своими семьями прямо под открытым небом. Каждое семейство захватывает с собою обильные запасы для пищи: тельцов, овец, кадки масла, молока, бочки квасу, вина, меду и пр. Кто-нибудь из благочестивых зажиточных прихожан принимает на себя обязанность устроить трапезу «Ля тавот» – для Церкви, т. е. клира. Накануне праздника священники переносят из сельского храма тавот (абиссинский антиминс) и полагают его на престоле нового храма – палатки. За час до захода солнца начинается в храме «озима-селляси» (всенощное бдение), продолжающееся около двух часов, по окончании которого все выходят из храма и останавливаются у самой воды. Совершается чин освящения воды. Священник, держа правою рукою большой деревянный крест, медленно совершает им на воде крестное знамение, распевая слова: «Един Отец свят, Един Сын свят, Един Дух Св. свят». Народ отвечает: «воистину Един Отец свят» и т. д., причем немедленно все стоящие на берегу – мужчины, женщины, дети, даже клирики (кроме служащих) бросаются в воду. Сам негус, присутствуя всегда на крещенском водоосвящении, купается вместе с народом. Чрез час после освящения воды служится обедня, которая оканчивается до полуночи. Торжество на берегу реки длится три дня: 10, 11 и 12 января (12 января память архистратига Михаила, особенно чтимого в Абиссинии). В течение этого времени берег превращается в место всеобщего увеселения. Дни и ночи проводятся народом в купании, играх и пирах.

Кроме годовых праздников в Абиссинии существуют еще месячные повторяющиеся в известные числа каждого месяца. Например, – праздник архистратига Михаила – 12-го числа, Божией Матери – 21-го, Распятия Спасителя 27, Рождества Христова 29 и несколько других. Все они считаются общеобязательными, хотя празднуются и не так торжественно, как годовые праздники. Мало того, каждый абиссинец-христианин избирает своим покровителем какого-либо Угодника, которому посвящает празднование в известный день каждого месяца. Это личный праздник, но он для празднующего является таким же важным, как и Рождество, Крещение и пр. В день ежемечного празднования своего патрона каждый абиссинец устраивает пир, на который сзывает родственников и друзей. Для пара закалается тучный телец, которого нарочно пред тем хорошо кормят. Бедные режут овец. Заготовляется несколько ведер вина [131] и меду. Из пшеницы выпекаются вкусные хлебы – такие же, какие пекутся к Пасхе, Рождеству и годовому празднику. Иногда несколько человек, избравшие своим патроном одного и того же святого, соединяются вместе и сообща разделяют расходы связанные с чествованием праздника: такая коммуна называется «кос-кос». Каждый член ее обязан в тот месяц, который выпадет на его очередь, устроить в своем доме общую трапезу для всех участников коммуны и их родственников. – В Абиссинии почему-то особенно чтят архистратига Михаила. Большая часть мужчин считают его своим патроном. Женщины же особенно чтят Божию Матерь. 21-е число каждого месяца это вполне женский праздник.

Если подвести итоги всем праздникам, в которые абиссинцы считают грехом работать, то окажется, что на месяц рабочих дней там приходится не более девяти или десяти. Заповедь же о субботнем покое абиссинцы соблюдают очень ревниво. Считается даже грехом в праздник достать из колодца воды. Накануне праздника запасают в доме столько воды, чтобы ее стало на весь праздник. В некоторых местностях Абиссинии до сих пор еще празднуется суббота наравне с воскресеньем, и все работы по хозяйству и домашнему обиходу исполняются еще в пятницу, чтобы не нарушался покой двух следующих дней.

За соблюдением заповеди: «помни день субботний»..., следят особенно строго абиссинские священники. Они, не обинуясь, налагают анафему на всех, кого увидят работающим в праздник. К анафематствованию они прибегают и в тех случаях, когда, хотят прекратить драку или заставить преступника сознаться в совершенном преступления. «Анафема» – это страшное слово в устах священника ³. Абиссинцы боятся ее, как огня. И это потому, что никто, кроме положившего ее священника, не вправе разрешить ее, а умерший до снятия признается осужденным на вечные мучения. За анафематствованного покойника не совершают обычных, весьма распространенных в Абиссинии, поминовений. Его не хоронят даже на общем кладбище – в ограде церкви, а где попало закапывают за селом. Только дети свободны от опасности подвергнуться священнической анафеме. Но эта льгота иногда ложится на них тяжким бременем, именно в тех, впрочем, редких случаях, когда старшие заставляют детей делать то, чего сами не решаются делать из страха пред священнической анафемой. Бывает например, такой случай. Кто-нибудь пошлет ребенка в праздник в лес собирать дрова. [132] Юного труженика и нарушителя закона кто-нибудь увидит в то время, когда тот усердно, в поте лица, исполняет волю старших, и немедленно донесет об этом священнику. В результате что же? Все, собранное беднягой, сожигается дотла. Нужно заметить, что по распространенному в Абиссинии взгляду не донести священнику о совершенном преступлении считается грехом. Свидетель преступления в этом случае признается причастным совершению его.

III.

Настроение народа в Абиссинии более, чем где-либо, тесно связано с религиею, с Церковью. В праздник народ ликует, радуется, играет, пирует. Праздник в Абиссинии – праздник везде, – в церкви, в семье, в народе, в селах, городах, в школах, монастырях, пустынях. Но когда наступит пост, и в храмах раздастся заунывное (арарай) пение, вся страна снимает с себя светлую одежду и изменяет свой радостный облик на печальный. Народ постится строго. За исключением больных и совсем слабых, остальные питаются хлебом, зеленью и водою. Едят раз в сутки – вечером. Кладут в сутки по тысяче и более поклонов. В дни поста Абиссиния – это сплошной громадный монастырь, с десяти миллионной братией. Почти все обитатели ее делаются монахами, аскетами, подвижниками.

Все шесть седмиц великого поста абиссинцы проводят и чтят совершенно одинаково, не давая предпочтения одной какой-либо из них пред прочими. К особенностям великопостной службы относится: характер церковных напевов – печальный (арарай), содержание положенных в «дуга» молитв и песнопений (которых, впрочем, в сельских храмах, за неимением дуга, не поют), время совершения литургии – с трех часов дня (по восточному 9 ч. вечера), и – только.

Но с субботы последней седмицы (субботы Лазаря) служба в храмах значительно изменяется. Настоятель в этот день приносит в храм громадную книгу, хранящуюся до сих пор в ыккавете, и кладет ее на аналое вред иконостасом. Книга эта, называемая «Гывра-Хыммамат» (деяния страданий), содержит в себе постав службы в неделю Ваий, страстную и светлую. Гывра-Хыммамат стоит очень дорого – до 300 рублей. Она должна быть непременно приобретена в каждый, даже самый бедный храм.

В субботу вечером в алтарь приносятся пучки финиковых ветвей, где освящаются священником. После саасата, а в [133] монастырях и соборах после моуддыса (саасат и моуддыс – утренние службы) настоятель раздает ветви народу, обращаясь к каждому с словами приветствия. С этими ветками народ стоит во время обедни, которая начинается непосредственно после раздачи.

В полночь на понедельник удар церковного колокола возвещает народу о начали страстей. Это Иисус зовет нас разделить с ним страдания, говорят абиссинцы, и спешат в храм. Только тяжко больные остаются и молятся дома. – Пойдем за народом в храм и посмотрим, что там совершается. Все двери, ведущие в алтарь, заперты и покрыты черною материей. Посреди храма стоит аналой с книгой страстей. Входят северными дверями священники. Облачившись в восточной части храма, они выходят на средину и становятся вокруг аналоя. Начинаются часы. Но это не те часы (саасат), с которыми мы уже знакомы. В течение двух с половиной часов, которые длится служба каждого часа, всякий присутствующий в храме должен положить не менее 500 поклонов. Чтобы не сбиться в счете, поклоны отсчитываются по узлам четок, которые, нужно заметить, носят почти все абиссинцы-христиане. О начале и о конце службы каждого часа возвещает аккавесат (наблюдатель часов). Он следит, чтобы она длилась не менее двух с половиной часов. По окончании службы, молящиеся в храме отдыхают, садясь на ковры и циновки, покрывающие пол церкви. Затем снова начинается саасат, длясь опять 2 1/2 часа, по окончании которых опять получасовой отдых и т. д. В течение понедельника, вторника и среды страстной седмицы литургии не служатся вовсе, а только часы, которые в эти дни идут почти непрерывно. Трое суток к ряду народ молится в храме, кладя на каждом часе по 500 поклонов, т.е. в течение суток 4.000, а в течение понедельника, вторника, среды и половины четверга 14.000.

Порядок страстного саасата следующий: на нем прочитывается вся псалтирь семь раз. В чтении ее принимают участие все грамотные и те, которые знают ее наизусть. Она распределяется по одному псалму между всеми чтецами. Чтецы читают все разом, так что вся псалтирь прочитывается в церкви минут в десять. Таким способом она прочитывается на каждом саасате семь раз. За псалтирью следуют библейские чтения, которые на каждом саасате переменяются. Затем читаются молитвы с поклонами: это 1) молитва Троице, 2) Спасителю в 3) Божией Матери. После импровизированной молитвы священника и «Отче наш» в храме раздается вопль народа: чири-алайсон! (Κυριε ελεησον). Этот возглас повторяется до тысячи раз, попеременно то правой, то левой стороной; причем все непрерывно кладут земные поклоны, отсчитывая по четкам, чтобы их вышло 300. [134]

Служба страстных часов оканчивается к полудню великого четвертка. После столь продолжительного и тяжелого молитвенного подвига наступает отдых часа в три. Кое-кто, придя домой, съедает ломоть хлеба и запивает водой. Самыми слабыми верой среди абиссинцев считаются те, которые на страстной седмице вкушают пишу вечером каждого дня; более благочестивые разрешают себе есть только в четверг и в субботу. Но есть такие строгие постники, которые на страстной седмице едят хлеб только в великую субботу – утром.

В великий четверток, часа за два до захода солнца, народ собирается в храм. Запертые до этого времени боковые двери, ведущие в алтарь, открываются. После краткой молитвы бывает торжественная процессия – шествие клира и народа вокруг церкви. Смысл этого обхождения – напомнить народу о том, как Иисус Христос пред крестными страданиями своими ходил вблизи града Давидова с апостолами и изрек к ним свою прощальную беседу. При обхождении бывает четыре остановки, во время которых читается евангелие. Обойдя раз, толпа останавливается у входных дверей храма. Тут ставится деревянный стул, и около него два умывальника с водой, накрытые белым полотенцем. После чтения евангелия (Ин XIII, 4-15), в котором говорится о том, как Иисус Христос омыл ноги своим ученикам, старший иерей подходит к стулу. Взяв в руки умывальник и полотенце, он опускается на колена и моет обе ноги священнику, севшему на стуле, потом отирает их полотенцем. То же самое он делает всем священникам и диаконам, которые по очереди садятся на стуле, потом он умывает ноги и мирянам, – только мужчинам. Омовение ног продолжается несколько часов. В это время священники поют церковные песни, а народ причитает стих:

«Апостолы Его сидели кругом, ноги своих учеников Он умывал».

По окончании обряда все входят в храм, где начинается литургия Спасителя (кыддаси-екзи). За этой литургией по принятому в Абиссинии обычаю причащаются все клирики и их семейства. Служба оканчивается около десяти часов вечера.

В Великую пятницу, еще задолго до солнечного восхода, народ уже в храме. Обстановка внутри храма такая же, какая была первые три дня седмицы: двери алтаря заперты, и весь иконостас окутан снаружи черною материею. Посреди храма стоит аналой с книгой, и вокруг него священники в ризах. Они поочередно, сменяя друг друга, читают службу Великого Пятка. В ней чтением из пятикнижия, пророчеств, творений св. отцов, евангелия, также псалмами воспроизводится в памяти вся [135] история приготовления людей к искуплению и самого искупления. В полдень аккавесат (наблюдатель часов) делает знак, по которому вся толпа, наполняющая церковь, выходит вон. По выходе народа все двери храма запираются. В нем имеет совершится тайна – мистир. Проходят полчаса или час; толпа стоит вокруг храма и таинственно и благоговейно ждет. Вдруг все двери храма раскрываются настежь. Мгновенно храм, как громадный бассейн, наполняется народом. Тогда взорам всех представляется следующее. На царских вратах алтаря висит человеческая фигура в естественную величину с распростертыми руками. Голова висящего плотно обнята белою пеленою, так что все очертания лица явственно выдаются. Фигура одета в цветной хитон, концы рукавов которого связаны веревкой так, что кистей рук не видно. Ноги фигуры, начиная от колен, закрыты стоящим возле длинным столом. Стол этот покрыт спускающейся до самой земли скатертью и уставлен священными предметами. Тут лежат все драгоценности храма, вынесенные на этот раз из ыккавета (сокровищницы), как то: иконы, золотые и серебряные кресты, евангелия, чаши, дискосы, кадильницы, дорогие священнические и диаконские облачения и пр.

Войдя в храм и увидав распятую на вратах алтаря фигуру человека, толпа с воплем: «чири-алайсон!» повергается на землю; священники поют печальные гимны в честь распятого Господа. После ветхозаветных пророчеств, евангелия и молитвы: «Отче наш» прочитываются следующие книги: 1) Таамер Иисус (чудеса Иисуса, не упоминаемые в евангелии), 2 Таамер Марьям (чудеса девы Марии) и 3) страдания мучеников.

В 9 часов вечера (по вашему в три), по знаку аккавесата, народ опять выходит из храма. В течение получаса обстановка храма значительно изменяется. Снимается завеса, окутывающая алтарь, боковые двери отпираются, священники снимают висящую на вратах человеческую фигуру и уносят ее в алтарь. Но тут же, в алтаре, они находят другую фигуру, заранее сделанную. Фигура эта изображает собою повитого по рукам и ногам мертвеца. Когда народ входит в храм, одновременно с этим отверзаются царские врата. Пред глазами народа открывается следующее зрелище: в самых дверях стоят два священника в облачении держат и повитую фигуру мертвеца. Священники изображают собою Иосифа и Никодима. Народ поклоняется до земли трижды, священники же обносят мертвеца вокруг алтаря с пением погребальных песен. Когда плащаницу внесут в алтарь, царские врата закрываются; чин погребения совершен. Снова начинается служба, которая по обыкновению состоит из чтения псалтири, евангелия и пророчеств. В [136] заключение читается книга, имеющая любопытное заглавие: «Мацгаф-дорфо» – книга петуха ⁴. В ней излагается история заговора иудеев против Иисуса Христа и дальнейший ход событий до воскресения. Но вот чтение окончилось... На амвоне появляется предстоятель с тростью в руке. Все подходят к нему по одиночке, – сначала клирики, потом народ. Каждый, пригнувшись, подставляет свою спину и получает сорок ударов тростью. Кроме того, предстоятель назначает каждому число поклонов, которые тот обязан положить тут же в храме. Эго уже последние поклоны. Получивший удары отходит немного в сторону и, отсчитав свои поклоны, идет домой, унося с собою отрадную мысль, что он сострадал Христу. Предстоятель же, по окончании обряда, передает трость второму священнику, и сам получает от него положенные сорок ударов. Так оканчивается день великого Пятка. Пищи в этот день абиссинские христиане не вкушают вовсе.

В великую субботу служатся часы саасат обыкновенные, не страстные, а в соборах в монастырях, где есть хор, служится моуддыс. Народу в храме бывает очень мало, так как большинство мирян в это время бывает занято приготовлениями к наступающему великому празднику. На обедне народу бывает тоже мало. – Пред обедней совершается еще короткая, но торжественная служба, называемая мелтан. Она бывает только в великую субботу, на пасху и на храмовой праздник. О составе ее будет сказано ниже. – До обедни в великую субботу в алтарь приносятся обернутые в облачальные ткани снопы тростниковых веток. После освящения их каждый диакон берет себе несколько снопов. По окончании обедни с этими снопами духовенство отправляется во все села своего прихода. В каждое село посылается один священник с диаконом. Входя в дом, они приветствуют хозяев и раздают всем членам семейства во ветке. Побывав во всех селах в домах, причт немедленно возвращается домой, чтобы до захода солнца быть уже в церкви.

IV.

Вечером в великую субботу, как только зайдет солнце, в приходскую церковь начинает стекаться народ из окрестных сел. Все одеты в чистые белые одежды; церковь украшена [137] зеленью, пол посыпан мелкой душистой травой. Часов в семь начинается мелтан. В начале его диакон читает длинную молитву, состоящую из отдельных прошений, на которые весь народ отвечает словами: «чири-алайсон!» С последним возгласом народа из алтаря выходит архидиакон с большим выносным крестом. Став на амвон и держа в руке крест, он поет медленно стих: «Воста яко спя Господь, яко силен и шумен от вина: и порази враги своя вспять, поношение вечное даде им» (Пс. 77, 65-66). Это пасхальный прокимен. Вне храма в это время вдруг раздается залп ружей, стук барабанов, звон колоколов... Вот голос архидиакона смолк, и на смену ему поет весь народ, вся церковь: «Воста яко спя Господь» и т. д. Воодушевление народа в это время бывает до того сильно, что звуки пения, выходящие из народной груди, почти заглушают ружейные залпы, звон, шум, раздающиеся вне храма. После прокимна читается воскресное евангелие. Пред этим священнослужители в дорогих цветных облачениях выходят на амвон. Впереди идет предстоятель с книгой евангелия на груди. Он передает его архидиакону, а сам берет в руки крест. Архидиакон, раскрыв евангелие, держит его на своей главе пред предстоятелем, по сторонам которого становятся два диакона со свечами и два иерея с кадильницами. При такой торжественной обстановке раздается радостная евангельская весть о воскресении Спасителя. По прочтении евангелия архидиакон относит его в сторону и полагает на аналое. Весь народ поет пасхальный гимн: «Христос воскрес из мертвых, смертию смерть уничтожил и погребенным в гробах жизнь и вечный покой даровал». Затем следует мелтан – песнь, в которой выражается смысл праздника и от которой заимствовано название для самой службы. Эту песнь поет сначала начальник хора – алака, а в сельских церквах, где нет хора, ее поет кто-нибудь из диаконов или способных к этому мирян. Пред пением мелтана ученик, взяв с рук архидиакона крест, передает начальнику хора. После solo мелтан повторяется всем хором певцов. с участием литавров, барабанов и пр. Как только звуки мелтана смолкнут, на амвон выходить предстоятель и, обращаясь к народу, приветствует его словами: «Христос воскрес!» – Народ отвечает: «с большею властью и силой».

– Предстоятель: «Он освободил Адама».

– Народ: «и связал сатану».

– Предстоятель: «Отныне настали для нас радость и веселие». [138]

При обмене приветствиями, лобзания, как у вас, у абиссинцев не бывает. Вслед затем непосредственно служится литургия. Из четырнадцати литургий на этот день выбирается обыкновенно самая краткая. К полуночи вся служба пасхи отходит.

После обедни во всех домах устраивается семейное торжество – разговенье. В первый день пасхи нищие не ходят за подаяньем. За неделю или за две до пасхи каждый нищий обязан обойти богатых поселян и собрать все, необходимое для пасхального разговенья. Нужно еще заметить, что заготовление мясной пищи бывает не на страстной седмице. Животное, зарезанное в пост, считается у абиссинцев оскверненным. Чтобы избегнуть этого, поступают так: в храм, конечно, идут не все; в каждом доме остается кто-нибудь из слуг или членов семьи. На остающихся и возлагается обязанность следить, когда в храме раздастся благовест в барабаны, возвещающий о воскресении Спасителя, чтобы после этого момента приступить к закланию животного, предназначенного для пасхального разговенья. В пасхальную ночь в каждом доме кто-нибудь уже сидит с ножом над связанным ягненком, чтобы с ударом в барабаны вонзить железо в сердце животного. Пока ушедшие в церковь возвратятся домой, мясо, спеченное в углях, уже красуется на столе вместе с другими яствами. – Церковного освящения пищи на Пасху – как у нас – в Абиссинии не бывает.

После обеда соседи посещают друг друга, приветствуя с праздником. Лобзаний при этом, как и в храме, не бывает. Во всю пасхальную седмицу работ не бывает. В Абиссинии есть еще такой обычай. Каждое село за время от светлого понедельника до субботы должно устроить у себя один обед, называемый лямаскаль – в честь креста. Это ничто иное, как обед для клириков. В первый день пасхи клирики разговляются с своими семействами, а в последующие дни они должны посетить все села своего прихода. Это целое победоносное шествие креста Господня. Громадный деревянный крест, украшенный растениями, несет предстоятель (касис), облаченный в ризы. Его окружает весь клир: священники, диаконы, церковный сторож, пекарь и пр. Входя в село, весь этот сонм поет:

«Он (Спаситель) сделал мир крестом Своим,

И воскресение Его несомненно».

Для обеда лямаскаль все жители села должны жертвовать, кто что может. Всякий старается оказать побольше усердия, и обед выходит обильным не в меру, и клирикам удается съесть, может быть, только одну десятую долю всего; что бывает заготовлено. [139]

Всю светлую пасхальную седмицу абиссинцы проводят по своему, не так, как другие христианские народы. Тут не найдете вы эффектных народных зрелищ, – праздничных увеселений, гуляний, между тем как – по словам очевидцев – пасхальная радость кажется разлитою повсюду. Она наполняет душу всего народа, для которого нет других интересов, кроме религиозных. Народ согласно, единодушно и единомысленно, испытывает одно и тоже радостное чувство, по поводу одного и того же события – воскресения Христова. Эта радость выражается в отношениях между людьми, на лицах, словах, разговорах, в жизни семейств, в отношениях детей к родителям и родителей к детям, в отношениях между супругами, начальниками и подчиненными, наставниками и учениками... Нет человека, который бы не испытывал общей радости, между тем как постороннему наблюдателю, далекому от жизни этого народа, может показаться, что абиссинцы проводят пасху скучно. Нужно, конечно, самому стать на месте народа, мыслить с ним, жить с ним, чтобы понимать его в различных обстоятельствах его жизни.

Комментарии

1. Есть, впрочем, бедные храмы, где литургию служат лишь два священника и три диакона.

2. Этот возглас соответствует нашему: «возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы».

3. В фытанегысте, между прочим, напоминается абиссинским пастырям, что они имеют власть не только решить, но и вязать, т. е. налагать анафему.

4. Автор этой книги неизвестен. Абиссинцы объясняют происхождение ее так: она написана по сообщению Пилатова петуха, который был свидетелем страданий Спасителя.